Текст книги "Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль"

Портрет не был ярким. То, что художник сделал его именно таким, добавляло ему привлекательности. Большие, черные, слегка навыкате глаза натурщицы придавали ее лицу выражение задумчивости. А во взгляде читались озабоченность девушки своей жизнью и затаенная печаль.

– Я думаю, нам нужно кое-что обсудить, – сказал граф.

– Прекрасная идея, – согласился хозяин мастерской, поглядывая на Анну Белль.

Она осталась одна, пока мужчины заключали сделку в соседней комнате. Это заняло несколько минут, но для Анны Белль время тянулось очень долго. Любопытство ее не мучило – она прекрасно знала господина ван дер Мина, привыкла к его вечному нытью о тяжелой жизни и высоких ценах. Хотя по городским меркам жил он весьма хорошо. Мог позволить себе даже отказывать вельможам. Особенно непримирим был с теми клиентами, которым не нравился конечный результат. Он всегда категорически отвергал просьбы что-либо поменять или подправить в готовой работе – просто оставлял портреты себе, возвращая залог. При этом ван дер Мин понимал, что рядом есть коллекционеры, которые ценят его творчество, так что особых трудностей со сбытом не оплаченных заказчиками картин у него не возникнет. Так и попадали портреты весьма известных персон в коллекции.

Франс ван дер Мин. «Портрет неизвестной»

В случае с девушкой в жемчужном ожерелье была одна сложность. Она имела к Франсу иное отношение, была для него не только натурщицей, когда он в возрасте тридцати семи лет жил в Лондоне. Поэтому, продавая ее портрет, ван дер Мин прощался с кусочком своей памяти и прошлой жизни. Эти светлые и далекие чувства вступали в противоречие с чувствами темными и греховными: с финансовыми потребностями сегодняшнего дня.

Анна Белль не сомневалась, что ван дер Мин не устоит перед соблазном. Он мог на самом деле успокоиться мыслью, что способен написать портрет еще раз, тем более существовала его копия – гравюра и художник навсегда запомнил черты лица девушки, которую он когда-то лишил девственности в своей мастерской.

Граф Шувалов возвратился в студию, улыбаясь. Следом вошел Франс ван дер Мин и тут же принялся снимать портрет со стены. Он завернул его в мешковину и перевязал шпагатом.

Андрей Петрович взял картину, Анна Белль встала, и они направились к выходу.

– Одну минуточку, господин… ваше сиятельство! – остановил их ван дер Мин. – Вы забыли аванс. Мне положено заплатить аванс за будущий портрет Анны Белль!

– Ах да, простите. Давайте так. Я заплачу всю сумму вперед. Только портрет должен быть готов к моему возвращению в Амстердам через два месяца, – заявил Шувалов.

– Безусловно! Обязательно!.. А вдруг вам не понравится моя работа?

– Ну что вы, разве может такой мастер испортить оригинал?

Франс еще раз отвел графа в сторону и что-то шепнул ему на ухо. Шувалов достал кошелек и отсыпал художнику в руку золотых монет.

Они с Анной Белль наконец-то вышли на свежий воздух из душной мастерской.

– Анна Белль, будьте осторожны с этим господином, когда станете ему позировать, – предупредил граф. – У меня остались не очень приятные впечатления от переговоров.

– Спасибо, Андрей Петрович… Вы, конечно, не скажете мне, сколько заплатили за картину, которую он никому не продавал десять лет, и сколько стоил мой портрет?

– Я не могу нарушить тайну Франса ван дер Мина! Он же специально шептался со мной, чтобы вы и господин Браамкамп не узнали о цене. Это будет неблагородно с моей стороны – его выдавать. Вы согласны со мной, Анна Белль? – Граф Шувалов, будучи профессиональным дипломатом, умел отвечать на любые сложные вопросы. Он продолжал улыбаться, глядя на смущенное личико девушки. – Могу высказать только свое мнение: господин ван дер Мин сильно продешевил. Я был готов заплатить в три раза больше! – После этих слов Шувалов рассмеялся.

– Вот, теперь я знаю вашу тайну, – улыбнулась Анна Белль, – и просто не имею права разгласить ее господину ван дер Мину!

– Это было бы опасно! Художник так расстроится, что дрожащей рукой напишет самый неудачный портрет в своей жизни!

Им стало очень весело. Анна Белль звонко смеялась, запрокидывая голову, а граф не переставал любоваться красотой этой девочки, которая была умна не по годам. Он ощущал какую-то внутреннюю тайну в юной Анне Белль, притягивающей его, как новая загадка увлеченного мыслителя.

«Вот бы когда-нибудь познакомить ее с Вольтером», – подумал Андрей Петрович.

– Однажды мы обязательно посетим с вами Францию, – тут же сказала Анна Белль. – Там много выдающихся художников, и даже господин Вольтер сам прекрасно рисует.

После этой фразы Андрей Петрович еще с большим интересом взглянул на нее. «Это простое совпадение», – мысленно объяснил он для себя слова девушки, чтобы успокоиться…

Они вручили приобретенную картину Герриту Браамкампу. Тот был в восторге от подарка и обеспокоен сообщением о переезде Франса ван дер Мина в Лондон.

– Неужели мы потеряем последнего выдающегося художника Голландии?!.. Вы сказочно порадовали меня подарком. Но, ваше сиятельство, Франс отказывал в продаже этого портрета несколько раз. Я предлагал ему сто гульденов, а он даже не хотел об этом слышать. Как вам удалось его уговорить и сколько вы заплатили?

– Возможно, сыграли роль его новые планы по поводу скорого отъезда, – уклончиво ответил граф. – Скажите, по вашей оценке, сколько может стоить этот портрет?

– Для меня его цена сто гульденов. Первый раз в жизни я не пытался купить картину дешевле, чем она стоит. Но для Анны Белль эта картина будет стоить триста гульденов – так вырастет ее цена в течение ближайших десяти лет, которые я не проживу. Для детей Анны Белль эта картина будет стоить уже тысячу гульденов, а для внуков – все десять тысяч, ваше сиятельство.

– Все понятно, тогда я потрясен, как дешево мне удалось ее купить! – воскликнул граф, давая понять, что больше он ничего не скажет…

…Анна Белль улыбалась, вспоминая позавчерашний день. Фрегат «Надежда» уже скрылся за горизонтом, она направилась к ожидавшему ее экипажу. Ей хотелось плакать, и она спасалась только тем, что отгоняла мысли о разлуке с Андреем Петровичем. И еще сгорала от нетерпения взглянуть, что за сюрприз скрывается под глянцевой бумагой, перевязанной лентой. Любопытство отвлекало ее от всего остального, даже от готовых пролиться слез…

Глава девятая

Пленник страсти, раб желаний,

Проживающий в грехе,

Не найдешь ты оправданий

В шумном, пошлом кабаке.

1

Дорожная карета быстро доехала к особняку Браамкампа. Кучер и сопровождающий – лейтенант из российской миссии – подтвердили завтрашний ранний отъезд в Делфт. Анна Белль поднялась к себе в будуар. Сумерки за окном придавали таинственность знакомым вещам и картинам на стенах. Девушка зажгла три свечи в подсвечнике на трельяже и в мерцающем свете языков пламени, нетерпеливо развязав ленту, развернула полученный от графа сверток. Там оказалась маленькая коробочка, обшитая бархатом. В волнении Анна Белль открыла ее и увидела кольцо с темно-голубым сапфиром. На внутренней стороне кольца была уже знакомая ей надпись: A.B op het geheugen van A.SH.

…Андрей Петрович Шувалов вошел в свою каюту – ему как персоне высочайшего статуса, действительному камергеру и приближенному Екатерины II выделили адмиральскую, – сел на койку и закрыл лицо ладонями. Затем лег на спину и в глубокой задумчивости принялся безучастно блуждать взглядом по сторонам. Взгляд скользил по низкому потолку каюты, по деревянной обшивке стен, иллюминаторам, гамаку, подвешенному к потолку на случай шторма. В середине каюты находился огромный глобус, а рядом с ним на низком столе лежали свернутые географические карты, по бокам размещались стенные шкафы, полки, стояли обитый медью сундук и тумба с моделью фрегата «Надежда»…

…В левой руке Анна Белль держала свой медальон. Она с волнением откинула его крышечку и увидела, что ее изображение посветлело – вновь заиграло красками в неустойчивом пламени свечи.

В последнее время украшение, подаренное дедушкой Рене в России, стало для нее своеобразным ориентиром. Она сверялась с ним, когда хотела определить, что означает то или иное событие в ее жизни, и медальон точно угадывал положение вещей, темнея или светлея на глазах.

В правой руке у Анны Белль было колечко графа Шувалова, через которое девушка взглянула на свечу. Ей привиделось незнакомое помещение. Она даже вздрогнула от неожиданности. В серой полупрозрачной мгле можно было различить кресло-качалку, покрытое шкурой, на полках – несколько морских приборов: секстант, подзорную трубу, медный компас. Анна Белль увидела макет фрегата «Надежда» на подставке, рядом стол, заваленный какими-то свернутыми в рулоны бумагами, и огромный глобус. Дверь в это помещение отворилась, и вошел морской офицер. Он шевелил губами, что-то беззвучно ей говорил. Потом отдал честь и вышел. Картинка в кольце ожила, все сдвинулось с места. Потолок приблизился, кресло-качалка начала раскачиваться, будто кто-то его случайно задел. Дверь, которую только что закрыл офицер, стала приближаться – и вновь открылась. У Анны Белль создалось впечатление, будто она, оставаясь на месте, в то же время двигается по незнакомому помещению и, глядя сквозь кольцо, выходит через эту дверь…

…Андрей Петрович оказался на палубе. Встречный морской ветер обдавал его приятной прохладой. Только что мичман позвал графа в кают-компанию, где капитан собирал офицерский состав для обсуждения морского путешествия. Шувалов был рад, что примет деятельное участие в плавании, вместо того чтобы скучать на борту в роли пассажира.

«Вот бы мне побольше знаний о морском деле, хотя бы на уровне Анны Белль», – думал граф, шагая по палубе фрегата в кают-компанию.

…Анна Белль смотрела через кольцо на проплывающий под ней дощатый пол, напоминающий палубу корабля. Точно, это была палуба: справа тянулся сплошной фальшборт с леерным ограждением. Девушка видела швартовые утки, погоны стаксель-шкотов, лебедки, стопоры, грот-фал, съемные рундуки, тиковое покрытие банок на кокпите…

Анна Белль прекрасно разбиралась в стоячем и бегучем такелаже парусного судна. Она поняла, что перемещается по палубе парусного корабля, и старалась определить, что это за корабль. Девушка внимательно рассматривала нижние ванты и фордуны, стеньги и брам-стеньги, увидела мельком кливер, топенаты, ватер-багштаги, но никак не могла рассмотреть достаточно хорошо весь рангоут, по которому можно было бы точно узнать, какой это был корабль. Сама Анна Белль не могла выбирать направление взгляда и видела только то, что появлялось в кольце. И движения от нее не зависели. Казалось, кто-то другой идет по палубе, а она просто смотрит его глазами…

…Граф распахнул дверь кают-компании. Капитан встал из-за стола, приветствуя гостя, за ним поднялись собравшиеся офицеры. Он представил действительному камергеру весь командный состав корабля. Им вместе надлежало провести недели в плавании, и граф Шувалов изъявил желание присоединиться к работе команды – нести вахтенные дежурства, преодолевать любые трудности пути, не ожидая поблажек…

…Анна Белль рассматривала незнакомых морских офицеров, которые странно шевелили губами, будто представляясь ей сквозь кольцо. И вдруг увидела среди них знакомое лицо. Она не сразу вспомнила этого человека, но наконец ее память прояснилась, и девушка узнала того капитана, который любезно направил ее в морскую миссию в Амстердаме. Конечно же! Теперь она поняла, что незримо находится на борту фрегата «Надежда»!

«Боже мой! А где же тогда Андрей Петрович?» – промелькнуло в ее сознании, и ошеломляющая догадка всё прояснила. Анна Белль не сомневалась: она видела корабль его глазами. Поэтому и не могла никак увидеть его самого…

В этот момент они с Андреем Петровичем рассматривали карту с проложенным курсом. Сначала фрегату надлежало пройти по длинному заливу от Амстердама к островам Боркум, Юист и Нордерней, миновать их и выйти в Северное море, а после этого двигаться вдоль гряды Северо-Фризских островов и достичь острова Вестерленд, где намечалась первая остановка. Потом держать курс вдоль побережья Дании к острову Фанё, где тоже нужно было остановиться на рейде у города Эсбьерг для пополнения запасов пресной воды и провианта.

Дальше в одном переходе постараться обогнуть самый северный мыс Дании и выйти к городку Скаген уже с другой стороны полуострова. Если же ветер не будет способствовать этому маневру, потребуется сделать еще одну остановку у рыбацкой деревни Хиртсхальс, дождаться погоды, а затем уже огибать полуостров.

Далее их путь пролегал мимо островов Лесё и Анхольт к проливу, отделявшему Данию от Швеции. Следом планировался заход в форпост Хельсингер для таможенного досмотра, затем проход по проливу Эресунн и, возможно, короткая остановка в порту Копенгаген – в порядке политического визита и для непродолжительного отдыха.

За проливом уже начиналось Балтийское море, и фрегат должен был идти к острову Борнхольм, затем на восток к острову Готланд. Это был очень рискованный участок пути.

Обычно торговые корабли продолжали свое плавание в коварном Балтийском море вдоль побережья Германии и Польши или держались берегов Швеции, проходя в непосредственной близости от острова Эланд по направлению к Стокгольму.

Фрегат «Надежда» должен был пройти по самой середине Балтийского моря с обходом острова Готланд с правой стороны и далее взять курс на Аландские острова в направлении шведского города Або. В случае успеха команда могла сэкономить около пяти суток. В случае неудачи… но об этом лучше было не думать.

По прибытии в Або намеревались сделать достаточно продолжительную остановку с проверкой состояния корабля и с отдыхом для команды. Ну а дальше оставалось только завершить долгую экспедицию коротким заходом в Гельсингфорс и выходом к устью Невы – к родному Санкт-Петербургу.

Обсуждение маршрута в кают-компании закончилось. Анна Белль не слышала высказываний офицеров, но с интересом наблюдала все движения маленькой фигурки трехмачтового фрегата, которую с остановками передвигали по карте, обсуждая начавшееся плавание.

Все разошлись по каютам. Вместе с графом Анна Белль зрительно проделала обратный путь по палубе корабля и окончательно убедилась в верности своей догадки: Шувалов, войдя в каюту, посмотрел на себя в зеркало! И Анна Белль в мерцании корабельной лампы четко разглядела его лицо.

Это было так замечательно! Девушка захлопала в ладоши и радостно засмеялась. Поскольку Анна Белль всегда старалась находить объяснения разным удивительным вещам, происходившим в ее жизни, когда радость прошла, она задумалась о том, как же все это могло случиться.

«Бесспорно, люди способны иногда передавать друг другу мысли и образы на расстоянии. Сколько этому доказательств в жизни! Значит, для такого „общения“ в мире существуют все необходимые приспособления. Мозг человека иногда может улавливать видения и мысли других людей. А среда вокруг нас мгновенно передает сообщения на любое расстояние. Люди просто не могут научиться управлять этими возможностями по своему желанию. Вот и всё. Может быть, кольцо служит как раз для того, чтобы, пробегая через него, взгляд концентрировался, набирал силу и легко преодолевал километры пути? – рассуждала про себя Анна Белль, продолжая смотреть в колечко. – Нет, одного кольца недостаточно. Еще требуется внутренняя связь между людьми, которые мысленно соединяются друг с другом. Ведь нужно обязательно настроиться на человека, чтобы безошибочно послать сообщение по его адресу или получить ответ».

Анна Белль понимала, что чаще всего такие моменты возникают у людей, тесно связанных родственными узами. Вспомнилась кончина матери, когда Джейн передала ей ужасную весть из Италии, прощаясь навсегда…

А как же Андрей Петрович?.. Девушка чувствовала и осознавала, что влюбилась в графа Шувалова. Ей постоянно хотелось быть рядом с ним. Только в его присутствии ей становилось легко и радостно, а любые мысли о нем на удалении приносили тоску и боль.

«Неужели и он… тоже меня любит? Разве просто так дарят барышням кольца? Тогда почему такая странная надпись: „А.Б. на память от А.Ш.“?»

Граф будто попрощался с ней навсегда. Как это объяснить? Что бы она написала на его месте? Нельзя же написать слово «люблю», пока не представился случай в этом признаться? И вообще, прошло так мало времени с их знакомства… Он человек взрослый, рассудительный, безусловно контролирующий свои эмоции. Конечно же она понравилась ему! Стал бы он тратить столько времени на встречи с ней при его-то занятости…

Думая так, Анна Белль умылась перед сном, разделась и легла в постель. Она решила не надевать колечко на палец, чтобы не объяснять дедушке его происхождение. Но боязнь еще раз лишиться кольца заставила Анну Белль положить его в коробочку и запереть в секретере.

Девушка пришла к выводу, что ничего другого граф Шувалов написать просто не мог. Ведь он на государственной службе, порученец ее императорского величества! Возможно, он постоянно в опасности, поэтому написал «на память» – вдруг что-нибудь произойдет? Само плавание по такому маршруту и с такой неимоверной скоростью могло оказаться роковым. У него не было той уверенности в успехе морского путешествия, которой обладала Анна Белль. Этим все и объясняется…

Невыясненным в истории с кольцом оставалось только одно: как оно могло оказаться в желудке чайки? Кто послал Анне Белль этот знак и что он означал? Пусть эта загадка пока оставалась неразгаданной, но девушка обещала Андрею Петровичу разобраться во всем. Она верила, что обязательно узнает ответ!

Необъяснимые события начинали выстраиваться в одну цепочку: кукольный театр и ожившие куклы, преследовавший Анну Белль черт в красной одежде и навязчивые ангелочки, сцена кораблекрушения, вызвавшая у нее такие сильные эмоции, и наконец, исчезновение, а потом появление кольца. Анна Белль чувствовала, что все это как-то связано между собой, что, разгадав этот ребус, она получит все ответы. А может быть, и предсказание будущего.

Андрей Петрович засыпа́л под мерное покачивание корабля на волнах и шелест морского ветра, залетавшего в приоткрытый корабельный люк. Иодистый запах моря проникал в каюту. Граф видел внутренним взором улыбающееся лицо Анны Белль с замечательными ямочками на щеках, пока оно не стало расплываться в тумане приближающегося сна.

Утром фрегат «Надежда» на полных парусах с попутным ветром шел к выходу в Северное море. На палубе раздавались свистки боцмана, послушные командам матросы и кадеты спешили выполнять его поручения. Накануне, готовясь к плаванию, Шувалов прочитал устав морского дела, где были описаны основные правила и порядок поведения на корабле, а также функции и задачи для всех офицеров и членов команды.

Он вспомнил, что боцман – старший строевой унтер-офицер на корабле – имеет главенство над всеми нижними чинами, как строевыми, так и нестроевыми. Формулировка из морского устава гласила: «Боцман поименно обязан знать всех матросов и унтер-офицеров; проверять их познания в морском деле на практике; наблюдать за их поведением, а также производством такелажных работ: от подъема тяжестей, постановки и спуска рангоута, уборки якорей до состояния вооружения на корабле, управления рулем и парусами при всяких обстоятельствах».

Граф вышел на палубу и поглядел на боцмана, занятого выполнением своих обязанностей. Он находился там, где ему и было положено: на баке фрегата.

В это время Анна Белль в дорожном костюме садилась в карету, чтобы отправиться по дедушкиному поручению в Делфт. Как всякая шестнадцатилетняя девушка, она была любопытна, и мысли о предстоящей поездке вызывали у нее восторженное предвкушение приключений.

Кучер хлестнул кнутом лошадей. Анна Белль высунулась в окошко и помахала улыбающемуся дедушке Герриту, провожавшему ее у дверей. Как хорошо, что он так быстро восстановился после сердечного приступа! Дедушка выглядел бодрым, даже изъявил желание отправиться в дорогу вместе с Анной Белль, но в последний момент его удалось отговорить.

Граф Шувалов позаботился обо всем. Он отправил вперед порученца, чтобы тот заказал для Анны Белль приличную и безопасную комнату на постоялом дворе в Делфте. Тот же порученец должен был встретить экипаж и разместить путешественников на ночлег. Они намеревались добраться в город поздним вечером того же дня.

Анна Белль не знала, что графскому посланнику было также приказано оплатить все ее расходы по пребыванию в Делфте и саму покупку картины, сколько бы ни пришлось за нее отдать. Шувалов был щедрым и благородным человеком, который, впрочем, совсем не нуждался в средствах – он унаследовал огромное состояние и множество крепостных душ после смерти отца в 1762 году.

За окном кареты сначала мелькали дома еще не вполне проснувшегося города, а потом потянулись зеленые просторы Голландии – залитые восходящим солнцем поля, редкие деревья на ровной поверхности земли, словно игрушечные ветряные мельницы и небольшие деревеньки. В окно влетали запахи цветущих голландских лугов, даря Анне Белль воздушные поцелуи лета. Лейтенант сидел рядом с кучером на козлах, а девушка в экипаже ехала одна.

Кольцо Анна Белль оставила дома из страха потерять его в пути. Она представила, что Андрей Петрович находится в карете вместе с ней и указывала ему в окно на самые красивые сельские уголки. В ее мыслях он был рядом каждую минуту, поэтому второе место в карете было занято и печали о его отъезде просто негде было разместиться. Может быть, печаль и гналась следом за экипажем, но безнадежно отстала и затерялась где-то на проезжей дороге позади.

Жители городка Делфта когда-то снискали славу знатных пивоваров, однако в последние столетия загрязнение окружающей среды повлияло на чистоту воды в делфтских реках и каналах. Пиво перестало выходить таким же качественным и вкусным, как раньше, поэтому с начала XVII века пивоварни стали закрываться одна за другой. Делфтийцы рисковали остаться без работы. К счастью, местное население отличалось практичностью, и свободной рабочей силе вскоре нашлось применение. Голландия в то время занимала ведущее место в Европе по развитию торговли с зарубежными странами. Из Китая «через четыре моря» торговый флот доставлял чудесные образцы фарфоровых изделий, а с Шельды и Рейна в Делфт по каналам начали завозить отличную глину. Китайский фарфор стал модным во всей Европе. Вначале, не очень заботясь о качестве, делфтские мастера просто копировали восточные орнаменты, пользуясь местными красками. Особенно хорошо им удавалась роспись синей кобальтовой краской на белом фоне. Ремесло стало процветать и приносить значительные доходы.

Но истинную славу Делфту как столице фарфора принесло появление на вазах и тарелках милых голландскому сердцу мельниц, кораблей с синими парусами, голубых коров, щиплющих синюю травку на пастбищах. И конечно, удивительно красивых тюльпанов с синими лепестками.

Постепенно ремесленники стали рисовать портреты именитых горожан, обращаться к мифологическим и библейским сюжетам. Новые изделия покрывались уже разноцветными красками, тонкость росписи поражала даже китайцев. Делфтских мастеров, расписывающих фарфор и фаянс, почитали в Европе и ставили в один ряд с именитыми художниками, приглашая вступать в гильдии наравне с иконописцами.

Качество самого фарфора, которое сначала сильно уступало китайскому, удалось повысить, когда в 1709 году известный в Европе алхимик Бётгер, работавший при дворе курфюрста Августа Сильного, разгадал китайский секрет производства. Шедевры голландских мастеров из городка Делфт ценились в Европе настолько высоко, что керамисты из других стран даже именовали свои наиболее удачные фарфоровые изделия словом «делфт».

И вдруг по процветавшему ремесленному искусству был нанесен жесточайший удар. Причиной этого несчастья стал англичанин по имени Джон Сэдлер, который в 1749 году изобрел способ печатного нанесения узора. Штамповки практически не отличались по качеству от расписанных вручную изделий, и доверчивые покупатели приобретали их по цене настоящего делфтского фарфора.

Бедные делфтские художники, для которых ручная роспись была делом чести и гордости, понесли огромный урон. Повсюду в ремесленных мастерских останавливались гончарные круги и остывали печи для обжига. Избежали горькой участи лишь те мастерские, которые перешли на печатные рисунки, чтобы выдержать конкуренцию с остальной Европой.

Анна Белль, не вдаваясь в такие тонкости, решила обязательно купить в подарок Андрею Петровичу какое-нибудь фарфоровое изделие с росписью, намереваясь выбрать его по своему вкусу. Поэтому, когда карета наконец въехала на брусчатую мостовую города, девушка принялась разглядывать вывески по сторонам, чтобы запомнить расположение посудных лавок, а назавтра обязательно их посетить.

Экипаж миновал здание ратуши, построенной в стиле ренессанса на средневековом фундаменте, с сохранившейся готической башней, старинные дома, обращенные фронтонами на канал Ауде-Делфт и резиденцию герцогов Оранских. И тут Анна Белль поняла, что подарить графу Шувалову. Конечно же блюдо с портретом Вильгельма Оранского, ведь их наверняка продают на всех прилавках Делфта!

Постоялый двор, где путешественников встретил порученец графа, отрекомендовавшийся капитан-поручиком в отставке Антоном Рябцевым, находился недалеко от центральной площади. Безусловно, он был самым комфортабельным и дорогим пристанищем для гостей Делфта.

Анне Белль достались красивые апартаменты с картинами на стенах и фаянсовой ванной, расписанной кобальтовой синей краской. На стенах ванной комнаты, выложенных кафелем, красовались композиции на тему купания и нарисованная голубая вода лилась из античных амфор в руках синих красавиц. Такими же расписными были раковина и биде с фарфоровыми трубами водопровода, подававшими холодную и горячую воду.

Утомившись от многочасового переезда, Анна Белль не стала заказывать ужин, быстро приготовилась ко сну и с блаженством легла на атласные простыни широченной кровати, благоухавшие свежим запахом лепестков роз.

2

Первый день плавания прошел на фрегате «Надежда» штатно, без неожиданностей и приключений. Андрей Петрович вникал в премудрости морской службы и, сам того не замечая, путался под ногами команды, появляясь то в кубрике, то на капитанском мостике, то за спиной рулевого – всегда с требованием различных объяснений.

Он расспрашивал о том, зачем нужен апсель и какими досками обшит корпус фрегата, как работают снасти и за какие фалы нужно тянуть, чтобы управлять парусами, где находится форштевень – слово, которое он случайно услышал в разговорах, – и почему паруса разной формы: прямоугольные и трапециевидные? Вскоре активность графа порядком надоела офицерам. Кто-то из них черкнул записку и приказал юнге передать ее пассажиру.

В ней было написано:

«Прошу вас срочно зайти ко мне на клотик. Капитан».

Граф, ознакомившись с ее содержанием, приступил к поиску капитана. Он выпытывал у офицеров и кадетов, где находится клотик, куда ему надлежит срочно явиться, в то время как капитан отдыхал в своей каюте. Этими вопросами Шувалов вызывал у моряков с трудом скрываемую улыбку, все таинственно переглядывались, но толком никто не мог объяснить графу, куда надо идти. Когда же он отходил в сторону, все начинали откровенно хохотать.

Наконец Шувалов показал записку боцману, тот внимательно ее прочитал и без тени улыбки сообщил:

– Клотик, ваше превосходительство, – это реечка на самом верху грот-мачты. Не понимаю, как капитан может вас там ожидать… Я проведу расследование. Кто-то решил над вами поиздеваться.

Тут до графа дошла морская шутка, и он, вместо того чтобы рассердиться, громко рассмеялся. Его смех только усиливался, когда он смотрел на серьезное и озабоченное лицо боцмана, которому, похоже, не повезло родиться остроумцем…

Непонятно по какой причине, в этот момент Анна Белль тоже улыбнулась. С утра девушка проснулась в великолепном настроении, отдохнув от вчерашнего монотонного пути. После легкого завтрака они втроем, с лейтенантом и графским порученцем, направились за картиной.

Кабак находился на набережной Делфта, в местечке бойком и многолюдном. Несмотря на невысокое качество пива, заведение имело успех не только у приезжих негоциантов, но и среди местных работных людей. Оно приносило немалую выгоду хозяину, отчего тот был счастлив и не желал для себя иной участи.

Увидев три натюрморта, присланных графом, а также увесистый кошелек сопровождающего даму господина в штатском, владелец кабака раздумывал совсем недолго. После похвалы, вознесенной господином очередной пинте местного пива, он окончательно сдался.

– Мне очень дорога эта картина, – произнес кабатчик, еще раз с удовольствием оглядев привезенные натюрморты с рыбой и пивом. – Вполне вероятно, что там изображена моя прабабушка! Видите ту женщину, стоящую к нам спиной?

Отвалив изрядную сумму золотыми российскими червонцами за «прабабушку», порученец не взял у Анны Белль ни единого гульдена, выданного Герритом Браамкампом на покупку. Девушка пыталась убедить его принять деньги, но Рябцев был офицером в отставке и с честью выполнял приказ действительного камергера. Он поставил картину в карету и, узнав о желании Анны Белль посетить лавку с делфтским фарфором, повез ее в сторону торговых рядов, находившихся, кстати, на пути в Амстердам. Картина Питера де Хоха «Дворик в делфтийском доме» была просто замечательной. Анна Белль слышала о ней из уст дедушки Геррита, но не представляла, что полотно, написанное более ста лет назад, может выглядеть таким свежим и так блистать своими красками! Как будто разноцветный свет выливался из картины, поражая своей яркостью и почти физически ощутимым теплом.

Питер де Хох. «Дворик в делфтийском доме»

На ней была изображена служанка со своей малолетней дочерью, которая держала в подоле фартучка фрукты или ягоды. Мать с пустым блюдом в руке, видимо, направлялась вместе с дочкой к источнику воды, чтобы помыть купленные вкусности и потом разложить их на блюде. В семье, похоже, ожидали пополнения месяца через три-четыре – мать девочки снова была беременна. Под аркой, у выхода из дворика на улицу, стояла, вероятно, хозяйка дома, возможно и вправду прабабушка бывшего владельца картины. Персонажи и не подозревали, что им предстоит переезд в другой город после целого столетия, проведенного в пивнушке. За картиной, когда ее сняли, на стене обнаружилось большое пятно белесой поверхности, которое кабатчик тут же закрыл большим натюрмортом.

Как и предполагалось, в посудной лавке можно было купить тарелки и вазы с синими росписями. Анна Белль с удивлением заметила, что многие сюжеты скопированы с известных голландских полотен. Она не знала, как на это реагировать: негодовать или радоваться. Рассматривая бесконечные полки фарфоровых изделий с одинаковыми картинками, Анна Белль понимала, что растиражированное искусство тоже имеет право на жизнь. Ведь не в каждый дом можно повесить подлинное произведение великого художника, а ваза за несколько гульденов с картиной Рембрандта вполне по карману любому горожанину.