Текст книги "Интегративная психотерапия"

Терапевт. Тебе не надоело продолжать эти обвинения?

Сережа. Да какой-то след остается, еще что-то…

Терапевт. Видимо, ты не проговариваешь самого главного. Ты буксуешь, понимаешь? Потому и след… Надо сделать тот самый толчок или рывок, о котором мы вчера говорили. Прорыв надо сделать. (Долгая пауза)

Терапевт. (Предлагает сесть на стул мамы) Пусть теперь мама скажет тебе.

Сережа. (От имени матери) Ты ведь знаешь прекрасно, твой отец испортил мне жизнь. Ты ведь знаешь, чего стоило мне поставить тебя на ноги, чего стоило получить эту квартиру. Я хотела, чтобы ты не испытывал тех трудностей, которые испытала я. Ты же знаешь прекрасно, что я жертвовала своей личной жизнью, чтобы ты стал на ноги. Я хотела, чтобы ты получил образование. Ты его получил – я довольна этим. Я сделала для тебя все, и вот теперь ты отвечаешь мне черной неблагодарностью! У всех дети как дети, а ты неблагодарный сын. Я знала это. Неблагодарный сын. Я знала, что ты захочешь от меня уйти, что ты захочешь самостоятельности, что эти девки тебя до хорошего не доведут. Я знала это прекрасно. И вот я получила. Я получила по заслугам. За то, что я всегда себе во всем отказывала! Ты же знаешь, что я одна, я одинока. Я переживаю, когда тебя долго нет.

Терапевт. (Проситзанять прежнее место) Посмотри теперь на маму и скажи, что ты чувствуешь к ней?

Сережа. Я чувствую какую-то опустошенность… Сейчас передо мной ее глаза. Я ощущаю какую-то усталость в теле, хотя сознание ясное. Мое состояние изменилось, оно совсем другое…

Терапевт. После того, как вы высказали претензии друг к другу, не возникает желания просто поговорить с мамой, попытаться понять, в чем дело, что такое происходит с вами, почему порознь вам плохо, а вместе еще хуже?

Сережа. (Обращаясь к матери) Я не чувствую, чтобы ты сейчас хотела этого.

Терапевт. Наверное, это зависит еще и от тебя.

Сережа. (Медленно, трудно, подавленно) Давай сейчас с позиции взрослых людей обсудим эту проблему. Вот ты говоришь, что я часто забываю о тебе в различных ситуациях. Почему ты так говоришь?

Мама. Ты же знаешь, я боюсь. Когда ты рядом, я чувствую себя спокойнее. Мне страшно оставаться одной. Ты – единственное, что у меня осталось, ты единственный человек, который мне нужен.

Сережа. (Тихо, с нежностью) Мама, я же не собираюсь уезжать. Ты же знаешь прекрасно, что я часто думаю о тебе. Когда я уезжал, ты же помнишь, я звонил тебе каждый день. Ты же чувствовала мое присутствие, ты знала, что я рядом, что я о тебе волнуюсь. Я бы хотел, чтобы мы сообща решали все наши семейные дела, ставили бы друг друга в известность. Может быть, тогда я женюсь… и будут дети, внуки…

Терапевт. Спроси у мамы: «Мама, ты хочешь, чтобы я женился?»

Сережа. Ты хочешь, чтобы я женился?

Мама. Да, я хочу, но я хочу… (Пауза) чтобы тебе попалась такая жена, которая бы уважала и ценила тебя. Я хочу, чтобы ты женился. Я хочу тебе счастья, хочу… я тоже устала от всего этого.

Терапевт. Спроси от имени мамы: «Ты сам-то жениться хочешь?»

Сережа. (От имени мамы) Ты хочешь жениться?

Сережа. (Долгая пауза) Нет!

Терапевт. (От имени матери) Так чего же ты хочешь? Сережа. (Тихо, после паузы) Я тоже хочу быть с тобой. Хочу жить так, как и жили… Довольствоваться тем, что есть… (Громче, более живо, как бы приходя в себя) Меня удовлетворяет все это… Все прекрасно!

Мама. (Тихим, упавшим голосом) А как же дети?

Сережа. (Более живо): Что дети? Что сейчас дети? Их прокормить даже нечем сейчас. Ты же знаешь, что я всегда создавал себе идиллический образ, какой-то любви… хотя сам в этом практически… Но я вспоминаю, как ты препятствовала нашим встречам с Мариной. (С сарказмом) Редчайшее зрелище! Тебе все не нравилось, все абсолютно! Ты все эмоции во мне давила. Все давила. Все!

Терапевт. Еще раз, глядя на маму, мог бы повторить, что ты хочешь?

Сережа. Я хочу, чтобы мы понимали друг друга и с уважением относились друг к другу.

Терапевт. А по поводу дальнейшей жизни, по поводу женитьбы? Повтори то, что ты уже сказал.

Сережа. Я хочу, чтобы мы понимали друг друга и уважали друг друга. Я хочу, чтобы ты не мешала мне в выборе женщины. Чтобы ты не мешала мне в выборе моего пути. Хочу, чтобы ты мне не навязывала…

Терапевт. (Прерывая) Сережа, я хочу, чтобы ты повторил только то, что ты уже ответил на вопросы, хочешь ли ты жениться и чего ты хочешь.

Сережа. Я хочу, чтобы ты… (Пауза) не давила мои эмоции, я хочу, чтобы ты не высказывала в таких формах своего отношения.

Терапевт. (Настойчиво) Сережа, скажи еще раз то, что ты уже сказал здесь на вопросы мамы о том, хочешь ли ты жениться.

Сережа. (Небрежно) Да нет, наверное, не хочу.

Терапевт. Так скажи это маме еще раз. Чего ты хочешь, еще раз скажи.

Сережа. (Упавшим голосом, тихо) Я хочу… чтобы мы были вместе… Я хочу, чтобы ты решала все за меня. Все делала, а я жил бы вот так… В принципе, меня все устраивает, я на все готов. (С детской обидой в голосе и с протестом) Мне ничего не надо! Ничего! Работа есть – все! Этого вполне достаточно. Хочу, чтобы все оставалось на своих местах. Я только одного хочу, чтобы ты не сильно на меня кричала, – и все. Чтобы наша семья была вместе. Все. Больше я ничего не хочу.

Терапевт. Теперь попытайся ответственно сказать маме, что из твоих признаний тебя больше всего напрягает в отношениях с ней.

Сережа. Больше всего меня напрягает, наибольший дискомфорт я испытываю тогда, когда говорю тебе, что сегодня я не приду ночевать домой. И вот этот момент, когда я ухожу, доставляет мне массу неприятностей. Слышать твои внутренние упреки – я их ощущаю. Я это чувствую всеми фибрами. (Тяжело вздыхает) Находясь в постели с женщиной, я могу встать чуть свет и уехать, формально объяснив это какими-то причинами. Я возвращаюсь к тебе, чтобы ты чувствовала себя спокойно… (Пауза) И еще. Когда ты меня слишком опекаешь, это мне мешает. Все.

Терапевт. Ты сказал самое главное что тебя напрягает?

Сережа. Да, это главное. Другие моменты, другие картины, которые возникают сейчас в моем сознании, успешно решаются. Два самых главных момента… (Убежденно) …и, возможно, первый – самый главный, потому что с другими я нахожу силы бороться. Первый момент самый важный. Она ведь понимает все! И еще… (Обращаясь к матери с горечью и ожесточением) я не хочу, чтобы ты меня оскорбляла. Называла меня дрянью и мразью. И это с детства – как будто тебя хлещут по лицу. Потом у меня возникают проблемы, почему у меня с женщиной какая-то неуверенность. Сперва вгоняют в детстве вот так вот, как молоток вгоняет гвоздь.

Терапевт. Ты закончил работу?

Сережа. Да, все.

Терапевт. Мама услышала сегодня от тебя что-нибудь нового?

Сережа. Да, в общем, мама услышала много нового. Обычно наши разговоры, если они носили серьезный характер, принимали форму слез или хлопанья дверью.

Терапевт. А ты услышал что-нибудь нового для себя?

Сережа. Нет, ничего. Все это уже проигрывалось.

Терапевт. Ну хорошо, а когда ты сказал маме, что ты хотел бы остаться с ней и больше тебе ничего не надо, – ты так всегда думал или это сейчас пришло?

Сережа. (Тихо) Нет, это сейчас.

Терапевт. Какое чувство у тебя возникло в тот момент?

Сережа. Ощущение сброса, сброса… с языка. В затылке появилась боль какая-то, я сразу попытался посмотреть внутрь себя. Это было чувство, похожее на вчерашнее, но с легким туманом каким-то.

Третий сеанс

Сережа. После первого сеанса, на котором я разговаривал с Оксаной, я понял, что темой следующих сеансов будет взаимоотношение с мамой. Несмотря на то что я действительно чувствовал значительное облегчение после первого сеанса, все-таки какая-то неудовлетворенность еще была. После второго, вчерашнего, сеанса – разговора с мамой – я действительно… ну, я просто ни о чем не думал, я великолепно спал, я встал отдохнувшим, я чувствовал просто какое-то удовлетворение, даже если я и вспоминал занятие, то это все же был какой-то индифферентный поток мыслей.

Терапевт. (Обращаясь к группе) До сих пор мы работали больше «здесь и сейчас». А вот нет ли такой потребности перебросить мостик от того, что мы наблюдаем «здесь и сейчас», к тому, что было «тогда», в прошлом, с тем чтобы попытаться выяснить происхождение вот этих взаимоотношений с матерью, отчего они так сложились, кто в этом повинен? Какова предыстория, что вызвало такую прочную связь с матерью? Что так привязало?

Сережа. Я субъективно не чувствую такой потребности.

Терапевт. А тебе эта связь понятна?

Сережа. Да!

Терапевт. С чем ты это связываешь?

Сережа. Я связываю наличие своих проблем… Это прежде всего любовь и привязанность к матери. С моей стороны – нежелание уходить от нее под любым предлогом… Я, скорее всего, мог себе объяснить, словами какими-то, выводами, рассуждениями, но не признать это нежелание уходить от нее. В дальнейшем это привело к комплексу…

Терапевт. Мне кажется, ты сейчас пытаешься анализировать не причины, а следствие. А нас причина интересует. Вот я хочу спросить тебя, Сережа. Взять других мальчиков – у них тоже мама есть, и они тоже любят свою маму и привязаны к ней, но вот такой привязанности, которая лишает возможности человека эмансипироваться, создать свою семью, нет. Вот эти причины – ты пытался их анализировать, есть у тебя какая-то версия?

Сережа. Да. Мои какие-нибудь, может быть, сексуальные привязанности к матери, причем возникшие очень рано. Я вспоминаю о том, как часто говорил бабушке о том, что я люблю свою маму, это я точно помню, о том, что я хотел бы… нет, я сожалел… что я не смогу жениться на моей маме. Вот это было.

Терапевт. Это в каком возрасте было?

Сережа. Ну лет пять.

Терапевт. По-моему, все мальчики в этом возрасте мечтают жениться на своих мамах, по крайней мере говорят об этом. Но потом они вырастают и женятся на других женщинах, а вот с тобой этого не происходит. Значит, у тебя такая версия, что ты был маленьким Эдипом и таким остался, влюбленным в свою маму.

Сережа. (С раздумьем) Это понятно, что у всех есть эдипов комплекс, но почему именно я на этом застрял? Хотите, я скажу, что мне представилось, когда вчера я усиливал то движение руками, на которое вы обратили внимание, когда я разговаривал с мамой? Я не сказал тогда… Мне представилось, что я глажу то самое место у мамы. Когда я был маленький, я однажды подсмотрел, и это воспоминание явилось…

Терапевт. Хотел бы ты теперь поговорить с отцом о своих переживаниях, чувствах, о том, что волновало тебя в детстве и о чем ты с болью вспоминаешь и теперь?

Молчание, долгая пауза… Терапевт. А что сдерживает?

Сережа. (Тихимголосом) Ничего… я не хочу просто… Я представил нашу беседу на эту тему… в общем, я не испытываю какой-то потребности… Конечно, мне его не хватало… но настоящей потребности говорить с ним я не ощущаю… я чувствую просто какую-то пустоту. Вот когда я говорил о своих версиях, то, в общем, и эта возникала… версия человека, который являлся для меня примером мужчины… эпизодические мужчины, которые появлялись в жизни моей мамы… в общем-то, некоторые давали мне некий образ, но, что касается отца… именно он давал очень мало… все эти его пьянки… они меня очень раздражали. Я четко ощущаю, даже сейчас, когда я представляю отца пьяным, раздражение… он напивался очень сильно.

Терапевт. Теперь ты мог бы поговорить с отцом об этих проблемах.

Сережа. (Тихо, с сомнением) Не знаю… Я боюсь ему сказать какую-то правду, какую – не знаю…

Терапевт. Так, может быть, ты начнешь этот разговор, и ты подойдешь к этому, поймешь, что ты боишься сказать отцу. Начни: «Отец…»

Сережа. Отец, я чувствую жалость к тебе. Я думаю, что мать права. С одной стороны, ты довольно многого достиг, тебя ценили как специалиста, к тебе многие обращались, но не более того… Посмотри на себя, как ты растолстел, выпиваешь и все ищешь причины вне себя… (Долгая пауза… К терапевту) Я ничего не хочу сказать.

Терапевт. Но ты уже говоришь. Говори дальше! Скажи отцу, как ты его воспринимаешь: как специалиста, как мужчину, как отца, как человека, – вот это все скажи!

Сережа. Мне не нравится, что ты в общем ничего не можешь сделать по дому, что ты пьешь, что ты редко навещаешь свою мать, хотя живешь с ней совсем рядом. Мне не нравится, что ты мне редко пишешь, хотя требуешь от меня писать чаще… Мне не нравится, что ты не следишь за собой, хотя в молодости занимался спортом. Мне не нравится, что ты живешь как отшельник. Мне не нравится то, что ты. (Более тихим голосом) не предпринимал никаких попыток… вернуться в семью… Это самое страшное, чего я не могу простить тебе… Ты не виделся со мной пять лет… ты мог долго меня не видеть… и ничего о себе не писать. А во время моего приезда ты устаивал сцены, изображая человека, который так долго ждал меня. (Долгая пауза) Все! (Пауза. Затем с новым приливом сил) Ты учил меня больше плохому, чем хорошему. Ты мог дать мне рюмку выпить, но не способствовал моему образованию. Ты был от меня вдалеке, а без твоих алиментов я мог обойтись. Ты не занимался моим воспитанием! Поэтому я часто не знал, как вести себя, у меня не было отцовской поддержки, совета. Я видел только материнские слезы, истерики, запреты… Советы матери не давали желанного для меня результата, носили какой-то оборонительный характер… Я в детстве, да и позднее стал приобретать… (С усилием и повышением голоса) женские реакции. Я плакать мог, я мог обижаться. (Долгая пауза, глубокий вздох) Наверное, все… (Долгая пауза. С новым порывом.) Вообще-то я хочу тебе сказать, что я ненавижу тебя за то, что ты плюнул в мою мать. Ненавижу.

Терапевт. Скажи отцу: «Ты виноват передо мной в том…»

Сережа. Отец, ты виноват передо мной в том, что ты даже не пытался… вернуть меня к себе… (Вздох) Ты виноват передо мной в том, что забыл меня на целых пять лет. Виноват.

Терапевт. Мог бы ты сказать теперь самое важное отцу?

Сережа. (Решительно) Самое важное заключается в том, что… (Проговариваетмедленно, с нотками трагизма, но уверенно и твердо) тебя не было тогда, когда ты мне был нужен. (Выпрямляется на стуле с глубоким вздохом)

Терапевт. Сейчас ты все сказал?

Сережа. (С облегчением и чувством радости): Да! Некоторые вещи явились для меня более осознанными. То, что мне не хватало отца, я мог подозревать это и раньше, – «было бы неплохо, если бы ты был здесь», но я всегда давал себе такую установку: «отец есть отец, мать есть мать. И с этим ничего нельзя сделать». А в сегодняшнем эксперименте эта мысль… отца не было тогда, когда он был нужен… казалось бы, такая простая… вся суть именно в этом… стала мне очень понятной и значительной, я только теперь по-настоящему это осознал.

Групповая дискуссия

Терапевт. Теперь мы можем обсудить проблему Сережи, позволить себе выражение и чувств и мыслей.

Нина. Сережа, отец не приезжал к тебе. Ты как-то это объяснял? Что это значило для тебя?

Сережа. (Со вздохом) Я не нужен… Я ему не нужен! Он меня бросил! Он меня не любит…

Надя. У тебя к отцу, как и к матери, двойственное отношение: люблю и ненавижу. Ненавижу за то, что бросил, не любит…

Зиновий. Ты ведь и сказал, что ненавидишь его. Кстати, я этого ждал. Когда ты это сказал, признаться, мне хотелось пнуть ногой тот стул, на котором он сидел!

Валя. (Запальчиво) А у меня такое желание… Я вся издергалась. Я не могу. Вчерашний разговор… как ты говорил, с какой интонацией обвинял маму в том-то и том-то. Ты обращаешься к отцу, к человеку, который, по сути, виноват во всем, в твоих несчастьях, в том, что мама осталась одна, в том, что по сути дела… прожита жизнь, и ты так к нему относишься, это ужасно!

Нина. Валя, такое впечатление, что ты себя чувствуешь Сережиной мамой.

Валя. (Нервно смеется) Ладно, пусть будет так…

Терапевт. (К Вале): Ты полностью на стороне мамы. Вчера ты защищала маму, а сегодня ругаешь отца. Это значит, что ты отождествляешься с матерью. И защищаешь, по сути, себя.

Валя. Ну, может быть… (Смеется) Да, конечно. Да нет! Ну, это же… Да, ладно! Вы хотите сказать, что это мои проблемы…

Нина. Именно. Нас здесь несколько человек примерно одного возраста, и у нас взрослые дети, но у нас нет таких чувств, значит, они твои. (К Сереже) Сережа, когда ты нападаешь в этом разговоре на отца, обвиняешь его, как ты думаешь, на кого ты похож?

Сережа. Наверное, на маму…

Терапевт. Хватит уже задавать вопросы Сереже. Пора Сереже услышать, как мы воспринимаем его, что чувствуем и что думаем о нем и его проблеме.

Сережа. Нина, скажи ты мне.

Нина. У меня к тебе большое сочувствие. Вчера, когда ты закончил работу, ты сидел в такой свободной позе, так красиво развалившись на стуле, и выражение лица у тебя было заинтересованным, ты просто слушал нас, и я любовалась тобой. А что касается моих чувств на протяжении всей твоей работы, то я прямо кипела и клокотала. Гм, я бы выпорола твою мать, вот какие у меня были чувства! Я сейчас, конечно, поостыла, я понимаю, что она по-своему, конечно, несчастная женщина. Я негодовала. Мне так показалось, что к тому времени, когда вы расстались с отцом, она уже тогда сфокусировалась на тебе, она уже тогда хотела остаться с тобой вдвоем, она уже тогда неосознанно стремилась к тому, чтобы ты теперь сказал: «Я хочу быть с тобой». Вот тогда. А дальше, что бы она ни делала, она бессознательно делала так, чтобы удержать тебя рядом с собой.

Надя. Причем, она играла на твоих лучших чувствах. Она вызывала жалость, сочувствие, сострадание. У тебя это хорошо прозвучало в диалогах. «Я всю жизнь отдала тебе, все ради тебя, не вышла замуж, а ты – неблагодарный человек!»

Нина. Собственно говоря, она культивировала в тебе чувство вины. Этим удерживала. А если принять, что ты почувствовал себя брошенным отцом, – это ужасно! У ребенка невольно возникает вопрос: в чем я провинился? Может быть, я плохой, если отец ушел от меня? Я не знаю, задавал ли ты себе такой вопрос, но ты это как бы подспудно чувствовал. Это еще добавка к твоему чувству вины. А что делает человек, который чувствует себя виноватым? Он, с одной стороны, и ведет себя так, чтобы как бы искупить свою вину, с другой стороны – от этого тяжелого чувства хочется как-то избавиться. А как избавиться от чувства вины? Надо сделать виноватым другого, который пытается возложить на тебя это чувство. И ты защищаешься тем, что нападаешь. Вот та сцена, что ты описывал, когда уходил к женщине на ночь. Ты, как положено сыну, который не хочет волновать свою мать, говоришь ей: вот я не буду дома ночевать. Интересно то, что ты дальше сказал: даже если она молчит, я чувствую себя виноватым. И что же ты делаешь после этого? Ты срываешься ни свет ни заря с теплой постели с женщиной и бежишь к матери, да? Вот интересно, когда ты прибежишь к матери, что ты скажешь: «Как я счастлив тебя видеть?» – ты такое выдашь! Потому что это ведь она виновата, что пришлось к ней бежать. И что ты делаешь? Ты выливаешь свою агрессию на мать. Таким образом освобождаешься от чувства вины. Вы терзаете друг друга. Ты от Оксаны ушел? Ушел. Ты от дедушки, от бабушки… так и будешь от всех уходить, как колобок… Что ты после этого сделал? Ты стал еще больше долбить свою мать. Ты виноват! Ты виноват в этом! Вы в этой связи, любя и обвиняя и ненавидя друг друга, – это же так тяжело! Вот так всю жизнь! В конце концов, когда она тебе говорит: «Мать есть мать, а сын есть сын», – она же в тебе не сына культивирует. Сын – это то, что неизбежно вырастает и улетает из гнезда. Она не сына в тебе культивировала, а человека, который всю жизнь будет рядом с ней, фактически она воспитала мужа. А ты, конечно, ты подыгрываешь этому. Потому, что и ты относишься к ней, как к человеку, с которым ты должен прожить всю жизнь.

Терапевт. Хорошо, это мать! Но еще отец есть… (К Сереже) Кстати, а как ты относишься к алкоголю?

Сережа. Я практически не пью.

Терапевт. Вот это тоже интересная вещь!

Сережа. Иногда, когда приходится выпить с друзьями шампанского, я потом даю себе зарок: «Я не буду пить!» Вот весь прошлый год с 1 января до 1 января я вообще не употреблял.

Зиновий. Ничего, как отец, делать не буду!

Сережа. Да!

Терапевт. Это называется отрицательной идентификацией, когда мальчик свое негативное отношение к отцу переносит на все, что с ним связано, например на алкоголь. Отец Сережи давал мало поводов для сильной идентификации с ним по сравнению с матерью. Мать сильная, директивная, волевая, лидер. Отец слабый, безвольный, пьющий, уклоняющийся. То есть отец играет как бы женскую роль. Вот отсюда и идет эта слабая идентификация с отцом, с мужчиной. Нина с таким накалом говорила о матери, что может создаться впечатление, что действительно здесь виновата только мать. Не нужно забывать роль отца. Это две равноценные роли. Почему у матери такой мощный перенос на сына? Наверное, из-за каких-то проблем с мужем? Что здесь было первотолчком – мы же не знаем.

Нина. С моей точки зрения, отец здесь такая же жертва, как и сын.

Терапевт. С твоей точки зрения.

Нина. Доказательство тому – он попал в другую семью, и он все-таки там другой.

Терапевт. Мы не знаем, какие там проблемы. По-твоему, Нина, муж – жертва, потому что жена нашла его такого.

Нина. Да!

Терапевт. А я с таким же успехом могу сказать, что он нашел себе такую жену. Они шли навстречу друг другу, а жертвой оказался сын! Нина. Вообще, конечно, они вдвоем нашли друг друга. Ренат. Отец ушел, и остался вакуум, который…

Нина. (Перебивает) Не ушел он! Не надо говорить, что он ушел. Активная роль принадлежит как бы отцу, на самом деле она всегда принадлежала матери.

Терапевт. Он ушел вначале в алкоголизм, а потом ушел вообще.

Нина. Его с самого начала не было.

Ренат. Этот вакуум мать могла заполнить чем угодно, она его заполнила сыном.

Валя. Если по-вашему, то мать могла уйти в первый год, а она девять лет с ним прожила и, значит, хотела как-то что-то изменить, но не получилось, он начал пить.

Наташа. Он был слабый мужчина, но он не обязательно должен быть алкоголиком.

Нина. Этого Сережа не знает. Он судит об отце по тому, как его представила ему мать. А мать говорила об отце плохо. Каким он был, мы не знаем.

Сережа. Для отца, в общем, бросить пить было легким делом.

Терапевт. Это абсолютно не принципиально – пил он литр или поллитра в день. Проблема не в том, что он пьет. Это не причина, а следствие проблемы.

Нина. Да! Между прочим, то, что мы говорим о взаимоотношении матери и отца, что они нашли друг друга, что они как бы делят ответственность пополам, мы, в конце концов, то же самое можем перенести на взаимоотношения матери и сына. Может быть, и сын мог оказаться не столь податливым.

Терапевт. По поводу ответственности. У Перлза есть такая фраза, что до тех пор, пока мы, взрослые, будем обвинять в своих неудачах родителей, до тех пор мы будем оставаться детьми… Надо прекратить эти обвинительные игры. Человек должен принять ответственность.

Нина. (Сереже): Большой ты уже!

Валя. Как здорово сказано!

Терапевт. Эту фразу я берег для кульминации этого сеанса. Что теперь делать Сереже? Стать взрослым, ответственным человеком. Маме – мамино, а Сереже – Сережино. Каждому свое!

Обратная связь при завершении группы

Нина. Ты изменился за эти дни. Когда я увидела тебя впервые, ты производил на меня такое впечатление: такой большой и красивый парень и вместе с тем ребенок. Ты как будто бы повзрослел, стал увереннее, в тебе появилось что-то мужское, как будто те же манеры, и вместе с тем что-то новое, более уверенное появилось в тебе.

Володя. Ты знаешь, Сережа, я должен благодарить тебя. Я не говорил об этом прежде… Я тебе все это время очень сильно сопереживал. Дело в том… что я тоже решал вместе с тобою мои проблемы. Я нашел много общего между нами. Не все одинаково, но я много пережил, многое решил для себя именно благодаря тебе. И поэтому ты стал мне близок и особенно симпатичен теперь.