Текст книги "Торговый дом Гердлстон"

Глава XIX
Грабители и ограбленный

Может быть для скорейшего окончания нашей повести и для общественного блага было бы лучше, если бы удар, нанесенный рукой землекопа, сразу положил конец карьере младшего владельца африканского тортового дома. Но Эзра, молодой и здоровый, скоро пришел в себя. Лежавшая на полу бесформенная масса слабо застонала и зашевелилась. Затем раздался другой, более громкий стон, и наконец прозвучала ругань. Поднявшись на локте, Эзра осмотрелся по сторонам, не понимая, где он. Другой рукой он зажал все еще кровоточившую рану на затылке. Он смотрел мутным взором на стол, на стулья, на стены и, наконец, глаза его остановились на шкафу. При лунном свете он разглядел, что шкаф отперт и что в нем нет ничего. В одну секунду он припомнил все, что случилось, подошел к двери и закричал хриплым голосом, полным ярости и отчаяния.

Эзру нельзя было упрекнуть в нерешительности и недостатке мужества. В одну секунду он понял все положение дел и сразу выработал план действий. Камни нужно вернуть, в противном случае ему грозит полное и непоправимое разорение. На его крик прибежал хозяин гостиницы, а вслед за ним и все его разноцветные слуги.

– Меня ограбили. – сказал Эзра, прислонясь к камину. Он был еще слаб и у него кружилась голова. – Замолчите и слушайтесь меня. Прежде всего зажгите лампу.

Лампа была зажжена, и слуги увидели красное пятно на ковре.

– Грабители пришли в девять часов, – торопливо, но спокойно сказал Эзра. – Их зовут: Фаринтош, Бэрт и Вильямс. Разговор у нас был короткий, и они ушли отсюда не позже четверти десятого. Теперь только половина одиннадцатого. Им не удалось удрать очень далеко. Джемиссон и Ван-Мюллер, бегите на улицу и спросите, не видал ли кто-нибудь, как отсюда вышли три человека. Джонс, беги к полицейскому инспектору Энери. Сообщи ему, что здесь произошла кража с покушением на убийство, и скажи, что мне нужны шестеро самых лучших верховых на самых лучших лошадях. Он не пожалеет, если поторопится. А где же мой лакей? Где же Пит? Пит, собака, седлай мою лошадь и веди ее сюда. Моя лошадь догонит кого угодно.

Слуги побежали исполнять приказание Эзры. Сам же он оделся и носовым платком обвязал себе голову.

– Надеюсь, вы не поедете, сэр, – сказал хозяин. – Вы не в состоянии ехать.

– Я еду, – решительно ответил Эзра. – Пришлите мне воды. И в мою флягу налейте немного воды: дорогой мне может сделаться дурно.

Перед гостиницей собралась большая толпа. Она заволновалась, когда на крыльцо вышел Эзра. Он был бел, как полотно. Голова его была обвязана носовым платком. Ворот рубашки был в крови.

Когда он сел на лошадь, к нему подошел один из посланных им слуг.

– Они поскакали по Капштадтской дороге, сэр, – сказал он. Их многие видели. У них плохие лошади, я знаю, где они их взяли. Вы их догоните наверняка.

Эзра злорадно улыбнулся.

– Проклятые полицейские! – закричал он. – Когда же, наконец, они явятся?

– Вот они, – сказал хозяин гостиницы.

И действительна, раздалось бряцание оружия, послышался топот копыт, и шестеро гриквалэндских верховых полицейских остановились перед крыльцом. Это были расторопные молодцы, вооруженные шпагами и револьверами. Их лошади были неприглядны, но сильны и выносливы. Эзра подъехал к сержанту, командовавшему этим отрядом.

– Не теряйте ни минуты, сержант, – сказал он. – Они опередили нас на полтора часа, но их лошади скоро устанут. Сто фунтов, если мы их догоним.

– Стройся по трое, – проревел сержант. – Полуоборот направо марш! – Толпа расступилась, и небольшой отряд, с Эзрой во главе, тронулся в путь. – В галоп! – крикнул сержант.

Первые мили отряд пролетел в полном молчаний. Луна светила ярко, и они ясно видели вьющуюся перед ними белую дорогу.

Сначала Эзра, верхом на своей сильной, серой лошади несколько опередил остальных, но вскоре сержант догнал его и поскакал с ним рядом.

– Простите, сэр, – сказал он, прикладывая руку к кэпи, – не слишком ли быстро мы скачем? Мы загоним наших лошадей. – Пока мы их не поймаем, – ответил Эзра, – мне нет дела до лошадей. Я вам дам дюжину лошадей вместо каждой павшей, но не позволю вам ехать медленнее.

Несмотря на сильную боль, молодой купец говорил решительно и твердо сидел в седле. Бешенство придало ему силы. Деньги и доброе имя, и, главным образом, возможность отомстить – все зависело от исхода этой сумасшедшей скачки.

Сержант и Эзра неслись впереди, стремя в стремя, а за ними, стуча копытами, мчались шестеро полицейских.

– Нам до Кембриджа осталось две мили, – сказал сержант. – Там мы что-нибудь узнаем о них.

– А не свернут они с дороги?

– Едва ли, сэр. Больше им нигде не проехать. Скакать по этой степи не безопасно: там ямы, они могут провалиться.

– Мы их поймаем, – сказал Эзра. – Они от меня не уйдут. Если бы эта дорога вела в преисподнюю, я и туда поехал бы за ними.

– И мы не отстали бы от вас, сэр, – сказал сержант, заражаясь энтузиазмом своего спутника. – При такой скачке, если только лошади выдержат, мы догоним их еще до рассвета. Вон в этой лачуге виден свет.

За поворотом дороги засветился тусклый огонек. Свет шел из отворенной двери маленькой хижины, на пороге которой, с трубкой в зубах, стоял здоровенный бур, засунув руки в карманы.

– Добрый вечер, – сказал сержант, и маленький отряд осадил вспотевших лошадей. – Не проезжал ли здесь кто-нибудь перед нами?

– Тысячи людей проехали здесь перед вами, – сказал голландец, вынув трубку изо рта и засмеявшись.

– Сегодня вечером, любезный, сегодня вечером? – сердито закричал сержант. – Вечером? К Порт-Элизабетской дороге проскакало три всадника час тому назад. Они, кажется, собирались загнать своих лошадей. – Отлично! – крикнул Эзра, и они снова помчались вперед. В два часа они проехали Блювотерс-Дрифт, в половине третьего были на ферме Ван-Гайдена. В три они переехали вброд реку Моддер, а в четверть пятого скакали по главной улице городка Джекобсдэла. Их лошади были все в мыле и валились с ног от усталости. На улице стоял полицейский.

– Не проезжал ли тут кто-нибудь? – крикнул сержант.

– Четверть часа назад здесь проехало трое.

– Они поехали дальше?

– Да, они поехали дальше, несмотря на то, что их лошади были загнаны до полусмерти.

– Вперед! – нетерпеливо закричал Эзра, – вперед!

– Четыре лошади совсем выбились из сил, сэр, – сказал сержант. – Они едва передвигают ноги.

– Так оставим их здесь.

– С нами мог бы поехать здешний полицейский, – заметил сержант.

– Я должен сначала донести об этом начальству, сэр, – сказал тот.

– Садитесь на его коня, сержант, – закричал Эзра. – А к начальству он может поехать на вашем. По крайней мере, хоть мы двое догоним разбойников! Вперед! Галопом! – И они бешено помчались вперед, будя топотом копыт мирных обывателей Джекобсдэла.

Сержант на своей лошади скакал впереди, нагнувшись к луке. Он гнал вовсю. Следом за ним скакал Эзра на серой кобыле. Залитая кровью повязка развевалась у него на голове. Он сидел совершенно прямо, зловещая улыбка не сходила с его лица. В правой руке у него был револьвер. Позади, на расстоянии ста ярдов на измученных лошадях скакали полицейские. Им беспрестанно приходилось пускать в ход хлыст и шпоры. На востоке появилась длинная розовая полоса. Приближался рассвет. Тьма начала редеть. Вдруг сержант остановил свою лошадь.

– Кто-то скачет к нам навстречу! – крикнул он.

Эзра и двое полицейских тоже остановили лошадей. По дороге мчался верховой. Сначала они думали, что это один из беглецов, но, когда он поравнялся с ними, они увидели, что это незнакомый. Его платье было покрыто пылью, вся, лошадь в мыле. Видно было, что он проскакал много миль.

– Видели вы трех верховых? – спросил Эзра.

– Видел и говорил с ними, – ответил проезжий, – они скачут в полумиле отсюда.

– Вперед! Вперед! – закричал Эзра.

– Я везу вести из Джегерфонтэна, – сказал всадник.

– Вперед! – прервал его Эзра, и переутомленные лошади поскакали вперед. Вдруг они услышали глухой звук, похожий на щелканье кастаньет.

– Это копыта их лошадей, – вскричал Эзра.

За поворотом дороги они увидели трех беглецов, скакавших в облаке пыли. В ту же минуту они услышали крик позади и, обернувшись назад, увидели, что лошадь одного из полицейских упала и придавила собой ездока. Другой полицейский слез со своей лошади и старался высвободить товарища.

– Нужно посмотреть, не ранен ли он! – закричал сержант.

– Вперед! Вперед! – кричал Эзра. При виде грабителей его ярость удвоилась.

– Может быть, он сломал себе шею, – проворчал сержант, вынимая из кобуры револьвер. – Приготовьте ваше оружие, сэр. Мы догоним их через несколько минут, и они могут открыть огонь.

Они догнали их даже скорее, чем думал сержант.

Фаринтош, видя, что им теперь не уехать и что преследователей осталось только двое, прибегнул к хитрости. Дорога делала крутой поворот, и вот за этим поворотом беглецы соскочили с лошадей и легли в засаду! Когда Эзра и сержант подскакали к повороту, из‑за кустов грянули выстрелы. Серая лошадь, смертельно раненная в голову, с жалобным криком рухнула на землю. Эзра соскочил и побежал к засаде. Сержант, раненный в щеку, тоже спрыгнул и бросился следом за ним. Бэрт и Фаринтош встретили их лицом к лицу. Бэрт ударил сержанта кинжалом и перерезал ему шейный мускул. Фаринтош выстрелил в сержанта, но сам был ранен выстрелом Эзры и упал. Бэрт, увидя, что его товарищ упал, проскочил между обоими нападающими, сел на лошадь сержанта и скрылся из виду. Вильямс же с самого начала схватки лежал ничком на земле и жалобно молил о пощаде.

– Ускакал! – с сожалением сказал Эзра, глядя вслед Бэрту. – А нам не на чем ехать за ним в погоню.

– Я и сам еле жив, – сказал сержант, вытирая струившуюся из раны кровь. Рана причиняла ему сильную боль, но была неопасна. – Он здорово меня уколол.

– Ничего, мой друг, будете награждены, – сказал Эзра. – Вставай, змея! – закричал он Вильямсу, все еще корчившемуся на земле.

– О, мистер Гердлстон! – кричал тот, хватая Эзру за ноги длинными тонкими пальцами, – это не я вас ударил. Это мистер Бэрт. Не я обокрал вас. Вас обокрал мистер Фаринтош. Я бы ни за что не пошел с ними, но я думал, что священник не может посоветовать ничего дурного. Я удивляюсь вам, мистер Фаринтош, право, удивляюсь. Я очень рад, что мистер Гердлстон пристрелил вас.

Бывший патер сидел, прислонясь спиной к сучковатому пню. Он прижал руку к груди. Когда он дышал, из его раны выходил ужасающий свист, а изо рта шла кровь. Стеклянным взором смотрел он на человека, ранившего его, и на губах у него играла странная улыбка. Подойдите ко мне, мистер Гердлстон, подойдите ко мне.

Эзра наклонился над ним, но лицо его было неумолимо, как сама судьба.

– Вы прикончили меня, – слабым голосом сказал Фаринтош. – Хорошая смерть для известного профессора словесности и изящных искусств. Кто бы мог подумать, что я умру, как собака, в степи? Но не все ли равно? Я не раскаиваюсь, сэр. Не это я хотел вам сказать. Вы встретили человека, ехавшего в Джекобсдэл?.

Эзра угрюмо кивнул головой.

– Вы не говорили с ним? Вам слишком хотелось, поймать вашего покорного слугу? Да? Возьмите ваши камни назад. Они в этом мешке. Но вряд ли они дадут вам барыш. Вы не знаете, какую новость привез этот человек?

В душу Эзры закралось смутное предчувствие надвигающегося несчастья.

– Он вез известие, – сказал Фаринтош, – что в Оранжевой республике, в Джегерфонтэне, открыты новые алмазные россыпи. Итак, есть ли в России алмазные россыпи, или нет, цены на камни все равно не поднимутся. Ха, ха, ха! Не поднимутся. Нет-нет, не поднимутся.

Вместе со смехом изо рта у священника хлынула кровь. Он свалился на бок и умер.

Глава XX
Важное решение

В то время как Эзра Гердлстон проживал к Кимберлее, дела торгового дома шли превосходно. Торговля с африканским побережьем велась гораздо бойчее, чем раньше, и три принадлежавших фирме корабля пришли нагруженные отличным товаром. «Черный Орел», к удивлению капитана Гамилтона Миггса и к неудовольствию хозяина, опять выдержал сильную бурю и вернулся цел и невредим. Благодаря случайной удаче, ловкости старого купца и энергии молодого Димсдэла, казалось, что торговое дело находится в самом цветущем состоянии. И теперь старик был более, чем когда-либо, убежден, что, если бы удалась операция с бриллиантами, его дела скоро поправились бы. Он с восторгом перечитывал письма из Африки, в которых сын извещая его, что их заговор вполне удался, что цены на бриллианты пали необычайно. Даже фигура старика, казалось, выпрямилась и походка стала тверже.

Легко себе представить, как встревожен был Джон Гердлстон, когда до него дошли слухи о том, что в Оранжевой республике открыты алмазные россыпи. В этот самый день, когда он увидел сообщение об этом в газетах, пришло письмо от сына, в котором тот извещал его, что их предприятие кончилось неудачей. Рассказав о воровстве, о погоне, о смерти Фаринтоша, о новом открытии, он писал о своих дальнейших намерениях.

«Нет никакого сомнения, – писал он, – что негодяй сказал правду. Заехав на ближайшую ферму, чтобы закусить и перевязать сержанту рану, мы убедились, что об этом говорят все. Сержант повез Вильямса назад в Джекобсдэл, и я обещал немедленно приехать вслед за ним. Но, поразмыслив, я решил, что так поступать не следует. Все стали болтать о том, что у меня много алмазов, да, кроме того, сержант слышал, что мне сказал Фаринтош. Я боялся, что на меня может напасть весь округ. Все мои камни и деньги были тут же в мешке, и я написал хозяину гостиницы, чтобы он выслал мои вещи в Капштадт. Затем я купил лошадь и отправился прямо на юг. С первым отходящим пароходом я уезжаю в Англию и буду дома через несколько дней. Спекуляция наша – дело пропащее. Камни не повысятся в цене, потому что найдены новые россыпи. Может быть, нам и удастся продать всю партию с небольшим барышом, но ведь, это не поможет вытащить фирму из ямы, куда она попала по вашей вине. Уезжая из Африки, я жалею только об одном: что некому будет преследовать судебным порядком эту гадину Вильямса. Моя голова почти совсем зажила».

Для купца это письмо было жестоким ударом. Спустя неделю явился сам Эзра, мрачный, в грязном от дороги костюме, и лично подтвердил все, сказанное в письме. Выслушав подробности их неудачи, старик ухватился за ручки кресла. На его морщинистом лбу выступил холодный пот.

– Но все-таки твои камни в целости? – проговорил он, наконец. – Они в моем чемодане, дома, – сказал Эзра. – Черт их знает, сколько они теперь стоят! Хорошо еще, если они дадут нам возможность оправдать наши расходы на меня и Лэнгворти. Из всего вашего плана вышло только то, что мне переломали голову.

– Но кто же мог это предвидеть? – жалобно сказал старик.

– К расходам по алмазной спекуляции он мог бы прибавить еще одну тысячу, данную майору Клеттербэку, но решил хранить о ней молчание.

– Всякий дурак мог бы предвидеть, что ничего не выйдет, – резко ответил Эзра.

– Цены упали навсегда? – спросил старик.

– Во всяком случае, на несколько лет, – ответил Эзра. – Гравий в Джегерфонтэне очень богат алмазами, там их множество.

– А через несколько месяцев мы должны заплатить наши долги, и притом с процентами. Мы погибли! – Голос старого купца задрожал. – Фирма, на которой целых тридцать лет не было ни одного пятна, будет объявлена обанкротившейся. Хуже того, обнаружится, что уже несколько лет дело поддерживалось темными средствами. Я, слабый старик, отдал бы всю мою жизнь, лишь бы созданное мною дело не погибло.

– Отдали бы всю свою жизнь! Ваша жизнь могла бы лишь тогда пригодиться, если бы она была высоко застрахована, – грубо сказал Эзра, хотя, надо заметить, он был несколько тронут горем отца. – Может-быть, мы и найдем какое-нибудь средство выпутаться из этой беды, прибавил он более ласково.

– Такое прибыльное, такое доходное дело, неужели оно должно погибнуть из‑за моих несчастных спекуляций?

Он позвонил, и в кабинет вбежал Джилрэй.

– Ну, слушай, Эзра. Скажите, Джилрэй, сколько мы выручили за прошлый месяц?

– Пятнадцать тысяч фунтов, сэр, – ответил маленький клерк, прыгая, как буй на волнах, от радости, что он видит Эзру.

– А наши расходы?

– Девять тысяч триста фунтов. Как вы загорели, мистер Эзра! – и мистер Джилрэй выпрыгнул из комнаты.

– Посмотри, – сказал старик, – больше пяти тысяч чистой прибыли за один месяц. Ужасно, что такое дело должно погибнуть. Какое состояние оно принесло бы тебе.

– Мы должны спасти его, черт возьми! – вскричал Эзра, нахмурив лоб, засунув руки в карманы. – Еще есть деньги этой девчонки. Не могли бы мы на время воспользоваться ими?

– Это невозможно! – со вздохом ответил отец. – По завещанию она не может распоряжаться ими до своего совершеннолетия. Их можно будет взять из банка только если она выйдет замуж или умрет.

– Тогда у нас есть только один выход.

– Какой же?

– Я должен жениться на ней.

– Ты хочешь на ней жениться?

– Я женюсь. Это мой долг.

– Мы спасены! – вскричал старик. – «Торговый дом Гердлстон и сын» выдержит еще не одну бурю.

– Но Гердлстон-отец больше не будет принимать участия в делах, – откровенно сказал Эзра. – Я женюсь для себя самого, а не для вас, и, надев шляпу, он поехал домой.

Глава XXI
Опасное обещание

Том несколько раз просил у Кэт разрешения рассказать мистеру Гердлстону об их помолвке. Но Кэт была непреклонна. Она гораздо лучше знала характер своего опекуна и, помня его проповеди о том, что любовь – суета и грех, она боялась, как бы, узнав истину, он не рассердился на нее. Через год с небольшим она станет совершеннолетней и у нее будет право распоряжаться собой, но пока она всецело в его власти. Ей не хотелось подвергать себя его гневу.

Но однажды утром влюбленные, встретившись в саду Гердлстонова дома, задержались там слишком долго. Наконец, Кэт пошла домой, а Том, погруженный в мечты, продолжал сидеть в саду на скамейке. Он сразу слетел с облаков на землю, когда заметил, что перед ним стоит старший компаньон фирмы и весьма недружелюбно глядит на него. Гердлстон вышел прогуляться в сад и давно уже заметил влюбленных, а они, слишком занятые друг другом, забыли обо всем на свете.

– Разве вы не идете сегодня в контору? – строго спросил он. – Если идете, пойдемте вдвоем.

Том встал и безмолвно пошел за стариком. Он понял, что Гердлстон видел все, и его сердце разрывалось от горя. Он боялся только одного: как бы гнев старика не обрушился на Кэт, и решил, что этого он не допустит. Придя в контору, Гердлстон попросил Тома к себе в кабинет.

– Я хотел бы знать, сэр, – сказал он, закрывая дверь, – что означает эта сцена, невольным свидетелем которой я был?

– Она означает, – твердо, но не горячась, ответил Том, – что мисс Гарстон – моя невеста.

– Ах вот как, – холодно сказал Гердлстон, сев за свой письменный стол, и принялся просматривать письма.

– Это я просил, – сказал Том, – не говорить вам о нашей помолвке. Я думал, что наша помолвка будет неприятна для вас.

Старый купец почувствовал, что этот бурный поток молодости легче отклонить в сторону, чем остановить. Он не догадывался, как крепки соединяющие молодых людей, и воображал, что эти узы, действуя хладнокровно и терпеливо, можно разорвать. Поэтому он встретил признание Тома с самым веселым видом.

– Не удивляйтесь, что я смущен, – сказал он. – Все это явилось для меня неожиданностью. Я и не подозревал о ваших отношениях. Вам бы следовало раньше всего обратиться ко мне.

– Прошу прощения, мистер Гердлстон.

– Я считаю вас человеком честным и трудолюбивым, – ласково продолжал купец. – Вы превосходно работаете у нас.

Том, польщенный этим комплиментом, поклонился в знак благодарности.

– Что касается до моей воспитанницы, – взвешивая каждое слово, говорил старший компаньон торгового дома, – то я не желаю ей лучшего мужа! Но вы должны понять, что при решении такого вопроса я должен прежде всего сообразоваться с желанием моего покойного друга, мистера Джона Гарстона, отца вашей невесты.

– Конечно, – сказал Том, – и сам удивился тому, как он мог дурно думать об этом добром и справедливом старике.

Мистер Гарстон хотел, чтобы я не позволял никому говорить о подобных вещах с его дочерью до ее совершеннолетия. Я обязан буквально выполнить все его желания. Но, конечно, могут явиться и такие обстоятельства, которые заставят меня сократить срок этого испытания. Если вы и в дальнейшем оправдаете мое высокое мнение о вашей способности к торговому делу и если решение мисс Гарстон за это время не изменится, я, может быть, и раньше соглашусь на вашу свадьбу.

– А что же нам делать до этого вашего решения? – с беспокойством спросил Том.

– До тех пор вы и ваши родные не должны ни писать ей, ни видеться с ней. Если же вы нарушите это мое требование, я принужден буду, следуя воле мистера Гарстона, отослать ее за границу в такое место, куда вы не найдете доступа. Это решение мое твердо. Тут дело касается не личной симпатии, но совести.

– Я должен сообщить ей наш разговор. Я должен сказать ей, что вы подаете нам надежду при том условии, если мы некоторое время не будем встречаться.

– Было бы жестоко не позволять вам этого, – ответил Гердлстон. – Напишите ей письмо, но помните, что ответа вы не получите.

Благодарю вас, сэр, благодарю вас! – пылко воскликнул Том. – От этой разлуки наша любовь только окрепнет.

– Значит – решено! А теперь пойдите посмотреть, как грузят «Африканскую Деву».

– Слушаю, сэр. Благодарю вас за вашу доброту, – сказал Том, поклонился и вышел из комнаты.

Все утро он занимался тем, что смотрел, как нагружали обширный трюм «Африканской Девы» листовым железом. Когда настал обеденный перерыв, он и не вспомнил о еде, а зашел в заднюю комнату какого-то трактира и приказал подать себе бумагу, перо и чернила. Он писал письмо своей возлюбленной. Никогда еще ни один конверт не заключал в себе столько советов, утешений, уверений в любви. Кончив писать, Том перечел письмо и почувствовал, что ему не удалось выразить всех своих чувств. Но разве влюбленным когда-нибудь удавалось выражать на бумаге все свои чувства? Перечитав свое послание, Том с легким сердцем вернулся к своей работе. Разве мог он предвидеть, что Гердлстон, когда получится это письмо, вскроет его у себя в спальне и с насмешкой прочтет его? Как бы рассердился влюбленный юноша, если бы узнал, что его письмо будет разорвано и брошено в камин.

На следующее утро Кэт тщетно смотрела в окно. Никто не махнул ей рукой в знак утреннего привета.