Текст книги "Погоня"

Проект – Vulpes lagopus

Цель проекта: Использовать наработки Vulpes corsac, чтобы повторить способности представителей цивилизации Vulpes Novum (самоназвание – фурии) по смене облика. В идеале добиться похожих физических характеристик.

Метод: Полное обновление генной прошивки; Замена крови; Замена сердечной мышцы; Проникновение в разум.

Материалы эксперимента: Милая девушка, европеоид, не имеет боевого опыта, есть большие повреждения в области грудной клетки; Живой представитель Vulpes Novum (так называемая Эрмелина), выступает как донор генетического материала и образцов крови; Личное мастерство в работе с материалами такого рода.

Результат: Выше любых ожиданий! Образец уже можно считать Wunderwaffe, абсолютным оружием. Идеальное соотношение ярости, непробиваемости и разрушительного действа. Возможно, дело в кандидате. В Вивьен просто кипит животная сущность, и она способна с ней сосуществовать!

Пометка: Пора сжечь трупы предыдущих трёх кандидатов, они уже точно не пригодятся.

Последствия: Штаб повстанцев сожжён дотла. Их лидер в моих руках. Этот пёс верно готов выполнить любой приказ.

Вердикт: Образец идеально подойдёт для исполнения моего плана.

Э.Г.

Лагерь «Улыбка»

How will this madness ever end? Are we the only ones still smiling in this place? The Correspondents, «Only One Not Smiling»

 
– —
Место: Новокачинск
Дата:16.30 28.06.1985
До Крайовы: 5600 км
 

Отечественный грузовичок ритмично тарахтел, то и дело подскакивая на широких ямах. Каждый такой подскок слегка встряхивал крытый кузов с деревянными, где мы с делегацией расположились. Ну как с делегацией, нас было всего трое: Я, Халлер и Глиммер.

Просёлочные сибирские дороги, конечно, не сахар, особенно учитывая, что по ним нам придётся добираться и обратно, но всё-таки летний ветер и свежий лесной воздух делали эту поездку довольно приятной. По крайней мере для меня. Халлер был вполне доволен тем, что мы ехали забирать его людей, да и в целом сложил у меня впечатление достаточно непритязательного человека.

А вот Глиммер, изнеженная интеллигентка, явно не привыкла к таким поездкам. И всю дорогу жаловалась:

– Чёртовы кровососы! Карпов, почему вы не предупредили меня, что здесь будет столько комаров?

– Я думал вы знали, чего стоит ожидать от местных лесов. Вы же эксперт по всяким жучкам-паучкам.

– Разве я должна знать, где и сколько их водится? Я, по-вашему, эколог, а не биоинженер?

– Ну это же Тайга. Все знают, сколько обычно тут комаров, особенно летом.

– Все, да не все. До сего момента, в ваших дебрях мне бывать не приходилось. К слову, о дебрях, почему все эти ваши лагеря расположены где-то в лесах? Нельзя было исправлять преступников в городской среде, где их проще снабжать и контролировать?

– Ну, вообще в этом довольно много рационализма. В Тайгу можно легко убежать и даже раствориться в ней, но вот, чтобы выйти из неё, надо быть настоящим богом выживания. Особенно без специальных средств. Это, знаешь ли, сдерживает лучше любых стен. Да и полезного, изнуряющего труда здесь гораздо больше, чем в городе. Кто по-твоему Сибирь осваивает? Заключённые и осваивают.

– Как по мне этим всегда занимались и продолжают заниматься герои, и не важно то военные и трудяги, самое главное, что-то окрылённые авантюризмом первопроходцы. Но можешь думать як хочешь, если считаешь преступников достойными членами общества, считай.

– А что же, пани Глиммер, вы, наверное, думаете, что все сидящие в местных лагерях, сидят за дело? – внезапно вмешался Халлер, – Может и мои ребята, которых мы едем вызволять отбросы общества?

– Разумеется. Я никаких симпатий к нарушителям общественного спокойствия не испытываю. И мне вполне понятно, почему вы или Софи, считаете, что заключённые могут быть вполне приятными и полезными людьми, но всё же не могу с вами согласиться. Бешеных собак надо изолировать, особенно буйных, пристреливать без жалости. По крайней мере, если их невозможно исправить. Что, пока я за них не взялась, действительно невозможно.

– Как жестоко. Вы, пани, видимо не были на самом дне, раз считаете, что вас, участь попасть под карающую руку закона, никогда не настигнет. Привыкли, видимо к протекции высших чинов.

– Не была на дне? Да я там родилась. И уж поверьте, достаточно насмотрелась на людскую жестокость, чтобы понять, насколько необходимо менять всё человеческое существо, чтобы исправить ситуацию. Разве у животных есть преступность? Есть вообще законы? Нет. А потому, можно сделать вывод, что всё это неестественно и является одной большой эволюционной ошибкой.

– Ох, отступитесь! Терпеть не могу все эти заумные разговоры. Оставьте философию и давайте поговорим о чём-нибудь другом, а то голова уже пухнет, ей-богу.

– Я же даже не начинала… Но ладно, давайте поговорим о другом. Андрей, скажи, а почему это, кхм, «учреждение» называется «Улыбка»?

– О, тут довольно тривиальная история. Император издал указ, согласно которому на всей территории Империи запрещались трудовые лагеря. В тот же день, чтобы не потерять свой традиционный политический инструмент, Сибирский Конгресс, сформировал Главное Управление Центров Оздоровления Населения, также известный, как «ГУЦОН». Для того, чтобы, так скажем, отправлять граждан в «оздоровительные путёвки».

– И что же ни у кого не было претензий? Никто даже не заподозрил, что в этих центрах совсем не здоровьем занимаются?

– Нет, ничуть. Что может быть здоровее работы на свежем воздухе? Особенно если она выгодна и самой Империи. Всё-таки весь лес и камень с таких лагерей льготно отправляется в имперские же корпорации. Тем более, у них нет претензий ввиду того, что чисто формально, все кто там находиться, прибыли на бессрочное оплачиваемое лечение.

– И им действительно платят?

– Да, пару золотых в месяц, в качестве пособия. На пачку сигарет может и хватит. Это всё равно гораздо выгоднее, нежели нанимать нормальных рабочих.

Внезапно, автомобиль дёрнулся и остановился. Кажется, приехали. Вся «делегация» наконец выдохнула и один за другим, мы выгрузились из кузова. Перед тяжёлыми, слегка ржавыми стальными воротами нас уже ждал начальник лагеря, одетый по форме, вместе со свитой из ВОХРа (военизированной охраны). Помахав нам и широко улыбнувшись, он весело произнёс:

– Добро пожаловать в лагерь «Улыбка»! Рад представиться, Личёв Владлен Владленович.

– Очень приятно, я Капитан Карпов, ну это, вы верно и так знаете. – ответил ему я.

– Да, разумеется, вы можно сказать наша, сибирская знаменитость. Тем паче, о вас крайне хвалебно высказывался мой начальник, Сергей Павлович, воевода Новокачинский.

– Пан Острухин? Неудивительно, мы с ним хорошие друзья.

– О, ну раз так, я просто обязан предложить вам попить чайку у меня в кабинете, заодно и обсудим все детали в приятной обстановке. А пока, может познакомите меня со своими спутниками?

Я начал с генерала:

– Это вот, Ян Халлер, тот самый генерал, людей которого мы и приехали забрать. А это вот, – я указал на Элл, – Доктор Глиммер, формально руководитель вот этого вот процесса.

– Очень приятно пани Глиммер!

Владлен было потянулся поцеловать её руку, как это принято в несколько старомодном аристократическом обществе сибиряков, однако наткнулся лишь на колкий холодный взгляд девушки. Она явно бывла не в большом настроении, чем я, после нашей «приятной поездки». Тем не менее она, своим обыденно ласковым голосом, к которому я уже даже стал привыкать, вежливо ответила:

– Извините, но я не слишком люблю все эти любезности и ухаживания.

– Что же, ваше право. А теперь, пройдёмте во внутренний двор.

Произнеся это, он развернулся и отправился в сторону лагерных ворот. Мы послушно отправились следом. Когда мы прошли пропускной пункт и были практически на середине лагерного плаца, нас нагнал взъерошенный секретарь:

– Владлен Владленович! У нас беда!

– Так, что случилось?

– Тех лагерных, кого сегодня планировали освободить, буквально пару часов назад отправили на выездные!

– Ну так возвращайте их! Чего ты ко мне то пришёл?

– За личными номерами. Я не смогу их забрать, если не буду знать, кто вам нужен. Не всех же с выездных вывозить.

– Хорошо, возьми ключи на проходной, открой архив и найди там личные дела с отметкой «чехословак», это как раз те, кто нам нужен. Ну и с отметкой «коммуняка», тоже набери с десяток. – тут он обратился к Халлеру, – Вам же не принципиально кто именно это будет?

– Нет, не слишком.

– Хорошо, – он вновь обратился к секретарю, – тогда набери штук тридцать тех, кто выглядит безобиднее.

– А что насчёт конвоя? Выделять ВОХР? – спросил тот.

– Нет, не думаю, что это необходимо. – ответил вместо Владлена, Ян, – Они всё-таки домой едут, нет смысла их держать.

Кивнув, растрёпанный бюрократ побежал в сторону КПП, пока мы продолжили свой путь к кабинету Личёва. Им оказался скромный одноэтажный деревянный домик, обставленный на манер охотничьей избы. Усадив нас за расписной кедровый столик, он сразу же направился к маленькому холодильнику:

– Будете пить? У меня есть местная медовуха, наливка из голубики, вино из одуванчиков, домашний самогон…

– Мне стопку наливки и дуже хватит. – сказал я.

– А есть чего безалкогольное? – поинтересовался генерал, – А то у меня, после вчерашней старки, печень колит.

– Могу предложить сбитень, морс, лимонад, холодный чай и такой же холодный кофе.

– А что такое сбитень?

– Напиток традиционный, там мёд, пряности и травы, ну в целом довольно приятный.

– Ну, давайте его.

– А вам, пани Глиммер?

– Чай.

– Уверены? У меня тут очень хороший алкоголь.

– Чай.

– Хорошо-хорошо…

Расставив всем по стальной кружке и налив напиток соответственно запросам, Личёв, присоединился к нам за столом и сразу же начал разговор:

– Вы, капитан Карпов, не так давно прославились в ДРР?

– И вы про ту газетную статью…

– Да ладно вам! Я-то вас не осуждаю, просто интересуюсь чем вы так насолили Республиканцам. Если тот студентик и получил от вас, то явно за дело. Просто, видите ли, в последнее время, они пытаются выискать все наши проступки. Да и мы в долгу не остаёмся. Мне кажется, всё и вовсе идёт к большой войне. Нам только катализатор нужен, вот вместе и ищем.

– Как же это, к войне? И Сибирь, и Дальний Восток неотъемлемые части Босгора!

– Вы, пан, кажется, отстали от жизни. Века этак на два. Ибо тогда это действительно было так. А сейчас, ну… посмотри вокруг! Какая Империя? Они свои то «коронные» территории еле контролируют, что уж говорить о нашем захолустье. А нас только подтолкни и мы, с восточными коммуняками порежем друг друга за судьбу Сибири. Зуб даю, умрёт старик Анжей и всё, зальётся Тайга кровью.

– Какой поразительно откровенный сепаратизм! И нестрашно такое говорить офицеру имперской гвардии?

После таких крамольных слов я было даже стал потихоньку закипать от гнева, но Владлен быстро пояснил свою позицию.

– А чего я то? Просто рассказываю, что думают местные воеводы. Тут же, понимаете, всякие говоры ходят. Вон, некоторые, в том числе и господарь Острухин, считают, что после победы над ДРР, мы отправимся наводить порядок в самой Империи. Ну, если подходить объективно, то они, может и правы. Это будет всяко лучше, нежели отдавать столь большое государство кронпринцу Вяздо. Он же абсолютно никудышный правитель!

– А вы уверены, что победите? – внезапно в разговор вмешалась Элл.

– Ну, всегда хочется верить в победу своей страны, а там, как богиня даст. Всё равно этой войны избежать не получится. Но лично за себя я не переживаю, мне то всяко на фронт ехать не придётся, да и работы на время боевых действий будет предостаточно.

– А если фронт откатиться до этих мест, войска условной ДРР освободят заключённых и те захотят с вами поквитаться?

– С чего бы им совершать вендетту? За что? За лучший эрзац-хлеб из самых лучших опилок и вкуснейших отрубей? Может за постоянные физические тренировки на свежем воздухе? Которые, к слову, позволяют им приносить пользу обществу, которое их отвергло. Может за бесплатное проживание в утеплённых бараках? Некоторые лагеря даже таких условий не могут обеспечить. А тут их даже не гоняют почём зря! Да и вообще, у меня здесь даже смертность крайне низкая. Я свою маленькую коллекцию изображений смертей пополняю, дай богиня, раз в пару месяцев.

– Простите, какую коллекцию? – с каким-то нездоровым интересом спросила Глиммер.

– Ну, если что-то происходит, какой-нибудь несчастный случай или вроде того, в результате которого кто-нибудь умирает, то я это фотографирую и складываю в альбом. И даже не думайте меня за это осуждать! Я никого специально не замучиваю для этих целей! Какой же будет интерес, если это произойдёт неестественно?

– А можно на неё взглянуть? – в глазах Элл загорелся огонёк энтузиазма.

– Конечно. – ответил Владлен, выудив, с находившегося рядом со столом, шкафа, увесистый альбом и передав его доктору.

Та с большим интересом стала переворачивать страницу за страницей, осматривая фотографии, которые тут же комментировал сам начальник лагеря:

– Этот вот пытался сбежать и замёрз в лесу в нескольких метрах от лагеря. Этот не выдержал нагрузки и покончил с собой. Вот этот попытался перебраться через забор, запутался в колючках и истёк кровью. О, а вот этот напал на охранника и был застрелен. А на следующей странице тот охранник, на которого он напал. А вот эти двое были убиты неизвестным во сне. Ну а это… венец моей коллекции! Некий диверсант из интербригады, который хотел выпустить заключённых, попытался закинуть гранату мне в хижину, но с ней в руке запнулся, упал и так и подорвался. Замечательный случай!

– А у вас осталось какое-нибудь из этих тел? Вот того или ту, тут не очень понятно, из интербригады, например?

– Нет, что вы, пани, у нас всё цивильно! Мы все тела сжигаем в лагерном крематории.

– Очень жаль, тут вполне есть достойные кандидаты…

– Кандидаты на что? Вы случаем мумификацией не увлекаетесь? А то я как-то пробовал делать чучела, но так и не смог научиться создавать их правильно. Может, могли бы меня научить?

– Нет, не занимаюсь. А вот научить бы могла, если бы не экспедиция. Там ничего сложного, но нужно много практики…

– Может вы прекратите говорить о трупах за столом? – тут в разговор вынужден бы вмешаться уже я, – Встретились два безумца, понимаешь…

– В желании осмыслить и сублимировать смерть нет ничего безумного! – доктор возмутилась, – Особенно если человек не причиняет вреда живым и нарушает только устаревшие законы религиозной этики в отношении усопших. Разве вы, капитан, никогда не пытались понять погибель, придать ей формы?

– Чего тут понимать? После смерти ничего не будет, а вот жизнь здесь и сейчас. И если кто-то умирает, то это прежде всего влияет на чувства родных и друзей, а соответственно и на их жизнь. А потому нельзя глумиться над телами, вот этими вашими жутковатыми развлечениями, ведь кому-то из-за них может стать горько.

– И давно, капитан, вы так за чужие чувства ратуете? Не с тех ли пор, когда смертельно обидели Софи?

– Я до сих пор не понимаю, чем же я её так задел! Тем, что оставил в живых? Когда это жалость и гуманизм стали преступлением? Или что, мне нужно было оставить её там? В горящем здании без половины туловища? Неужели справедливый военный трибунал за конкретные преступления и гуманное заключение в обычной тюрьме – невиданная жестокость?

– А с чего вы вдруг решили, что ей нужно это ваше милосердие? Она желала только одного – героической смерти ради общего дела. А вы, мало того, что искалечили её, так и лишили права уйти с честью. У арберов самопожертвование ради общего блага – это важный культурный элемент, а вы, пан Карпов, растоптали его. Впрочем, чему я удивляюсь, у всех узколобых существуют только одни верные ценности – их собственные.

– Я думал, что делаю хорошее дело…

– А в итоге оказал медвежью услугу.

– Думаю, мне стоит с ней поговорить, когда мы вернёмся. Может, так и следовало поступить сразу.

– Ну по крайней мере, вы, может, наконец перестанете собачиться по чём зря. А то всего-ничего постреляли друг по другу и всё, злейшие враги на всю жизнь.– Глиммер обратилась к Владлену, – Извините, что в гостях наш старый конфликт поднимаем.

– Да нет, ничего, всё в порядке. Знаете, может я скажу тост, на тему разговора? Я, конечно, не большой мастер их говорить, а потому он будет лаконичным.

Сказав это, он встал, держа свою металлическую кружку в руке и постукивая по ней средним и большим пальцем. А затем, с молчаливого одобрения всех присутствующих, начал:

– Нас всех, всю землю, ждёт ещё множество потрясений: войны, катаклизмы, бедствия. Так выпьем же за то, чтобы у всех нас, в этот период потрясений, между смертью и бесчестьем всегда была возможность выбрать первое!

По душам

 
Место: На подъезде к Новосибирску
Дата:10.27 29.06.1985
До Крайовы: ~5000 км
 

– Я, если честно, искренне не понимаю, как можно желать себе смерти! – воскликнул Карпов.

– Ты ничего не понимаешь потому, что заостряешь своё внимание вовсе не на том. Суть же не в том, умереть или нет. Мы всё равно все умрём, рано или поздно. И у человека нет возможности повлиять даже на время гибели. Если вселенной так захочется, тебя в любой момент может убить неудачно упавший метеорит. Однако, мы всё же можем выбрать то, на что потратить жизнь, и в зависимости от этого, изменить и способ того, как встретим смерть. Я выбрала быть солдатом, надеясь встретить блестящий и героический конец. А ты обесценил мой выбор, решив за меня, нужна ли мне жизнь или нет. – сказала я.

– И за это мне теперь стыдно. Но разве кто-то бы поступил на моём месте иначе? Тебя не взяли ни граната, ни пуля милосердия, ни клинок гвардейца. Чудовищная тяга к жизни, которая снимала груз убийства с моих плеч. Я просто, в один момент, подумал, что будет гуманнее спасти тебя и отдать справедливому суду.

– Гнить в застенках до скончания лет ни разу не гуманно. На то это и наказание. И, хочу заметить, кара абсолютно не заслуженная. Да, для вас это террор. Но кто пострадал, кроме князя Ниппона и твоих гвардейцев, решивших вмешаться? Ни один гражданский или посторонний не погиб, только угнетатель. Поверь, поводов убить этого гада было предостаточно. Видел, как люди умирают на островных факториях от бесчеловечных условий и смен часов по пятнадцать?

– Никто не заслуживает того, чтобы его убить. Именно поэтому я тебя спас.

– А до этого пытался пристрелить…

– А как, по-твоему, стоит останавливать бесчинства вооружённых и очень опасных людей? Цветами? Плюшевыми мишками? Я стараюсь быть гуманным, но это не значит, что я могу позволить себе спокойно смотреть на взрывы и стрельбу в центре города. Хочешь мира, будь готов к тому, чтобы взять в руки оружие и отстоять его. Современный пацифизм он довольно жёсткий, знаешь ли. Да и к тому же, я пытался «пристрелить» тебя ровно до того момента, пока ты не перестала представлять опасность. Кто ж виноват, что для этого было необходимо причинить столько увечий?

– Ладно, чёрт с ним. Судьба сложилась так, что я оказалась снова в строю. Чего уж теперь перетирать старые обиды? Тем более, ты уже получил своё.

– Да, ещё как. Чтоб ты знала, это было неописуемо больно. Но лицо мне обратно не вернёшь, так что да, к чёрту прошлое! Мир?

– Мир. А насчёт лица… Ты вполне мог бы обратиться к Элл. Я уверена, что, если сама попрошу помочь с этим, она не откажет.

– Э нет, спасибо. К ней я бы точно не стал обращаться, даже с самой маленькой травмой. Чёрт её знает, что ей взбредёт в голову! Пришьёт вместо лица бычью рожу, и что я буду с ней делать?

– Да ладно тебе, она хорошая. Ну, на самом деле. Просто самую малость не ладит с головой… И людьми. Будь она чуть больше экстравертом, завела бы кучу друзей.

– Может и так. Я ничего против неё не имею. Просто мне не нравится, что она готова на всё, ради своих целей. Ей нет дела, до того, сколько человек умрёт или пострадает, ибо ей на них наплевать!

– Мне на людей не плевать, тем не менее, я тоже готова на то, чтобы убить миллионы, если потребуется. Ведь верю, что от этого миллиарды будут жить лучше. Это что-то вроде необходимой жертвы эволюции всего человечества.

– Когда от смерти становилось лучше?

– Когда умирали те, из-за кого наш мир является таким отвратительным местом. Тираны, угнетатели, лжецы, зачинщики войн и геноцидов. Вот тот помещик, который, до революции Арбер Цвейта держал в ужасе мою семью и забрал жизнь моей бабушки, был всё-таки убит моим дедом и получил по заслугам. Его подневольные холопы обрели свободу, мир стал лучше. Но тебе, конечно, не понять, ты же сам наверняка из барской братии и защищаешь их, не щадя своей плоти.

– Ничего я не из них! Мои предки были вольными колонистами и ни единой капли аристократической крови в них не было. Да и защищаю я не их, а свою страну и свою семью.

– Так как же не их, если постоянно поминаешь Императора? Или он часть твоей семьи?

– Анжей – совсем другой разговор! Он живое воплощение идеи, скрепляющей весь Босгор сильнее любого клея. Эталон совести, честности, доблести и справедливости. В каком-то смысле он и правда член семьи. И словно мудрый старый дед, верховодит нашей семьёй и миллионами других, по всей Империи. Будь на его месте кто другой, я бы вряд ли был готов лезть на амбразуру грудью. Именно поэтому я пошёл в гвардию, а не в Вольную Армию.

– Может, твои слова и не лишены смысла. Но хочешь ты того или нет, будущее за нами, и оно будет без богов и царей!

– Что же, посмотрим. Признаю, какая-то правда есть и у вас. К слову, может ты и не видела, как мы живём?

– За кучу лет партизанства в ваших краях?

– Много ли из ваших нор увидишь? Вот, скоро мы прибудем в Новосибирск, я отпрошусь у пани Глиммер и мы с тобой сходим до моего семейства, посмотришь, что наш быт вполне себе достойный.

– Это вроде как приглашение в гости? Как-то неудобно даже…

– Не переживай! Лина будет не против гостей. Тем паче, на быт у арберов я смогу поглядеть, если соблаговолишь пригласить. Это, конечно, не разрешит наших противоречий, но дружеский жест будет вполне неплохой.

– Хм, идёт! Это будет крайне занятный эксперимент!