Текст книги "Песочный мальчик"

Ну и «вишенкой на торте» можно посчитать сильный ветер. Воздушные потоки в совокупности с мешковатой одеждой Ильи сделали свое «грязное дело», и превратили полет в подобие планирования.

В полнейшем молчании, Илья продолжал лежать и рассматривать потолок. Непроизвольно, он прищурил глаза, а его губы растянулись в улыбке.

– Боже, какой я никчемный. У меня даже самоубиться не получилось! – глупая мысль стремительной рекой протекла в его голове.

Чем больше он об этом думал, тем смешнее ему становилось. Казалось бы, человеческая жизнь настолько хрупка, что одно неловкое движение, и все – твои родные и друзья стоят у гроба, а все остальные люди подходят к ним с соболезнованиями. А у него не получилось. Подумать только, и здесь он потерпел неудачу. Он хоть на что-то был способен в этой жизни? Позорище, самое настоящее позорище. Вроде бы, принял самостоятельное и осознанное решение самоликвидироваться, но судьба только посмеялась над этим, приговаривая: «Знаешь, на чем я вертела твои решения?». Никто не собирался считаться с какими-то там «решениями» жалкого неудачника, даже законы мироздания.

Минута за минутой, Илья привыкал и к шуму в ушах, и к непрекращающейся головной боли. Самочувствие его стабилизировалось. Он уже был в состоянии слабо повертеть головой в разные стороны, чтобы убедиться, что он угодил в больницу. Помимо него в палате больше никого не было, чему Илья достаточно удивился. Все новостные ленты в последнее время пестрили сообщениями о том, что больницы были переполнены. Вот только он перепутал (учитывая его состояние, это простительно), что переполнены они были на прием в обычном терапевтическом отделении, а он лежал в нейрохирургическом. Да и знать этого он, в принципе, не мог. Ровно, как и того, что эта палата предназначалась исключительно для него. Мысли его оставались, до сих пор, немного спутанными.

Илья попытался приподняться на локтях, чтобы осмотреться. И едва не лишился чувств вновь – от боли в голове и в ногах. И все же, ему удалось это сделать. С левой стороны его постели стояла капельница, которую он абсолютно не заметил. По трубочке в катетер на его левой руке бежало лекарство. В этот же момент он заметил, что его голову аккуратной белой шапочкой охватывала бинтовая повязка. Скорее всего, медсестра заходила к нему совсем недавно.

К своему неудовольствию, Илья также обнаружил, что его правая нога оказалась значительно повреждена. От самых пальцев, и до икроножной мышцы на ногу был наложен гипс. Поэтому-то, Илья и не мог ею пошевелить. Если левая нога еще хоть как-то функционировала и, – что самое существенное, – Илья мог ей свободно управлять, то в случае с правой ногой – ровно ничего.

Дверь в палату была выкрашена в светло-зеленый свет, которая совершенно невыразительно сливалась со стенами, выкрашенными в точно такой же цвет, может, чуть темнее. От этой сплошной зелени у него зарябило в глазах, и опять появился шум в ушах, что заставило его вернуться в полностью горизонтальное положение.

В целом, палата, в которой он находился, выглядела весьма… респектабельно, если такое слово было уместно. Если бы не вырвиглазный цвет стен и двери, можно было бы сказать, что даже уютно. Все маленькие и незначительные детали выглядели мило и аккуратно. На белом пластиковом столе в плетеной корзиночке стояли маленькие сиреневые фиалки. Где-то Илья уже видел эти фиалки. Он силился вспомнить, где именно, но освежить этот момент в памяти ему так и не удалось. Но тот факт, что ему очень нравились эти нежные цветочки, был неоспорим.

Резко для самого себя, Илью охватила невыносимая мука, причиняемая вырвавшимися на свободу страхами. Казалось, что в тот момент он не слышал ничего, кроме собственного сердца, где-то в районе коленей. Количество ударов превышало в несколько раз все допустимые значения. В одно мгновение он почувствовал в себе какое-то странное чувство, близкое к раздражению. Ему опостылело все, что его окружало: эта кровать, капельница, палата с ее невыносимой зеленой краской, которая разверзлась перед ним, как исчадье ада. Хотелось просто встать, и уйти. Разумеется, из-за бездействующей ноги сделать этого он не мог.

– Интересно, – подумал он, начав тяжело дышать. – Как я здесь оказался? Вроде, специально выбирал момент, чтобы на улице никого не было.

Стоило ему только об этом задуматься, как в палату, негромко открыв дверь, зашел Марк.

глава девятнадцатая

– Ты должен соблюдать постельный режим несколько дней, – спокойно сказал Марк, подкладывая под голову Ильи вторую подушку. – Еще тебе нельзя читать, слушать громкую музыку и смотреть телевизор.

– А что, тогда, можно? – скорбно усмехнулся Илья.

– Ничего, – улыбнулся Марк. – Только отдыхать, и набираться сил.

– Как-то малоутешительно это звучит, – цокнул языком Илья.

– Я еще не спрашивал у врача, когда он собирается тебя выписать, но ближайшие три дня ты здесь точно проведешь. Это без вариантов. Врач с таким нежеланием позволил мне прийти к тебе сейчас, ты себе даже не представляешь. Но я не мог больше ждать.

Илья слегка склонил голову набок, чтобы скрыть заструившиеся у него из глаз слезы. Вновь он почувствовал неконтролируемый порыв эмоций, вынуждающий медленно угасать тусклый огонек человеческого естества. Как в первый раз, весь его разум поглотили сумрачные тревоги и разочарования. Негативная оценка себя, как личности, прочным клином врезалась в его сознании, усугубляя и без того жалкое состояние.

– Почему ты плачешь? – спросил Марк, участливо взяв Илью за руку.

– Что хоть со мной произошло после падения? – тихо ответил он вопросом на вопрос.

– Действительно хочешь это знать?

– Да.

Марк укоризненно закачал головой. Он не спеша поднялся с кровати, и подошел к спрятанному за жалюзи окну. Ему не хотелось лишний раз волновать Илью, подвергать его неблагоприятным эмоциям.

– Раз уж ты спрашиваешь, – негромко заговорил Марк, отворяя одну из створок жалюзи, – У тебя сотрясение мозга умеренной тяжести, сложный перелом лодыжки и многочисленные ушибы и ссадины.

Илья лежал неподвижно, и смотрел в потолок, блуждая неведомо где. После слов Марка он даже не шевельнулся.

– В общем, можно сказать, что тебе очень повезло, – подытожил Марк.

– Это еще почему? – спросил Илья, опершись локтями на обе подушки.

Неожиданно, Марк резко отпрянул от окна. Он в два шага вернулся к кровати, и устремил свой взгляд прямо на Илью. В его глазах читались негодование и обида.

– Благодари судьбу за то, что ты живешь всего лишь на четвертом этаже, – взорвался Марк, словно мина, из которой выдернули чеку. – И за то, что ты не додумался подняться на крышу.

Илья даже не попытался увернуться от этого, или что-то ответить, а лишь виновато посмотрел на Марка. Чем он мог парировать это? Его внутренне уничтожило чувство изоляции от внешнего мира. Он изнемогал от самого себя настолько, что стал себе противен. Когда-то веселый, оптимистичный парнишка, который обожал эту жизнь, лежал теперь на больничной кровати, потерявший последние капли любви к себе.

– Прости меня, – вполголоса добавил Марк, уставившись в пол. – Я не должен был этого говорить.

Илья посмотрел на него потухшим взглядом. За что он извинялся? Меньше, чем за месяц он превратился в бесхарактерного и трусливого человека. Не таким знал его Марк. Не такого друга он себе выбирал. Меньше, чем за месяц, Илья стал видеть в каждом человеке потенциального врага, который готов в любую секунду предать, оскорбить, или причинить вред. На протяжении всей жизни, в нем выражались гаммы ярких чувств и ощущений, а что теперь? Пустота и ненависть к себе. Не зная как превозмочь это, Илья злился на себя, что вдвойне быстрее его разрушало. Нежданно-негаданно образовалась тупиковая ситуация, выхода из которой не просматривалось.

– Ты все правильно сказал, – внезапно вышел из ступора он.

Марк нервно вышагивал по всей палате. Он долго массировал себе веки, будто бы надеясь, что это поможет переправить разговор в другое русло.

– Почему? – удивленно спросил он. – Что ты имеешь в виду?

– Потому что я неудачник.

Марк возмутился:

– Не говори глупостей. Ты не неудачник.

– За последние три недели со мной не произошло ни одной хорошей вещи. Представляешь? Ни одной, – без малейшей капли жалости в собственном голосе произнес Илья по слогам.

Марк взял в руку белый металлический стул, и сел рядом с кроватью, прижавшись грудью к спинке.

– Как ты не понимаешь, что чувство разочарования – естественно. Абсолютно нормально испытывать его при неудаче, или достижении какого-то отрицательного результата. Но я никогда в жизни не поверю, что ты смог довести себя до самоубийства из-за того, что твои отношения не сложились.

– Это еще не все, – еле слышно отозвался Илья.

С горечью в глазах, Марк посмотрел на него. Его ожидания подтвердились, произошло что-то еще. Ни при каких условиях он бы не поверил, что Илья потерял веру из-за одного несчастья.

Он снова взял Илью за руку и спросил:

– Что еще произошло?

– Меня уволили с работы и украли телефон, – сухо ответил Илья. – А еще я вспомнил о том, что прошло ровно пять лет со дня смерти родителей, ну и… Пошло-поехало.

На несколько секунд Марк даже растерялся, не зная, что сказать. Боже, как же много им с Ильей предстояло обсудить. Как же много им предстояло наверстать упущенного. Он прижал его ладонь тыльной стороной к своим губам, и нежно поцеловал, краем глаза наблюдая за реакцией. Илья хоть и смотрел прямо на Марка, но так ни слова и не произнес. Его взгляд был настолько бесцветным, словно ему было все равно, кто и что с ним делает.

– Так вот почему ты не отвечал ни мне, ни Аглае Викторовне, – грустно протянул Марк.

Илья неожиданно резко встрепенулся.

– Черт возьми, – вскрикнул он. – Я совсем про бабушку забыл. Она, наверное, там уже с ума сходит.

– Тише-тише, успокойся, – нервно проговорил Марк, сдерживая Илью. – Тебе нельзя так быстро вскакивать!

– Но, как же… – лепетал Илья, будто бы падая в забытье. – Она же ничего не знает. Или… знает?

– Не переживай, пожалуйста, – упорно твердил Марк. – Ничего она не знает, разумеется. Сегодня утром я с ней разговаривал по телефону. Успокоил ее, сказав, что у тебя просто сломался телефон, и что ты не успел купить новый.

Слова Марка несколько усмирили Илью. Он тяжело вздохнул, но спрашивать больше ничего не стал.

– В отличие от тебя, я думаю о чувствах близких мне людей, – подумал Марк, сдержавшись от того, чтобы сказать это вслух.

– Скажи… ты меня теперь ненавидишь?

Вопрос Ильи прозвучал для Марка как гром среди ясного неба. Ему вдруг ясно захотелось склониться над болезненным телом Ильи, и крепко его обнять. Это же надо было такое сказануть. Да даже если бы они вдруг оказались под ледяным дождем посреди летнего поля с пшеницей, он бы без раздумий закутал его в свои крепкие руки, как в самый теплый свитер, лишь бы только тот не промок до нитки.

– Как я могу тебя ненавидеть, когда ты был на волосок от смерти? – осторожно спросил он. – Ты знаешь, любое королевство всегда переживает свой расцвет, и свой упадок. Я не могу перестать любить тебя только за то, что ты сам перестал любить себя. Но мы это исправим, я тебе обещаю, ведь я… Я знаю тебя лучше, чем ты. Мне кажется, больше ты ничего не сможешь от меня утаить. Но самое главное знаешь что? Больше всего я бы хотел, чтобы ты смог взглянуть на себя с моей точки зрения. Чтобы ты смог полюбить себя так, как делаю это я.

Илья задумчиво посмотрел на Марка. Все это было так странно. Казалось, Марк обнаружил в себе какие-то суперсилы, потому что головная боль, которая терзала его все это время, стала постепенно проходить. Уже и шум в ушах не казался таким давящим, и нога так сильно не болела. Как ему это удалось?

– Вероятно… это хорошо, что я выжил? – стал неуверенно рассуждать Илья.

Марк легонько постучал подушечками пальцев по его лбу.

– Вероятно? Ты еще сомневаешься? Это самое лучшее, что случалось за целую жизнь. И твою, и мою. Вот ты гневаешься на жизнь за то, что она тебя ненавидит и не посылает тебе хороших вещей. Так вот же она. Самая ценная вещь. Просто протяни руку и возьми ее. Мне кажется, жизнь искупила все свои грехи в виде насылаемых на тебя неприятностей таким роскошным подарком.

Илья слабо улыбнулся. Первый раз, за все его нахождение в больнице, можно было с уверенностью сказать, что его улыбка была искренней. По мере того, как Марк отвечал на его вопросы, решительность в нем возрастала.

– Да. Ты, как всегда, прав.

– Естественно, – непринужденно ответил Марк, вставая со стула. – А теперь спи. Забудь обо всех своих тревогах. Отправь их куда-нибудь далеко-далеко, на луну. Тебе нужно отдыхать.

– Подожди, – легонько потянул его за рукав Илья. – Перед тем, как ты уйдешь, скажи, откуда здесь появились эти маленькие фиалки на столе? Я клянусь, что видел их где-то раньше, но не могу никак вспомнить где.

– Я их принес из твоего дома, – чуть слышно произнес Марк. – Я хотел, чтобы хоть что-то напоминало тебе о лучших временах.

Глаза Ильи несмело забегали по его лицу. Предательские пальцы ослабли, и вместо рукава его рука соскользнула ниже, к ладони. Кожа пальцев была невыносимо ласковая и мягкая, словно из кашемира. Илье показалось, что он мог бы перебирать пальцы Марка бесконечно.

– Спасибо. Когда ты теперь придешь? – с мольбой в глазах спросил Илья.

– Завтра. Мне совсем не хочется уходить, но тебе нужно отдыхать. Чем больше ты будешь отдыхать – тем быстрее восстановишься.

– Приходи пораньше, пожалуйста.

– Хорошо-хорошо, – удовлетворительно кивнул Марк.

– Я буду ждать тебя, – тихо произнес Илья, виновато склонив голову.

Марк обернулся, уже стоя в дверном проеме.

– Я тоже буду. Всех самых красивых стихов мира будет недостаточно, чтобы описать как сильно. Поспи немного, и пусть миллион огней освещает тебя. А завтра, когда рассвет ворвется в окно твоей палаты, и ты проснешься – я по-прежнему буду рядом.

* * *

Илья провел в больнице вместо трех дней целую неделю. Марк до сих пор с невольным хихиканьем вспоминал, как врач каждый день приходил к Илье в палату, и сурово повторял: «нужно полежать еще, нужно полежать еще». Выражение лица Ильи в тот момент надо было видеть. С кислой миной, он складывал свои плюшевые руки на груди, и демонстративно отворачивался от врача в сторону окна.

На седьмой день Марк уговорил врача выписать его. Он смог заверить его, что возьмет всю заботу об уходе и восстановлении Ильи на себя. Специально для этого, Марк оформил, на этот раз, полноценный отпуск. В его распоряжении оставалось еще двадцать шесть дней, которых как раз должно было хватить для того, чтобы состояние Ильи реабилитировалось, а травмированная лодыжка воскресла, как восставший из пепла Феникс.

Аглая Викторовна, разумеется, так и осталась в неведении на счет всего произошедшего. Единственное, что от нее было бессмысленно как-то утаивать – полное расставание Ильи и Виолетты. Рано или поздно, она бы все равно об этом узнала. Обо всем остальном и Марк, и Илья единодушно решили ей не рассказывать, дабы не причинять лишних огорчений. Илья уверил любимую бабушку, что «как только появится возможность», они вместе обязательно к ней приедут.

Первого октября выдался очень погожий денек. Никакой сырости, или штормового ветра, только теплое солнце, не характерное для осени, и еще более не характерное для Петербурга.

Марк и Илья собирались на прогулку в ближайший парк. Вдоль ступеней перед подъездом, где жил Илья располагался длинный пандус, но он был настолько хлипким и неудобным, что Марк позволил себе принять меры дополнительной предосторожности. Вот так вот, всесторонняя поддержка развития доступной среды для людей с ограниченными возможностями была на высшем уровне, не правда ли?

Для начала, Марк принял решение транспортировать Илью через, пока что, недоступное для него препятствие, в виде лестницы. Он бережно поднял его на руки, и начал осторожно спускаться вниз.

– Да это вовсе не обязательно, – растерянно произнес Илья, не зная, куда спрятать смущенный взгляд.

– А я тебя не спрашивал, – невозмутимо ответил Марк.

Не секунду Илья возмутился. В каком это смысле, не спрашивал? У него что, своего мнения быть не может? Илье казалось, что каким-то образом, ему удавалось проникать в его эго и гордость. Не отдавая себе отчета, он обвил шею Марка правой рукой. И как тебе понравится такое?

Как ему понравится? Да у него кровь в жилах начала пульсировать с такой скоростью, что небеса готовы были обрушиться. Это как сильное лекарство от депрессии, которое ты пьешь, и ощущаешь, что для того, чтобы любить, и быть счастливым больше ничего и не нужно.

После череды высокохудожественной перестрелки, где вместо автоматов выступали их глаза, Марк бережно посадил Илью на лавочку, стоящую перед подъездом. Одним быстрым движением, он спустил вниз коляску, на которую посадил Илью. Тот, поначалу, пытался брыкаться, но под таким мощным напором ему оставалось только сдаться и поднять белый флаг.

– Ты за мной ухаживаешь как за маленьким ребенком, – усмехнулся Илья.

– Потому что я хочу, чтобы ты, в конечном итоге, понял, что есть в этом мире люди, которым на тебя не все равно, – ровно ответил Марк.

– Да я понял, понял, – в голос засмеялся Илья.

– Пока еще не уверен, – настойчиво продолжал Марк. – Мне нужно, чтобы ты зарубил себе на носу одну простую вещь: вот представь, что ты находишься где-то в море, или в океане. Воды поднимаются все выше, и, кажется, что убийственные секунды превращаются в убийственные минуты, а минуты – в часы. Представил?

– Ага.

– Вот. Теперь представь, что все совсем плохо. Ты погружаешься на дно, и тебе становится нечем дышать.

– Представил, – кивнул Илья.

– Так вот, даже тогда – я буду там. Я приду к тебе по воде, приплыву, или прилечу на вертолете, и стану твоим спасательным тросом.

Громкий хлопок в голове.

Внезапная вспышка озарения.

Илья чуть не вывалился из коляски от того, насколько пугающе непредвиденно прозвучала эта фраза. В тот момент он испытал настоящий порыв прозрения. Вся сущность Ильи, и внутренняя, и наружная, оказались, словно, откинуты на год назад. В день их первого с Виолеттой свидания. Тогда-то, у него и отпечаталась в памяти эта фраза про спасательный трос. Так вот, что в ней подразумевалось. Инстинктивно Илья верил, что это словосочетание – не бессмысленный набор букв. Эти слова были посланы ему свыше, в них таился определенный смысл. Своего рода, головоломка, решение которой он, в конечном счете, смог найти.

Эти слова дотрагивались до его души снаружи. Светлый луч веры и надежды во что-то лучшее блеснул в его несчастном сердце. Правда, можно ли было его теперь назвать несчастным?

Илья действительно хотел научиться. Он понял это. Научиться любить, научиться доверять себе так, как доверял ему Марк. Хоть ему и было страшновато, но после этой словесной согласованности с прошлым, он смог убедиться, что ничего еще не поздно. У него все обязательно получится. Любовь начинается издалека, с маленького огонька, сокрытого глубоко внутри. Нужно только найти его в себе и, кажется, ему это удалось.

Потому что для любви никогда не бывает слишком поздно.

– Слушай, – прервал его лирические аффирмации Марк. – Я так и не понял, почему тебя уволили?

– Угадаешь с одного раза?

Марк отвел глаза от пристального взгляда Ильи и ограничился пожатием плеч.

– Из-за опозданий?

– Ты на самом деле знаешь меня лучше, чем я сам, – сознался Илья, поглаживая свои колени. – Наталья призналась мне, что увольнять меня, в общем-то, не собиралась. Мне просто не повезло. Утром в тот день в магазин приехал кто-то из управляющих, а они разбираться не стали. Просто поставили Наталью перед фактом, что она должна уволить этого работника.

Как только они пересекли границу парка, куда они шли, Марк остановился. Он достал из рюкзака Ильи бутылку с водой, и стал хищно из нее пить. Складывалось впечатление, что чувство жажды он испытывал последние двадцать пять лет своей жизни.

– С каждым бывает, – спокойно отозвался он, убирая бутылку. – А опоздал-то из-за чего?

– Ну… – замялся Илья, – Я напился, поэтому и не услышал будильник. Вернее, я его вообще забыл завести.

Марк удивленно уставился на него. Сначала он хотел засмеяться, но, увидев серьезное выражение лица у Ильи, передумал.

– Значит, ты останешься полностью на моем попечении, – с ноткой гордости в голосе заявил он.

– Что за бред, – отмахнулся от него Илья. – Как только я начну нормально функционировать, я сразу устроюсь на новую работу.

– Да кто же спорит, – улыбнулся Марк, выставив руки вперед. – Но пока что – все будет именно так, и даже не сопротивляйся. Кстати, как на счет того, чтобы устроиться ко мне в пекарню?

– Я похож на пекаря? – Илья со скепсисом взглянул на него.

– А я что, похож? – задал встречный вопрос Марк. – Ничего, справляюсь же как-то. Более того, в пекарне работают не только пекари, если что. Это так, пища для размышлений.

Илья недовольно закатил глаза. С каждым таким действием, душевный свет Марка разгорался все ярче. Он понимал, что Илья заново обретал себя. Он все больше проникался к этой неоднозначной жизни, полной разных чувств и эмоций. Пусть и потихоньку, шаг за шагом, но проникался.

– Конечно, об этом еще пока рано говорить, но я бы очень этого хотел. У нас там бывает порой очень весело. Ты ведь помнишь Маргариту?

– Помню, – утвердительно кивнул Илья. – Смешная девчонка.

– Я хохочу до боли в животе каждый раз, когда мы с ней общаемся, – сказал Марк, почувствовав смущение.

Произнесенное им вне контекста едва ли можно было посчитать удачным комплиментом. Хорошо, что Маргарита не слышала этих слов.

– Почему бы и нет, – ответил Илья с широкой улыбкой на лице. Ему показалось, что он тотально потерял контроль над своей мимикой. Голос Марка, такой бархатистый, такой убаюкивающий, заставлял его ощущать все чувства одновременно.

– К тому же, – добавил Марк, – я забыл сказать про самый главный аспект: мы всегда сможем быть рядом. Со мной ты всегда будешь чувствовать себя как за каменной стеной.

– Вспомним наши лучшие дни, – с таинственной мечтательностью произнес Илья. – Те дни, когда мы были вместе почти все время.

Услышав это, на секунду Марк почувствовал, что потерял себя.

В душе грохотали мрачные и темные волны.

Его ноги устали, и больше не могли поддерживать шаг.

Он судорожно пытался найти утраченную часть, и, казалось, не мог найти.

Он заточил свое сердце в нерешительности, но Илье удалось вскрыть его замок. Ему становилось все труднее скрывать в тени все то, что накипело в нем внутри. В какой-то момент он задумался: а стоит ли дальше продолжать скрывать это? Может быть, пора уже возродиться, как огонь возрождается из дыма? Слишком долго он держал все в себе. Пора бы уже выложить все карты на стол. Слишком долго он обманывал самого себя.

– Илья, я люблю тебя, – скоропостижно выпалил он, с удивлением для самого себя.

– Я тоже тебя люблю, – мягко признался Илья. – Ты мне очень дорог.

– Нет, ты не понял. Я люблю тебя не так, как любят лучшего друга, – глаза Марка робко забегали по сторонам. – Ты значишь для меня гораздо больше, чем друг. Это, наверное, звучит комично, или что-то типа того. Все начиналось как обычная дружба, но теперь я… Полюбил тебя по-настоящему. Я знаю, что я не самый талантливый в мире оратор, но… Я распадаюсь на части каждый раз, когда ты смотришь на меня. Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу тебе, что во мне все это есть. Хотя может… может, я всего лишь какой-то клоун для тебя, со всеми этими словами. Но, даже если и так, я скажу тебе вот что: если вдруг ты когда-нибудь прольешь хоть одну слезу – я буду тем, кто развеселит тебя.

Секунду помедлив, он добавил:

– Могу ли я что-то сделать, чтобы ты чувствовал это же ко мне?

– Можешь, – ответил Илья, утвердительно качнув головой.

– Что? – Марк направил на него свой умоляющий взгляд.

– Абсолютно ничего, – как ни в чем не бывало, ответил Илья. – Ведь наши чувства по отношению друг к другу равнозначны. Я с самого начала понял, что ты хотел сказать, поэтому от слов своих не отказываюсь. Я люблю тебя, и могу это еще раз повторить. Могу прокричать это на весь парк, если хочешь. Ты хочешь?

– В этом нет необходимости, – тихо ответил Марк, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног. – Я верю тебе.

– Еще бы ты мне не верил, – хихикнул Илья. – Ты же видишь меня насквозь, словно я из стекла. В сущности, мы нужны друг другу так, как рыбам нужна вода. Ты научишь, вернее, уже научил меня быть благодарным самому себе, а я научу тебя принимать свою любовь в ее истинном обличии. Такой, какая она есть, во всей ее красоте.

– И пусть мир вращается вокруг нас? – мистически улыбнулся Марк.

– И пусть мир вращается вокруг нас, – шепотом повторил Илья.