Текст книги "Погоня"

Гости

 
Место: Новосибирск
Дата:12.40 29.06.1985
До Крайовы: 4900 км
 

– Вы правда не против, что я иду с вами? – Эрмелина явно была несколько смущена тем, что Глиммер попросила нас с Карповым, взять её с собой.

– Конечно нет! У меня дома всем рады! – успокоил её капитан.

– Это славно, мне всегда было интересно, как живут «нормальные» людские существа. Пани Вивьен мечтала о том, чтобы я наконец посмотрела на настоящую человеческую семью. Думаю, она будет рада узнать, что я пошла с вами.

– Что ж, тогда не будем терять времени. Я уже вызвал такси. А вот и оно!

Карпов указал нам на небольшую белую машину с шашками. В ней, уже через пару минут мы мчались по улицам крупного сибирского города. Погода стояла солнечная и очень тёплая. Новосибирск пропитался летней расслабленностью и размеренностью, дети радостно вкушали все прелести каникул, а взрослые уже собирали вещи к отпуску.

Всё пропиталось этой леностью: здания, парки и дороги. Да даже великая сибирская река была как-то по-особенному медлительна и величава. На мосту через неё я заметила сколь самозабвенно девушка-лиса вкушает нашу природу, в том числе городскую. Мне стало очень интересно, как выглядел её мир, но я так и не отважилась спросить. Это было тяжело, поскольку я знаю, что он был уничтожен. Мне, лично было бы сложно говорить о земле, если бы завтра её не стало.

Впрочем, не стоит переживать о конечности нашей планеты. По крайней мере, пока мы не научились строить колонии на иных мирах. Ведь без них, мы точно все сгорим вместе со своим домом. Лучше так, чем потом скорбеть о потере.

Карпов же, кажется, никогда не забивал голову подобными мыслями. Сидит себе и улыбается, словно поймал своё счастье за хвост. Может, так оно и есть, ведь среди мирового хаоса, у него есть уголок спокойствия размером с целый город, затерянный среди тайги. Здесь, в своём гнезде, капитан может найти покой, какие бы беды не происходили в остальном мире.

А вот мы уже и подъехали к этому самому «гнёздышку». Абсолютно непримечательный многоэтажный дом в спальном районе с обшарпанным подъездом и скромным двориком, подобных навалом в Остеррейхе. Я явно переборщила, обвиняя гвардейца в аристократизме. Внутри, видавшая виды лестница и дверь обитая гранитолью.

А за ней: маленькая двухкомнатная квартира, усталая женщина, копошащаяся на кухне, двое шумных детей и бабушка, за ними присматривавшая. Какая… знакомая картина.

Стоило Карпову появится на пороге, как нам на встречу тут же ринулись все обитатели данного жилища. Капитан поприветствовал родню:

– Ну, семья, глава семейства вновь дома! Да гостей привёл. Это вот Эрмелина, а это Софи. Они мои товарищи. Прошу, любить и жаловать!

Лина, его жена, поцеловала мужа, пожала нам с Эрми руки и отправилась на кухню готовить чай. Дети Андрея, которым на вид было не больше десяти, вмиг увлекли в свою игру гостью из иного мира, которая удивительно быстро нашла с ними контакт. Старушка же, удивительно похожая на Карпова, потрепала меня за щеку, декларировав:

– Хорошенькая внученька.

Затем, старая женщина подошла к, как позже выяснится, своему сыну и что-то шепнула на ухо. В ответ на это, гвардеец, слегка покраснев, бросил осуждающий взгляд. За ним последовала смущённая улыбка. После которой все, кто оставался в коридоре, спешно проследовали на кухню.

Вскоре, я, бабушка, капитан и его жена уже пили чай, разлитый по цветастым кружкам.

– Ну что, Андрюш, я так понимаю, ты к нам совсем ненадолго. – начала разговор Лина.

– Да. Я если честно и не должен был заходить, но всё же отпросился на один вечер.

– Якшо, сынку, ты даже ночевать не останешься? Месяц уж тебя не видели! – обеспокоенно декларировала старушка.

– Да-да, времени нет. Мы с ребятами ведём состав до самой Крайовы. Вот, с моей коллегой из Арбер Цвейта.

– Так вы, пани из арберов? – недоверчиво взглянула на меня капитанская жена.

– Да, из них. – ответила я.

– Так вот почему вы так странно выглядите! Видно, не врали газеты, у вас действительно звериные повадки.

– Лина! – вклинился Карпов.

– Что? Я же как есть говорю. Вон у неё уши, да хвост… Я-то конечно всё понимаю, жена гвардейского командира и не на такое смотрится. Но не могу же я это не заметить!

– Да, всё хорошо, я понимаю. Но это не потому, что я из Арбер Цвейта, тут есть немного другая причина. В белом халате и с гражданством Босгора. – произнесла я.

– И вы что же, не пьёте кровь?

– Не пью.

– И людей у вас на улице не хватают в чёрные хлебовозки?

– Разумеется, нет.

– И оргии не устраиваете?

– Нет, ну было бы неплохо, конечно, но нет, точно нет.

– Что ж и колбаса у вас есть?

– Есть.

– Вот и славно! Я всё равно бы не смогла бы угостить, пришлось бы бежать в магазин. И да, извините уж за мои суждения. Надеюсь, я вас не обидела, просто никогда раньше не видела коммунистов. Хотя и рядом с Дальневосточной Республикой живём. – Лина звонко рассмеялась.

– Я хорошо понимаю эти предрассудки. У нас много рассказывают о вашей пропаганде.

– А у нас о вашей.

– Верно. Забавно, я ведь думала, что богатые у вас живут гораздо богаче, чем средний житель Рабочего Района Остеррейха. Но посмотрев на ваш дом, понимаю, что была не права.

– Это мы то богатые? – она вновь рассмеялась, сильнее прежнего, – Да что вы, пани! Мы самая обычная семья. Муженёк то мой, хоть и офицер, но получает, как самый заурядный работяга. Да и квартирка у нас казённая.

– Так и чем ты опять недовольна? – немного гневно спросил Карпов, – Мы же это уже много раз обсуждали. Я стараюсь как могу на службе Его Величеству! И вполне вас обеспечиваю.

– Ещё бы «Его Величество» тебе хорошо платил. Вроде, конечно и почётно, и страну свою защищаешь. Да только толку от кучи потраченных в пустую лет?

– Линуся, давай хотя бы не при гостях!

– Ну, давай не при гостях, а через пару веков, когда ты наконец вернёшься с бесконечных заданий.

– Ну что ты так? Я же не могу возить вас с собой по всей стране!

В этот момент мне стало как-то неудобно присутствовать на сей семейной ссоре, и я решила ретироваться в детскую до того момента, пока они не успокоятся. И пока на кухне родители общались на повышенных тонах, в небольшой комнатке, заставленной всякими игрушками, их дети играли в конструктор. Эрмелина, также увлечённая цветастыми детальками, сидела вместе с ними на полу и строила, только ей известный агрегат. Возможно, из её родного мира.

Смотря на беспечность и погруженность двух малышей в процесс, мне стало одновременно спокойно и грустно. Что-то в этой семье не слишком ладится. И именно эти малые создания будут жертвами семейных конфликтов.

Спустя полчаса на кухне уже задребезжала посуда. И как у них только голосовые связки не устали? После боя ценных кухонных ёмкостей, на пять минут наступила тишина. Затем, за моей спиной возник Карпов, произнеся:

– Как-то не задалось… Пойдёмте обратно.

С лёгкой горечью на сердце (я чувствовала себя зачинщицей этой сцены), мне пришлось расстроить детей, к тому времени переключившихся на догонялки и забрать Эрми. Малыши плакали, когда мы уходили и их пришлось успокаивать старушке.

Как паршиво я себя чувствовала.

Благо, свежий летний воздух немного отогнал внутреннюю тревогу. Уже на улице, капитан решил заговорить со мной:

– Прости за случившееся. Я не думал, что приём будет столь короткий и неприятный. Лина довольно склочная.

– Да ничего, всё в порядке. С кем не бывает. Да и я теперь знаю, как у вас тут живут. А ещё то, что тебе нравятся боевые женщины.

– Это правда. – Карпов слегка ухмыльнулся и покраснел, – Она ведь тоже раньше служила в гвардии. Была радисткой в нашем батальоне. Так и познакомились. А когда забеременела, покинула службу. Собственно, тогда мы несколько и отдалились. А как я стал уезжать в ДРР и Ниппон, так и совсем перестали видеться. Без скандалов точно ни разу не встречались. Так что, мне, наверное, следовало ожидать, что всё будет так.

– В любом случае, ты не виноват. Уж мне ли не знать, что если ты изо всех сил пытаешься сделать мир лучше, то он всячески будет тебе сопротивляться. И все люди вокруг будут пытаться тебя остановить. Это, можно сказать, верный признак того, что ты всё делаешь правильно.

– Ты правда считаешь, что я делаю мир лучше? – в глазах Андрея, устремлённых на меня, томилась бесконечная надежда.

– Ну, не сказать, что я согласна с твоим виденьем будущего… Но я верю, что это тоже по-своему правильно. И знаешь, я рада, что у меня именно такой заклятый враг.

– Я тоже очень рад…

Образец

 
Место: Новосибирск
Дата: 1.00 30.06.1985
До Крайовы: 4900 км
 

– Какого чёрта, Элл?! – спросил я, только войдя в её лабораторию.

Я зашёл только сказать, что мы вернулись и можем продолжать путь. А обнаружил, что Глиммер режет какого-то уже отключившегося бедолагу под энергичную музыку. Я был сильно шокирован, ибо ранее не видел Элл за её основной «работой». И в то же время, я был возмущён.

– Мы договаривались, что ты не будешь проводить свои эксперименты, пока мы едем по Империи! – продолжал возмущаться я.

– Правда? А я и забыла. – не отвлекаясь от орудования скальпелем, произнесла доктор.

– Ты шутишь? У тебя на столе живой человек!

– Да, я знаю. Пан Карпов, вы хотите мне сказать, что его никчёмная жизнь была лучше до того, как он попал ко мне на стол? Верно вы не знаете, как именно он жил.

– Да какая разница как он жил!

– Значит не знаете. Как и я, впрочем. Я его вообще на улице нашла. Но кто бы от хорошей жизни стал шататься по улице в столь поздний час?

– На улице? Серьёзно? Ты не можешь просто выходить на улицу, хватать прогуливающихся прохожих и ставить на них опыты!

– Я так и не услышала доводов, почему я не могу улучшить его жизнь. Вы воочию видели, что я сделала с Софи и Вивьен. Почему я не могу принести благо этому доходяге? Я практически уверена, что его жизнь ничуть не полезнее, жизни одного крайне моралистски настроенного вояки.

– О, я тебе целый ворох причин назову. Это против закона, нашего договора, природы, Лилит, морали, конвенции Мировой Лиги о правах человека, человеческого достоинства и отношения общества. И это первое, что пришло мне в голову.

– Ну, допустим, что ты прав. Что ты предлагаешь с ним сделать?

– В смысле что? Отпустить там, где ты его взяла.

– Ну вообще, я уже успела пришить ему пару лишних конечностей и сшить два лёгких в одно.

– А ты не можешь вернуть всё назад?

– Если хочешь, можешь сам попробовать вернуть всё на место, я посмотрю, как у тебя получится. Допустим даже, одно большое лёгкое никто не заметит, но вот возвращать в исходное состояние скелет, мышцы и нервы это та ещё морока. Так что просто дай мне спокойно закончить свою работу.

До сего момента Элл действовала практически на автоматизме, уделяя больше внимания нашему разговору, нежели манипуляциям над телом. Вновь сосредоточившись на операции, она вдруг остановилась и замерла. Простояв так несколько мгновений, Глиммер вновь подняла глаза на меня:

– Вот ты меня отвлёк, и я всё сделала неправильно. Теперь его бессмысленно доделывать. Такой экземпляр испорчен…

– Прости… что?

– Я случайно повредила дугу аорты. Восстановить её очень сложно, тем более что сейчас у меня нет подходящего материала. Придётся избавиться от образца. Именно поэтому я предпочитаю творить в уединении, разговоры сбивают даже самые отточенные процессы.

– То есть ты похитила случайного человека прямо с городских улиц, прооперировала его, а теперь собираешься избавиться?

– Всё верно. Но лучше ты от него избавься. Всё-таки это твоя вина, что я не смогла сделать работу как надо. Как отъедем подальше от Новосибирска, выкинь его из поезда.

– Это явно не лучший способ избавиться от трупа. Я уж не говорю о том, насколько лично мне будет неприятно и опасно этим заниматься. Что моё начальство скажет, когда на обочине найдут таким образом изуродованное тело?

– Если хочешь, можешь остановить поезд и отнести образец подальше в лес, тогда тело будет не на обочине. Да и даже если его найдут, то никто ничего не скажет, ибо убийство будет сложно связать с нашим предприятием. Да и незачем. Ничего удивительного в трупе с раскрытой грудной клеткой и парой лишних конечностей нет. Да и вообще, сейчас, насколько мне помнится, я твоё начальство.

– Чем я всё меньше и меньше доволен…

Лисы и волки

 
Место: Между Новосибирском и Тихореченском
Дата: 2.00 30.06.1985
До Крайовы: ~4600 км
 

– Что думаешь, Вивьен? – спросила меня Софи, показывая мне только что срисованный с меня эскиз.

– Ещё сложно сказать, но выглядит вроде интересно.

– Интересно? Тут же все перспективы на шедевр!

– Вот ты сначала дорисуй, а уже потом поговорим. Пока это всего лишь набор кругов и линий.

– А ты точно, в прошлом певица? Где твоё творческое чутьё? – Ратенпеш явно задели мои слова, – Разве искусство не в том, чтобы увидеть в куске глины готовый горшок?

– Искусство в том, чтобы его правильно вылепить. Исполнение отличает дилетанта от мастера.

– Ну, тут уж могу тебя уверить, что я круглый дилетант. Но ты довольно красива, а потому у меня просто не получится испортить рисунок. – с этими словами она наконец отложила карандаш и взяла кисть, – Кстати, спасибо, что согласилась мне попозировать. Не так часто удаётся кого-нибудь порисовать.

– Да без проблем. Всё лучше, чем лишний раз проводить время с доктором Глиммер.

– Не пойму, чем она тебе не нравится… Она, к слову, идеально позирует. Как задумается о чём-то своём, так не единым мускулом не шелохнёт. В отличие от некоторых… – Софи злобно покосилась на то, что я потянулась рукой за спину.

– Что уже и почесаться нельзя?

– Конечно нет! Ты двигаешься и свет уже падает совсем по-другому!

– Ладно… Постараюсь вообще не двигаться.

– Вот и славненько. Так вот, касаемо Элл. Мне просто кажется, что ты её неправильно воспринимаешь.

– А как её воспринимать, ежели она вот так надругалась над моим телом?

– Надругалась?

– Ну, может это не совсем правильное слово. Но это точно было против моей воли. А ещё я осталась душевно искалеченной. Да, пожалуй, «надругательство» вполне подходит.

– Ты преувеличиваешь. Со мной открою секрет, произошло то же самое, что и с тобой. И я осталась довольна. Элл подарила мне новую жизнь. И я даже не представляю скольких ещё калек и находящихся при смерти, она сможет поставить на ноги.

– Это так не работает. Вот скажи, ты же не считаешь, что посадка на поводок – это дача новой жизни? Или что залезать в чужую голову – этично?

– Под поводком в голове ты что имеешь в виду? То, что она вложила механизм, не позволяющий нам навредить ей? Вот эта самая штука с инстинктом самосохранения… Не очень помню, как именно она её поясняла, но ты, думаю, сталкивалась уже.

– Да, я понимаю о чём ты, но сейчас я не об этом. Разве тебя не раздражает, что твой разум действует лишь согласно её приказам?

– Нет, потому что это совсем не так. Я имею свободную волю и помогаю геноссе Глиммер лишь в той мере, в которой имею перед ней должок.

– Хочешь сказать, она сохранила тебе возможность выбирать?

– И тебе сохранила. Это видно. Просто, ты сама хочешь носить ошейник. Поверь, если ты вдруг получишь подходящий повод, то вмиг освободишься. Но сама твоя суть желает быть подчинённой чужой воле. Просто морально это не очень приемлемо и поэтому ты хочешь себя оправдать тем, что Элл залезла в твою голову.

– Кажется, ты из меня рисуешь какую-то фетишистку.

– Почему же? То, что ты испытываешь вполне нормально. Каждый человек раб. Знаешь же выражение: «Каждый раб, не желает свободы, а хочет собственного раба»? Так вот, это чистая правда. Никто из нас не желает воли. Ибо воля – это всегда ответственность.

– А кто же тогда хозяева?

– Да все и хозяева. И сами себе, ну и другим рабам. Конечно, некоторые из них, выбирают подчиниться не людям, а явлениям. Это тоже нормально. Кто-то, например, выбирает преклонение перед судьбой. Фатализм, он же сам по себе предполагает вечное рабство случая. Я же вот предпочла служить идеологии. Да мало ли примеров?

– И что же, ты мне предлагаешь смириться и перестать бороться?

– Вот! В том и есть твоя ошибка. Ты не сражаешься с Элл, ты пытаешь победить и убедить только себя саму. Просто… прими своё стремление. Так будет лучше. Ведь, чем сильнее ты брыкаешься и противишься, тем сложнее тебе потом будет отказаться от её влияния.

Никто не уйдёт!

 
Место: Тихореченск
Дата:15.00 30.06.1985
До Крайовы: 4300 км
 

Мир становится всё страннее день ото дня. Ещё совсем недавно у меня было всё. А теперь только две девушки, от которых стоило бы бежать, как от огня. И около которых я оказалась на привязи. Ведь, благодаря Глиммер, я более не могу делать выбор самостоятельно. Да, мне всё ещё не нравится то, какими методами она действует. И Софи не сможет меня переубедить.

Но моя человечность, постоянно стенающая, из-за моих же невольных действий, всё же не может пересилить животные инстинкты. И вот это меня действительно пугает. Что если, в один момент, выполняя очередной приказ, человек внутри меня погибнет? И я смирюсь со своим положением жертвы?

Пожалуй, тогда это буду уже совсем не я. Или может, если Глиммер всё-таки права, тогда настоящая я возьму верх. Чёрт! Нет, это уж точно не является правдой. Любое людское существо становится простым животным, если теряет свою гуманность. Так и я потеряю свою личность, всё то, что делает меня человеком, если продолжу слушать её проповеди о лучшем мире без людей.

Что касается Софи… Она ничуть не лучше Элл. Ибо действует ровно теми же методами – террором и смертоубийством. Они обе лишают человека права выбора, желая заставить весь мир жить по своим правилам и не давая альтернатив. Это неправильно. Рабство, вполне может быть добровольным. Некоторые люди сами, осознанно или не совсем, соглашаются на подчинение разного рода. Но когда в цепи хотят загнать насильно, тогда и только тогда это становится преступлением.

Может, это наивно. Я с самого раннего юношества слышу упрёки в максимализме и «детском мышлении». Но разве так уж сложно дать возможность решить? Те, кто хотят строить лучший мир коммун и равенства и так, скорее всего, уже уехали в Арбер Цвейт. Те, кто хотят утратить человечность и так, толпами направятся к доктору, ежели та объявит о своих стремлениях на весь мир.

Вот почему вместо того, чтобы договориться с человечьим универсумом, они вновь сидят у окна в своём купе и обсуждают возможности использовать некую «технологию» для воплощения своих грёз о лучшем мире? Глиммер ещё и гладит меня, яки собаку какую. Это уже даже не раздражает.

Mon Dieu! Я устала сопротивляться. Раз за разом мои протесты ни к чему не приводят. Напротив, всё становится только хуже, и я всё меньше осознаю ради чего я сражаюсь. Может, всё бессмысленно? Не знаю. Я уже больше ничего точно не знаю.

– Судя по данным связного из Качинска, именно в Тихореченске, мы сможем найти группу Зайца. – сказала Софи.

– Думаешь, они согласятся помочь нам в пути? Когда мы перейдём черту, лишние руки нам пригодятся, особенно если они умеют управляться с оружием так, как это делают солдаты интербригад.

– Даже если это будет не так, я буду довольна тому факту, что они остались живы.

– Не могу поверить, что я совершаю все эти остановки и трачу кучу драгоценного времени, лишь ради того, чтобы ты повидалась с парочкой своих старых друзей.

– Почему нужно вечно всё мерить рациональностью? Некоторые дела, даже великие, являются просто жестом благородства.

– Рациональность вполне применима в данной ситуации, ибо ты, теперь, вроде как моя подруга. И чтобы укрепить наши дружеские отношения, я делаю жест доброй воли.

– Разве добрая воля не благородна? Мы говорим об одном и том же, только разными словами. Ну и да, похоже, что мы действительно стали друзьями. Что уж поделать, с того злополучного дня в тюрьме, я действительно к тебе притёрлась, Vöglein!

– Что же, мне радостно это слышать. Может, и с этим твоим Зайцем получится найти общий язык.

– Пожалуй, что так. Он идейный парень, как никто другой ратует за революционное дело и готов биться с контрой и буржуа до последней капли крови. По крайней мере, таким он был несколько лет назад. Вряд ли, коли уж он и стал лидером, Заяц остался идейным мальком-рядовым.

– И стал идейным лидером? Ха! Люди не меняются. Кому суждено быть рядовым, слепо верящим любому слову вышестоящего, тот вечно им и останется. А кому, напротив, суждено править, тот, куда его не поставь, пробьётся к вершине.

– Какие крамольные мысли излагаешь, док! Экономическая система делает нас такими. Она и только она определяет расклад сил. И судьба здесь совершенно ни при чём!

– Что система, без существ её населяющих? Воля к власти, стадный инстинкт, заранее продиктованные роли, всё это в наших ДНК. Даже не так. Именно ДНК определяет систему, которая их стратифицирует. И сколько ты с ней не борись, победить ты её сможешь лишь изменив геном.

– Что ж, вот поэтому нас с тобой и можно назвать друзьями, иные товарищи из Арбер Цвейта, убить готовы за малейшее расхождение в трактовках, а у нас тут весь базис отличен!

Они обе рассмеялись от души. Однако вскоре, Элл прекратила хохотать и уставилась в окно:

– Похоже не только в Арбер Цвейте готовы убивать за идеологию…

Поезд медленно подкрадывался к вокзалу. И чем дальше открывался перрон, тем страшнее становилась картина. Сначала стояли солдаты, укрывшиеся за укреплениями из мешков с песком. И чем ближе к зданию вокзала, тем больше становилось бойцов в форме СНС. Сама же величественная постройка, представлявшая собой вполне типовой имперский вокзал, какие были и в ДРР, была превращена в настоящую крепость. На крыше стояли снайперы. В окнах были устроены бойницы. А вход закрывал пулемётный расчёт.

Но самое страшное было вовсе не в количестве вооружённых людей на платформе. Нет, самое ужасное находилось перед зданием и словно было выставлено специально для нас, напоказ. Это была высокая виселица, два столба, да балка. А на ней пятеро повешенных. Все в классических кожаных куртках арберов. Софи сразу узнала казнённых, что, очевидно, отразилось на её лице животным ужасом.

Никогда бы не подумала, что она может ощутить страх. Вроде как испуг – чисто человеческая черта. Может, она всё же далеко не такой же монстр, как Глиммер. Которая, с определённой холодностью и всё тем же ласковым голосом, спокойно констатировала:

– Да уж, тёплым приёмом и не пахнет…

– Это же… Заяц… Вот он, слева… – дрожащим голосом прошептала Софи, – А это… Голубь… Тигр… Вепрь… и Медведь. Неужели они поймали ВСЕХ?

Рация Элл взывающе запищала. Карпов созывал всех на общее собрание в «вагоне-ресторане». Туда мы трое тут же и направились. Стоило войти внутрь обеденного помещения, как тут же, нам на встречу, вылетел капитан, сдержанно отрапортовав:

– Это вольноармейцы. Ими командует сын покойного атамана Пепеляева, также Пепеляев. И он требует, чтобы мы отдали им Ратенпешт, иначе они атакуют состав. Их командир заявил, что, цитата: «Никто не уйдёт из Тихореченска, пока СНС не получит желаемое!». И действительно, пути спереди перекрыты. Назад смысла ехать нет, да и скорее всего там дороги также уже нет. Неизвестно, сколько они привели людей. Но примерно прикинув, я насчитал около трёх сотен бойцов на платформе и в здании.

– Сколько у нас времени? – спросила доктор.

– Полчаса, но младший Пепеляев несколько истеричен и нетерпелив. Это понятно по его торопливой манере верещать.

– Уже есть наработки того, как можно поступить?

– Сражаться точно не вариант. У нас много опытнейших солдат, но и атаман привёл бойцов не хуже. Кроме того, их позиция крайне выгодная, а мы, считай, закрыты в поезде, стены которого шьются насквозь. Открытое столкновение точно не вариант. Выбраться, может мы и выберемся, но потери будут колоссальными.

В разговор вмешалась Софи:

– А что ещё остаётся, говорить с ними? Этот ублюдок захлёбывается от ненависти, ведь мои люди убили его отца. И пока месть затмевает его рассудок, он не успокоится.

– Думаешь, он считает, что ты причастна к этому убийству? – спросила Элл.

– Видимо так. Вряд ли его можно убедить в обратном. Да и, если честно, я совсем не хочу играть с этим уродом, в поддавки. Он казнил моих людей. И мне очень хочется пройтись по его горлу коготками.

Тут своё мнение высказал и генерал:

– Вы уж извините старика за цинизм. И ты, Софи, извини особенно за моё предложение. Но почему бы нам не выполнить его просьбу? Лично мне бы не хотелось жертвовать своими людьми, ради одной бунтарки. Я обещал мужикам, что верну их на родину в целости и сохранности!

Удивительно, но никто не отреагировал на предложение старого вояки резко или с неприязнью. Неужели мысль о предательстве они встречают так спокойно?

– Нет уж, подругу на откуп я не дам. – заявила Элл.

– Я тоже против того, чтобы отдавать Ратенпешт. Мы теперь одна команда. К тому же мне был дан чёткий приказ: «Доставить ВСЕХ в целости и сохранности». Я намереваюсь чётко его выполнить. Тогда что? Будем драться? Решение за тобой, Глиммер. – добавил Карпов.

– Я решила. Есть вариант справиться малыми силами и не оказаться у разбитого корыта. Пора, наконец, вывести зверей погулять.

– Не слишком ли жёстко будет так в открытую использовать твои… Эмм… «Изобретения»? Не думаешь, что далее у нас начнутся проблемы ввиду устроенной резни?

– Вот тут и вступает в дело погибшая интербригада. После того как Вивьен справится с поставленной задачей, мы снимем бедолаг с виселицы и положим так, чтобы выглядело, словно они тоже погибли во время резни. Которую, сами и устроили. Кто там будет разбираться в том, что они были мертвы задолго до битвы? А если такой дотошный и найдётся, когда он поймёт, что была и третья сторона, мы уже въедем на территорию арберов. Они явно оцепили вокзал от гражданских, а потому не стоит бояться, что останутся свидетели. Так что всё это будет меньшим злом из всех возможных.

– Да, звучит, как вполне хороший план. Да и моих покойных товарищей уважим. Но разве Виви, не взрывается при превращении? – спросила Ратенпешт.

– Разумеется, но только если превращение происходит моментально и при риске для жизни. Есть и другой способ пробудить зверя. Если я всё правильно рассчитала, конечно.

– То есть, раньше ты так не делала? – Софи демонстративно шагнула назад, – Тогда, я, пожалуй, отойду, от греха подальше.

– Вряд ли это поможет, если она всё же взорвётся. Но метод должен сработать. В конце концов, моё присутствие не должно позволить ей нанести вред своим превращением.

До сего момента безучастная, я снова должна была применять силу для того, чтобы убивать. И я даже не уверена, будет ли это правильно. Вернее, не уверена, что буду применять силу против большего зла. Пепеляев справедливо злится на Kriegsfuchs, пусть и безосновательно. Если он атакует состав, многие погибнут. Однако, если Глиммер уйдёт невредимой, погибнет гораздо больше людей…

Впрочем, есть ли у меня возможность повлиять на дальнейшие события? Я невольно повинуюсь каждому действию доктора. Вот она жестом приказывает мне лечь на пол, и я послушно опускаюсь на спину. Наклонившись над моим лицом, она достаёт свой скальпель и медленно проводит им по своей ладони. От этого движения я испытываю острейшую боль, словно надрез появился на моей руке. Конечно же, с ней всё в порядке. Но эта чёртова программа Элл, записанная у меня на подкорке, заставляет меня страдать, когда страдает «хозяйка». Тьфу… Даже противно это говорить.

Она сжимает свою руку в кулак и тонкий ручеёк крови, тут же льётся мне в рот. Солёный, пьянящий вкус крови пробуждает животное. Я чувствую, как моё сознание уходит всё дальше, вглубь мозга, а его, напротив, подбирается всё ближе к рычагам управления. Впрочем, можно ли говорить, что мы различны? Нет, вовсе нет. Мы одно целое, и я лишь уступаю место своей дикой натуре.

Мои конечности задрожали. По телу пробежались мурашки, а вслед за ними глубокая, тупая боль. И она не собиралась уходить, становясь всё нестерпимее с каждой минутой. Горло налилось свинцом, я издала первый, ужасающий крик. Вскоре я уже кричала без остановки, от дикой боли.

Мои пальцы стали удлиняться, на них появлялись когти. Кожа тут и там заросла шерстью. Сначала короткой, потом та становилась всё длиннее и длиннее. Когда стопы стали расти, становясь подобными волчьим, на моё тело обрушился новый поток боли. На этот раз совсем иной. Меня словно бы опустили в чан расплавленного метала и нестерпимый жар обуял всё моё существо. Кости же, тем временем, словно бы дробились и ломались, там внутри, обретая всё новые формы.

Превращение подходило к своему завершению. Тело стало больше, многим больше обычного, человеческого. Челюсть выдвинулась вперёд. Зрение, слух и, что самое главное, обоняние, обострились, оглушив сознание потоком новой информации. Запах стольких живых жертв сводил меня с ума. Но я, послушно встала на задние лапы перед доктором в ожидании приказов.

Та вместо того, чтобы сразу же дать мне отмашку и кинуть в гущу сражения, бросилась с объятиями на мой живот:

– Прости! Прости меня! Прости! Я не думала, что превращение подобным образом может доставить моему дитя столько страданий!

Глиммер… извиняется? Но перед кем? Предо мной или перед тем, что сейчас заняло моё место, умело справляясь с телом машины для убийств? Впрочем, разве это важно? Я никогда не видела сочувствия со стороны Элл. Она всегда действовала рационально и жёстко. Неужели и она может сострадать?

Мне даже стало как-то не по себе. Боль отступила, а ярость напротив, прилила к мозгу. Ради хозяйки я готова была выполнить любой приказ. Только дайте мне цель и я порву её на мелкие кусочки, лишь бы Элл больше не расстраивалась из-за меня. Никакие мои страдания не стоят её слёз.

Разжав клещи своих объятий, Глиммер вновь обрела холодность и обыденно ласково произнесла:

– Все, кто сейчас снаружи, должны умереть.

– Я пойду с ней. – сказала Софи, – Если младший Пепеляев и должен умереть, то от моей руки. Я отомщу за своих ребят.

– Хорошо, если ты так хочешь. Вперёд!

Оказавшись снаружи, первое с чем я встретилась, был трепет на лицах вольноармейцев. Вряд ли они ожидали увидеть перед собой зверя, подобного мне. И теперь, застыли в нерешительности, не зная, что и делать. Их командир, находившийся в авангарде, был в таком шоке, что даже выронил свой офицерский револьвер. Он только и успел крикнуть:

– Огонь! Огонь! Огонь!

А потом его голова сразу же была отделена от плеч, ловкой Софи, действовавшей чудовищно молниеносно и каким-то образом оказавшейся у атамана за спиной. И тут же лиса растворилась среди начавших хаотичную стрельбу вояк. Стреляли они, разумеется, по мне. И я оказалась не готова к столь колоссальному потоку пуль. Им даже удалось замедлить моё неотвратимое наступление. Замедлить, но не остановить. Когда же Ратенпешт убрала снайперов и пулемётный расчёт, действуя как опытный диверсант, я смогла и вовсе, рвануть в сторону нападавших.