Текст книги "Песочный мальчик"

эпилог

30 декабря

Машина такси медленно свернула с полотна основного шоссе на узкую колею, с которой начиналась территория кладбища. Этот, богом забытый участок дороги не знал ремонта, по всей видимости, со дня постройки. Несмотря на то, что вся полоса была устлана внушительным слоем снега, это не мешало автомобилю время от времени проваливаться в неожиданные для водителя ямки, заставляя его заметно нервничать.

– Да вы не переживайте, – поспешила успокоить его Аглая Викторовна, сидящая рядом с ним. – Это только у съезда так. Дальше дорога ровнее будет.

Таксист в ответ промолчал, недовольно искривив губы.

– Эй, – Марк тихонько коснулся Ильи за ногу мизинцем левой руки. – Как себя чувствуешь?

– Немного нервничаю, – обратился к нему Илья.

– Не переживай, все будет хорошо, – доверительно кивнул Марк. – Я рядом.

Последние слова он прошептал, что пробудило неконтролируемый вихрь мурашек, который со стремительной скоростью пронесся по всему телу Ильи.

Декабрь выдался бесснежным, как для Петербурга, так и для Пскова. Весь месяц задувал пронзающий ветер и лил надоедливый дождь, то и дело, переходящий в ливень. Но три дня назад ситуация в корне изменилась. Зима обрушилась внезапно для всех. Складывалось впечатление, что на оба города обрушилось сразу по тонне снега. Большими хлопьями, он сыпал так насыщенно, что все вокруг исчезало под белой пеленой. Деревья накрывались белыми шапками, а дороги заметало целиком и полностью.

Видимо, природа поняла, какую ошибку чуть было не совершила. Какой же новый год без снега? Может быть, жителям южных регионов снег на праздник не так уж и нужен, но вот тем, кто с детства привык к настоящей зиме – отнюдь. Глупо отрицать, что даже на душе радостнее становится, когда видишь, как за окном деревья и земля начинают покрываться белым пушистым одеялом.

Илья выглянул из окна такси, и отметил для самого себя, что атмосфера на кладбище царила весьма спокойная. Пока они ехали от въездных ворот до зоны захоронений, на их пути попалось всего пара-тройка человек. Вероятно, это можно было объяснить все теми же суровыми погодными условиями. Или множеством различных предрассудков. В любом случае, людей на кладбище в этот день наблюдалось немного.

На фоне снежной горизонтальной стены отчетливо выделялись несколько фонарных столбов, из которых в середине светлого дня зачем-то струился яркий свет. Вряд ли где-то велись ремонтные работы, или шло восстановление ламп и светильников, однако свет горел.

– Лучше бы, исправили, наконец, дорогу, чем попусту тратили электричество, – недовольно подумал Илья.

– Вот здесь, у стелы, остановите, пожалуйста, – прервал его мысли голос Аглаи Викторовны.

Таксист плавно затормозил у обозначенного места. Аглая Викторовна и Илья вылезли из машины и, поежившись от холода, посмотрели по сторонам. Расплатившись с мужчиной, Марк тоже выскочил на мороз. Он быстро забрал из багажника большую деревянную лопату, которую они взяли для очистки дороги, после чего пару раз хлопнул ладонью по бамперу автомобиля. Таксист начал осторожно пятиться назад.

– И чего вам так не терпелось до весны, – пролепетала Аглая Викторовна, переминаясь с ноги на ногу. – Мороз до костей пробирает.

– Это слишком долго, – стал оправдываться Илья. – Да и не факт, что весной у нас удастся приехать. С этой работой в пекарне свободного времени почти нет. Особенно у него.

Он кивнул в сторону Марка, который стоял как важный гусь, с лопатой наперевес, и деловито ухмылялся.

– Ничего-ничего, – энергично отозвался он. – Как говорится, если на улице зима, то не забудь прихватить с собой термос с горячим, крепким и сладким чаем. Не замерзнем.

– Ну, раз так – шагом марш, – скомандовала Аглая Викторовна.

Получив в ответ два утвердительных кивка, она отправилась по пути, который за пять прошедших лет смогла бы найти и с закрытыми глазами.

Аглая Викторовна была верующей, но не суеверной. Она не считала чем-то ужасным навещать усопших близких зимой. В приметы, сглазы, порчи и прочую ерунду она не верила. Поэтому, переубеждать от этой поездки Илью с Марком она не стала. Только одного она не предусмотрела – такой резко рассвирепевшей погоды. Но решение Ильи было непреклонным. Он хотел увидеть родителей, во что бы то ни стало, прямо сейчас, а не когда-то потом. Услышав от него эти слова, сердце Аглаи Викторовны не посмело сказать нет.

Илья с интересом крутил головой по сторонам, рассматривая могилы, мимо которых они проходили по узкой заснеженной дорожке. С горечью в душе он отметил, что кладбище сильно разрослось за последние годы. Большой кусок территории в нескольких десятках метров от них пестрил плотно теснящимися могильными выгородками. А ведь еще не так давно там был обычный березовый лес. Теперь, в этом каменном царстве навечно поселились лишь слезы, несколько заметок из прошлого и мелодии чьих-то молитв.

Из-за того, что большую часть могил окутывал снежный покров, не представлялось возможным прочитать слова эпитафии на надгробиях. Но те немногочисленные могильные камни, текст на которых был вполне читабелен, привлекали внимание Ильи. Он до сих пор помнил, что на соседнем участке рядом с тем, где безмятежным сном спали его мама и папа, был захоронен ребенок. Пятилетний мальчик. Их похороны проходили в один и тот же день, почти одновременно. Самым настоящим психологическим ударом отразились в его разуме слова эпитафии, выгравированные на его невысоком надгробии:

 
Мне было всего пять лет,
Когда вы отняли у меня мою жизнь.
Мне остается лишь смотреть свысока на любимую деревню,
Погрузившуюся в молчание после моего ухода.
Я не смог там провести свое детство,
Поэтому теперь я живу здесь.
 

Илья до сих пор не знал, кем были эти «вы», отнявшие жизнь у этого малыша. Откровенно говоря, в глубине души он чувствовал, что это было даже к лучшему. В свои наивные девятнадцать лет, Илья не понимал, почему люди не могут построить себе счастливое будущее, где все они были бы счастливы и свободны. Жили бы и любили самих себя и друг друга. Тогда он этого не понимал. В общем-то, мало что изменилось.

Сейчас Илье было двадцать четыре года, и он до сих пор этого не понимал. Просто теперь ему удалось примириться с суровой реальностью жизни. Но эти слова на могиле пятилетнего ребенка (что само по себе звучит абсурдно) отложились в его памяти ярко и отчетливо.

– Вот мы и на месте, – с мягкой горечью в голосе произнесла Аглая Викторовна.

Могильный участок семейной четы Левковых оказался более, чем другие завернут в белоснежную ткань. Илья уставился на два торчащих из снега горбика, и весь окружающий мир вокруг него на несколько секунд выключился.

– Привет, мама и папа, – тихо сказал он.

Марк предусмотрительно взял его за руку. Аглая Викторовна расчистила рукой в варежке черную металлическую лавочку со спинкой, и села на нее, скрестив ноги. Ее нежная улыбка, казалось, заставляла снег постепенно таять.

– Ну, здравствуйте, любимые, – со светлой грустью сказала она. – Как же давно мы вас не навещали.

Сердце Ильи, словно, перестало биться. Он больше не различал голоса, не слышал слабый шум ветра. Он стоял и смотрел на ничем не примечательный наст снега, в глубоком чреве которого под слоем земли укрывались, будто бы от грозы, два самых дорогих ему человека.

– Илья, – негромко заговорил Марк, погладив Илью рукой по спине. – Иди, присядь рядом с Аглаей Викторовной. Только осторожно, смотри, не споткнись. Я сейчас достану термос.

Ему пришлось повторить все сказанное еще раз, потому что лишь со второго раза Илья смог его услышать. Он послушно сел рядом с бабушкой, а Марк, облокотив лопату на изгородь, полез в сумку за термосом.

– Держите, – сказал он, протягивая емкость с горячей жидкостью внутри в руки Аглае Викторовне.

– А как же ты? – спросил Илья.

– А я пока поработаю, – улыбнулся в ответ Марк.

Он довольно потер ладони друг о друга, и вновь взялся за лопату. Недолго думая, Марк принялся за самую главную молитву о поминовении усопших. Он подцеплял на деревянное полотно крупный пласт снега, и откидывал за изгородь, в небольшую канавку. Делал бросок за броском, снова и снова.

– Осталось уже немного, – практично заявил он, вероятно, обращаясь к самому себе.

– Не бери так много за раз, Марк, – тактично подметила Аглая Викторовна. – И надень уже варежки, в конце-то концов.

– Все и так в порядке, – заверил ее он. – Чем быстрее – тем лучше. Чтобы вы меньше мерзли.

Потихоньку, два черных, мраморных изваяния полностью обнажились перед зрителями в их простоте и изяществе. Надгробные памятники были установлены в центре участка, соединяемые скромным гранитным крестом.

 
Левкова Алла Олеговна.
Левков Олег Алексеевич.
Почему вы ушли, оставив после себя
Черный дым в душе, и пустоту под ногами?
 

У них даже имена были созвучные.

Надгробие мамы Ильи стояло с правой стороны, а папы – с левой. Илья вновь почувствовал, что им завладела прострация, но спокойный голос Аглаи Викторовны втолкнул его обратно в действительность.

– … мы вот сейчас, как вернемся, будем начинать готовиться к встрече нового года, – идиллически говорила она, смотря на обе могилы попеременно и попивая горячий чай. – Я займусь готовкой, а Илья с Марком будут дом украшать. Заодно и елку поставят, а то мне самой уже тяжеловато. В прошлые годы я и не ставила – не для кого было. А тут, сами видите, какой хороший повод! Первый раз за долгое время новый год будем вместе встречать! Все у нас в будущем будет хорошо, даже не сомневайтесь!

Илья с усилием поднялся со скамейки, и подошел к могилам. Посмотрел сначала в светлый лик своей мамы, затем в доброе и мягкое лицо своего отца. Ему казалось, что он тянулся к их лицам, высеченным в темном мраморе, и никак не мог дотянуться. Вот, вроде бы, еще чуть-чуть… Но нет.

Он даже не заметил, как подошел Марк, и склонился над ним.

– Жалеешь ли ты о чем-нибудь? – вполголоса спросил он.

Илья задумчиво склонил голову. Когда-то он был незаживающей раной. Сердцем без брони, которое забыло о существовании таких естественных вещей, как всплески любви и радости. В голове вертелись только слова ненависти. Все его убеждения утратили под собой основу, а душа лишилась надежды. Но сожалел ли он? Нисколько.

Внутри него завывал ветер новой жизни. Он кружил его, словно снежный вихрь. Страхи, однажды управлявшие им, больше уже не смогут к нему подобраться. Пришло время узнать, на что он способен.

– Знаешь, – заговорил Илья, – Как Эльза пела в «Холодном сердце»? Отпусти и забудь. И пусть будет так. Даже ее фраза про то, что холод ей никогда не мешал, очень символична. Меня холод тоже никогда не беспокоил, ведь со своими, вечно ледяными пальцами, ушами и носом, я сам – как одна большая снежинка. Вот, точно как и сейчас, холод и мороз не помешали мне встретиться с родителями. Я захотел это сделать – и я это сделал.

Марк в согласии кивнул головой. Он чувствовал, что никогда еще не был так счастлив, как в эти минуты.

– А знаешь, как меня мама в детстве называла? – с лукавой улыбкой спросил Илья.

– Как? – тут же откликнулся Марк.

– Песочный мальчик.

– Почему песочный? – с удивленной улыбкой поинтересовался Марк.

– Потому что в детстве я до безумия любил песочное печенье. Помнишь, когда мы были еще совсем маленькие, у нас в городе открылся первый сетевой супермаркет? Мне было то ли пять, то ли шесть лет. И там мама как-то раз и купила это печенье. Я тогда, словно, с цепи сорвался, как она рассказывала. Мне кажется, у меня настоящая зависимость от него была, мог целую пачку за раз съесть.

Илья звонко рассмеялся, после чего вновь устремил свой ласковый взгляд на портрет мамы. Едва уловимая искорка грусти и тоски блеснула в его глазах.

– Говорит: «с тех пор я тебя и стала называть – песочный мальчик», – добавил он, обнимая себя за плечи.

Марк медленно подошел к нему со спины, и заключил в крепкие объятия.

– Ты мой самый любимый песочный мальчик.