Текст книги "Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль"

– Изольда, иди отдохни, – обратилась Анна Белль к дочери горничной, – но возвращайся сюда не позднее трех часов. Ты мне понадобишься сегодня.

– Хорошо, госпожа.

– Только непременно приходи. Вечером случится важное событие. Я щедро тебя отблагодарю за помощь!

– Что вы, госпожа, я и без этого готова помочь! Господин Браамкамп был всегда… простите… он всегда добр ко мне и нам помогал… простите… помогает мне и нашей семье. – Изольда покраснела от слов, произнесенных в прошедшем времени. Они прозвучали страшно рядом с еще дышавшим человеком.

– Все хорошо. Не волнуйся так, – улыбнулась Анна Белль смутившейся девушке. – Только ровно в три часа обязательно будь здесь. Теперь с вами, – продолжила она, повернувшись к дворецкому. – Сейчас дождемся доктора, и вы займетесь моими поручениями. Вам понятно, что надо сделать?

– Да, госпожа.

– Как только приедет господин Рябцев, начнем приготовления на улице, перед домом.

Дворецкий смотрел на молодую хозяйку каким-то странным взглядом, и, заметив это, Анна Белль вздохнула:

– Не считайте меня сумасшедшей. Вы можете мне не верить, но все равно сделайте так, как я прошу. В данном случае у меня нет выхода – одна я не справлюсь, только поэтому обратилась к вам…

– Я служу в доме господина Браамкампа уже двадцать лет. Вы его внучатая племянница и для меня такая же госпожа, как мой хозяин. Ваши просьбы и приказания для меня закон. – Дворецкий поклонился и, поколебавшись, добавил: – Какими бы они мне ни казались…

– Какими же они вам кажутся?

– Странными, госпожа.

– Я сама не в восторге! – развела руками Анна Белль. – Если я ошиблась, это тут же станет ясно и ничего страшного, кроме некоторого неудобства, не последует. Если же я права, тогда это спасет жизнь дедушке и нам с вами заодно!

– Возможно, – с неуверенностью в голосе проговорил дворецкий.

Анна Белль вернулась в будуар. Она взяла в руки миниатюру «Мадонна с младенцем», подаренную матерью, прижала к груди, поцеловала образ, поставила на место и три раза перекрестилась. Затем подошла к окну, сняла с пальца колечко и поднесла его к глазам…

Она увидела залитый солнцем горизонт моря, палубу, по которой бегали матросы и кадеты. Девушка поняла, что смотрит на все это с капитанского мостика. Значит, ее Андрей Петрович находился именно там. Вот появился капитан фрегата «Надежда», и взгляд Анны Белль резко сместился в его сторону.

Капитан беззвучно проговорил какие-то фразы. Тотчас Анна Белль вместе с Шуваловым вновь повернулась в сторону палубы и команды, все матросы обратили на нее внимание, а потом быстро стали выполнять приказы по работе с парусами.

Анна Белль ясно поняла, что она управляет кораблем! Неужели Андрей Петрович не просто стоит на мостике, а командует фрегатом? Да, она все больше убеждалась: это было именно так.

В тот момент граф Шувалов, ее любимый Андрей Петрович, вел фрегат, отдавая приказы матросам и офицерам, прокладывая курс бейдевинд.

Она видела его глазами, как четко выполняют распоряжения матросы, как паруса ловят ветер, обеспечивая предельную скорость кораблю. Как только девушка разгадала суть происходящего, она стала чувствовать и азарт, и трепет от повиновения команды. Анну Белль настигло неповторимое ощущение гордости и уверенности в своих силах, которое, очевидно, испытывает капитан, ведущий парусный корабль по бескрайним морским просторам…

Девушку отвлек стук в дверь и озабоченный голос дворецкого:

– Госпожа, у вас все в порядке?

Она опустила колечко и ответила:

– Да-да, сейчас открою.

Заглянув в будуар, дворецкий напряженно посмотрел на Анну Белль и заявил:

– Мы уже начали беспокоиться. С вами что-то случилось, госпожа?

– Почему вы так решили?

– Вы закрылись в комнате и столько времени не выходили…

– Сколько времени?

– Я думаю, часов шесть, не меньше.

– Вы говорите, минуло шесть часов, с тех пор как я ушла в будуар?! – не поверила Анна Белль.

– Да, госпожа, если не больше. Изольда уже час как вас ожидает. Вы просили ее прибыть к трем.

– Что еще произошло?

– Ничего особенного. Господин Браамкамп изволит почивать. Лекарь приходил, осмотрел его и сказал, чтобы его не беспокоили и не старались будить. Самочувствие хозяина не вызывает тревоги. Господин Рябцев сидит в гостиной уже несколько часов. Он привез все, что вы заказали, и теперь мы ждем дальнейших поручений.

– Не может быть! – схватилась за голову Анна Белль. – Мне показалось, прошло всего несколько минут…

– Такое случается, если сильно понервничать… – с сомнением произнес дворецкий.

– Господи! Спасибо, что вы достучались. Мне надо быть осторожней. Но у нас есть еще немного времени. Господин Рефицюль не появлялся?

– Нет.

Анна Белль схватила из шкафа синее платье, накидку и поспешно выбежала из комнаты.

Увидев Изольду у кровати дедушки Геррита, она бросила ей платье и приказала срочно переодеться. Изольда без лишних вопросов исполнила приказание хозяйки.

Девушку в синем платье Анна Белль усадила на стул и накрыла накидкой.

– Кто бы сюда ни вошел, Изольда, ты – это я! Здесь, возможно, появится посторонний господин и будет задавать тебе вопросы. Не убирай накидку с лица, не отвечай, что бы он ни говорил, о чем бы ни спрашивал.

– Я поняла, госпожа.

– Если он попробует приблизиться к постели больного, ты должна его остановить. Для этого у тебя в руках будет одна вещь. Она поможет тебе это сделать… Я скоро вернусь. Сядь ровно. Чуть отвернись от двери…

Изольда повиновалась. Анна Белль полила девушку своими духами из флакона, обошла ее, отступила на шаг, оценивая работу. «Чудесно, со спины ее просто не отличить», – подумала Анна Белль.

– Надо убрать из этой комнаты все картины. Прошу вас, займитесь этим делом, – обратилась она к дворецкому, выйдя из спальни Геррита. Сама же с горничной Мартой, матерью Изольды, направилась в гостиную, где Рябцев тотчас встал с кресла и поприветствовал девушку. Он находился там в обществе двоих мужчин: кучера, возившего Анну Белль в Делфт, и высокого, полноватого незнакомца из российской миссии. Последний представился Василием Андреевичем. На полу перед креслом стояла солидная бочка с прозрачной жидкостью, часть которой Анна Белль с помощью Марты тут же нетерпеливо перелила в широкогорлый кувшин, взятый с полки серванта.

Мужчины вместе с ними молча проследовали в опочивальню к Герриту Браамкампу, взяли на руки и общими усилиями перенесли его в комнату дворецкого, уложили на кровать и вернулись в хозяйские покои. Марта расправила постель, и туда, не раздеваясь, улегся Василий Андреевич. Он вытянулся на спине, его лицо припудрили для придания бледности, а Анна Белль собственноручно нанесла на его губы голубоватую краску. В этом гриме мужчина стал походить на мертвеца.

– Вы будете лежать, не открывая глаз, что бы ни случилось, – сказала ему Анна Белль. – Изольда, возьми этот кувшин. Если незнакомый господин подойдет к кровати, ты плеснешь из кувшина ему в лицо. А вы, Василий Андреевич, если почувствуете угрозу со стороны незнакомца, можете вскочить с постели и оказать ему сопротивление.

Рядом с мнимым покойником положили обнаженную шпагу, накрыли его вместе с ней одеялом и опустили полог балдахина.

– Будем надеяться, что ничего страшного не случится, – попыталась всех приободрить Анна Белль. – Мы делаем это просто на всякий случай. Я прошу вас всех поверить в то, что у меня есть причины так думать. Сегодня может произойти нападение на графа Браамкампа, и мы должны быть к этому готовы, только и всего.

Спустя некоторое время из особняка показался кучер с несколько опустевшей бочкой, завернул за угол дома и там остановился, прислонившись к стене. На крыльце с двумя полными ведрами появилась Анна Белль, переодетая в платье Изольды, отошла от дома на несколько шагов, поставила ведра на мостовую и села прямо на камни. Рябцев со своим ведром жидкости спрятался у крыльца за кустом сирени. Приготовления закончились. Оставалось только ждать…

В той записке к Рябцеву, которую Анна Белль передала ранним утром с Мартой, содержались необычные просьбы. Она просила его вызвать карету со вчерашним кучером, взять с собой друга внушительной комплекции, захватить пустые ведра и бочку. Потом съездить на Калверстраат к священному для паломников месту Хелигевег и там, в часовне Явления Святого Духа, наполнить бочку святой водой. Эту воду привезти в особняк графа Браамкампа и быть готовым остаться в доме до вечера, чтобы в любую минуту оказать помощь. Помимо этого девушка, памятуя о том, что Рябцев был отставным морским офицером, просила его захватить с собой оружие.

Анна Белль понимала, что своими просьбами и действиями наверняка вызвала у этих добропорядочных господ большое удивление. Возможно, ее нелепые поступки можно было истолковать как временное помешательство. Только ей ничего не оставалось делать – девушка готовилась к бою с самим Люцифером.

Ждать пришлось совсем не долго. Минут через двадцать показалась запряженная двумя вороными жеребцами карета, на которой приехал Анатас Рефицюль. Она остановилась у входа в особняк, из нее вышел барон и, не обращая внимания на переодетую Анну Белль, резко дернул за рукоятку звонка.

Дворецкий отворил двери и впустил гостя в дом.

– Могу ли я забрать свою картину? – с порога спросил барон.

– Конечно, ваша милость, – скрывая волнение, поклонился дворецкий. – Только есть одно печальное обстоятельство. Дело в том, что наш хозяин внезапно заболел.

– Да что вы говорите?! – театрально ужаснулся барон. – Как неприятно! Я бы наведался в другое время, но завтра мне нужно уезжать во Францию, поэтому я обязательно должен забрать картину. Ах, как же все некстати! Можно сказать вашему хозяину несколько слов благодарности? Я не сильно его потревожу?

– Боюсь, что нельзя, ваша милость. Граф Браамкамп почивает.

– Может быть, тогда я поговорю с его внучатой племянницей? Она, надеюсь, вчера благополучно вернулась и сможет что-нибудь сказать о портрете?

– Это возможно. Только барышня тоже чувствует себя дурно. Она не отходит от кровати его сиятельства со вчерашнего вечера, с тех пор как произошел сердечный приступ. Но я о вас доложу.

Дворецкий поднялся по лестнице, а барон, оставшись один, стал расхаживать в нетерпении и даже насвистывать какую-то мелодию.

– Сердечный приступ! Сердечный приступ! – два раза повторил он вслух. – Какая досада! – И добавил чуть слышно: – Почему он еще жив?

Дворецкий вернулся и жестом пригласил барона пройти в покои хозяина.

– Большое спасибо! Я буквально на минутку! – заверил Анатас Рефицюль, шустро поднимаясь по лестнице.

Наверху барон остановился, и дворецкий увидел, как ноздри у него расширились и он, будто охотничий пес, начал втягивать носом воздух, улавливая запахи. Не дожидаясь сопровождения, барон развернулся и сам, будто знал верное направление, устремился в сторону спальни Браамкампа, странно склонив голову набок и задрав подбородок. Он подошел к дверям, принюхался еще раз и решительно их отворил.

Первое, что увидел барон, войдя в комнату, была девушка, сидевшая на стуле спиной к нему. Ее голову скрывала накидка, но она была в синем платье Анны Белль, знакомом барону, и пахла ее духами. В центре спальни стояла огромная дубовая кровать с массивными спинками, по углам которых размещались деревянные шары. Через щель в балдахине виднелся грузный человек, лежавший на спине. Его тяжелое дыхание было отчетливо слышно в комнате, погруженной в тишину.

– Его сиятельство барон… – дворецкий запнулся, представляя вошедшего.

– Анатас Рефицюль, – любезно подсказал тот.

– Я схожу за картиной в библиотеку, – поклонился дворецкий и к неописуемой радости барона вышел из комнаты.

– Вот это славненько! Никаких лишних свидетелей! – произнес Рефицюль изменившимся тоном, как только дворецкий скрылся за дверями. – Ну, что ты молчишь? Ты, конечно, не узнала меня в этом моем облике. Мне и самому в этой скорлупе ужасно неудобно.

Девушка даже не повернулась в его сторону.

– Я никому и ничего в этой жизни не прощаю – такой принцип! – продолжал он зловеще. – Ты посмела вмешаться в естественный ход событий там, на площади, помнишь?

Девушка сгорбилась под накидкой и молчала.

– Ты решила помешать мне – мне! – выполнить важную миссию. Ой-ой-ой! Вы, земные твари, не имеете права это делать. Такое преступление карается… смертью!

С этими словами барон подскочил к девушке и грубо сдернул с нее накидку. Изольда обратила к нему бледное лицо.

– Это… не ты-ы-ы!!! – завопил ошеломленный барон, и в эту секунду девушка плеснула в него водой из кувшина!

Барон схватился обеими руками за голову и сквозь его пальцы повалил едкий дым. Моментально запахло паленым мясом. Он оторвал руки от лица – Изольда в ужасе увидела, как части его щек, надбровий и лба отделяются и падают, обнажая под собой совершенно другие черты. На ладонях барона остались прилипшие ломти кожи. От боли и ужаса он завизжал противным голосом. Его плоть то отваливалась кусками, то расплавленным воском сползала с поверхности желтой маски.

Визг барона все нарастал и перешел в оглушительный свист. Он закрутился на месте и кинулся к кровати. В этот момент мнимый больной вскочил и, вытянув руку со шпагой, ткнул острием в грудь нападавшего.

Удар получился двойной мощности, так как Рефицюль двигался навстречу клинку. Шпага изогнулась, но, не войдя и на миллиметр в твердое, как металл, тело, сломалась пополам.

В спальню ворвался дворецкий, остававшийся все это время за дверью, и бросился на барона сзади, обхватив его руками и навалившись всем весом. Люцифер понял, что его надули. В порыве нечеловеческой злости он вскинул руки в стороны, от чего дворецкий взмыл в воздух, с силой ударился о потолок и рухнул к основанию стены. Барон разинул огромную красную пасть, чуть не разорвавшую его лицо на две половины, а из его глазниц вырвались два ярких испепеляющих луча, пронзивших стену. Он стал вращать руками – от этих круговых движений в помещении возник вихрь, закрутил все вокруг в дьявольском смерче, подхватив Изольду, дворецкого, Василия Андреевича, стулья, кресло, подсвечники и канделябры, а вслед за ними дубовую кровать Браамкампа. Люди и предметы перемещались по кругу, ударяясь друг о друга, отчего вазы и посуда разлетались на мелкие осколки, а круглые деревянные шары со спинок кровати били с размаху о стены, оставляя заметные впадины. Кровать, перевернувшись, рассыпалась, простыни и шторы, сорванные со всех карнизов, извивались, будто воздушные змеи…

Тем временем на улице, как только Рефицюль скрылся в доме, Анна Белль подошла с двумя ведрами святой воды к его экипажу и, поставив их на землю, открыла дверцу. В карете, обитой изнутри красным бархатом, сидели две маленькие девочки – «ангелочки» в кружевных платьицах.

При виде Анны Белль они зашипели, как змеи, и протянули ей навстречу свои белые детские ручки с растопыренными пальчиками, на концах которых вдруг стали стремительно расти изогнутые когти. Девушка сначала отпрянула, а потом схватила одно ведро со святой водой и выплеснула его в карету.

Когда Анна Белль вновь заглянула внутрь, она увидела ужасную метаморфозу: обе девочки на глазах превращались в уродцев. Их верхние челюсти вытянулись вперед, зубы, удлинившись, торчали наружу, лица сузились, а глаза сошлись к самой переносице. Уродцы вертелись на месте и корчились от боли, издавая звериные звуки. Платья на них расползались, обнажая желтые тела, которые приникли друг к другу и неожиданно стали сливаться в один шевелящийся комок. Сначала они напоминали сиамских близнецов, а вскоре в карете образовалась глыба бесформенной плоти.

Анна Белль с омерзением захлопнула дверцу, и в этот момент подоспел кучер с бочкой. Они вдвоем взялись выплескивать святую воду прямо на экипаж. Каждая порция вызывала ответную реакцию: карета вздрагивала всем корпусом, шипела и плавилась, ее металлические детали потекли, растворяясь от попавшей на них жидкости, как под действием концентрированной серной кислоты.

Кони рвались вперед. Вода, казалось, на них не действовала, но животные испытывали ужас оттого, что не могли сдвинуться с места. Они бились в упряжи, вставали на дыбы, высекали копытами искры из камней и отчаянно ржали, однако карета будто намертво приросла к мостовой. Возница от первых же брызг святой воды скукожился под длинным плащом, из рукавов появились раздвоенные копыта, а над воротником сюртука – безобразная морда огромного борова. Свинья завизжала, пытаясь освободиться от одежды, но ткань крепко ее опутала и словно привязала к маленькой скамейке кучера…

Люцифер развернулся в спальне Браамкампа, и двери комнаты вылетели вместе с косяком. Он прошел через пролом, спустился по лестнице. Под его взглядом входные двери сами собой распахнулись, но едва он переступил порог, как притаившийся за кустом сирени Рябцев подскочил в два прыжка и окатил его святой водой с головы до ног.

На плаще Сатаны расползлась огромная дыра с обуглившимися краями. Черный дым повалил из его ушей, но, не обращая на это внимания, он рванулся к тому, что осталось от его экипажа.

Кучер и Анна Белль, поднятые незримой силой, отлетели в разные стороны и повалились на мостовую. Девушка привстала и закричала, срывая голос:

– Стреляйте, стреляйте же!

Опомнившись, Рябцев выхватил револьвер, но, провозившись с запалом, так и не смог выстрелить в сторону барона, который в эту секунду, огромным прыжком пролетев параллельно земле, заскочил в карету.

Кони сорвались с места, и экипаж понесся по улице, теряя на ходу отваливающиеся детали. Отскочило колесо, но, перекосившись, карета продолжала мчаться в снопах искр.

Последнее, что увидели провожавшие ее взглядами люди, – это как с вороных жеребцов сползли шкуры вместе с мясом, и скелеты, увеличившись в размерах, унесли Люцифера прочь…

Анна Белль и кучер, встав с мостовой, вместе с Рябцевым вошли в дом и сразу же поднялись в покои Геррита Браамкампа. Там, в перевернутой вверх дном спальне, отряхивались и потирали ушибленные места Василий Андреевич, дворецкий и Изольда. Все остались живы.

Анна Белль побежала в спальню дворецкого, чтобы проверить состояние дедушки. Рябцев бросился помогать Изольде и своему перепуганному другу. А дворецкий, приведя себя в порядок, вместе с кучером направился в библиотеку, захватив с собой толстый витой шнур от оборванной гардины. Там они в точности исполнили поручение, которое успела дать Анна Белль: перетянули шнуром картину Амбергера поверх гобелена вместе с подставкой и завязали несколько тугих узлов. Под гобеленом вновь заворочалась какая-то тварь, стараясь сбросить покров. Мужчины вынесли дергающуюся на подставке картину во внутренний двор, где все уже было готово для разжигания костра. Через мгновение сухие ветки и поленья схватились пламенем, и кучер с дворецким бросили на них сверток. Некоторое время он еще трепыхался в огне, но потом затих, постепенно превращаясь в груду золы.

В спальне дворецкого Анна Белль держала руку дедушки Геррита в своих ладонях. Наконец он глубоко вздохнул и открыл глаза. Первое, что увидел Геррит Браамкамп, была картина де Хоха «Дворик в делфтийском доме», стоявшая рядом с Анной Белль на стуле. Он перевел взгляд на внучатую племянницу и улыбнулся.

За окном вечернее небо затянулось черными тучами, зачастил в июне по-осеннему холодный дождь…

Продолжение следует…