Текст книги "Торговый дом Гердлстон"

Глава IX
Алмазная монополия

Джон Гердлстон был уверен, что его слова ошеломят сына, и не ошибся. Молодой человек вытаращил на него глаза.

– Алмазную монополию! – повторил он. – Как же вы это сделаете?

– Ты знаешь, что значит монополия, – принялся объяснять отец. – Ты скупаешь на рынке всю хлопчатую бумагу, или, скажем, сахар, чтобы иметь возможность установить свою цену при продаже, это и называется сахарной или хлопчатобумажной монополией. А я хочу захватить алмазную монополию.

– Я знаю, что значит монополия, – нетерпеливо сказал Эзра. – Но как же вы скупите все алмазы? Ведь для этого нужен капитал Ротшильда.

– Не так много, как ты думаешь, мой мальчик. На рынке одновременно обращается очень немного алмазов. Добыча южноафриканских копей регулирует цену. Я уже давно занят этой идеей и детально разработал ее. Конечно, я не собираюсь скупить все бриллианты, обращающиеся на рынке. Сравнительно небольшое количество их принесет достаточную прибыль и поставит на ноги нашу фирму.

– Но как же вы станете регулировать рыночную цену, если вы скупите только часть бриллиантов?

– Ха, ха! Отлично, отлично! – весело сказал старый купец, – ты еще не знаешь моего плана. Позволь, я тебе объясню его.

Сын раскинулся на диване и приготовился слушать.

– Видишь ли, Эзра, – говорил Гердлстон, – так как алмазы – товар очень ценный, и их никогда не бывает на рынке слишком много, на цену их могут повлиять всевозможные обстоятельства. Цена их беспрестанно колеблется. Каждый пустяк заставляет ее опускаться или подниматься.

Эзра Гердлстон кашлянул в знак того, что он следит за славами отца.

– В молодости я имел дело с бриллиантами и следил за колебанием их цен. Есть одно такое обстоятельство, благодаря которому цены на алмазы всегда понижаются. Это бывает тогда, когда проносится слух, что где-нибудь открыты новые алмазные копи. Недавно были открыты алмазы в центральной Индии, и цена сразу упала. Ты меня слушаешь?

Любопытство, появилось на лице Эзры, и он кивнул головой в знак того, что слушает.

– Теперь предположим, – продолжал отец, кривя улыбкой свои тонкие губы, – что распространился подобный слух. Предположим затем, что, едва цена падет, мы помещаем в бриллианты значительный капитал. Если бы слухи об открытии новых месторождений алмазов впоследствии оказались ни на чем не основанными, цена наших камней поднялась бы снова, и мы сразу получили бы огромную прибыль: триста процентов барыша. Ты видишь, что может произойти от подобной случайности?

– Мне кажется, что во всем этом слишком часто повторяется слово «предположим», – заметил Эзра. – Почем вы знаете, что появятся такие слухи? А если они и появятся, они могут и не оказаться впоследствии ложными.

– Почем я знаю! – вскричал купец. – Будем же мы знать, что эти слухи ложны, если мы сами распустим их. Видишь, Эзра, и у старика еще остались кой-какие мозги.

Эзра удивленно и восхищенно взглянул на отца.

– Но, черт возьми, – вскричал он, – ведь это же нечестно! Я даже не вполне уверен, что за это не отдадут под суд.

– Нечестно? Фу! – купец щелкнул пальцами. – Это только хитрость, мой мальчик, коммерческая хитрость. Кто ее раскроет? Я еще не выработал всех подробностей. Мы пошлем надежного человека куда-нибудь подальше – в Чимборазо, или на Урал. Все равно куда, лишь бы подальше. Прибыв на место, наш агент привезет донесение, что он открыл алмазные россыпи. Конечно, об этом сейчас же напечатают во всех местных газетах. Он может подарить один из алмазов редактору какой-нибудь местной газеты. Со временем описание новых алмазных копей, весьма приукрашенное, дойдет до Лондона, а отсюда и до Капской земли. Я ручаюсь, что цена бриллиантов сейчас же страшно упадет. В алмазных копях Капской земли у нас будет второй агент, который начнет скупать для нас алмазы во время паники. Потом, когда тревога окажется ложной, цены повысятся, и мы разбогатеем. Это я и называю алмазной монополией. Это верно, как Евклидовы теоремы. Неудачи в этом деле быть не может. Кроме того, мой мальчик, имей в виду, что мы спекулируем на чужие деньги.

– Я это имею в виду, – злобно сказал Эзра, вспомнив неудачи отца.

– Мы без труда можем достать сорок-пятьдесят тысяч фунтов. Наша фирма пользуется в Сити добрым именем. Если мы выполним мой план немедленно и будем тратить деньги осторожно, наши дела поправятся.

– Нам ничего больше и не остается, – заметил сын. – Мы должны пуститься в какую-нибудь смелую аферу. Кого вы намечаете в агенты? Надо найти людей с положением, и тогда их россказням поверят.

Джон Гердлстон поник головой.

– Где же найти человека с положением, который взялся бы за такое дело?

– Нет ничего легче, – ответил Эзра и цинично засмеялся. – В клубах я мог бы набрать два десятка подобных господ. У них нет ни гроша за душою, и они рады были бы заработать сотню – другую каким угодно способом. Конечно, нам придется заплатить ему.

– Ты хочешь сказать – им?

– Нет, нам нужен только один агент.

– А кто же будет скупать алмазы в копях?

– Неужели вы хотите кому-нибудь поручить наши деньги? Сорока тысяч фунтов я не доверил бы самому архиепископу Кэнтерберийскому. Нет, в алмазные копи отправлюсь я сам, конечно, если я могу оставить вас здесь одного.

– Какой ты добрый, Эзра, – сказал отец. – Твоя идея превосходна. Я и сам хотел предложить тебе поехать, но думал, что такое путешествие сопряжено с большими неудобствами.

– Нельзя делать дело наполовину, – сказал молодой человек. – Нашим агентом я бы хотел сделать майора Тобиаса Клеттербэка. Он пронырлив, умен и всегда нуждается в деньгах. Такое дельце было бы для него манной небесной, а его общественное положение оказало бы нам большую помощь. Я вижу, что с нас требуют уплаты по страховому полису; – продолжал Эзра, пробегая глазами письмо, лежавшее у отца на столе. – Почему, черт возьми, ни один из наших пароходов никогда не пойдет ко дну? Это очень помогло бы нам.

– Тсс! тсс! – умоляюще закричал Джон Гердлстон. – о таких вещах надо говорить шепотом.

– Я не могу вас понять, – продолжал Эзра, – Вы постоянно из года в год страхуете свои корабли выше их стоимости. – Вот, например, «Леопард» – он застрахован вдвое, «Черный Орел» – тоже. И ничего никогда не случается с ними. А вот два незастрахованных клиппера погибли.

– Что же я могу сделать? – ответил купец. – И «Леопард» и «Черный Орел» совершенная гниль. Я не чинил их уже много лет. Рано или поздно они потонут. Ничего больше я сделать не могу.

– Я бы их живо потопил, – пробормотал Эзра и яростно выругался. – Почему вы не пошлете Миггса продырявить их или поджечь бочку с парафином?

– Нет, нет, Эзра! – закричал отец. – Только не это. Одно дело – предоставить событиям идти своим чередом, а другое – приказать потопить судно. А, кроме того, мы были бы тогда в руках у Миггса, что слишком опасно.

– Вы запутали себя и меня, ну, теперь выпутывайтесь, как знаете. А в крайнем случае я женюсь на Кэт Гарстон, откажусь от всякого участия в делах фирмы, уеду куда-нибудь, возьму с собой сорок тысяч фунтов и оставлю вас одного ведаться с кредиторами.

С этой угрозой на устах Эзра надел шляпу и вышел.

После его ухода Джон Гердлстон просидел еще целый час, погруженный в тревожные думы. Он обсуждал подробности плана, только что одобренного его сыном.

Глава X
Свет и тень

Слово, данное умирающему другу, Гердлстон сдержал добросовестно. Он взял Кэт Гарстон из опустевшего особняка к себе. Она могла ходить по всему его пышному дому от чердака до подвала и делать все, что ей вздумается. В ее распоряжении был также и квадратный садик с прокопченными дымом деревьями, с поблекшей травой, где она могла гулять, работать, читать. Никаких обязанностей по дому она не имела. За домом смотрела экономка, суровая женщина, напоминавшая собой Гердлстона – настоящий Гердлстон в юбке. По-видимому, девушке оставалось жить и быть счастливой.

Но последнее было далеко не так просто, как кажется. Слишком уж неподходящая атмосфера окружала ее. Все ее общество состояло из бессердечного сурового купца и его вульгарного, подчас даже грубого, сына. Мужчины оставляли ее почти на весь день одну. Гердлстон был занят и не имел времени следить за ней, а Эзра ложился спать так поздно, что она видела его только по утрам, за завтраком, и с ужасом слушала его циничные замечания о разных вещах и людях.

Когда Димсдэлы вернулись из Эдинбурга, Джон Гердлстон, к величайшему своему неудовольствию, узнал, что девушка проводила время у них в обществе своего юного кузена. Он холодно встретил ее и на время запретил ей бывать у Димсдэлов. Однажды он заговорил с нею о Томе и стал уверять ее, что Том безнравственный человек.

– Он страстно любит заниматься унижающими человека вещами, – говорил он, – и я требую, чтобы ты избегала его. Узнав, что молодой Димсдэл в Лондоне, он приставил к ней особого лакея, который должен был повсюду сопровождать ее и следить за ней.

Но случилось так, что однажды, спустя несколько недель после своего возвращения, Кэт вырвалась на свободу. Лакея куда-то послали, а она вспомнила, что ей надо купить одну книгу и кружев для платья. Идя по Ворвик-Стрит, она заметила высокого, широкоплечего молодого человека, который шел, не спеша, к ней навстречу. Увидя его, Кэт сейчас же забыла о книге и кружевах.

– Ах, кузен Том, кто бы мог подумать, что я встречу вас здесь? – воскликнула она, едва они поздоровались. – Вот неожиданно!

Может быть, этот случай и не показался бы ей таким странным, если бы она знала, что Том в течение двух последних недель проводил по шести часов ежедневно, поджидая ее здесь.

– Удивительно! – сказал юный притворщик. – Счастливый случай завел меня сюда.

– А как поживает доктор? – спросила Кэт. – Здорова ли миссис Димсдэл? Кланяйтесь ей от меня.

– Отчего вы никогда к нам не заходите? – с упреком спросил Том.

– Мистер Гердлстон думает, что я уже достаточно повеселилась, и желает, чтобы я посидела дома. Боюсь, что мне не скоро удастся вырваться к вам.

Том мысленно послал африканского купца в такое место, где было гораздо жарче, чем в Африке.

– Куда вы идете? – спросил он.

– Я иду на Виктория-Стрит переменить книгу, а оттуда на Форд-Стрит.

– Вот странно, – воскликнул молодой человек: – и я иду туда же.

Но гораздо более странно было то, что перед тем, как встретить её, он шел в противоположную сторону. Но они не стремились разобраться в этих странностях и пошли рядом.

– Вы еще не забыли эдинбургских дней? – спросил Том после долгой паузы.

– Конечно нет, – восторженно ответила она, – я никогда, никогда их не забуду.

– Я тоже, – с жаром сказал Том. – Может быть, когда-нибудь ваш опекун позволит папе еще раз увезти вас с собой.

– Боюсь, что не позволит.

– Почему?

– У него был такой сердитый вид прошлый раз, когда я вернулась домой.

– Нехорошо, что вам приходится выносить его причуды и дурные настроения, – сказал молодой человек, свирепо махая тростью.

– Почему нехорошо? – со смехом спросила она. – У каждого из нас есть свое начальство. Без него мы не знали бы, что надо делать и чего не надо.

– Но ведь он не добр с вами.

– О, нет, – решительно сказала Кэт. – Он очень добр ко мне. Иногда он немного суров, но я знаю, что он желает мне добра, и не сержусь на него. Он заменил мне отца.

– Гм, – с сомнением сказал Том, а затем с замиранием сердца прибавил: – а Эзра Гердлстон вам тоже нравится?

– Нет, – решительно сказала она. – Я его терпеть не могу. Он жестокий, бессердечный человек.

– Жестокий? Надеюсь, это не значит, что он был жесток по отношению к вам?

– Нет, не со мной. Я избегаю его, насколько могу. Но знаете, что он недавно сделал? Слышу я как-то, что в саду жалобно мяукает кошка. Вот я и вышла в сад посмотреть, что случилось. Смотрю, Эзра Гердлстон высунулся из окна своей комнаты с бесшумным ружьем в руках. А в середине сада к кусту привязана несчастная кошка, и он от времени до времени постреливает в нее. Она была еще жива, но вся в ранах.

– Скотина! Что же вы сделали?

– Я отвязала кошку и отнесла к себе, но в течение ночи она умерла.

– А он что сказал?

– Он навел на меня ружье, как будто собираясь выстрелить и в меня. Когда мы встретились с ним после этого, он сказал, что научит меня не мешаться в чужие дела.

– Он так и сказал? – свирепо проговорил Том, покраснев до ушей. – Хотел бы я встретиться с ним. Я научил бы его вежливости или…

– Вас задавят, если вы будете так неосторожно шагать, – прервала его Кэт.

Молодой человек переходил через перекресток двух улиц и, не помня себя от, негодования, совсем не замечал, какой опасностью грозит ему непрерывный ряд экипажей.

Они дошли до середины улицы. Фонарный столб, стоявший тут, образовал вокруг себя маленький островок. Единственный человек, находившийся на этом островке, был полисмен. Он стоял к ним спиной и все время махал руками, как живой семафор. Несмотря на оглушительный грохот экипажей этого огромного города, здесь они были одиноки, как в пустыне.

– Вам нужен защитник, – решительно сказал Том.

– О, кузен Том, не говорите глупостей. Я и сама могу защитить себя.

– Вам нужен человек, который имел бы право заботиться о вас, – хрипло говорил Том. У него, неизвестно почему, вдруг пересохло в горле.

– Теперь вы можете пройти, сэр, – проревел констебль. Между экипажами образовался на минуту промежуток.

– Подождите, – кричал Том, хватая свою спутницу за рукав жакетки. – Мы здесь одни и можем поговорить.

– Как вы думаете, могли бы вы полюбить меня немного, если бы постарались? Я так люблю вас, Кэт, и мне было бы страшно думать, что моя любовь без взаимности.

– Путь свободен, сэр, – опять заревел конетебль.

– Не обращайте на него внимания, – сказал Том, удерживая ее на их островке. – Я хожу, как во сне, с тех пор, как встретил вас в Эдинбурге, Кэт. Я думаю, что никто еще никогда никого так не любил, как я люблю вас, но мне так трудно рассказать словами все, что я думаю. Ради бога, дайте мне хоть маленькую надежду. Я вам не противен, Кэт?

– Вы знаете, что вы мне не противны, кузен, – сказала девушка, опустив глаза.

Он так ловко прижал ее к столбу, что она не могла двинуться ни вправо ни влево.

– Значит, я вам нравлюсь, Кэт? – живо спросил он, с любовью глядя на нее своими честными серыми глазами.

– Конечно, нравитесь.

– Как вы думаете, могли бы вы полюбить меня? – продолжал неотвязный молодой человек. – Я не хочу всего сразу, я отлично знаю, что я недостоин этого. Но как вы думаете, могли бы вы полюбить меня когда-нибудь потом, через несколько лет?

– Может быть, – прошептала Кэт и отвернулась. Это было сказано так тихо, что едва ли кто мог бы расслышать ее слова, но ушам молодого человека они прогремели громче грохота и гула улицы. Их головы находились очень близко одна от другой.

– Вам пора проходить, сэр, – закричал семафор-полисмен.

Так счастливы были эти двое влюбленных, так легко было у них на душе, что, только дойдя до Ворвик-Стрит, они спустились с облаков и поняли, что им нужно обсудить и кое-какие прозаические подробности.

– Я, конечно, милая, могу рассказать своим о нашей помолвке? – сказал Том.

– Хотела бы я знать, что на это скажет ваша мама, – с веселым смехом ответила Кэт. – Она будет ужасно удивлена.

– А что скажет Гердлстон?

До сих пор мысль об ее опекуне не приходила ей в голову. Они переглянулись. У Кэт было такое испуганное лицо, что Том засмеялся.

– Не бойся, милая, – сказал он. – Если хочешь, я пойду к ним и настигну льва в его берлоге. Теперь самое подходящее для этого время.

– Нет, нет, милый Том, – вскричала она. – Ты не должен идти к нему. – Она не могла сказать ему, что Гердлстон предостерегал, ее именно от него. – Мы должны скрыть нашу помолвку от мистера Гердлстона.

– Скрыть нашу помолвку?

– Да, Том. Я не знаю, что он сделает, когда узнает о ней. Но, во всяком случае, он поступит так, что мне станет неприятно жить у него. Помни, что мне уже почти двадцать лет, что скоро, следовательно, я буду совершенно свободна. Не так уж много времени осталось до этого.

– Если ты думаешь, что так будет удобнее, – нерешительно сказал Том, – то вопрос решен. Тяжело скрывать это лишь для того, чтобы утихомирить старого медведя.

– Это лишь на короткое время, Том. А своим, разумеется, ты можешь сказать. Прощай, милый. Нас могут увидеть.

– Прощай, дорогая.

Они пожали друг другу руки и разошлись. Он спешил принести домой радостную весть, а она направилась к своей темнице. Веселее стало у нее на душе. Прохожие засматривались на ее веселое лицо, и Эзра Гердлстон, увидев ее из окна гостиной, подумал, что, если спекуляция с бриллиантами не удастся, ему нисколько не трудно будет заняться отцовской воспитанницей.

Глава XI
Маленькое недоразумение

Однажды апрельским утром, майор шел с важным видом по Сент-Джемс-Стрит во фраке и лайковых перчатках, выпятив грудь. Молодой Гердлстон, стороживший его у одного из клубных окон, выбежал ему навстречу.

– Как вы поживаете, милый майор? – прокричал он, протягивая ему руку с видом живейшей радости.

– Здравствуйте, здравствуйте, – отвечал величавый майор. Он решил про себя, что из этого молодого купца ничего не выжмешь, но, тем не менее, не хотел порывать с человеком, у которого был туго набит кошелек.

– Я уже несколько дней собираюсь поговорить с вами, майор, – сказал Эзра. – Когда мы могли бы повидаться?

– Вы никогда не увидите меня яснее, чем видите сейчас, – отвечал старый солдат, подозрительно глядя на него.

– Я хотел бы иметь возможность спокойно переговорить с вами об одном немаловажном деле, – настаивал молодой купец. – Дело щекотливое и притом совершенно конфиденциальное.

– Господи, – засмеялся майор, – если бы я так заговорил с вами, вы подумали бы, что я собираюсь занять у вас денег. Идемте в бильярдную и сыграем. Мы можем поговорить и за игрой.

– Нет, нет, майор, – стоял на своем Эзра, – это дело чрезвычайно важное для нас обоих. Давайте встретимся в кафе Нельсона в четыре часа. Я знаком с хозяином кафе. Он предоставит нам отдельный кабинет.

– Я пригласил бы вас к себе, в мой скромный угол, – сказал майор, – но боюсь, что для вас это будет немного далеко. В четыре у Нельсона? Отлично.

Майор весело кивнул ему головой и пошел, размахивая тросточкой.

Он нарочно немного опоздал на место свиданья. Ему было ясно, что от него ждут какой-то услуги, и опоздал он, должно быть, для того, чтобы не выказать слишком сильного стремления узнать, каковы у Гердлстона планы. Добрых двадцать пять минут прождал юный купец и выходил из себя от нетерпеливой тревоги.

Майор, войдя, сейчас же опустился в кресло и закурил сигару. Эзра Гердлстон сел на стул и принялся крутить усы. Он всегда крутил усы, когда хотел собраться с духом.

– Чего бы вы хотели выпить? – спросил он.

– Все равно.

– Водки и сельтерской, – крикнул Эзра лакею, – а потом закройте дверь и оставьте нас одних.

Эзра залпом выпил свой первый стакан и снова наполнил его. Майор же поставил свой стакан на камин, не выпив из него ни глотка. Каждый хотел иметь свежую голову для предстоящего разговора и каждый по-своему стремился достичь этой цели.

– Вот о чем я хотел бы поговорить с вами, майор, – сказал Эзра и на минуту отворил дверь, чтобы посмотреть, не подслушивает ли их кто-нибудь. – Я должен быть осторожен, потому что от этого могут пострадать дела нашей фирмы. Я хочу, чтобы об этом никто, кроме вас, не знал.

– В чем дело, мой милый? – спросил майор без особого любопытства, покуривая сигару и поглядывая на потолок.

– Если о какой бы то ни было коммерческой спекуляции узнают раньше времени, то можно потерять уйму денег.

Майор в знак согласия кивнул головой.

– Мы начинаем одно трудное дело, – сказал почти шепотом Эзра. – Это дело требует большого искусства и такта. Если вести его как следует, оно даст большую прибыль.

Майор снова кивнул головой.

– Для этого предприятия нам нужен агент, человек ловкий, на которого мы могли бы положиться. Само собой разумеется, что услуги такого человека будут нами хорошо оплачены.

Майор издал звук одобрения.

– Мой отец, – продолжал Эзра, – хотел было взять в агенты одного из наших служащих, но тут вмешался я. Я сказал, что у меня есть хороший знакомый, майор Тобиас Клеттербэк, который вполне подходит для этой роли. Я сказал ему, что в ваших жилах течет кровь силезских королей.

– Милетских, сэр, милетских.

– Ах, милетских! Это все равно.

– Это совсем не все равно, – с негодованием воскликнул майор.

– Для моего отца это одно и то же. Я сказал ему, что вы человек хорошего происхождения, путешественник, военный, солидный и надежный человек.

– Ну! – невольно воскликнул майор. – Отлично. Продолжайте.

– Я сказал ему также, что лучше дать намеченную сумму подобному человеку, чем простому дельцу.

– Право, я не ожидал этого от вас, – с энтузиазмом воскликнул майор.

– Я сказал ему, что, если мы поручим вам это дело, мы можем быть уверены, что оно будет сделано хорошо.

– Вы совершенно правы.

– Следовательно, вы готовы, – сказал Эзра, пристально глядя на майора, – подчиниться нашим распоряжениям при условии, что мы вам хорошо заплатим?

– Не торопитесь, мой юный друг, не торопитесь, – сказал майор, затягиваясь сигарой. – Расскажите мне, чего вы от меня хотите, и тогда я отвечу вам, согласен я или нет. Ну, я слушаю вас.

Эзра изложил план, от которого зависела судьба торгового дома Гердлстонов, но ни словом не заикнулся о разорении их фирмы, не упомянул о тех причинах, которыми вызвана была эта спекуляция. Напротив, из его описания: выходило, что фирма находится в цветущем состоянии. Точно также не упомянул о нравственной стороне этого плана. Он знал, что с таким человеком, как его собеседник, нет нужды говорить, о морали.

– Так вот, майор, – заключил он, – если вы дадите нам ваше имя и ваши таланты, фирма вознаградит вас самым щедрым образом. Конечно, и ваши путевые издержки будут отлично оплачены. Если местом вашей воображаемой находки мы выберем Уральские горы, то до Петербурга вам придется ехать на пароходе. Я слыхал, что на этих пароходах ведется большая игра, и для вас, при ваших дарованиях, путешествие это окажется очень прибыльным. Вы пробудете в России самое большое месяца три. Двести пятьдесят фунтов стерлингов – отличное вознаграждение. А в случае успеха вы получите пятьсот. Конечно, мы разумеем под этим полный успех.

В начале этой речи майор держался спокойно и важно. Но по мере того, как Эзра развивал свой план, майор все чаще и чаще пускал клубы дыма, так что, наконец, оказался окруженным серою дымовою завесою, сквозь которую, как метеор, блестел красный кончик его сигары. По временам он взволнованно трепал рукою свои пухлые щеки. Он ерзал в кресле и кашлял от нетерпения. Эзра считал это признаком того, что старый воин обрадован своим неожиданным счастьем.

Когда молодой человек кончил, майор встал с кресла.

– Позвольте мне убедиться в том, что я вас понимаю, – сказал он. – Вы хотите, чтобы я ехал в Россию?

– Вот именно, – заметил Эзра, весело потирая руки.

– Вы были так любезны и намекнули мне, что я мог бы дорогой обыгрывать на пароходе пассажиров?

– Конечно, если вы найдете, что стоит этим делом заняться.

– Вот именно, если я найду, что стоит. Потом я должен буду проехать по этой стране до каких-то гор…

– До Уральских.

– После этого я должен всем рассказывать, будто открыл там алмазные россыпи? Этим лживым рассказам придаст вес то обстоятельство, что, как всем известно, я человек хорошего происхождения, а также и то, что я возьму с собою из Англии неотшлифованные камни и буду их всюду показывать?

– Совершенно верно, майор.

– После этого я должен протелеграфировать ту же ложь в Англию для публикования в газетах?

– Ложь – некрасивое слово, – запротестовал Эзра. – Скажем лучше: «это известие». Известия, как вы знаете, бывают и ложные.

– И вы рассчитываете, что, благодаря «этому известию», – продолжал майор, – рыночные цены упадут, вы наживетесь, а другие разорятся?

– Вы употребляете чрезвычайно неприятные выражения, – принужденно рассмеялся Эзра, – но мысль вы передаете верно.

– У меня есть и другая мысль, – громовым голосом заревел старый солдат, становясь багровее огня. – Я думаю, что, будь я лет на двадцать моложе, я посмотрел бы, как вы вылетите вот в это окошко, мистер Гердлстон! Я научил бы такого мерзавца, как вы, что значит предлагать подобное дело честному человеку!

Эзра откинулся на спинку кресла. Он казался спокойным, но в глазах его светилась злоба. Его смуглое лицо стало изжелта-бледным.

– Вы не сделали бы этого, – проговорил он, задыхаясь.

– Не сделал бы? Вы думаете, что я стал бы пачкать себе руки таким гнусным мошенничеством? Да если бы мне предложили все деньги мира, я не согласился бы. Смотрите, Гердлстон, я вас знаю, но, клянусь, меня вы не знаете. Я не святой, но у меня есть некоторые моральные правила, и я не намерен отступать от них. Одним из моих правил было никогда не знаться с мерзавцами, и посему, мой юный друг, с этого дня наши дороги расходятся.

Во время торжественной речи майора Эзра смотрел на него с необычайной злобой. Молодой человек был известным боксером-любителем. Он мог бы справиться со старым солдатом, как с ребенком. Когда майор, готовясь выйти, взял свою шляпу, Эзра встал и запер дверь на задвижку. Он сжал в кулаки большие, поблескивающие кольцами руки и, нагнув голову, стал медленно приближаться к майору, как хищник приближается к добыче. В этом нападении была особенная, утонченная жестокость. Он хотел досыта насмотреться на свою беззащитную жертву и дать понять, как безвыходно ее положение.

Но он ошибся. Его поступок не произвел желанного впечатления. Майор, заметив его маневр, выпрямился во весь рост, как на смотру, вынул из кармана маленький блестящий предмет и направил его прямо на молодого купца.

– Револьвер! – прошептал Эзра и отшатнулся.

– Нет, пистолет, – сказал ветеран. – Со времени моей службы в Колорадо я всегда ношу его с собой. Человек не знает, когда эта вещица может ему понадобиться.

Эзра не был трусом, но все же оцепенел в нерешительности.

– А теперь, – резко, по-военному, прокричал майор, – отоприте дверь.

Эзра нагнулся и отодвинул задвижку.

– Отворите дверь! Если вы станете мешкать, я выстрелю.

Эзра торопливо отворил дверь.

– Выходите на улицу первый.

Майор Клеттербэк сел в стоявший у подъезда кэб.

– Послушайте, Гердлстон, – сказал он, – пусть это послужит вам уроком. Не нападайте на человека до тех пор, пока не убедитесь, что он обезоружен.

Эзра сделал вид, что не слышит.

– Кроме того, никогда не считайте всякого встречного человека таким же отъявленным негодяем, как вы.

Эзра злобно взглянул на него и повернулся, чтобы уйти, но джентльмен, сидевший в кэбе, остановил его.

– Еще один урок, – сказал он. – Бойтесь пистолета только в том случае, если вы знаете, что он заряжен.

И храбрый майор покатил с твердым намерением никогда в следующий раз не выходить из дому без пуль Эли № 4 в кармане.