Текст книги "Торговый дом Гердлстон"

Глава XXV
Бал

Никогда еще в меблированных комнатах миссис Моррисон не устраивалось такого бала. Хозяйка отдала этому делу душу и сердце. Были приглашены все жильцы и все знакомые жильцов. Из гостиной вынесли лишнюю мебель и натерли пол воском. Пол стал гладким, как лед: кухарка, войдя в гостиную, поскользнулась, упала и разбила себе затылок. Убранный с большим вкусом зал был превращен в столовую. Кроме того, было открыто несколько маленьких комнат, которые должны были служить местом отдохновения для тех гостей, которые устанут танцевать. В одной из них поставили два карточных стола и закуску.

К девяти часам съехалось такое множество гостей, что почти не оставалось места для танцев. Кареты и извозчичьи пролетки, одна за другой, непрерывной цепью подъезжали к подъезду.

Миссис Скэлли, одетая с большим вкусом – черное атласное платье с кружевами, – стояла у двери гостиной и исполняла обязанности хозяйки. «Она очаровательна!» – подумал майор, подходя к ней.

– Позвольте представить вам моего друга, герра фон Баумзера, – сказал он.

Миссис Скэлли подарила немца такой очаровательной улыбкой, что сразу овладела его тевтонским сердцем.

– Там вы найдете программу танцев, – сказала она, – Первым, кажется, будет вальс. Нет, майор, благодарю вас. Я должна остаться здесь – некому будет принимать гостей. – И она подошла к кучке вновь прибывших гостей. Майор и фон Баумзер пошли дальше искать себе дам.

Каждый танцевал, как умел, но весело было всем. Мистер Сноддер, акцизный чиновник, танцевал очень чудно, по-старинному – в три па. Молодой Боклбэри, банковский служащий, все время вертелся на самой середине зала под люстрой, не сходя с места. Он и его дама напоминали двух жуков, насаженных на одну булавку. Мистер Смит, студент-медик, и мисс Клара Тимсс кружились с тем беспокойным выражением на лицах, которое всегда бывает у англичан во время танцев. Благодаря этому кажется, что ноги пустились в веселый пляс и потащили за собой туловище и голову, у которых нет никакой охоты танцевать. Майор добился-таки своего и пригласил на вальс миссис Скэлли. Он танцевал важно и непринужденно. Фон Баумзер сильно топал ногами и улыбался. Танцы быстро сменялись. За вальсом следовала полька, за полькой – мазурка, за мазуркой – снова вальс. Танцоры и музыканты скоро совсем выбились из сил.

Вдова Скэлли, майор и многие другие гости постарше, устав от танцев, пошли в карточную комнату. Здесь было комфортабельно и уютно. На ломберных столах блестели нераспечатанные колоды карт. Партнерами майора и хозяйки оказались: капитан Ливингстон Тэк и еще какой-то джентльмен. Эта игра была ударом для капитана, который надеялся, пообчистить кого-нибудь. Он никак не ожидал, что ему придется играть с таким игроком, как майор. Затем наш воин играл против хозяйки, и тут старый хитрец очень ловко проигрывал, причем расплачивался с такою охотою и говорил такие комплименты, что совершенно покорил партнершу-вдову. И, казалось, вдове это было неприятно.

Потом все пошли ужинать. Здесь были отброшены всякие церемонии, и, благодаря этому, согласие весь вечер не нарушалось.

Майор похваливал вино и рассказывал разные случаи, бывшие с ним на войне и на охоте. Когда, наконец, ужин кончился, последняя бутылка была выпита, танцоры снова пошли танцевать и игроки снова засели за карты, майор с еще большим пылом принялся ухаживать за вдовой.

– Я боюсь, что вам слишком жарко в этих комнатах, майор, – заметила она.

– Да, очень жарко, – откровенно ответил он.

– Вот в этой комнате прохладнее, – сказала она. – Здесь вы можете выкурить папиросу. Эти комнаты для курящих.

– Пойдемте туда вдвоем!

– Нет, нет, майор. Вы должны помнить, что я хозяйка.

– Но теперь некого занимать. Гости заняты друг другом. Вы совсем не думаете о себе.

– Но право, майор…

– Вы устали – и вам нужно отдохнуть.

Он отворил дверь. На лице у него была написана такая убедительная просьба, что вдова уступила. Это была уютная, тихая комнатка. Майор сел на один конец дивана, она – на другой. Он был важен, красен, выпячивал грудь.

– Почему же вы не курите?

– Боюсь, что вы не выносите табачного дыма.

– Нет, нет, я дым люблю.

Майор закурил.

– Такой одинокой женщине, как я, – сказала она, – приятно знать, что у нее есть друзья, и радостно делать им маленькие одолжения и уступки.

– О, я тоже имею право говорить об одиночестве, – сказал майор, подвигаясь к ней. – Когда я околею, надо мной будет плакать один только старый фон Баумзер.

– О, не говорите так! – взволнованно воскликнула миссис Скэлли.

– Но ведь это правда. Сидя у окна вон там, через улицу, я мечтаю о счастливой, веселой жизни. И я берегу эти мечты, хотя знаю, что, если они не сбудутся, я почувствую себя еще более одиноким.

Майор замолчал и откашлялся. Вдова не сказала ни слова и, слегка наклонившись, рассматривала узор на ковре.

– Я надеюсь, – тихо сказал майор и тронул руку вдовы своими жирными, пухлыми пальцами, – что вы сжалитесь надо мной…

– Ах, мой добрый друг! – от всего сердца закричал фон Баумзер, неожиданно просовывая в комнату свою волосатую голову и широко улыбаясь.

– Убирайтесь к чету! – громовым голосом закричал майор, в бешенстве вскакивая с дивана. Голова немца скрылась.

– Простите мою грубость, – сказал ветеран, – но я не мог удержаться. Хотите быть моею? Я – старый солдат и ничего не могу предложить вам, кроме верного сердца. Осчастливьте меня. Сделайтесь моей женой.

Он хотел обнять ее за талию, но она вскочила с дивана и, улыбаясь, взглянула ему в лицо.

– Послушайте, майор, я женщина прямая, – сказала она. – Мой бедный покойный Том был тоже прямой человек. Скажите откровенно, что вам нужно: я или мои деньги?

Майор был ошеломлен такой постановкой вопроса. Но он скоро нашелся.

– Конечно вы! – вскричал он. – Я женился бы на вас, если бы у вас не было ни гроша.

– Берегитесь! Берегитесь! – сказала ему дама и погрозила пальцем. – Слыхали ли вы, что Агра-банк лопнул?

– Что ж из этого?

– Все мои деньги до последнего пенни хранились в Агра-банке.

Этими словами майору был нанесен второй удар. Но от этого удара он оправился еще скорее, чем от первого, и важно выпятил грудь.

– Лавиния, – сказал он, – я буду с вами так же откровенен, как вы были со мной. Когда я только что начал думать о вас, мне жилось плохо, и ваши деньги были для меня такою же приманкой, как и вы сами. Но теперь дела мои поправились и у меня на текущем счету есть небольшая сумма. Моих денег хватит нам на двоих. Скажите, что вы согласны, и делу конец.

– Как, без денег?

– К черту деньги! – вскричал майор и обнял вдову за талию. На этот раз она не оттолкнула его.

До того, что произошло дальше, нет никакого дела ни мне ни, читателю. Люди преклонного возраста нередко бывают гораздо нетерпеливее и страстнее молодых.

– Я должна тебе сделать выговор, негодный мальчишка, – сказала, наконец, вдова. – Если ты, Тоби, хочешь быть моим мужем, ты должен хорошо вести себя. Никогда больше не играй на бильярде. Я еду на три месяца в Гемпшир навестить моих кузин. Если, вернувшись, я узнаю, что ты за все это время не играл в карты, не сражался на бильярде и не держал пари, – я, так и быть, выйду за тебя.

– Не играть на бильярде! Да ведь каждая ставка приносит мне три или четыре фунта.

– Все равно. Чтобы не было ни бильярда, ни карт. Тоби должен быть очень хорошим и вести себя как следует примерному офицеру.

– Но чем же тогда будет жить примерный офицер и его жена?

– Как-нибудь проживем, мой милый, – сказала она, лукаво улыбаясь. – Я сказала тебе, что все мои деньги были в Агра-банке, который потерпел крах.

– Да, ты сказала.

– Но я не сказала тебе, милый мой Тоби, что я взяла их оттуда прежде, чем случился крах. У Тоби будет достаточно денег – он сможет больше не играть.

– О, что за сердце! – пламенно вскричал майор и поцеловал ее. Он понял, что бури его жизни окончились, что он вошел в тихую гавань.

Глава XXVI
В трактире «Петух»

Много было обязанностей у Тома Димсдэла. Он должен был не только проверять счета клерков и вести переговоры с оптовыми поставщиками, но и следить за разгрузкой проходивших из Африки кораблей. Последнее дело он любил больше всего. Приятно оставить душную контору и дышать морским воздухом в гавани.

Наш старый знакомый капитан Гамилтон Миггс вернулся из дальнего плавания и вошел в порт. Его корабль все еще продолжал совершать рейсы, к немалому удивлению самого капитана. Он был человек суеверный: решил, что корабль никогда не потонет, и вел прежний образ жизни – пил запоем и затем отсыпался.

На этот раз «Черный Орел» пришел с прекрасным грузом, и Миггс ликовал. Сойдя на берег, он дружески поздоровался с Томом. Ему нравились честные глаза и открытое лицо молодого человека.

– Когда вы кончите свое дело, мистер Димсдэл, – сказал капитан, – зайдите в трактир «Петух и Буквица» выпить со мною стаканчик вина. Я всего только простой моряк, но сердце у меня не плохое. Приходите и вы, штурман МакФерсон, вы покажете дорогу мистеру Димсдэлу.

Все утро стоял Том среди грохота, пара и грязи и следил за разгрузкой «Черного Орла». Он проверял груз и отправлял его в склады. После обеденного перерыва он снова принялся за работу и работал до шести часов вечера. К вечеру он страшно устал. Устал и штурман. Они решили принять приглашение капитана. Штурман опустился к себе в каюту и вскоре вернулся неузнаваемо чисто умытым, причесанным.

Они подошли к стойке, и Тому ударил в нос тяжелый запах плохого вина.

– Капитан Миггс здесь? – спросил МакФерсон краснолицего человека, стоявшего за стойкой.

– Да, сэр, он ждет вас в отдельном кабинете. У него там сидит какой-то джентльмен. Пожалуйте за мной, сэр.

Капитан сидел, откинувшись на качалке и положив ноги на камин. Против него, на такой же качалке, сидел наш старый знакомый фон Баумзер. Как представитель одной гамбургской фирмы, немец должен был входить в сношения с капитанами кораблей, приходивших из Африки. С Миггсом, человеком общительным, он состоял в большой дружбе.

– Милости просим, милости просим, – закричал капитан. – Садитесь, мистер Димсдэл. Садись и ты, Сэнди. Это мой друг, мистер фон Баумзер, представитель «Эккермана и К°».

– Если не ошибаюсь, мистер Димсдэл, – сказал немец, пожимая руку Тому. – Я слышал о вас от моего близкого друга, майора Клеттербэка.

– А, от старого майора, – ответил Том, – как же, как же, я его хорошо помню.

– Он вовсе не старый, – обиженно сказал фон Баумзер. – В него влюблена очаровательная дама, и, через три месяца они повенчаются. Я давно знаю майора, сэр, и уверяю вас, что он вполне достойный человек.

– Наливайте, – сказал Миггс, подвигая гостям бутылку рома. – А вот здесь табак. А ведь два дня назад, Сэнди, мы не надеялись, что нам доведется пить на берегу. Представьте себе, мистер Димсдэл, на море буря, а в корабле течь. И каждую минуту корабль может пойти ко дну.

– Надеюсь, теперь вы заставите починить свой корабль, – сказал Том.

Капитан и штурман громко захохотали.

– Мы вовсе не хотим, чтобы нам уменьшили жалованье, – сказал Миггс.

– Уменьшили жалованье? Вы хотите сказать, что, чем хуже корабль, тем лучше вам платят?

– С друзьями можно быть откровенным, – сказал Миггс. – На подобных делах вся земля держится. Однажды я сказал мистеру Гердлстону: «Прикажите осмотреть корабль». «Прекрасно, – говорит он, – но, в таком случае, из вашего жалованья будет сделан вычет. Жалованье штурмана тоже можно сократить наполовину». Мы посоветовались с Сэнди и решили, что лучше получать больше и рисковать жизнью, чем получать мало и жить в безопасности.

– Какой позор! – воскликнул Том Димсдэл, – мне трудно поверить этому.

– Милый мой мальчик, да, ведь, это делается на каждом шагу, – сказал Миггс. – И так будет до тех пор пока существуют страховые общества, страхующие корабли в суммах, превышающих их стоимость.

– Мало ли как это делается, сэр, – заметил штурман, наливая себе стакан рома. – Можно, например, нагрузить неважное судно зерном и налить туда воды. Зерно разбухнет, и вы пойдете ко дну. Кроме того, бывают несчастные случаи с винтовым двигателем. Я знал корабли, которые выходили из доков с подпиленными двигателями.

– И все-таки я никак не могу поверить, – твердо сказал Том, – что мистер Гердлстон хочет потопить свои суда.

– Он не топит своих кораблей, – отвечал моряк, – он только выжидает, надеясь на провидение и аккуратно платя страховые деньги. Он получал довольно крупные суммы таким образом. Вот, например, «Белинда», корабль, затонувший у Пальмового мыса. За него ему выдали пять тысяч фунтов. Или «Соккату». Она пропала без вести со всем экипажем.

– Вместе с экипажем! – воскликнул в ужасе Том. – Но как же вы за себя не боитесь?

– Нам платят за риск, – сказали моряки и пожали плечами.

– Но ведь есть же инспектора, назначенные правительством?

– Ха-ха-ха! Полагаю, вы видели, как они исполняют свои обязанности! – сказал Миггс.

Том был ошеломлен. Можно ли ему полагаться на слова человека, который способен на такие дела? А, между тем, он поместил в эту фирму весь свой капитал! Однако его ожидал еще один удар, гораздо более сильный.

Фон Баумзер, слушавший весь этот разговор насмешливо и добродушно, вдруг заговорил:

– Я могу сообщить вам новость, – сказал он, – которая касается вашей фирмы! Слышали ли вы, что мистер Эзра Гердлстон собирается жениться?

– Жениться?

– О, да. Я слышал об этом сегодня утром в конторе Эккермана. Об этом говорит все Сити.

– А кто его невеста? – спросил Миггс без особого интереса.

– Я не помню ее фамилии, – отвечал фон Баумзер, – какая-то молодая девушка, живущая у них в доме.

– Не воспитанница ли старшего Гердлстона? – вскочив с места, закричал бледный, как полотно, Том. – Не мисс Гарстон?

– Она самая. Мисс Гарстон.

– Это ложь! позорная ложь! – закричал Том.

– Может быть, и ложь, – спокойно отвечал фон Баумзер. – Но, право, я слышал это из верного источника.

– Если это правда, то это подлое дело, – бешено кричал Том. – Самое гнусное дело, которое когда-либо совершалось на земле. Клянусь небом, я узнаю всю правду!

Он стремительно выбежал на улицу и вскочил в стоявший у подъезда кэб.

– Экклстон-Сквер, дом номер шестьдесят, скорее! – крикнул он.

Глава XXVII
Кризис

Эзра Гердлстон, ободряемый отцом, стал еще больше надоедать Кэт своим ухаживаньем. Все свое время он посвящал атаке ее сердца. С утра до вечера он думал только о ней. Он предупреждал все ее желания. В ее комнате появились самые роскошные фрукты и цветы. Ее стол был покрыт новыми книгами, а на ее пюпитре для нот лежали новейшие пьесы. Отец и сын делали для нее решительно все, что только могут сделать заботливые и внимательные люди.

Но она оставалась непреклонной. Пусть Том изменил ей. Она останется верной памяти прежнего Тома, памяти человека, впервые прошептавшего ей на ухо признание в любви.

Она старалась как можно меньше встречаться с Эзрой. Когда он бывал дома, она не выходила из своей комнаты. Впрочем он, по совету отца, перестал открыто ухаживать за нею. Она от всей души жалела молодого купца. «Бедняга, – думала, она, – он действительно любит меня. Ах, Том, Том! Если бы ты не изменил мне, как бы счастливы были мы с тобой!» Она даже иногда старалась утешить Эзру ласковым словом, добрым взглядом. Само собой разумеется, что он принимал это за поощрение и с новым жаром принимался, ухаживать за ней. Возможно, он был и недалек от истины, потому что когда нет любви, ее прекрасно может заменить сострадание.

Однажды утром после завтрака старый Гердлстон позвал сына к себе в кабинет.

– Я получил повестку, – сказал он, – в которой с нас требуют уплату дивидендов. Осталось мало времени, Эзра. Ты должен сейчас же покончить с этим делом, а не то будет слишком поздно.

– Нельзя срывать плод раньше, чем он созреет, – недовольным тоном ответил Эзра.

– Но ты можешь попробовать, созрел он, или нет. Теперь самое подходящее время для этого. Она сидит одна в столовой. Иди, мой сын. Молю небо, чтоб оно даровало тебе успех.

– Отлично! Подождите меня здесь. Я вернусь и сообщу вам об исходе дела.

Он застегнул сюртук, оправил манжеты и с нахмуренным решительным видом пошел в столовую. Кэт сидела на стуле у окна и возилась с цветами. Солнце горело на ее волосах и на щеке. Ее фигура казалась воздушной.

Когда Эзра вошел в комнату, она оглянулась и вздрогнула. Девушка инстинктивно поняла, с какою целью он явился к ней.

– Вы опоздаете в контору, – сказала она, принужденно улыбаясь. – Скоро одиннадцать часов.

– Я сегодня не пойду в контору, – сказал он. – Я пришел, Кэт, чтобы узнать свою участь. Вы знаете, что я уже давно люблю вас. Если вы выйдете за меня, вы сделаете меня счастливым. Я тоже осчастливлю вас. Я не красноречив и говорить не умею, но так я думаю. Ну, ответьте мне: да или нет?

Кэт подняла голову и взглянула на него своими ясными, полными сострадания глазами.

– Не думайте об этом, Эзра, – сказала она тихо, но твердо, – Я всегда буду признательна вам: в последнее время вы были так добры ко мне. Если вы позволите, я буду вашей сестрою, но ничем другим для вас я быть не могу.

– Почему? – спросил Эзра, и в его глазах засверкали злые огоньки. – Почему вы не можете быть моей – женой?

– Не думайте об этом. Мне жаль огорчить вас.

– Так вы не можете меня полюбить?! – хриплым голосом закричал молодой купец. – Сколько женщин отдали бы все на свете, чтобы я женился на них. Знаете ли вы это?

– Так в чем же дело? Ступайте к этим женщинам, – сказала Кэт. – Ей было и смешно и досадно.

Она улыбнулась, и эта улыбка взорвала Эзру.

– Так вы не хотите выйти за меня замуж! – в бешенстве закричал он. – У меня, должно быть, нет таких манер и такой грации, как у того господина. Вы еще не выкинули его из головы, хотя он бросил вас и амурничает с другой девчонкой.

– Как вы смеете говорить со мной таким тоном? – закричала Кэт и встала с места.

– Вы сами знаете, что я говорю правду, – с усмешкой ответил Эзра. – Неужели у вас не хватает гордости забыть о человеке, который бросил вас?

– Если бы он был тут, вы не посмели бы так говорить со мною! – возмущенно ответила Кэт.

– Вы говорите, не посмел бы? – грубо переспросил он.

– Нет, не посмели бы. Я не верю, что он изменил мне. Это вы с вашим отцом уверили меня в этом для того, чтобы разлучить нас.

Неизвестно, почему подобная мысль вдруг блеснула в уме у Кэт. Может быть, по лицу Эзры она догадалась, на что способен этот человек. При этих словах лица его потемнело. Сердце ее сильно забилось: она поняла, что угадала правду.

– Вы не станете отрицать, что я права! – закричала она, сжимая кулаки. – О, я увижу его и от него самого все узнаю. Он любит меня до сих пор, и я люблю его.

– Вы его любите? – грубо сказал Эзра и сделал шаг вперед. – Ваша любовь не принесет ему никакой пользы. Посмотрим, кто из нас двух одолеет. Мы или… – но гнев помешал ему продолжать.

Сделав угрожающий жест рукою, он повернулся и вышел из комнаты. У самой двери ему под ноги попалась маленькая такса Кэт. Он со всей силы ударил ее ногой. Собака с визгом полетела под диван.

Эзра, взбешенный и мрачный, вернулся в кабинет и рассказал отцу обо всем происшедшем. Слуги слышали, как в кабинете громко пререкались два голоса: низкий – сына и высокий – отца. Но вскоре голоса затихли, и можно было подумать, что в комнате гробовое молчание. Объяснения велись тихим шепотом. Потом Эзра вышел и отправился в Сети.

Кэт оставалась в столовой. Она задумчиво гладила своего раненого друга. О, она теперь убеждена, что Том по-прежнему верен ей. Но все же многого она не могла себе уяснить. Какую хитрость придумали эти люди, чтобы разлучить их? Не был ли он жертвой какой-нибудь интриги? Старого купца она увидела в новом свете. Этот ханжеватый святоша еще опаснее своего грубого сына. Она задрожала, когда, подняв голову, увидела, что он стоит перед ней.

Вид его не предвещал ничего доброго. Он стоял, заложив руки за спину, и злобно глядел на нее.

– Нечего сказать, хорошо вы поступили сегодня утром, мисс Гарстон, – горько улыбаясь, сказал он. – Отлично отплатили другу своего отца за все его заботы о вас…

– Единственное мое желание, – вскрикнула Кэт, – уйти из вашего дома. Вы жестокий, лживый, злой старик. Вы говорили мне неправду о мистере Димсдэле.

– Я видела это по лицу вашего сына, а теперь вижу по вашему лицу. Как у вас духу хватило пойти на такое дело?

Гнев сдержанной и покорной девушки ошеломил Джона Гердлстона.

– Видит бог, – сказал он, – что, каковы бы ни были мои прегрешения, в этом я не грешен перед тобою: я о тебе заботился. Я не святой. И праведникам случается споткнуться на пути добродетели. Если я старался заглушить в тебе твою безумную любовь, то мной руководило только одно побуждение: я видел, что это повредит твоим же собственным интересам.

– Вы лгали мне, чтобы отвратить меня от единственного человека, который меня любил. Я увижусь с ним и узнаю от него всю правду.

Лицо Кэт приняло несвойственное ей спокойное и суровое выражение.

– Молчать! – заревел старик. – Ты забываешь, кто ты и кто я! Ты слишком полагаешься на мою доброту. Я твой опекун и не позволю тебе видеться с этим человеком. Ты сегодня же поедешь со мною в Гемпшир.

– В Гемпшир?

– Да. Я нанял там дачу, и мы проведем там несколько зимних месяцев. Ты уедешь оттуда только тогда, когда забудешь свои романтические бредни.

– Значит, я никогда не уеду оттуда.

– Это зависит от тебя самой. Там, по крайней мере, ты не встретишься с разными интриганами. В четыре часа наш поезд отходит с Ватерлооского вокзала. Да простит тебя бог, – сказал он, уходя, – за то, что ты сделала.

Кэт была подавлена этим новым несчастьем. Она могла бы написать письмо миссис Димсдэл, но она не знала своего будущего Гемпширского адреса. И она решила подождать и написать тогда, когда они приедут на место. И вот она пошла в свою комнату и с помощью краснощекой горничной Ребекки стала укладывать вещи.

В половине четвертого старый купец заехал за нею, посадил ее в кэб и отправился с нею на Ватерлоокский вокзал. Вечером того же дня к мрачному дому Гердлстонов подъехал другой кэб, в котором сидел молодой человек С бледным лицом и дико блуждающими глазами. Подъехав к подъезду, он взбежал на крыльцо и позвонил в медный колокольчик, висевший у массивной двери.

– Мистер Гердлстон дома? – спросил он Ребекку, открывшую ему дверь.

– Нет, сэр.

– А мисс Гарстон? – взволнованно спросил он.

– Нет, сэр, они уехали вместе.

– Уехали?

– Да. Уехали за город, сэр. Мистера Эзры тоже нет дома.

– А когда они вернутся?

– Они никогда не вернутся.

– Не может быть! – в отчаянии воскликнул Том. – Так скажите, куда же они уехали?

– Они не оставили своего адреса, сэр. К сожалению, я ничем не могу быть вам полезна. – И она закрыла дверь.

– Я найду ее во что бы то ни стало, – воскликнул он и, сжав кулаки, зашагал по туманным и людным лондонским улицам.