Текст книги "Белый отряд"

IX. Приятная встреча

От Кагора наш храбрый отряд свернул с большой дороги и двинулся по тропе, которая тянулась через болота и леса. Наконец они оказались на лесной прогалине, посреди которой бурлила довольно широкая и глубокая река. Когда отряд переправился на противоположную сторону, сэр Найджел объявил, что они находятся на границе Франции. Об этом путники и сами могли без труда догадаться, ведь их взорам предстала совсем иная картина – полного убожества и разрушения.

Вместо благоустроенных ферм на каждом шагу попадались развалины, покрытые пеплом. Покосившиеся изгороди и стены, запущенные виноградники дополняли этот безжизненный пейзаж. Только грозные, мрачные замки с их зубчатыми башнями да шпили монастырей и церквей говорили о том, что кое-где еще идет борьба, что не все еще погибло. Невеселые думы занимали умы путников, когда они встречали несчастных обитателей этой разоренной английскими воинами равнины.

Эти люди, обезумевшие от голода и холода, потерявшие какую бы то ни было способность к труду, ведь вся жизнь их теперь зависела от каприза судьбы, – целыми семьями ютились у дороги и вызывали бесконечное сочувствие в сердцах англичан.

Отряд сэра Найджела продвигался все дальше и дальше и, пройдя около девяти миль, к вечеру вышел на большую дорогу. Еще издали, на самом повороте, виднелся большой белый дом с пучком остролистника, вывешенным на длинной палке из окна верхнего этажа. Это было очень кстати, ибо отряд сильно устал и проголодался, а кроме того, лошади требовали подкрепления и отдыха.

– Поезжайте вперед, Аллен, – сказал сэр Найджел, – и предупредите трактирщика, чтобы он приготовил все к нашему приезду. Я опасался, что ночь нам придется провести в поле, но, слава Пречистой Деве, теперь мы можем спокойно передохнуть после длинного пути!

Аллен осадил коня у трактира, отъехав от сэра Найджела на расстояние пущенной стрелы, и постучал в дверь, чтобы известить хозяина о прибытии знаменитого рыцаря, потом покричал. Но на его зов никто не откликнулся, и тогда он привязал коня и вошел. На него сразу пахнуло теплом от горящего камина, отбрасывавшего по всей комнате красноватые блики. Но он почувствовал себя еще уютнее, когда, осмотревшись немного, увидел, что недалеко от огня в большом дубовом кресле с высокой спинкой сидит прекрасная леди. На вид ей было не больше тридцати пяти лет, лицо ее показалось юноше очень красивым, оно заключало в себе столько силы, власти, ума, столько царственного величия, что юноша невольно почувствовал робость. В противоположном углу комнаты, спиной к двери, сидел рослый мужчина, протянув ноги на соседний стул. Он медленно пил красное вино и заедал его орехами, что лежали на тарелке подле него. Юноша замер в нерешительности, внимательно рассматривая господина, так непринужденно державшего себя в присутствии столь благородной дамы. Одет он был очень изысканно: на нем был черный камзол с собольей опушкой, на голове – черный бархатный берет с большим белым пером. По всем признакам это был знатный господин, но, когда он повернулся лицом к Аллену, последний сильно изумился – лицо было очень неприятным: светло-зеленые рыбьи глаза, нос перебит и вдавлен, кроме того, все лицо было покрыто шрамами.

– У меня нет ни малейшего желания знать, кто вы такой, дерзкий мальчишка, a тем более вставать, не то я научил бы вас, что негоже стучать в двери и горланить над моим ухом, – сказал он низким голосом, более походившим на рычание тигра. Аллен, не привыкший к столь нелюбезному обращению, стоял с широко открытыми глазами и готов был уже уйти, когда услыхал на дворе топот копыт и голоса своих спутников.

От незнакомца тоже не укрылись эти звуки, и он пришел в неописуемую ярость: опрокинул блюдо с орехами на пол и диким голосом стал звать хозяина. Вышедший встречать гостей трактирщик, напуганный до смерти громовым голосом постояльца, бросился к нему со всех ног. На бегу он успел обратиться к только что пришедшим и умоляюще пролепетать:

– Ради всего святого, будьте с ними повежливее, не раздражайте его, а то не сносить мне моей головы!

– Да кто же он такой? – удивился сэр Найджел, но хозяин уже исчез за дверью, откуда доносились новые потоки брани.

– Как смел ты, негодная скотина, обмануть меня, когда я спрашивал, нет ли у тебя в доме каких-либо насекомых? Вот мы приехали, и что? Здесь ползает полно англичан! Гони их вон, мерзавец, чтобы и духу их здесь не было, я не могу слышать их поганого языка! Шевелись, или я вышибу из тебя мерзкую душонку! – не унимался господин.

– Слушаюсь, слушаюсь, сэр! – бормотал трактирщик, которого даже пот прошиб от страха, и вдруг исчез за дверью.

– Уж вам, господа, лучше всего уехать отсюда. До Вильфранша около шести миль, и там вы найдете великолепный отдых, – проговорил хозяин.

– Я не сдвинусь с места до тех пор, любезнейший, пока не рассмотрю поближе эту редкую птицу. Я хочу знать его имя и титул, – проговорил твердо сэр Найджел, потирая руки от удовольствия. – Кажется, уже только ради него стоило ехать в такую даль.

Как раз в это время распахнулась дверь, и на пороге появился незнакомец, лицо которого стало еще некрасивее от ярости. Он обрушился на трактирщика:

– Выкинь их отсюда, негодных псов, – взревел он, – если они не хотят отведать этого хлыста!

Вельможа готов был броситься на приезжих, но вдруг увидел герб на щите сэра Найджела и в изумлении остановился, опустив руку с хлыстом. Взгляд его стал мягче, улыбка тронула губы.

– Да ведь это мой старый бордоский знакомец! Я хорошо знаю этот герб, не далее как три дня назад я взирал на него на турнире в Бордо. Узнаете ли вы, сэр Найджел, свою работу? – При этом он показал на свою правую руку, перевязанную у плеча шелковым платком.

Сэр Найджел был поражен не меньше свирепого рыцаря.

– Да, теперь я узнаю вас, Бертран Дюгесклен, – промолвил он, не в силах очнуться от удивления.

– Вы угадали! – крикнул француз, разразившись грубым смехом. – Это действительно я! Знаете ли, сэр Найджел, при всей моей ненависти к англичанам я все же должен исключить из их числа трех человек, с которыми всегда рад встретиться. Первый из них – это принц, второй – Чандос, a третий – вы. Вот вам моя рука!

– Теперь я могу со спокойной совестью сложить свой меч, – проговорил сэр Найджел, пожимая руку французу, – ведь всю жизнь я грезил о том, что далось мне наконец на старости лет: я сразился со знаменитейшим рыцарем великой Франции. Быть может, сэр, вы снизойдете до того, чтобы продолжить бой? Конечно, я недостоин такой чести, но все же кое в каких боях я поучаствовал!

– Клянусь всеми святыми, – сказал француз, – мне известна ваша слава. Теперь моя дорогая супруга может рассказывать всем, что видела столь знаменитого рыцаря, как вы, сэр Найджел. К сожалению, пока я не могу состязаться с вами, вы видите мою руку, но леди Тифен внесет ваше имя в список. При случае мы сразимся, как подобает, а теперь пойдемте в зал, и пригласите своих оруженосцев.

С этими словами он взял сэра Найджела под руку, и они вошли в комнату, где сидела леди Тифен, супруга Бертрана Дюгесклена.

Сэр Найджел, проведя бо`льшую часть жизни на коне, вдали от женского общества, почувствовал себя неловко при виде этой великосветской дамы, один вид которой порабощал всех присутствующих. Он с бо`льшим удовольствием оказался бы в настоящий момент в пылу битвы, нежели перед проницательным, пытливым взором этой женщины, молва о которой уже достигла и его ушей: она предсказывала будущее, одним прикосновением руки исцеляла тех, перед которыми медицина была бессильна. Сердце сэра Найджела дрогнуло, когда он здоровался с этой опасной леди, но не прошло и нескольких минут, как он и два его юных оруженосца были уже очарованы прекрасной дамой, которая тихим голосом беседовала с присутствующими.

Лицо ее постепенно вдохновлялось, глаза наполнялись каким-то таинственными светом; нежным и чарующим голосом она говорила о бессмертии души, о скоротечности земной жизни, о силе, доблести, верности, чести и славе.

Аллен впоследствии часто вспоминал этот вечер в трактире Оверни, эту обворожительную женщину и чудесную атмосферу.

Когда погас уже огонь в камине и зола превратилась в пепел, первым очнулся Дюгесклен.

– Я думаю, господа, – воскликнул он, – пора позаботиться о подходящем помещении для всей нашей компании.

– Нам безразлично, где спать, но прекрасная миледи не может провести здесь ночь, – пылко проговорил сэр Найджел.

– В таком случае на коней, господа, – вскричал Бертран, – поедем в замок сэра Тристрама де Рошфора, он всего в двух милях отсюда. Это мой старый боевой товарищ, теперь он исполняет обязанности сенешала Оверни.

– Не думаю, чтобы он очень обрадовался моему появлению в его замке, – ответил сэр Найджел неуверенно, – раз мы перешли границу без его разрешения.

– Наоборот, он будет очень рад, если узнает, что вы собираетесь избавить его от этих разбойников – Белого отряда!

После этого все вышли во двор, сели на коней и отправились в путь по дороге, освещенной лунным светом. Сэр Найджел ехал по правую сторону от леди Тифен, ее муж – по левую. Форд скакал позади. Аллен немного замешкался у ворот и вдруг услышал дикий вопль, вслед за которым на пороге появились неистово хохочущие Эльвард и громадный Джон. Увидев Аллена, они, смутившись, вскочили на коней и поскакали вслед за отрядом. Между тем крики продолжали раздаваться. Прислушавшись хорошенько, Аллен разобрал следующие слова:

– A moi, mes amis! A moi, l’honorable champion de Montaubon! A la recousse de l’église sainte![77]77
  Ко мне, друзья! Ко мне, товарищи! Ко мне, достойному защитнику епископа Монтобанского! На помощь святой церкви! (франц.)


[Закрыть]

Изумленный юноша бросился в комнату, где уже собрались и хозяин, и слуги. В этой узкой темной комнате топилась печь, а над огнем кипел большой котел. Посредине был длинный стол, на котором стоял деревянный кувшин для вина и две роговые кружки. Рядом находился стол поменьше и на нем был только один кубок и разбитая винная бутылка. К балкам на потолке были подвешены громадные окорока, куски копченого мяса, пучки лука, и посреди всего этого великолепия на самом большом крюке висел подвешенный за шиворот своей кожаной куртки маленький, красный, как рак, человечек с огромными бакенбардами, беспомощно размахивая руками.

Забравшись на стол, хозяин вместе с Алленом и слугами сняли несчастного и посадили на стул.

– Он уехал, этот огромный человек с рыжей головой? – прохрипел несчастный. – Он больше не вернется?

– Успокойтесь, он покинул это место, – ответил Аллен.

– Счастье его, ибо, если бы я успел освободиться несколькими минутами раньше, ему пришлось бы плохо. Но каково нахальство! – яростно хрипел он. – Mon Dieu! Проделать такую штуку с защитником самого епископа Монтобанского!

– Моя лошадь к вашим услугам, добрейший мастер Пелиньи, уж лучше вы расправляйтесь с ним подальше от моей гостиницы, – сказал хозяин.

– К сожалению, я не могу ездить верхом, так как ушиб себе ногу, когда убил в Кастельно сразу трех человек, – ответил поборник епископа.

– Но я не могу допустить, чтобы в моем доме была оскорблена честь Франсуа Персиваля – д’Амура Пелиньи, поборника епископа Монтобанского. Давайте скорее мою лошадь! Адьо! – крикнул хозяин.

– Ради всего святого, уважаемый Гастон, не делайте этого, я не хочу осквернять ваш дом новыми кровопролитиями, довольно тех трех жертв, которые тяготят мою душу. Подумайте, что будет, если встретятся два таких доблестных воина! – умолял красный человечек.

В это время на дворе, под самыми окнами, послышался топот копыт, и слуга доложил, что это вернулся один из англичан. Поборник епископа с легкостью, которой никто не мог предполагать в нем из-за его увесистого тела, вскочил со своего места и устремился к окну. Его туловище до половины пролезло в отверстие окна, когда в дверях показался Форд, приехавший узнать, куда запропастился его товарищ.

Распрощавшись с присутствующими, Аллен вскочил на коня и вместе с Фордом поскакал догонять стрелков.

– Я не ожидал, Джон, что вы способны сотворить такое с защитником епископа Монтобанского. Это делает честь вашей изобретательности, но вы можете ополчить против себя всю церковь, – строго сказал Аллен, поравнявшись с Гордлем.

– Я сделал это без злого умысла, – ответил Джон, хохоча.

– Я уверен, Аллен, – сказал Эльвард, заливаясь добродушным смехом, – что вы и сами смеялись бы до слез, если бы видели этого надутого индюка, который не хотел даже сидеть с нами за одним столом и только хвастался перед трактирным слугой, что перебил на своем веку столько англичан, что и не перечесть. А так как нашему Джону не хватило французских слов, то и поговорил он по-английски – результаты вы видели. Ха-ха-ха! Не могу спокойно вспоминать эту жирную красную морду, точно ее варили в супе двадцать часов.

– Однако, господа, пришпорим коней, а то мы совершенно потеряли из виду наш отряд. En avant, mes amis! – крикнул Эльвард и готов был перейти на галоп, как вдруг из лесу раздался резкий звук рога.

– Что это значит? – вскричал Эльвард, останавливая коня. – Если это свинопасы, то почему они так поздно трубят?

– А ну их к черту, поедем, господа, – сказал Форд, – пора позаботиться и об ужине.

Они пришпорили коней и вовремя достигли замка Вильфранш, так как, по требованию Дюгесклена подъемный мост был уже опущен.

X. Ясновидящая

Сэр Тристрам де Рошфор, сенешал Оверни и владелец Вильфранш, был свирепым и доблестным воином, поседевшим в битвах с англичанами. Как начальник пограничной стражи и защитник родного края, он не знал покоя даже в мирное время, и жизнь его проходила в бесконечных стычках со всякими разбойниками, беспокоившими и грабившими его округ. Порой он возвращался из таких походов с триумфом, и тогда дюжины трупов, раскачивающихся на зубчатых стенах замка, предупреждали бродяг, что правосудие не дремлет. Но иногда эти стычки заканчивались неудачно. И тогда отряд во весь опор влетал в замок по подъемному мосту, уходя от жестокой погони врагов и их быстрых стрел. Сурового де Рошфора, грозу врагов, не любили и те, кого он защищал. Лучшим доказательством этому может служить то обстоятельство, что когда он два раза попадал в плен, то крестьян и фермеров нагайками заставляли платить за него выкуп. Трудно решить, кто был ужаснее для бедных овец – волки или сторожевые псы.

Не менее суров был и замок Вильфранш, в котором жил сенешал. В лунном свете были видны широкий ров, наполненный водой, высокая наружная стена с башенками по углам и возвышавшаяся над всем этим мрачная крепость – таким впервые предстал перед путешественниками Вильфранш. У ворот, освещенных красноватым пламенем двух факелов, стояли, бряцая оружием, грозные часовые. Двуглавый орел Дюгесклена служил надежнейшим пропуском во все рыцарские замки Франции. Старый рыцарь, владелец Вильфранша, встретил с распростертыми объятиями своего знаменитого соотечественника и не менее обрадовался приезду сэра Найджела, особенно когда маленький англичанин объявил причину своего визита. Уж больно надоели сенешалу отчаянные головорезы Белого отряда, к тому же он два раза потерпел от них поражение и теперь не мог дождаться того счастливого дня, когда последний стрелок покинет пределы Оверни.

Замок Вильфранш, где царили довольство и роскошь, сильно отличался от обнищавших деревень и поселков, его окружавших. Столы ломились от яств на серебряных блюдах и дымившихся паштетов с трюфелями, которыми и по сию пору так славится Франция. Не прошло и часа после приезда рыцарей, как всех пригласили к столу. Во главе расположился сам воинственный хозяин, по правую руку разместилась его супруга леди Рошфор, живая и веселая дама, а по левую – леди Тифен. Далее сидели Дюгесклен, сэр Найджел, сэр Амори Монтикур, рыцарь какого-то монашествующего ордена, и Отто Харнит, странствующий рыцарь из Богемии. Аллен, Форд, четыре оруженосца и капеллан замка дополняли компанию, беззаботно угощавшуюся в тот вечер в замке Вильфранш. У каждого стола стояли маленькие проворные пажи в лиловых курточках с позументами. В большом камине за блестящей медной решеткой потрескивал огонь, соколы дремали на своих шестах, а умные гончие спали на каменном полу, растянувшись во всю длину. Веселый разговор, смех и шутки смешались со стуком ножей по блюдам и звоном бокалов. Никто не думал о тех голодных, одетых в рубище людях, что притаились на лесной опушке и мрачно взирали на приветливый огонь, проникавший сквозь решетчатые окна замка и пронизывавший темноту длинными потоками золотистого света.

Наконец трапеза была окончена, проворные слуги мигом убрали все со столов и пододвинули скамейки к пылающему камину, так как на дворе было морозно и в комнате становилось свежо. Леди Тифен удобно устроилась в кресле и, откинувшись на его мягкую спинку, прикрыла свои лучистые, с длинными темными ресницами, глаза. Аллен давно уже наблюдал за ней, а теперь и вовсе не мог оторвать своего взора, обратив внимание на ее быстрое и неровное дыхание. Дюгесклен тоже встревоженно поглядывал на жену.

– Отчего здешний народ выглядит таким изнуренным? – спросил богемский рыцарь.

– Ах, канальи! – вскричал вильфраншский лорд. – И вы им верите! А между тем у каждого из них спрятано золото в чулках или кубышках. Сколько трудов стоило моей жене содрать с них деньги на выкуп, когда я попал в плен! Эти подлые собаки предпочитают целыми часами выдерживать пытки, чем дать один денье за своего господина.

– Но почему же они не покупают себе еду? – спросил сэр Найджел. – Клянусь святым Павлом, от них остались одна кожа да кости.

– Они исхудали от злобы и жадности, – нашелся сенешал.

– Mon Dieu! – вмешалась леди Рошфор. – Вы не поверите, до чего безобразен наш мужик: неопрятный, беззубый, худой. Не понимаю, как Господь бог мог создать таких людей! Я видеть их не могу без содрогания, и потому мой верный Рауль всегда идет впереди меня и разгоняет их дубиной.

– Но и у них есть душа, миледи, – сказал с горечью седовласый капеллан.

– Я слышал, как вы им это проповедовали, – вмешался в разговор сенешал. – Лучше бы вы учили детей моих воинов да смотрели за церковью, а не набивали пустые головы этих болванов всякими вздорными идеями. Читайте свои молитвы, отец, и зубрите псалтырь, но не становитесь между мною и теми, кого даровал мне король.

– Мне даровал их король более великий, чем ваш, – ответил смиренно капеллан. – Заявляю вам, сэр Тристрам Рошфор, в вашем собственном замке, что настанет день, когда десница Господня поразит вас ужасной карой за то, что вы с ними сделали.

С этими словами он встал и вышел из комнаты.

– Чтоб его чума взяла! – послал ему вдогонку французский рыцарь. – Эти попы невыносимы. С ними нельзя сражаться как с мужчиной, не убедишь их и словами, как женщину. Что прикажете с ним делать, сэр Бертран?

– Да, сэр Бертран-то должен знать! – игриво воскликнула леди Рошфор. – По слухам, он удачно съездил в Авиньон взяв с папы пятьдесят тысяч крон.

– Ma foi! – заметил сэр Найджел, глядя с ужасом и восхищением на Дюгесклена. – Неужели вы не побоялись вечного проклятия?

– А право, я не думал об этом, – ответил добродушно Бертран Дюгесклен. – Но, клянусь святым Иовом, этот ваш капеллан, Тристрам, кажется, очень достойный человек. Хотя я и не боюсь проклятий папы, однако советую вам серьезно задуматься над словами этого священника.

– Да-да! – подтвердила леди Рошфор. – Пожалуй, действительно, надо быть с ним поосторожнее. В прошлый раз, когда мы поссорились с отцом Стефаном, моя камеристка говорила, что у меня выпало за одну неделю больше волос, чем за целый месяц.

– Сколько же тогда у меня на душе грехов? – заметил сэр Найджел, проводя рукой по лысой голове. Все засмеялись.

– Право, сэр Тристрам, – продолжил сэр Найджел серьезно, – вам следует примириться с этим добрым человеком.

– Получит от меня серебряный подсвечник! – ответил угрюмо сенешал. – Еще недавно он получил от меня четыре подсвечника. Никогда ему не прощу, что он портит этих безмозглых крестьян. Мулы и свиньи в сравнении с ними мудрецы. Одному богу известно, сколько я страдаю от них. Еще на прошлой неделе, страшно нуждаясь в деньгах, я позвал к себе Жана Губера, у которого, как сказывают, спрятана где-то в лесу шкатулка с золотом. Даю вам слово, что я всего только один раз вытянул этого болвана нагайкой по спине, потом объяснил ему, что мне до зарезу нужны деньги, и для острастки посадил его на ночь в темницу, чтобы тот на досуге обдумал мои слова. И что же, вы думаете, сделала эта собака? Повесился на решетке окна на собственном поясе.

– Такая злость для меня просто не понятна! – вставила свое замечание хозяйка.

– Приведу вам еще один пример. Здесь жила одна очень красивая девушка, Гертруда ле Бэф, такая же злая и своенравная, как все эти собаки. К нам приехал погостить молодой Амори де Валанс. Девушка ему сразу приглянулась, и он хотел взять ее к себе в служанки. Что же, вы думаете, сделали она и этот старый пес, ее отец? Они привязали себя друг к другу поясами и бросились в озеро, где и утонули. Конечно, бедному Амори де Валансу это было очень неприятно. Что же вы сделаете с народом, который так глуп и неблагодарен!

Пока сенешал Вильфранша извергал брань на своих подданных, Аллен не сводил глаз с лица леди Тифен. Она продолжала спокойно сидеть в кресле, откинувшись на спинку. Лицо ее было так бледно, что юноша начинал опасаться за нее. Но вдруг с дамой произошла резкая перемена: на щеках появился румянец, ресницы медленно приподнялись, и глаза засверкали небывалым блеском. Теперь она пристально смотрела на противоположную стену. Взглянув на Дюгесклена, Аллен понял, что тот тоже следит за своей женой и, видимо, сильно встревожен происшедшей с ней переменой.

– Что с вами, леди? – наконец спросил он слегка дрогнувшим голосом.

Леди Тифен ответила не сразу и таким глухим, низким голосом, как будто он доносился откуда-то издалека.

– Я чувствую себя прекрасно, Бертран, – сказала она. – Наступил блаженный час ясновидения.

– Так я и знал! Так и знал, – нервно пробормотал Дюгесклен, проводя рукой по волосам.

– Я должен извиниться перед вами, сэр Тристрам, – начал Дюгесклен, – но у меня такой неповоротливый язык, что, право, я не знаю, как объяснить вам то, чего сам до конца не понимаю. Одно только могу сказать, что моя жена происходит из очень набожной католической семьи, которую Господь в своей неисчерпаемой премудрости наделил высшей силой. Тифен Ракенель была известна по всей Бретани еще прежде, чем я познакомился с ней в Динане. Но эти силы направлены только к добру, а не ко злу, так как они дарованы богом, а не дьяволом. В этом-то и заключается разница между белой и черной магией.

– Не послать ли за отцом Стефаном? – предложил сэр Тристрам, боязливо озираясь.

– Да-да, хорошо бы за ним послать, – поспешил прибавить сэр Амори Монтикур.

– И принести святой воды, – заметил богемский рыцарь.

– Не надо посылать за священником, джентльмены! – возразил сэр Бертран, сдвинув брови. – Требуя священника, вы бросаете тень на доброе имя моей жены. Вы сомневаетесь, что эта власть дарована ей Небом? Кто не верит этому, прошу сказать, и я сейчас же разрешу с ним спор при помощи оружия!

– Разве я позволю себе бросить тень на мою гостью и, кроме того, моего старого товарища по оружию? – поспешил успокоить Дюгесклена сенешал. – Я вижу на ее мантилье серебряный крест – ясное доказательство того, что таинственная сила, которой она обладает, не заключает в себе ничего святотатственного.

Эти слова успокоили всех присутствующих, не исключая даже суеверных рыцарей – и леди Рошфор, которая тряслась от страха, поглядывая на дверь, и крестилась под мантильей.

– Моя жена обладает способностью предсказывать будущее, – сказал Дюгесклен. – Блаженные часы ясновидения бывали у нее только три раза с тех пор, как я ее знаю, и могу подтвердить клятвой, что все, что она предсказывала, сбывалось. Последний раз она предупредила меня о несчастье перед Орейским сражением, и действительно, не успело зайти солнце, как Чарльз Блуа был мертв, а я попал в плен к сэру Джону Чандосу. Но она знает ответы не на все вопросы, а только…

– Бертран, Бертран! – перебила его леди Тифен тем же глухим голосом. – Блаженные часы проходят. Пользуйся ими, пока можно.

– Сейчас, сейчас, моя дорогая! Скажи мне, что меня ожидает в будущем?

– Опасность, Бертран… ужасная опасность… Она подкрадывается к вам, но вы этого не замечаете.

При этих словах французский воин разразился гомерическим хохотом, а его зеленые глаза наполнились слезами.

– Двадцать лет подряд я ничего не видел вокруг себя, кроме опасности. Я дышу опасностью, она нужна мне, как насущный хлеб. Неужели и вправду она так близка, Тифен?

– Здесь, теперь… близка, очень близка!

– Ну и пускай себе будет близка! – ответил Дюгесклен, пожимая плечами и осматривая залу. – Скажи нам лучше, Тифен, чем кончится эта война с Испанией?

– Не вижу… – ответила она, прищуривая глаза и стараясь что-то разглядеть в пространстве. – Там горы, песчаные долины, блеск оружия и боевые крики. Кто-то шепчет мне, что поражение будет для нас победой.

– А? Как вам это нравится, сэр Найджел? – вскричал Бертран, тряхнув головой. – Бочка меда с ложкой дегтя. Не хотите ли задать миледи какой-нибудь вопрос?

– С большим удовольствием. Меня интересует, прекрасная миледи, что делается теперь без меня в Туингемском замке и, главное, как поживает моя дорогая супруга?

– Чтобы я могла ответить на этот вопрос, ко мне должен прикоснуться рукой тот человек, который больше всех думает об этом замке. Нет, милорд Лоринг, не вы. Голос шепчет мне, что здесь находится человек, который думает о замке больше, чем вы.

– Кто может больше меня думать о моем собственном доме? – воскликнул сэр Найджел. – Я думаю, миледи, на этот раз вы немного ошиблись.

– Нет, сэр Найджел, я не ошибаюсь. Подойдите сюда, юноша, английский оруженосец с серыми глазами! Положите мне вашу руку на лоб, чтобы я могла смотреть вашими глазами. – Аллен подошел. – Что это выросло предо мною? Все в тумане, и среди него черная башня… Но вот дымка рассеивается, и я вижу замок, окруженный зеленой равниной. За ней виднеется море, а вот и высокая церковь. Через луга стремительно текут две реки, между ними белеют палатки осаждающих.

– Осаждающих? – воскликнули в один голос сэр Найджел, Аллен и Форд.

– Да, действительно, они нападают на замок; они храбры, потому что их очень много. Вот первые ряды подступили к самым стенам и воротам, а из последних рядов летят целые тучи стрел. У них много предводителей, но больше всех кричит и злится высокий человек с рыжей бородой, который стоит у самых ворот… Но в замке хорошо защищаются… Там есть женщина, две женщины, обе они стоят на стенах и воодушевляют стрелков… Они сами стреляют и сбрасывают камни на головы врагов… Высокий человек с рыжей бородой убит… осаждающие отступают. Снова туман… больше ничего не вижу.

– Клянусь святым Павлом! – сказал сэр Найджел, вытирая платком выступивший на лбу пот. – Не думал, чтобы подобные ужасы творились в Кристчёрче. Насчет крепости я спокоен, пока ключ от нее хранится под подушкой у моей жены. Однако надо отдать вам должное, вы замечательно верно описали мой замок.

– Я тоже хочу вас спросить, леди Тифен, – обратилась к ясновидящей леди Рошфор. – Что сделалось с моим золотым браслетом, который я недавно потеряла?

– Нет-нет, леди! – запротестовал Дюгесклен. – Нельзя пользоваться этой божественной силой ради каких-то мелочей! Задайте лучше какой-нибудь стоящий вопрос, и она ответит вам на него.

Но в это время ясновидящая снова зашевелила губами, дыхание стало прерывистым, и из груди вырвался стон.

– Боже мой! – воскликнула она. – Что я вижу? Откуда они, эти народы, эти могущественные, величественные нации? Они разрастаются, идут, идут до самых берегов отдаленных морей. Они толпятся! Весь мир наполняется ими, везде раздается стук их молотов и звон их церковных колоколов. Они называются разными именами, управляются различными законами, но они все англичане, потому что я слышу их речь. Но и этого мало, я вижу их в таких далеких водах, где никогда еще не развевался ни один парус; вижу великие земли, новые звезды, чужое небо, и все-таки это Англия. Она расползлась по всей земле, и тень ее захватила необъятный океан. Бертран, Бертран, нам за ними не угнаться – молодые побеги их лучше самых прекрасных наших цветов!

Последняя фраза с криком вырвалась из груди леди, она всплеснула руками, как-то неестественно вытянула вперед ноги и впала в бессознательное состояние.

– Все закончилось! – сказал Дюгесклен, приподнимая ее поникшую голову своей большущей смуглой рукой. – Дайте вина для миледи! Блаженный час ясновидения прошел.