Текст книги "Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль"

– Ты серьезно… про удочки?! – воскликнул Ринат.

Он подошел к багажнику, открыл его и расплылся в счастливой улыбке. Там действительно лежали удочки в футляре и коробка со снастями.

– Сдаюсь. Остаемся. Только будем спать в машине, если во флигеле слишком грязно, хорошо?

– Вот и умница. Бери фонарь и посмотрим.

Они вошли в дом и направились ко входу в пристройку. Днем туда не заходили – вход был наглухо закрыт. Потолкав двери, они снова убедились, что те на замке. Ринат несколько раз ударил ногой, но створки не поддавались.

– Придется спать в машине, – заявил он.

– Нет, не придется. – Анна протянула мужу маленький ломик-монтировку.

– Откуда это?

– Была готова к тому, что двери не откроются. Что ты удивляешься? Я же не всегда за рулем. Эту штуку мой водитель предпочитает возить с собой вместо оружия под сиденьем. Очень удобно, кстати, в народе называется «выключателем». И правильно: раз – и выключит кого угодно!

Ринат покачал головой и, просунув монтировку под замок, резким движением распахнул дверную створку.

Внутри все оказалось неожиданно ухоженным и чистым. Здесь явно кто-то жил – возможно, сторож, когда бывшие хозяева готовились сносить здание и строить лесопилку. Посередине комнаты находился стол, вокруг – несколько стульев. У стены стояла железная кровать со свернутым матрасом. Посветив вокруг, они увидели множество свечей, и когда Анна зажгла их больше десятка, удалось рассмотреть вполне жилое помещение.

– Ну, что я тебе говорила? Будешь доверять женской интуиции?

– Скорее всего, поверю, что женское безрассудство иногда приносит пользу. Это я не о комнате, это я о завтрашней рыбалке.

Развернув матрас, они обнаружили одеяло, две подушки и комплект белья, который совсем не отсырел и пах свежевыстиранной тканью. Разожгли стоявшую в углу печку-буржуйку, и через полчаса в помещении стало тепло. Они оба были в джинсах, так что вскоре, не раздеваясь, расположились ко сну. Ринат вполне сносно пристроился на большом сундуке, пододвинув к нему скамейку и положив поверх всего этого матрас. Он еще раз понюхал одеяло и накрылся. Анна легла на кровати в спальнике, подложив под голову подушку. Она не видела, как за окном промелькнула грузная фигура человека. Он двигался без видимых усилий, словно плыл по воздуху в нескольких сантиметрах над землей. Так же плавно поднялся по ступенькам и скрылся в дверном проеме усадьбы…

Анна уже засыпала, когда неожиданно раздался звук, похожий на удары дождевых капель… или на дробь пальцев по стеклу? Она открыла глаза и прислушалась. Звук повторился более отчетливо. Кто-то явно постукивал в окно. Анна встала и подошла поближе. Некоторые свечи еще не догорели, и она, сощурившись в мерцающем свете, выглянула наружу. Там никого не оказалось. Она постояла немного, всматриваясь в темноту, возвратилась к кровати и легла. Через секунду стук возобновился. Анна снова поднялась, взяла фонарь и подкралась к окну сбоку, вдоль стены. Потом резко придвинулась к стеклу и зажгла свет. Луч молнией озарил двор, но там по-прежнему никого не было. Ранние в этом году заморозки покрыли стекла инеем. Качнув фонарем, Анна осветила отчетливо выведенные буквы. Надпись была сделана снаружи пальцем по наледи:

AIЯAM WUOЯV

«Странная штука», – подумала Анна.

Рядом на подоконнике была ее сумочка. Анна вытащила блокнот и авторучку и скопировала надпись. Сразу же после этого буквы на стекле растаяли прямо на глазах. Анна в волнении подошла к зеркалу, протерла его от пыли и взглянула на себя. Она увидела свое бледное лицо и, опустив взгляд на листок, прочла записанные слова. В зеркальном отражении надпись гласила:

VROUW MARIA

И это могло что-то означать! Тут же в зеркале мелькнула фигура, словно белая простыня, за ее спиной. Анна резко обернулась – никого.

«Очень странно! Кто-то играет со мной в прятки! Надо выяснить, что это за послание!» – решила она. И, достав из сумки коммуникатор, набрала в Интернете латинские буквы «VROUW MARIA». Поисковик выдал добрую сотню страниц на это сочетание слов. Информация, которую Анна получила, вызвала у нее сильное удивление:

«Корабль „Vrouw Maria“ перевозил картины голландских живописцев, принадлежавшие императрице Екатерине II, купленные на аукционе в Амстердаме для пополнения коллекции Эрмитажа. В районе островов Финского архипелага он попал в шторм и затонул в октябре 1771 года. Попытки обнаружить и спасти судно, предпринятые по указанию ее величества, не дали результатов. Только через 238 лет финскому ныряльщику Рауно Койвоссари удалось найти затонувший корабль…»

Возникло ощущение, что кто-то смотрит на дисплей поверх ее плеча. Снова резко обернувшись, Анна и на этот раз никого не увидела. Но как только она опускала взгляд на экран коммуникатора, сразу ощущала за спиной чье-то присутствие. Анна опять заглянула в зеркало. Сомнений не было: позади нее находилась таинственная серая тень. Женщина медленно подняла руку и поводила ладонью из стороны в сторону, приветствуя тень за спиной. Из бесформенной серой массы неожиданно возник силуэт руки. Сделав полный оборот в воздухе, тень будто указала на правый угол зеркальной рамы.

Анна провела ладонью по дереву и нащупала маленький выступ. От прикосновения щелкнул потайной замок, и из рамы выдвинулся ящичек. В нем что-то лежало. Она запустила туда пальцы и вынула золотой медальон, зажгла фонарь и осветила украшение. От легкого нажатия медальон раскрылся. Внутри был портрет. На Анну смотрело лицо девочки, умело выписанное художником, а внизу находилась подпись:

Anna Belle Braamkamp

1765

«Вот это да!!!» – обрадовалась Анна. На секунду лицо девочки показалось ей знакомым…

Поколебавшись мгновение, она стала будить мужа:

– Ринат! Вставай! Дорогой! Мы срочно уезжаем!

– Куда? Который час?

– В Финляндию. Я все объясню.

– А дом?

– Ты сегодня же вернешься. Если я задержусь, внесешь аванс.

– А рыбалка? – жалобно пробормотал Ринат.

– Просыпайся, пожалуйста!

Анна набрала телефонный номер своего референта. Долго не отвечали, но наконец он взял трубку.

– Извините, это Анна Федоровна беспокоит. Здравствуйте… Я понимаю, что еще рано, поэтому извинилась. Слушайте внимательно. Срочно свяжитесь с партнерами в Хельсинки и сообщите, что я буду у них в офисе в районе десяти часов. Запишите информацию… Да, да, я жду…

Разбуженный в четыре часа ночи референт искал, как видно, авторучку и бумагу.

– Записываете? Тема называется «Фрау Мария». Сделаете обширный поиск материалов по этим ключевым словам. Свяжитесь с Минкультуры. Выясните, знают ли они об этом случае. – После небольшой паузы Анна добавила: – «Фрау Мария» – это не женщина. Это корабль. Он утонул!.. Давно, в восемнадцатом веке. Все ответы найдете в Интернете. Результаты сегодня должны быть у меня в Финляндии! Объявляется полный аврал! Это сенсация! Уже почти утро, вставайте – и за работу. У вас ненормированный рабочий день!.. Как что будем делать? Нырять и поднимать корабль!.. С «Метрополем» я свяжусь по дороге в Хельсинки. Действуйте.

Ринат кое-как проснулся, оделся, собрал вещи и ушел к машине. Анна его догнала, села рядом на пассажирское сиденье, и седан плавно тронулся с места.

– Загранпаспорт у тебя с собой, милый? – спросила она мужа, набравшего скорость.

– Представь себе, да! – огрызнулся Ринат. – Мог бы и скрыть!

– Ну ты же меня любишь! – улыбнулась Анна, поправляя челку перед зеркальцем заднего вида.

– Временами. Куда ты собралась нырять?..

Автомобиль умчался по проселочной дороге. Разрушенная усадьба осталась позади. На ее ступеньках какое-то время была видна расплывчатая грузная фигура человека, медленно, словно нехотя, таявшая в воздухе.

Ринат уверенно вырулил на шоссе и дальше вел машину молча. Жена, о чем-то сосредоточенно размышляя, вертела в руках медальон. Открыла его и стала всматриваться в изображение девочки с карими глазами. Взгляд Анны Томилиной будто проник внутрь портрета, который вдруг из картины превратился в живое лицо незнакомой Анны Белль…

4

Анна Белль была в своей комнате, в родном поместье дедушки, и занималась упаковкой большого дорожного кофра.

Сборы начались с раннего утра. По усадьбе носилась прислуга, конюх запрягал лошадей. Из Петербурга приехал Модест Иванович – родственник со стороны отца Анны Белль, – чтобы сопровождать семью в дальней дороге.

Мать девочки, урожденная Джейн Браамкамп, носила графскую фамилию Ростовцева после брака с русским офицером. Это была бледная женщина, страдавшая чахоткой; она сильно сдала после трагической гибели мужа в 1760 году…

Граф Алексей Ростовцев, отец Анны Белль, во время Семилетней войны служил бригадиром в корпусе под командованием генерала Чернышева и погиб смертью героя при взятии Берлина. Придя к власти в 1762-м, императрица Екатерина II расторгла союзный договор с Пруссией и приказала вывести войска обратно в Россию. Но это, увы, случилось слишком поздно для графа: только через два года после его трагической гибели. Императрица лично способствовала возданию почестей героям Прусской войны, и его сиятельству Алексею Ростовцеву был присвоен чин генерал-майора с награждением орденом Святого Александра Невского – посмертно.

Джейн перебирала в руках красную муаровую ленту награды покойного мужа и чувствовала, что нынешний отъезд из России – это навсегда. Она положила ленту вместе с восьмиконечной звездой и крестом в бархатную коробочку и спрятала в саквояж. Чахотка в суровом климате, среди влажных болот, окружавших Санкт-Петербург, была практически неизлечимой. Джейн понимала, что оставалось мало шансов победить гнетущее заболевание, и для использования этих шансов нужно было обязательно уехать в теплые края. Она всячески оттягивала этот момент вплоть до 1765 года и все это время мучительно размышляла, куда поехать, пока окончательно не выбрала Неаполь. Было решено, что путь туда пройдет через Амстердам, где Анна Белль останется пожить у Геррита Браамкампа, младшего брата дедушки Рене.

Геррит был известным во всей Европе коллекционером антиквариата и картин. У юной Анны Белль очень рано проявились способности к рисованию, и такое решение матери позволяло девочке обучиться живописи – занятию, доставлявшему ей огромное удовольствие. Анна Белль была на вершине счастья от волнующей мысли, что поедет жить и учиться в Амстердам. Ей так хотелось вырваться из-под опеки деда, так нравилось рисовать, настолько не терпелось поскорее уехать из скучного поместья, что она с трудом скрывала переполнявшие ее чувства ликования и радости.

Девочка собралась достаточно скоро и теперь вышла пройтись по имению к самому отдаленному уголку парка, на берег пруда. Ей хотелось попрощаться с родными местами, где пролетела часть ее детства.

Пруд был спокоен. На фиолетово-черной глади замерли листья кувшинок, а сами цветки высовывались из воды на стеблях, словно маленькие желтые головки на длинных шеях. Анна Белль уселась на склоне берега и разглядывала стрекоз, кружащих над камышами. Неожиданно из-под воды в самом центре водоема показались два шеста, которые стали медленно выдвигаться вверх. За ними следом поднялись намокшие паруса. Еще мгновение – и огромный корабль целиком появился на поверхности пруда. Вода с шумом стекала по бортам, ее потоки, словно маленькие водопады, вырывались из всех щелей корпуса. Струи воды падали в пруд, разбрасывая по сторонам фонтаны брызг.

Анна Белль поднялась на ноги и, не ведая, что делает, вошла в воду. Она увидела на палубе судна девушку в дорожном платье, которая стояла рядом со статным молодым человеком. Их фигуры, словно призраки, беззвучно перемещались по кораблю. Очертания людей то расплывались в воздухе, то вновь становились отчетливыми. Они двигались без видимых усилий, мгновенно переносясь с одного места на другое, застывали на секунды, чтобы тут же оказаться в нескольких метрах поодаль. Анна Белль, завороженная этим зрелищем, заходила все глубже и глубже, протягивая обе руки в сторону огромного корабля, пока не оказалась в воде по самые плечи. И тут за ее спиной раздался крик:

– Барышня! Стойте! Здесь нельзя купаться! Боже мой!

В этой части парка случайно оказалась одна из служанок, которая с воплями заметалась на берегу. Анна Белль обернулась. Служанка в панике носилась по склону, не представляя, что предпринять, и наконец, задрав подолы юбок, сама ринулась в пруд. Через мгновение, разгребая руками воду, она уже была рядом с девочкой, схватила ее в объятия и потянула к берегу.

Анна Белль посмотрела туда, где еще секунду назад был огромный корабль, теперь бесследно исчезнувший в глубине темной воды.

– Да что же вы, барышня, в последний-то день?! Беда-то какая! Надо же такое придумать! Неужто руки на себя хотели наложить, а?

– Там был корабль… – начала говорить Анна Белль, с трудом двигая побелевшими от волнения губами, но тут же умолкла.

– Хорошо, хорошо, я никому об этом не скажу. Мы пройдем в дом через садовый вход, я вам быстренько платье принесу. Господи! Только бы барин не заметил! Пойдемте, барышня, скоро уж отъезд.

Они удалялись к дому, и Анна Белль в последний раз взглянула на пруд, который умиротворял своим спокойствием и непроницаемой тишиной.

Возня в доме очень раздражала Рене Браамкампа. Он прохаживался нервно из угла в угол со стеком в руке и временами восклицал:

– Ну куда, куда столько вещей?! Джейн, вы еще с собой мебель прихватите!

Мимо Браамкампа проносили кофры, сундуки, саквояжи, коробки со шляпками, плетеные корзинки, накрытые кружевными платками. В усадьбе царил дух всеобщего волнения.

Тарантас, заваленный багажом и запряженный четверкой гнедых, уже стоял перед парадным входом. Вот и наступил момент прощания, все отъезжающие выстроились в ряд. Барин, проходя мимо, холодно кивал, отдавая последние напутствия кучеру, дочери и Модесту Ивановичу Ростовцеву, вызвавшемуся проводить свояченицу в Италию. В какой-то момент вице-адмирал встретился взглядом со своей десятилетней внучкой.

Девочка единственная из домочадцев всегда смотрела на деда без трепета и боязни сияющими карими глазами, в бездне которых отражался мир. Она сделала реверанс и опустила голову.

– Hopelijk heeft de jonge mevrouw Anna Bell, je geeft me niet reden voor u om aan te tonen rood voor zijn broer? Laat al uw dingen in huis, en zich zal gedragen in Amsterdam, zoals het een kleindochter Rene Braamkamp?

– Natuurlijk, Excellentie!

– Hier, neem het van mij aan u voor.[3]3
  – Надеюсь, юная барышня Анна Белль, вы не дадите повода за вас краснеть перед братом? Оставите все свои штучки дома и будете себя вести в Амстердаме как и подобает внучке Рене Браамкампа?


[Закрыть]

Браамкамп раскрыл ладонь – на ней лежал красивый золотой медальон. Он нажал на замок, и крышка откинулась. Внутри был тонко выписанный портрет внучки.

– Reken er maar niet sentimentele me. Deze robuuste, Ik bestelde twee. Een blijft hier met mij en de andere wil ik u bezorgen.

– Dankzij Excellentie!

– U moet breng hem mee terug naar huis! Beloof me te doen!

– Ik beloof het!

– Ik hoop dat uw verblijf in onze historische vaderland in Nederland, u ten goede zal komen. Nou, met God![4]4
  – Не сочтите меня сентиментальным. Таких вещиц я заказал две. Одна останется здесь, со мной, а другую я хочу отдать вам.


[Закрыть]

Старый барин остался на верхней ступеньке веранды и смотрел вслед удалявшемуся экипажу. Чуть поодаль, позади, как стайка напуганных травоядных за спиной хищника, замерли слуги.

Дом опустел совершенно. Браамкамп знал, что это должно было рано или поздно случиться, но никогда не представлял себе, как это произойдет, и не был готов к такому повороту судьбы.

Вице-адмирал вошел в свой кабинет, плотно затворил за собой двери и сел к секретеру. Он вытащил из ящичка маленький медальон, открыл его и стал пристально смотреть на изображение юного личика внучки. Рука Браамкампа задрожала, лицо Анны Белль расплылось – старик тихо заплакал.

Медальон с портретом растворился в пространстве и вновь оказался у Анны Томилиной, сидевшей в своем автомобиле. Прошло почти двести сорок пять лет…

Глава вторая

Возле памятника Мира

Много памятных венков:

От Кащея, от вампира

И от солнцевских братков.

1

Анна спрятала медальон в сумочку. Они с мужем въехали в Хельсинки около девяти часов утра и вскоре уже двигались по центру города. Проезжая по одной из улиц вдоль залива, она неожиданно попросила Рината остановиться, быстро выскочила из автомобиля и забежала в только что открывшийся универмаг. Ринат тоже вышел из машины – размяться и осмотреться. Хельсинки в это время года выглядел необыкновенно свежим. С утра сияло яркое осеннее солнце, освещая влажные мостовые и гладь морской бухты. Вдали на рейде стояли два ледокола, готовые к зимней навигации. Огромный белоснежный паром из Стокгольма с трудом разместился причала. В воздухе витал йодистый запах моря и водорослей. Взгляд Рината скользил по фасадам домов, по набережной, снова по серым городским зданиям, остановился на Успенском соборе – русской православной церкви, возвышавшейся на холме. Собор торжественно возносился к небу бирюзовыми куполами в солнечных лучах, а чуть поодаль от него располагался не менее величественный католический костел…

Чайки носились над самой водой и кричали о своем. Мимо причала гордо проплыл буксир, оставляя за собой расходившийся в обе стороны след на разрезанной поверхности темно-серого залива.

Анна появилась так же стремительно, как и ушла. Она уже переоделась в строгий деловой костюм, ее руки были заняты пакетами с покупками.

– Успел зачислить меня в шопоголики, дорогой? – обратилась к мужу.

– У меня есть для тебя более серьезные эпитеты.

– Не могла же я к юристам пойти в джинсах! Знаешь анекдот? «Вопрос: что производит ваша компания? Ответ: наша компания производит… хорошее впечатление».

Ринат улыбнулся.

– Пойдем завтракать, и я поеду домой. Представляешь, опять придется завернуть в усадьбу – забыл мобильник!

– Это судьба!

– Боялся проспать рыбалку. Положил трубку на подоконник и включил будильник. Он там, наверное, так надрывался, что всех твоих призраков распугал на сто лет вперед!

Они вошли в маленькое кафе, оформленное под старину. Дубовые столы и лавки гармонировали с медными фонарями, развешанными на стенах. За окном по улице спешили автомобили, трамваи и пешеходы, несмотря на то что было ранее воскресное утро. Финны предпочитают завтракать дома – в это утро в кафе Анна и Ринат оказались единственными посетителями.

– История с кораблем – не случайность! Она связана лично со мной, я это чувствую! – заявила Анна, отпив кофе.

– Знаешь, Ань, есть заблуждения, которые нельзя опровергнуть ни фактами, ни логикой. Однако это все равно заблуждения.

– Как это?

– Ну, можно сказать: «Это было предначертано судьбой!» Да? И поскольку событие уже произошло, попробуй доказать, что ничего заранее не было спланировано! На этом вся мистика и держится.

– Чепуха. Ри, я ощущаю, что у меня теперь миссия. Разве я когда-нибудь такое говорила?

– Ань, не обижайся, но надписи на стекле не могло быть. На запотевшем стекле пальцем можно написать только изнутри, а снаружи – не получится. Если тебе это не приснилось, тогда привиделось, что ли…

– Во-первых, на стекле был иней. А во-вторых, пусть привиделось. Но именно мне! Понимаешь?

– Я в такие дела не верю.

– Верить надо в Бога! А эти «дела» – они существуют, хочешь ты этого или нет. Непознанные наукой и такими скептиками, как ты.

– Ань, все можно объяснить.

– И исчезающий поворот на Голландскую усадьбу?

– Теперь бы я его не проскочил. Запомнил ориентир на дороге…

– А такое я тебе раньше показывала? – Анна потерла ладони и стала медленно придвигать их к лежавшей на столе ложке.

Сначала ничего не происходило. Но потом ложка дернулась и начала плавно поворачиваться вокруг своей оси.

– Объясняй! – Анна вопросительно уставилась на мужа.

– Легко, – пожал плечами Ринат. – В теле человека по нервным волокнам из мозга поступают сигналы к органам и мышцам. Природа этих сигналов электрическая. Твоя энергетика аномально высока. Электрические сигналы в твоем организме создают внешнее магнитное поле, очевидно того же заряда, что у ложки. Они взаимодействуют и отталкиваются.

– Да ну?! – фыркнула Анна. Она высыпала на стол деревянные зубочистки из баночки и поводила над ними ладонью. Палочки зашевелились. – Древесина, милый, не обладает магнитными свойствами – это я помню из учебника физики за пятый класс!

– Наверное, ты воздействуешь на заряд воздуха, создается поток ионов, – не сдавался Ринат. – Такой своеобразный ветер, который шевелит зубочистки.

– Не-а, не убедительно! Ладно, когда-нибудь ты поймешь, что не прав. Если не пропустишь поворот, сможешь порыбачить в нашем пруду на закате.

– Аня, а ты, пожалуйста, пообщайся с аномальными силами, пусть помогут мне поймать огромного карпа, хорошо?

– Нет ничего проще, – вполне серьезно кивнула Анна. – Считай, что рыба тебе обеспечена. Только потом не говори, что это совпадение.

Они вышли из кафе. Ринат поцеловал жену, сел в машину и скрылся за поворотом. Анна, проводив его взглядом, решительно направилась в офис своей компании.

На выходе из лифта ее встретили секретарша и директор филиала.

– Sorry! – сразу извинилась Анна. – Мне известно, что воскресенье – международный день отдыха. В этот день работают только в России. Простите за вредную русскую привычку, которая привела меня в Хельсинки!

– Я тоже рад вас видеть, – сухо произнес директор финского офиса «Имидж Холдинг» Ристо Салонен, вызванный на работу. – Добро пожаловать.

Он прекрасно говорил по-русски, так как несколько лет провел в торговом представительстве финского посольства в Москве, пока не был уволен из МИДа из-за скандала на сексуальной почве.

– Подумайте о том, что ваше начальство чаще всего находится в Петербурге, – улыбнулась Анна, – и поэтому, как только я отсюда уеду, вы сможете наверстать упущенные часы отдыха.

– Мне нравится моя работа, миссис Томилина, – без тени улыбки сказал директор филиала. – Поэтому можете посвятить меня в ваши планы.

– Ну, тогда все отлично. Сейчас и займемся любимым делом.

Тем временем Ринат выехал на автостраду…

В финском офисе Анны продолжалось совещание.

– Корабль «Фрау Мария», пролежавший на дне моря двести тридцать восемь лет, обнаружен финским ныряльщиком Рауно Койвоссари. Мне нужна информация об этом случае и о самом господине Койвоссари тоже.

– Это известная история, миссис Томилина. Много писали в прессе, я видел фильм на эту тему.

– Вы… вы знали о коллекции Екатерины Второй?

– Конечно! В Финляндии об этом все знают.

– Удивительно, господин Салонен, как вам не пришла в голову мысль сообщить сведения в Санкт-Петербург. Неужели вы не чувствуете сенсацию?

– Для вас – нет.

– Почему?

– Наше правительство считает, что корабль и груз принадлежат Финляндии. Россия тут совершенно ни при чем. Внутренняя история о нашем кладе.

– Минутку! «Фрау Мария» – разве финский корабль?

– Голландский.

– Он утонул в одна тысяча семьсот семьдесят первом году, когда Финляндии как государства еще не было, а значит, не было и финских территориальных вод, так?

– В то время вообще не было понятия «территориальные воды». Он просто утонул в Балтийском море. Потом уже появились шведские воды, финские…

– Не спешите, господин Салонен. После шведских там были, кажется, воды Российской империи, которые потом стали финскими.

– Наверное, так. И что?

– И случилось это в восемнадцатом году прошлого века, когда образовалась Финляндия. Между прочим, по решению России и без всяких войн за независимость. Вы хоть это цените?

– Это хорошо.

Анна разгорячилась, глядя на меланхоличного финна:

– Что же получается? Голландский корабль, перевозивший российский груз, затонул в нейтральных водах, а теперь, когда его наконец нашли, стал принадлежать Финляндии?

– По закону так, – спокойно кивнул Салонен.

– По какому закону?!

– Анна Федоровна, зная цель вашего визита, я специально подготовил выписку из статьи двадцать Закона об антиквариате. Здесь написано: «Если исторические ценности пролежали непрерывно в течение пятидесяти лет в земле или водах Финляндии на протяжении столетнего периода, они принадлежат Финляндии».

– Это финский закон?

– Другие мы не признаем.

– Как вы сказали? «На протяжении столетнего периода»? Прекрасно! Сто лет со дня образования Финляндии будет только через девять лет – в две тысячи восемнадцатом году! Значит, пока этот клад не ваш!

– Не совсем так. Финляндия как автономия существует около двухсот лет. И вообще, пока корабль на дне Финского залива на нашей территории, он принадлежит Финляндии. По международной конвенции о сохранении ценностей именно мы за него отвечаем.

– Хотите сказать, что собираетесь его держать на дне, пока не исполнится сто лет Финляндской Республике? Говорите прямо! – Анна сверлила подчиненного колючим взглядом, но Салонен сохранял невозмутимость.

– Ну, например, как вариант…

– И за что я вас только держу?!

– За правду.

В этот момент вошла секретарша Катя с кипой бумаг:

– Я распечатала все, что прислали вам на и-мейл из Петербурга. Вот, пожалуйста, можете посмотреть.

Анна углубилась в изучение бумаг.

Тем временем Ринат подъехал к финской границе. После выходных здесь скопилось много машин; очередь, казалось, вообще не двигалась. Он посмотрел на часы – половина первого, – бесцельно походил вокруг, потом сел за руль и включил музыку…

Та же музыка тихо звучала в хельсинкском офисе «Имидж Холдинг». Среди кипы статей на финском и английском языках, присланных референтом, попадались рисунки и подводные фотографии корабля. Анна просматривала картинки; если не понимала текст, передавала статьи Ристо Салонену. На английском она прочитывала документы сама и делала пометки в блокноте. Оба молчали. Снова вошла секретарша и разлила в чашки кофе.

– Вот, смотрите! – оживилась Анна. – Музейное ведомство запретило Рауно Койвоссари, который нашел корабль, нырять и пытаться его поднять. Чего же вы своим же финнам не даете это сделать?

– Тоже известная история. Ныряльщики судятся с правительством и пока проигрывали все процессы. Позиция финских властей однозначна: корабль – государственная собственность, поэтому частные лица не могут принимать никакого участия в его судьбе, – пояснил Салонен.

– Тогда почему финское правительство само не озаботилось поднять государственный корабль? Прошло уже девять лет с момента, как его нашли.

– Нет денег в бюджете. Мы экономный народ. И вообще, если он уже пролежал на дне двести тридцать восемь лет, может, его лучше не трогать, пусть там и остается, где лежит? Такое мнение тоже существует.

– Знаете, Ристо, в России есть выражение «собака на сене». Понятно? Сама сено не ест и другим не дает.

– Но вы согласны по поводу соблюдения законов? Что, у вас в России по-другому? – уже с некоторым раздражением спросил финн.

– Кажется, да. По-другому.

– У нас – нет. Так есть и будет. Это опять правда, мадам, которую я вам прямо говорю.

– Ристо! Корабль лежит на глубине сорок один метр. Он доступен даже ныряльщикам в легких водолазных костюмах. Я сама погружалась на такую глубину! Вам не кажется, что груз могут просто разграбить нечистые на руку люди?

– Финское правительство организовало охрану корабля.

– Поставили там полицейских и подогнали две подводные лодки на круглосуточное дежурство? – усмехнулась Анна.

– Это у вас юмор такой, да? – поинтересовался Салонен. – Они охраняют корабль с поверхности. В этом районе ввели общеевропейскую запретную зону, разместили под водой датчики движения, и никто не имеет права там плавать или нырять.

– Катя! – обратилась Анна к секретарше. – Как ты можешь здесь работать?

– Вот и подумайте о моей заработной плате, – улыбнулась девушка.

– Подумаю, подумаю. И бесплатное молоко за вредность надо тебе с завтрашнего дня выдавать.

– Анна Федоровна, я созвонилась с редакцией газеты «Капулетти». Они очень хотят взять у вас интервью и дали номер телефона юридической компании, которая представляет в суде финских ныряльщиков.

– Вот умница! Это то, что мне надо! Соединяй меня немедленно с юристами… Ах да! Сегодня же воскресенье. С журналистами хотя бы можно встретиться, чтобы не терять время?

– Созвонюсь, – кивнула секретарша.

– Катя, попробуй еще связаться с Амстердамом. Узнай, можно ли прямо сегодня посетить архив музея Рубенса. Вот тут сказано, что в архиве есть документы по аукциону тысяча семьсот семьдесят первого года, на котором были куплены картины для Екатерины Второй. Я бы пока смоталась туда и обратно, а завтра встречусь с юристами… – Анна достала свой мобильный телефон и набрала номер. – Фу ты! Ринат же оставил свою трубку в усадьбе! А я ему названиваю…

Муж только что проехал таможню. На его часах уже была половина четвертого.

– Да что я так нервничаю! – произнес он вслух. – Найду поворот! Глупости. Успею до шести или не успею – все равно найду.

Он машинально придавил педаль газа и понесся по российско-финскому шоссе. На соседнем сиденье лежал его раскрывшийся бумажник с вложенной туда фотографией жены…

Анна Томилина уверенно вошла в лобби маленькой престижной гостиницы, которая была оформлена под интерьер парохода. Вместо перил на лестницах – толстые канаты, корабельная утварь; на стенах – традиционные колеса штурвалов, огромный винт корабля, засушенные чучела рыб и черепахи в сетях, затянувших потолок. Из окна гостиницы открывался вид на морской залив и порт. В вестибюле Анну ждал финский журналист, прекрасно говоривший по-английски.

– Рад вас видеть, миссис Томилина! Меня зовут Теппо. Я из газеты «Капулетти» и давно веду эту тему.

– Здравствуйте! Спасибо, что согласились со мной встретиться в выходной. На все разговоры у нас пятнадцать минут. Мне сегодня лететь в Амстердам, но завтра я снова буду здесь. Я слышала, вы сторонник быстрейшего подъема корабля «Фрау Мария», так?

– Безусловно, миссис Томилина. Вы не знаете, но я был на борту поискового судна вместе с Рауно Койвоссари в тот день, когда обнаружили «Фрау Марию». Пишу об этом десять лет, – гордо сообщил Теппо.

– Скажите, раньше вы встречались по этому поводу с кем-нибудь из России?

– Нет. Активность русских никогда не проявлялась. Мы считали, что вы смирились. Поскольку корабль достается Финляндии, зачем России участвовать в этом процессе?

– А вы как думаете, зачем?

– Не знаю. Там не совсем клад. Вы в курсе, что картины семнадцатого века могли сохраниться неповрежденными?

– Пролежав столетия под водой?

– Есть описание, как их упаковывали перед погрузкой на корабль. Сначала все полотна сложили в футляры из лосиной кожи. Потом опустили эти футляры в свинцовые ящики, залили доверху воском и закрыли герметическими свинцовыми крышками…

– Получается, что это я у вас беру интервью, Теппо, – улыбнулась Анна. – Очень интересная информация. Те, кто перевозил картины, ожидали, что корабль утонет?

– Не знаю. Может быть, в то время так упаковывали все ценные грузы, чтобы не портились от влаги и соли. А возможно, у них было предчувствие беды.