Текст книги "Торговый дом Гердлстон"

Глава XXXI
Разговор на лужайке

Вечером того же дня из Лондона приехала Ребекка. Ее приезд был приятен Кэт, хотя она никогда не доверяла этой девушке. Все же она чувствовала себя не такой одинокой, как прежде. Ребекка поселилась в смежной комнате, и Кэт, постучав в стену, всегда могла вызвать ее. Это соседство было тем более приятно, что по ночам в старом доме от времени до времени раздавался какой-то пугающий треск и одиночество казалось нестерпимым.

Кроме того, у аббатства была очень скверная слава. Жестокий опекун рассказал девушке легенду, связанную с коридорами этого старого дома:

В старину в этом аббатстве жили доминиканцы. Они мало-помалу позабыли свой суровый устав и втайне стали вести в стенах монастыря самую беспутную жизнь. Но жители окрестных деревень по-прежнему верили в их благочестие. Все, от настоятеля до последнего служки, старались превзойти друг друга кощунством и тяжестью своих грехов. Однажды в монастырь пришел благочестивый юноша, уроженец соседней деревни, и попросил позволения вступить в орден. Его привел сюда слух о святости монахов. Он был принят. Сначала они не позволяли ему присутствовать на их оргиях, но потом, думая, что в нем заглохла совесть, они стали мало-помалу посвящать его в свои тайны. Благочестивый юноша скрывал свое негодование до тех пор, пока не узнал до мельчайших подробностей, какие мерзости творились в этой обители. Тогда он взошел на ступени алтаря и стал горячо и сурово обличать лицемеров. Он сказал им, что в тот же вечер уйдет из монастыря и расскажет всем, что он видел. Монахи испугались и разгневались. Они схватили его и бросили в погреб. В этом погребе водились огромные крысы, которых было так много, что они даже днем не боялись нападать на человека. До поздней ночи оттуда доносились ужасающие вопли узника, боровшегося со злыми грызунами. Наконец, вопли затихли: он умер.

– Говорят, дух его до сих пор бродит по этому дому, – сказал в заключение Гердлстон. – С тех пор ни один человек не мог здесь долго прожить. Но, конечно, девушка с таким железным характером, которая не повинуется даже своему опекуну, не испугается мертвого монаха.

– Я не верю в привидения и не боюсь их, – ответила Кэт. Но, тем не менее, эта странная история не выходила у нее из головы.

В субботу приехал Эзра. Он был хмур и встревожен. Немало ему пришлось перенести в Лондоне за эти дни.

Кэт была уже у себя в комнате, когда он приехал. Она сначала услыхала шорох колес, а затем негромкий бас молодого человека внизу. Спустя некоторое время она глянула в окно и увидела, что Эзра с отцом ходят взад и вперед по лужайке перед домом, освещенные лунным светом. Ночь была холодная, и Кэт не могла понять, отчего они разговаривают в саду, а не в столовой у камина. В течение целого часа они то скрывались в тени, то снова выходили на свет.

Кэт и не подозревала, какой серьезный вели они разговор. Эзра доказывал отцу, что скрывать положение вещей больше невозможно, что их гибель неминуема и что спасти их может только чудо.

– Я не думаю, чтобы кто-нибудь подозревал всю правду, – говорил он. – Мортимер и Джонсон требовали с меня уплаты по векселю, но я увильнул от них. Я вынул чековую книжку и сказал: «Послушайте, джентльмены, если хотите, я напишу вам чек на всю сумму, но зато потом мы не будем вести с вами никаких дел. В таком большом деле, как наш торговый дом, все должно идти обычным порядком». Они сразу отстали. Но это был очень тревожный момент. Если бы они приняли мое предложение, убийство было бы раскрыто.

Услышав слово «убийство», старик вздрогнул.

– Глупо говорить о раскрытии убийства. В нашей церкви нередко бывал сыщик Пинкинктон. Он говорил, что из десяти убийц открывают только одного. Итак, у нас девять шансов против одного. Кроме того, находят только убийц из простонародья, а если образованный человек все силы своего ума употребит на то, чтобы лучше обдумать убийство, отыскать его будет невозможно. Какая холодная ночь!

– Да, – отвечал сын. – Но о таких вещах удобнее говорить на открытом воздухе. А как идут дела у вас здесь?

– Отлично. В первый день она упрямилась и хотела убежать в Бэдсворт. Но теперь она, кажется, оставила подобные попытки. Стивенс, привратник, отлично знает свое дело.

– Что вы здесь делали? – спросил Эзра, закуривая сигару.

– Я распространил слух в Бэдсворте и Клегстоне, что она душевнобольная. Здесь все слышали о несчастной сумасшедшей из аббатства, я говорил также всюду, что она страдает припадками буйства и что ее надо держать в одиночестве. Когда это случится…

– Тише, ради бога, – с содроганием воскликнул молодой человек, – Это ужасное дело. О нем даже думать опасно.

– Да, это печальное дело, но нам ничего другого не остается.

– На всякий случай я припас человека, который готов на все.

– Кто же это такой?

– Он человек, умеющий нанести меткий и верный удар. Его зовут Бэрт. Это он раскроил мне голову в Африке. Я на днях встретился с ним в Лондоне и остановил его. Он незаменим для подобного дела. Он в моих руках, и я могу заставить его сделать все, что угодно. Я уверен, что такое дельце доставит ему истинное удовольствие. Он похож скорее на дикого зверя, чем на человека.

– Увы! увы! – набожно воскликнул Гердлстон. – Падший человек ничем не отличается от зверя. Где его можно повидать?

– Положитесь на меня. Пришлите телеграмму: «вышли доктора», и с ближайшим поездом я отправлю его сюда. Встречайте его на станции, потому что весьма возможно, что он приедет пьяный.

– Привези его с собой, – сказал Гердлстон. – Ты сам должен быть здесь.

– Вы можете обойтись без меня.

– Нет, нет. Мы вместе должны спастись… или вместе погибнуть.

– Я с удовольствием бросил бы всю эту затею, – сказал Эзра, останавливаясь. – Она мне противна.

– Что? Бросить все на полпути! – запальчиво воскликнул старик. – Это малодушно. Все благоприятствует нам. Нужно только не падать духом. О, мой мальчик, тебе грозит гибель, позор, нищета, презрение твоих бывших товарищей. Если же наше дело удастся, – перед тобой успех, богатство, слава, все радости жизни. Все твое будущее зависит от смерти этой девчонки. Она насмеялась над твоей любовью, и теперь ты должен ей отомстить.

– Это совершенно справедливо, – сказал Эзра. – Мне не за что жалеть ее. Я возложил мои руки на плуг и должен идти вперед. Черт возьми, я скоро научусь не хуже вашего цитировать священное писание.

– Ну, вот и молодец! – вскричал отец. – Отступать теперь уже нельзя.

– Ребекка будет вам очень полезна, – сказал молодой человек. – Вы можете на нее положиться.

– Ты хорошо сделал, что прислал ее. Что, в Лондоне спрашивают обо мне?

– Да. Я всем говорю, что у вас нервное расстройство и доктор не велел тревожить вас деловыми письмами. Один только Димсдэл подозревает что-то недоброе.

– А! – с усмешкой воскликнул старик. – Он, должно быть, удивлен нашим исчезновением.

– Он совсем как помешанный. Он спросил меня, куда вы уехали. Я ответил ему то же, что другим. Он сказал, что имеет право знать ваш точный адрес, и узнает его. Он был возбужден и чуть не учинил скандал в присутствии наших клерков. Он каждый вечер провожает меня до дому и ждет до полуночи у подъезда, чтобы посмотреть, не уезжаю ли я куда-нибудь. Сегодня он шел за мной до самого вокзала. Он надел длинное пальто и обвязал лицо шарфом, но я его узнал. Я взял билет в Кобчестер. Он тоже взял билет и пошел садиться в кобчестерский поезд, я же тем временем взял другой билет, сюда, и поехал прямо в Бэдсворт. Он, несомненно, сейчас в Кобчестере.

– Помни, мой мальчик, – сказал купец, – что это последняя наша ставка. Если мы выиграем, все будет хорошо.

– Мы пробовали нажиться на бриллиантах. Мы пробовали заключить законный брак. На этот раз мы принялись за колдовство, – сказал Эзра, и, бросив сигару, пошел вслед за отцом в дом.

Глава XXXII
Что Кэт увидела в коридоре

На следующий день, когда Кэт сошла вниз к завтраку, Эзра Гердлстон едва поздоровался с нею. Он, по-видимому, чувствовал себя неловко, потому что отворачивался всякий раз, как она взглядывала на него. Но, когда она отворачивалась, он сам украдкой смотрел на нее. Отец заговаривал с ним о делах, но Эзра отвечал отрывисто и неохотно. Он плохо спал эту ночь. Тревожные мысли не давали ему уснуть.

Кэт поспешила оставить их, надела шляпу и пошла гулять в сад. Она хотела подышать чистым воздухом и, кроме того, у нее была надежда найти какой-нибудь выход.

Кривой привратник, увидев ее, захохотал. Она спряталась от него за деревьями и затем еще раз обошла всю ограду кругом. Она осмотрела каждый фут ограды и убедилась еще раз, что выхода нет, за исключением крепко запертой маленькой дверцы.

Впрочем, было одно такое место, при виде которого в ее душе проснулась надежда. В углу сада, у самого забора, стоял деревянный сарай. Между ним и забором было расстояние футов десять. Около сарая стоял пустой бочонок. Девушка влезла на бочонок, а оттуда на пологую крышу сарая. Она дошла до самого высокого места крыши. Оттуда была видна дорога и железнодорожный путь. Правда, с крыши ей было не спрыгнуть, но по дороге мог кто-нибудь пройти и согласиться снести письмо в Бэдсворт.

Крыша гнилая и стоять на ней было не безопасно. Доски трещали и крошились у нее под ногами. Но она была готова на все. В это время по дороге проходило два деревенских шалопая, парни лет шестнадцати. Один из них насвистывал, а другой ел сырую репу.

– Эй, Билль! – закричал тот, что ел репу. – Смотри, сумасшедшая девчонка стоит на крыше сарая.

– Она самая! – подхватил другой. – Дай-ка мне твою репу, Джимми, я запущу в нее.

– Нет, я запущу сам, – отозвался галантный Джимми. Послышался легкий свист, и мимо Кэт пролетела репа.

– Промахнулся! – закричал другой дикарь. – Нет ли здесь где-нибудь камня?

Но бедная девушка успела слезть с крыши, раньше чем он нашел камень.

– Нет никакой надежды, – со вздохом проговорила она. – Все против меня. У меня только один настоящий друг, но он далеко.

С упавшим сердцем вернулась она к себе в комнату. Перед обедом к ней постучал ее опекун.

– Я надеюсь, – сказал он, – что ты прочла всю церковную службу. Так нужно делать всегда, когда ты не можешь пойти в церковь.

– А почему вы не позволяете мне идти в церковь?

– Ах, сударыня, – с усмешкой сказал он, – вы пожинаете то, что посеяли. Вы вкушаете горькие плоды вашего непослушания. Раскайтесь, пока не поздно.

– Я не сделала ничего дурного, – сказала она, и глаза ее засверкали. – Это вы должны каяться, лживый, жестокий человек.

– Я пришел сюда с добрым намерением, – сказал он, – а ты меня оскорбляешь. Я принес тебе эту склянку. Я слышал, что в этом доме есть тараканы и клопы. Стоит только побрызгать немного из склянки, и они пропадут. Но будь осторожна, потому что это страшный яд, хотя, впрочем, смерть от него безболезненна.

Он подал ей склянку с коричневой жидкостью. На склянке было написано: «яд». Она взяла его без всяких возражений и поставила у себя на камине. Уходя Гердлстон бросил на нее быстрый, проницательный взгляд. Она очень изменилась за последние дни. Щеки впали, румянец исчез. Глаза ее странно блестели. Но в ней было гораздо больше жизненной силы, чем думал ее опекун. Он думал, что ее организм сильно надломлен, а она как раз в это время обдумывала новый план бегства.

Кэт знала, что Стивенс караулил в воротах только днем. Старые железные ворота были совсем изломаны, так что, если их даже и запирали, можно было пролезть между прутьями. Если бы ночью ей удалось выбраться на свободу, ей ничто не помешало бы пойти пешком в Бэдсворт, а оттуда в Портсмут, до которого от Бэдсворта было всего семь миль. Она нашла бы там каких-нибудь сострадательных людей, которые сообщили бы ее друзьям обо всем случившемся и на время приютили бы ее у себя.

Парадная дверь на ночь всегда закрывалась, но был еще черный ход. Кроме того, можно было вылезть из окон нижнего этажа. Только никого бы не разбудить, и тогда она свободна.

Эзра уехал в Лондон, так что оставалось только трое врагов: Гердлстон, Ребекка и миссис Джоррокс. Гердлстон спал в верхнем этаже, а старуха была глуха. Девушке надо было пройти только мимо комнаты Ребекки, но она знала, что горничная спит очень крепко. У нее были все шансы на успех.

В этот вечер Ребекка легла спать раньше обыкновенного. Кэт ушла к себе в комнату. Она спрятала в карманы все свои многочисленные драгоценности и легла спать. Внизу, в столовой, она слышала шаги Гердлстона. Затем щелкнул ржавый замок – это запирали дверь – и старик пошел наверх в свою комнату. Миссис Джоррокс тоже отправилась спать, и в доме воцарилась тишина.

Кэт где-то читала, что люди спят крепче всего в два часа ночи. Эту пору она и выбрала для побега. Она надела свое самое темное платье, самые крепкие ботинки и выглянула из окна.

Наступил отлив, и луна серебрила поверхность видневшегося вдали океана. Поднимался туман и мало-помалу заволакивал всю окрестность. Было очень холодно. У Кэт стучали зубы. Она опять легла в постель. Измученная и утомленная, она забылась беспокойным сном. Через несколько часов она снова проснулась.

Был третий час. Нельзя медлить ни минуты. Кэт проскользнула мимо полуотворенной двери Ребекки и ощупью стала спускаться по деревянной лестнице.

Она еще днем заметила, как скрипят ступени этой лестницы. Теперь, в тишине, они скрипели, казалось, так громко, что у нее всякий раз сжималось сердце от страха. Она несколько раз останавливалась, уверенная, что ее услышали, но кругом была мертвая тишина. Сойдя вниз, она с облегчением вздохнула.

Трясясь всем телом от холода и страха, она ощупала замок, но ключа в нем не было. По-видимому, ее тюремщик унес ключ к себе в комнату. Взял ли он к себе ключ и с черного хода? Возможно, что позабыл. И она пошла назад по коридору мимо комнаты миссис Джоррокс, из которой раздавался громкий храп.

Во всю длину нижнего этажа, от фасада до задней стороны дома, тянулся коридор, на одной стороне которого находились окна. В конце этого коридора была та дверь, до которой хотела добраться беглянка. Вдруг из‑за тучи глянула луна. Лунный свет, пройдя сквозь стекла окон, упал на пол в виде ярких квадратов. Между ними были темные промежутки. Кэт стояла в начале коридора, упираясь рукою в стену, испуганная внезапно появившимся лунным светом и странным эффектом, который производили эти чередующие пятна света и тени. И вдруг она увидела расширенными от страха зрачками, что по коридору к ней кто-то идет навстречу.

Это была какая-то темная, бесформенная масса. Она прошла через полосу света, исчезла, появилась снова, снова исчезла и снова появилась. Вот она уже дошла до половины коридора. Она все ближе и ближе. Вот она, выйдя из темноты, стоит уже в последней находящейся прямо перед ней полосе света! Это доминиканец! Ясный, холодный лунный свет озарял его худощавую фигуру, облаченную в черную монашескую одежду. Бедная девушка всплеснула руками, дико вскрикнула и упала без чувств на пол.

Глава XXXIII
Погоня и схватка

Наконец, наступила третья суббота с тех пор, как Гердлстон со своей воспитанницей уехал из Лондона. Димсдэл решил, что на этот раз Эзре от него не ускользнуть. Каждую субботу уезжал он куда-то и пропадал до понедельника. Том знал, что это время он проводит в обществе Кэт и ее опекуна. Но на этот раз Эзра от него не уйдет.

Молодые люди пробыли в конторе до двух часов дня. Затем Эзра надел шляпу и пальто, которое застегнул на все пуговицы, потому что было очень холодно. Том проворно схватил свою шляпу и пошел вслед за ним по пятам. Услышав за собой шаги, Эзра обернулся и зарычал, как рассерженная собака.

По улице ехал извозчик, и Эзра, пробормотав ему что-то такое, чего нельзя было разобрать, вскочил в экипаж. По счастью, у тротуара стоял другой извозчик. Том подбежал к нему.

– Не упускай из виду этого красного кэба, – сказал он. – Поезжай за ним и не давай ему уехать.

Извозчик, человек молчаливый, кивнул головой и погнал лошадь.

Красный кэб помчался по бесчисленным улицам и переулкам Лондона, стараясь как можно больше запутать дорогу. Но сбить с толку своего преследователя ему не удалось. Ловкий извозчик Тома ехал за ним все время на расстоянии нескольких шагов. Наконец, Эзра остановился у какой-то захудалой пивной. Том стал ждать, что будет дальше.

Эзра выпрыгнул из экипажа и вошел в пивную. Том был озадачен движениями своего противника. «Уж не здесь ли спрятана Кэт», – мелькнуло у него в голове.

Но через минуту Гердлстон вышел из пивной в сопровождении высокого, рыжебородого, пьяного оборванца. Оборванец с помощью Эзры влез в кэб, и они поехали дальше. Теперь Том был окончательно сбит с толку. Кто этот рыжий человек и какое отношение имеет он к этому делу?

Красный кэб сделал крутой поворот и покатился, гремя колесами, по улице, ведущей к Ватерлоокскому вокзалу. Том, выпрыгнул из экипажа, бросил кучеру соверен и со всех ног пустился бежать за кэбом.

Наконец, Том прибежал на вокзал. Эзра и рыжебородый незнакомец стояли прямо перед ним. Вокзал был полон народу, потому что в субботу отправлялись специально загородные поезда. Том, боясь потерять незнакомца и Эзру из виду, подошел к ним вплотную. Они подходили к билетной кассе. Вдруг Эзра обернулся и увидел своего соперника. Он шепнул что-то на ухо своему полупьяному спутнику. Тот, дико закричав, бросился на молодого человека и схватил его за горло своими загорелыми руками.

Но не всегда человек, схвативший другого человека за горло, побеждает, особенно если его противник член международной ассоциации футболистов. Для Тома этот рыжебородый человек значил не больше, чем те форварды, которых ему приходилось отбрасывать в былые годы. С легкостью, приобретаемой практикой, он схватил противника своими длинными мускулистыми руками и откинул в сторону. Толстые короткие ноги описали полукруг в воздухе, и он упал, ударившись всем своим огромным телом о каменный пол.

Кровь Тома взыграла, глаза засверкали, и он с дикой радостью ринулся на Эзру, но Эзра, надо отдать ему справедливость, и сам не оплошал. Он кинулся на Тома, нанося ему удары обеими руками. Они оба были очень сильны и оба были превосходные боксеры. Эзра был немного сильнее Тома, но зато Том находился в лучшем положении. Между ними произошла короткая схватка. Когда железнодорожники и пассажиры разняли их, у Тома был синяк на лбу, а Эзра выплюнул изо рта выбитый зуб и кровь. Их с трудом растащили в разные стороны. Тома держал за шиворот огромный полисмен.

– Где он? – кричал Том и, вытягивая шею, старался увидеть своего врага. – Он уедет!

– Ничем не могу вам помочь, – равнодушно сказал страж общественного порядка. – Стыдно драться такому джентльмену, как вы. Стойте смирно! Будете ли вы, наконец, стоять на месте!

– Они уедут! Они непременно уедут! – в отчаянии кричал Том.

Эзра и его спутник, который был не кто иной, как наш африканский знакомец, скрылись из виду.

Никто не мог сказать бедному Тому, куда ушли его враги. Он чуть не рвал на себе волосы от отчаяния. Целый час искал он своих врагов, но, наконец, должен был признаться, что его одурачили в третий раз.

В конце концов ему осталось только одно: уйти. Вдруг на Ватерлооском мосту он увидел, что навстречу ему спешит какой-то краснолицый, чрезвычайно возбужденный джентльмен. Он почти бежал. Пот градом катился с его лица. Том сразу узнал его. Эта лоснящаяся шляпа, эти штиблеты без единого пятнышка, конечно, не могли принадлежать никому другому, кроме галантного майора Тобиаса Клеттербэка, некогда служившего в сто девятнадцатом пехотном полку.

Подойдя к Тому, старый воин с трудом перевел дух и подал ему какое-то замусоленное письмо.

– Прочтите, – через силу вымолвил. Том развернул письмо, мигом прочел его и побледнел. Он отдал письмо майору и побежал назад на вокзал. Запыхавшийся майор старался не отстать от него.

Глава XXXIV
Гердлстон посылает за доктором

Кэт пришла в себя в своей маленькой комнате. Было совсем светло, и она поняла, что уже наступил день. У нее страшно болела голова, и она чувствовала такую слабость, что с трудом могла приподняться на постели. У горящего камина на стуле сидели Ребекка.

– Ну, слава богу! – воскликнула горничная. – Вы здорово нас напугали. Мы думали, что вы уж никогда не очнетесь. Вы потеряли сознание ночью, а теперь двенадцатый час.

Несколько минут Кэт лежала молча, стараясь припомнить все, что с ней случилось.

– О, Ребекка, – сказала она наконец, вся дрожа от страха. – Или я сошла с ума, или я видела привидение.

– Мы сами приняли вас за привидение, – с упреком в голосе сказала Ребекка. – Вы так закричали, вы были так бледны, лежа там, в коридоре, что, право, от одного вашего вида можно было поседеть. Мистер Гердлстон поднял вас и отнес назад в вашу комнату. Он, добрый джентльмен, был огорчен до глубины души, когда понял, что вы хотели убежать от него.

– О, этот ужасный дом погубит меня. Я умру здесь, – простонала Кэт. – Я не могу больше здесь оставаться. Что мне делать? О, Ребекка, Ребекка, что мне делать?

Румяная горничная подошла к ее постели. Глупая улыбка сияла на ее смазливом, но вульгарном лице.

– Что вы видели? – спросила она.

– Я видела… О, Ребекка, мне страшно говорить об этом. Я видела того бедного монаха, которого убили в здешнем погребе. Это не бред. Я видела его так же ясно, как сейчас вижу вас. Он высокий, худощавый, в длинной, широкой рясе, в коричневом клобуке, надвинутом на глаза.

– Сохрани нас господь! – испуганно вскричала Ребекка, оглядываясь назад. – Страшно даже подумать об этом.

– О, только бы мне никогда не увидеть его опять! О, Ребекка, у тебя доброе, женское сердце, помоги мне уйти. Они не выпустят меня отсюда живой. Я прочла это в глазах моего опекуна. Он дожидается моей смерти. Скажи мне, что мне делать.

– Вы меня удивляете, – с важным видом сказала горничная. – Мистер Гердлстон и мистер Эзра так добры к вам. Они наняли для вас загородный дом и доставляют вам все, чего вы хотите. А вы кричите по ночам и уверяете, будто вас хотят убить. Право, вы меня удивляете. Меня зовет мистер Гердлстон. Он, бедный джентльмен, был бы поражен, если бы знал, как вы его оскорбляете.

Лицо Ребекки приняло выражение негодующей добродетели. Но, когда она выбежала из комнаты, в ее глазах сверкнули злобные огоньки.

Оставшись одна, Кэт встала с постели. Она чувствовала себя плохо и одеваться ей было трудно. Едва она кончила свой туалет, как в комнату вошел ее опекун.

– Значит, тебе лучше? – спросил он.

– Мне очень плохо, – сдержанно ответила она.

– В этом нет ничего удивительного. Нечего шататься в глухую ночь по коридорам. Ребекка сказала мне, будто ты видела какое-то привидение. Ты плачешь. Значит, у тебя есть какое-то горе?

– Я так несчастна, так несчастна! – ответила Кэт, закрывая лицо руками.

– Ах, – мягко сказал Гердлстон, – только в будущей жизни найдем мы покой и утешение. – Его голос так изменился, что у Кэт снова проснулась надежда: может быть, видя ее несчастье, сердце этого железного человека смягчилось. – За могилой обретешь ты покой, – продолжал он. – Я полагаю, что единственная, вещь, которая принадлежит человеку в этом мире, – его жизнь. Мы вольны прекратить ее, когда нам вздумается.

С этими словами он взял с камина склянку с ядом и задумчиво посмотрел на нее.

– Как странно, – сказал он, – в этом маленьком пузырьке заключено лекарство от всякого земного зла! Всего один глоток, – и тело спадет, как одежда, и душа полетит в небеса, свободная и прекрасная. Все мучения кончатся. Один глоток, и… Ах, оставь, оставь! Что ты сделала?

Кэт с женским проворством выхватила у него из рук пузырек и разбила его вдребезги об стену. Комнату наполнил острый запах скипидара. Она была так слаба, что после этого подвига, шатаясь, отступила назад и села на кровать. Ее опекун, нахмуренный и грозный, стоял перед нею, судорожно сжимая пальцы. Казалось, он хотел ее задушить.

– Я вам в этом помогать не стану! – тихо, но твердо произнесла она.

Маска спала с Гердлстона. Он глядел на нее, как голодный волк.

– Идиотка! – прошептал он.

– Я смерти не боюсь, – сказала она, бесстрашно глядя на него.

Гердлстон взял себя в руки.

– Для меня ясно, – совершенно спокойно сказал он, – что ты сошла с ума. Что за вздор ты болтаешь о смерти?

Он круто повернулся и большими шагами вышел из комнаты. О, теперь он принял окончательное решение.

Он зашел к себе в спальню и из ящика письменного стола вынул телеграфный бланк. Написав на нем депешу, он отправился на Бэдсвортский почтамт.

Узнав, что опекун ушел из дому, Кэт сделала последнюю попытку спасти свою жизнь и вырваться на свободу. Отчаяние придало ей храбрости, и она быстро пошла по аллее к воротам.

– Здравствуйте, мисс, – закричал сторож, увидев ее. – Да вы, кажется, не, так больны, как про вас говорят.

– Я совершенно здорова, ответила девушка. – Я такая же сумасшедшая, как вы.

– Все сумасшедшие говорят, что они совершенно здоровы! – усмехаясь, проговорил сторож.

– И все же я не сумасшедшая. Я не могу больше оставаться в этом доме. Мой опекун хочет убить меня. Я вижу это по его глазам. Умереть, не сказавши ни слова тем, кого я люблю, слишком мучительно.

– Какая жестокость! – воскликнул кривой. – Вы говорите, что он хочет вас убить? За что же вас убивать?

– Бог его знает! Он за что-то ненавидит меня. Я во всем его слушаю, но есть одна вещь, на которую я не соглашусь ни за что на свете.

– Так, так! – сказал сторож, подмигивая своим единственным оком. – Я сам бывал в таком положении. «Твоя навсегда! – сказали тебе, – Твоя никогда, – сказала ему». Так ведь поется в песне?

– Почему вы не хотите пропустить меня? – взмолилась Кэт. – Может быть, у вас есть дочери. Что бы вы сделали, если бы с ними обращались так, как обращаются со мной? Если бы у меня были деньги, я заплатила бы вам, но у меня денег нет. Прошу вас, пропустите меня.

– Черт возьми, так и сыплет словами, – пробормотал сторож. – Не женщина, а какой-то словарь.

– Вы ничего не потеряете, если пропустите меня, – не отставала от него Кэт. – Смотрите, вот у меня часы и цепочка. Я вам отдам их, если вы пропустите меня.

– Дайте-ка мне их посмотреть. Он раскрыл часы и критически осмотрел их со всех сторон. – Да ведь это простые женевские часы. Как вы думаете, сколько можно полунить за женевские часики?

– И сверх этого вы еще получите пятьдесят фунтов стерлингов, когда я вернусь к своим друзьям. Пропустите меня, добрый мистер Стивене. Мой опекун может вернуться каждую минуту.

– Послушайте, мисс, – торжественно сказал Стивенс, – долг прежде всего. Даже если бы у вас на каждом волосе висел драгоценный камень и вы позволили бы мне остричь вас, то я и тогда не пропустил бы вас в эти ворота. Если же вы напишете несколько строк вашим друзьям и дадите мне эти часики, ну, я отнесу ваше письмо в Бэдсворт на почту, несмотря на то, что часики женевские.

– Какой вы милый! Какой добрый! – в восторге вскричала Кэт. – У меня в кармане есть карандаш. Но где мне достать бумаги?

Вдруг в куче хвороста она увидела клочок бумажки. С радостным криком она подняла его. Бумага была толстая и грязная, но она ухитрилась нацарапать на ней несколько слов.

– На другой стороне я напишу адрес, – сказала она. – Вы в Бэдсворте купите конверт и попросите кого-нибудь из служащих переписать вам адрес.

– Я сторговался с вами за женевские часы отправить ваше письмо на почту, но я не рассчитывал покупать конверты и переписывать адреса. Я вижу, что у вас отличный карандаш. Так вот, если вы его прибавите, мы будем с вами в расчете.

Кэт подала ему карандаш без всякого возражения.

По проселочной дороге мимо ворот аббатства проехал маленький экипаж, в котором был запряжен пони. В этом экипаже сидела красивая дама, а рядом с ней маленький грум.

– Кто-то едет, – сказал Стивенс. – Убирайтесь отсюда. Хозяин велел никому вас не показывать.

– О, позвольте мне сказать несколько слов этой даме.

Стивене свирепо поднял свою дубину.

– Убирайтесь! – злобно закричал он, подходя к ней.

Она отскочила в сторону. Вдруг новая идея пришла ей в голову. Изо всех сил она бросилась бежать через лес. Потеряв ее из виду, Стивенс, не спеша, разорвал ту маленькую бумажку, которую она ему вручила, и пустил клочки по ветру.