Текст книги "Белый отряд"

– Знаете, что я вам скажу, мой дорогой супруг, – говорила леди, – по-моему, все эти соколы и гончие, бренчание на цистре, пение легкомысленных французских песен и чтение – совсем неподходящие занятия для девушки. О какой книге ее ни спроси, ответ один: «Это мне одолжил отец Христофор из аббатства». Что могут дать ей эти глупости, когда ей придется хозяйничать в замке и кормить сотню душ голодной челяди?

– Девушка – что молодая кобылица, моя милая пташка, – ответил сэр Найджел, вынимая из золотой коробочки конфету, – скачет и брыкается от избытка сил. Дай ей время…

– Мой отец вместо времени дал бы мне хороших розог… Куда катится мир! Молодые совсем перестали слушать старших! Удивляюсь, как вы не проучите ее, милорд.

– Нет, душа моя, я еще ни разу не поднимал руку на женщину, тем более грешно начинать с собственной дочери. Рука женщины обезобразила мое лицо и испортила зрение, но даже тогда я счел недостойным рыцаря ударить ее.

– Мерзавка! – крикнула леди, сжимая крепкий кулак. – Жалко, что меня там не было!

– Я бы ничего не имел против этого. Однако вы правы, надо немного обрезать крылышки нашей Мод, я вполне доверяю вам это занятие, тем более что вскоре я уезжаю, эта мирная, спокойная жизнь не по мне. Если бы не вы и ваша добрая забота, я и недели бы здесь не прожил. Говорят, в Бордо будет военный смотр. Неужели алые розы Лоринга не появятся возле британских длинногривых львов и алого клина Чандоса?

– Я предчувствовала и все время боялась этого, – искренне огорчилась леди Лоринг. – Недаром вы последнее время стали часто уходить в себя и с горящим взором поглядывать на кольчугу. Неужели вам не хватает той славы, которую вы уже приобрели? Неужели опять расставаться? Вам мало двадцати с лишним ран, полученных в самых кровавых и знаменитых битвах?

– Миледи, если его королевское величество в шестьдесят лет и наш герцог Чандос в семьдесят готовы поднять оружие на защиту милой Англии, то неужели я имею право довольствоваться какими-то прошлыми заслугами? Правда, я получил двадцать семь ран, но остался жив-невредим и, мало того, могу даже дышать и свободно двигаться. Я участвовал в шести больших сухопутных боях и четырех морских сражениях, кроме того, в пятидесяти семи стычках, внезапных атаках и засадах; я удерживал двадцать два города и взял приступом тридцать один. Великий позор ляжет на мою голову, а также и на вашу, если я откажусь от похода сейчас, когда каждый мужчина должен выказать полнейшую готовность идти на защиту родины. Кроме всего этого, вы сами знаете, в каком плачевном состоянии находятся наши финансы. Неужели вам приятно выслушивать жалобы челяди на нехватку то одного, то другого? Хорошо, что герцог Солсберийский дал мне место коннетабля. Без этого, право, я не знаю, как бы нам удалось вести тот образ жизни, что подобает нашему положению. Вот еще один повод отправиться воевать туда, где можно получить хороший выкуп.

– Ах, мой супруг, – леди Лоринг совсем приуныла, – мое сердце разрывается на куски, когда я думаю, что вы едете на войну простым рыцарем, между тем как во всей стране нет человека доблестнее вас. Всем известно, что ваша смелость нуждается, скорее, в узде, чем в шпорах. Вы давно заслужили право воевать под квадратным знаменем, но увы, все потому, что бедность не позволяет нам поддерживать блеск нашего имени.

– Стоит ли об этом горевать, моя пташка, – возразил беспечно сэр Найджел, – когда сам сэр Джон Чандос – краса и гордость всего английского рыцарства – тоже считается простым рыцарем. К тому же я не понимаю, о чем ты так преждевременно волнуешься? Ведь ничего неизвестно достоверно, может быть, никакой войны и не будет? Однако кто эти три незнакомца? Один из них, кажется, воин из действующей армии. Вот и прекрасно, он расскажет нам свежие новости о том, что творится на свете за синим морем.

Леди Лоринг взглянула в указанном направлении и действительно увидела трех путников, приближающихся к мостику, из которых больше всего выделялся один воин с суровым лицом, в видавшем виды шлеме и с выцветшим красным львом святого Георгия на белом поле. Его облик яснее слов говорил, что рыцарь пришел сюда прямо с поля брани. Приблизившись, он прямо посмотрел на сэра Найджела, вытащил из-за пазухи пакет и, сделав шаг вперед, отвесил в сторону леди неуклюже-церемонный поклон.

– Прошу прощения, уважаемый господин, – начал он, – я узнал вас тотчас же, хотя, правду сказать, мне чаще приходилось видеть вас закованным в кольчугу, чем в бархат. Немало стрел выпустил я, стоя рядом с вами: при Ла-Рош, под Роморантином, Мопертюи, Ножаном, Ореем и в других местах.

– Очень рад приветствовать вас в Туингемском замке, славный стрелок. Надеюсь, мой повар сумеет угодить вам и вашим спутникам. Мне знакомо ваше лицо, хотя мои глаза подчас выкидывают такие штуки, что я не узнаю даже своего оруженосца. Отдохните немного, а потом милости просим к нам в зал. Надеюсь, вы расскажете нам немало интересного, что творится теперь во Франции. Говорят, не пройдет и года, как наши знамена будут развеваться южнее испанских гор.

– Да, об этом давно уже поговаривают в Бордо, – ответил лучник, – я сам видел, как оруженосцы и кузнецы принялись за работу, словно стая голодных крыс на пшеничном поле. Я привез вам письмо от храброго гасконского рыцаря, сэра Клода Латура, – он передал конверт. – А вам, леди, – продолжил он после минутной паузы, – я привез от него шкатулку с розовым сахаром из Нарбонны. Вместе с этим он шлет вам самые лучшие пожелания и приветствия, какие только может принести галантный рыцарь столь прекрасной и благородной даме.

Немалых усилий стоила воину эта напыщенная речь, но, к счастью, супруга рыцаря не менее, чем он сам, была погружена в чтение письма. Они схватили его каждый за уголок, читали шепотом по слогам, хмурились и, сами того не замечая, шевелили губами. Не спускавший с них глаз Аллен заметил, как горестно вздохнула леди и какой радостью загорелся взор храброго рыцаря сэра Найджела.

– Вот видишь, душа моя, – сказал он, – не хотят оставить в конуре старого пса, когда начнется травля. А что это за Белый отряд, лучник?

– Уж раз вы, сэр, заговорили о собаках, – воскликнул с жаром Эльвард, – так я вам доложу, что это такая лихая свора, которая на все способна, лишь бы нашелся хороший охотник натравить их. Во многих битвах мы участвовали с вами, сэр, и видели настоящих воинов, но таких молодцов, как эти дети природы, еще никогда не видали. Вас сам черт не победит, если вы станете во главе их!

– Pardieu![48]48
  Клянусь богом! (франц.)


[Закрыть] – ответил сэр Найджел, добродушно улыбаясь. – Если они хоть немного похожи на своего посланца, то, конечно, ими может гордиться любой полководец. Как вас зовут, славный стрелок?

– Я Сэм Эльвард, сэр, из Избурна, графство Чичестер.

– А этого великана за вами?

– О, это Джон Гордль, лесной житель. Он принят на службу в Белый отряд.

– Завидная фигура для воина, – заметил маленький рыцарь. – И вы, мой друг, не похожи на цыпленка, но я думаю, он будет посильнее вас. Видите этот камень? Он свалился на мост. Сегодня четверо моих лентяев-слуг не смогли убрать его отсюда. Мне бы хотелось, чтобы вы вдвоем пристыдили их, хотя я боюсь, что затрудню вас, ибо камень действительно очень тяжел.

С этими словами сэр Найджел указал на большой обломок скалы, всей своей тяжестью глубоко ушедший в рыхлую красноватую почву. Сэм Эльвард тотчас же подошел к камню и стал засучивать рукава камзола, но его опередил Большой Джон, который легонько оттолкнул его в сторону, присел на корточки, вытащил камень из его песчаного ложа и со всего размаху бросил в поток.

Каменная глыба с шумом ударилась о воду, поднялись, запенились вокруг нее волны, и далеко разбежались зыбкие круги по воде.

– Ну силен! – воскликнул сэр Найджел.

– Ну силен! – повторила леди.

А Джон Гордль стоял, ухмыляясь и вытирая приставшую к его большущим, точно грабли, рукам грязь.

– Я уже имел удовольствие испробовать силу его медвежьих лап на своих ребрах, – заметил Эльвард, – при одном воспоминании о том эпизоде я начинаю чувствовать ломоту в костях. А вот этот мой друг – весьма ученый клирик, псаломщик, несмотря на то что еще очень молод. Звать его Аллен, он сын Эдрика, родной брат минстедского владельца.

– Молодой человек, – сумрачно сдвинув брови, проговорил сэр Найджел, – я не пущу вас к себе на порог, если вы хоть немного похожи на своего брата.

– О нет, сэр, – поспешно ответил Эльвард, – у них нет ничего общего. Достаточно сказать, что этот минстедский разбойник чуть не затравил его сегодня своими собаками.

– Вы тоже принадлежите к рыцарям Белого отряда? – с удивлением спросил сэр Найджел. – Судя по вашему лицу и манерам, вы совсем еще неопытны в военных делах.

– Я хочу попасть во Францию с моими друзьями, – скромно ответил Аллен, – я мирный человек – псаломщик, экзорцист[49]49
  Экзорцист – низший в церковной иерархии чин, призванный перед обрядом крещения у католиков изгонять нечистую силу.


[Закрыть] и писарь.

– Одно другому не мешает, – заметил сэр Найджел.

– Ваша правда, – радостно воскликнул Эльвард, – два раза мне доводилось сражаться рядом с Арнольдом, архиепископом Сервольским. Клянусь честью, я сам видел, как он, подобрав до колен свою монашескую рясу, шел в окровавленных сандалиях впереди войска. И не успела еще просвистеть последняя стрела, как он ползал на четвереньках по полю и так быстро исповедовал и причащал раненых, словно лущил горох. Однако лучше бы ему было заботиться о спасении тела, чем души.

– В каждом отряде хорошо иметь ученого человека, – сказал сэр Найджел. – Клянусь святым Павлом, есть такие презренные людишки, для которых перо писаки дороже улыбки красавицы и которые лишь о том мечтают, чтобы попасть на страницы романа или чтобы их имя красовалось в летописи войны. Я очень хорошо помню при осаде Реттерса одного маленького, кругленького клирика по имени Чосер, который был так искусен во всяких сирвентах и ронделях[50]50
  Жанры средневековой поэзии.


[Закрыть], что воины боялись сделать шаг от стены, опасаясь, что их поступок будет описан в стихах, которые станет распевать на всех перекрестках падкая до этого молодежь. Однако, моя пташка! – продолжал сэр Найджел, обращаясь к жене. – Я говорю, как будто бы все уже решено, а между тем я еще не посоветовался ни с тобой, ни с матерью. Пойдем в комнаты, а наши гости пускай займутся тем, что им может предложить наша кладовая и винный погреб.

Маленький рыцарь и леди направились к замку, взяв друг друга под руку. Три друга последовали за ними на почтительном расстоянии. У Эльварда точно гора с плеч свалилась после того, как он выполнил возложенную на него миссию. Аллен не мог прийти в себя от изумления перед простотой и скромностью знаменитого полководца, а Джон тяжело переваливался с ноги на ногу, поминутно фыркал и недовольно ворчал что-то себе под нос.

– Что с тобой? – спросил его шепотом Эльвард.

– Меня одурачили, как последнего мальчишку, – грубо ответил Джон.

– Кто вас одурачил, непобедимый Самсон?

– Ты, сэр Валаам, лживый пророк.

– Клянусь эфесом, – воскликнул стрелок, – хоть я и не Валаам, но общаюсь сейчас с созданием, которое разговаривало с ним. В чем заключается мое прегрешение и в чем я вас так бессовестно одурачил, милейший?

– Разве не вы говорили, Аллен подтвердит, что, если я пойду с вами воевать, вы приведете меня к полководцу, которому по храбрости нет равного в целой Англии? И вместо того вы привели меня к дохлому щенку с глазами слепой совы, который, прежде чем взяться за меч, идет советоваться с мамочкой.

– Вот что тебя так рассердило! – расхохотался стрелок. – Ну хорошо, мы поговорим с тобой об этом месяца через три, если, конечно, останемся живы…

Но Эльвард не успел докончить фразы, как со стороны улицы, где находилась церковь, послышался страшный шум и гвалт. Кричали мужчины, вопили дети, голосили женщины, и весь этот адский концерт заглушал громкий лай собак и чье-то неистовое рычание. Минуту спустя из-за угла выбежала стая робко поджавших хвосты собак, за которыми со всех ног мчался бледный, как полотно, горожанин без шапки.

– Спасайтесь, миледи! Ради бога, спасайтесь! – закричал он, пробегая мимо сэра Найджела и его супруги. Следом за ним, неуклюже переваливаясь с боку на бок, показался из-за угла большой медведь с красным, торчащим из пасти языком и оборванной цепью, которая, громыхая, волочилась за ним по земле. Народ с ужасом разбегался при виде этого чудовища во все стороны. Джон Гордль, недолго думая, схватил леди Лоринг на руки и устремился с ней в первые попавшиеся ему открытые двери. Эльвард с целым потоком французских ругательств схватился за лук, а Аллен, пораженный невиданным зрелищем, стоял как вкопанный, прислонившись к стене. Один сэр Найджел спокойно продолжал идти своей дорогой навстречу рассвирепевшему зверю, из пасти которого капала на землю кровавая пена. Аллен весь похолодел и зажмурил глаза, приготовившись к трагической развязке. Медведь поднялся на задние лапы и дико заревел, но сэр Найджел подошел к нему еще ближе и, прищурив подслеповатые глаза, дважды ударил медведя носовым платком. «Ах ты негодный!» – сказал он с укоризной, и ошеломленный медведь опустился на четыре лапы и попятился перед смельчаком. В это время подбежали сторож и крестьяне и тотчас посадили зверя на цепь.

Вскоре все объяснилось. Сторож привязал было зверя косолапого к забору и преспокойно отправился пить в трактире эль. Как вдруг какие-то собаки стали дразнить медведя. Рассвирепевший зверь сорвался с цепи и ринулся вперед, сокрушая все на своем пути. Сторож стоял теперь ни жив ни мертв с поникшей головой перед лордом, который мог повесить его или по крайней мере содрать с него шкуру за такую оплошность. Но лорд кинул ему горсть серебряных монет и подошел к миледи, которая была настроена куда менее милосердно, оттого что Джон так бесцеремонно разлучил ее с супругом.

Когда владельцы Туингемского замка вошли в ворота, Большой Джон дернул Эльварда за рукав и прошептал ему на ухо:

– Прости, друг! Можешь называть меня дураком, ведь я не знал, что маленький петух бывает лучшим бойцом. Теперь я убедился, что за этим полководцем можно идти куда угодно.

XI. Юный пастырь и непокорное стадо

Едва владельцы замка, а за ними и три товарища, ступили на мощеную дорожку, как раздался резкий звук трубы, и мост, скрипя и громыхая цепями, стал медленно подниматься, управляемый невидимой рукой. Вслед за тем опустилась тяжелая решетка, заслонившая собой слабые лучи угасающего дня. Сэр Найджел с супругой, увлеченные беседой, прошли к себе в комнату, а трех друзей повел за собой в замковые кладовые упитанный слуга, ведь там всегда было достаточно мяса, хлеба и вина для путников. Наевшись досыта и запив пищу порядочным количеством вина, они вышли на крепостной вал, откуда, несмотря на окружающую тьму, лучник опытным взором старого воина окинул стены замка и башню и нашел их вполне удовлетворительными. Да и немудрено, ведь замок Туингем был воздвигнут сэром Болдуином де Редверсом в боевые годы ХII столетия, когда люди думали больше о войне, чем об удобстве. В замке были просторные внешний и внутренний дворы, немощеные и поросшие сочной травой, где могли пастись овцы и другой скот, запертые во время осады. Замок окружали зубчатые стены с мрачными башнями по углам, имеющими вместо окон узкие амбразуры.

Вдоль этих неприступных стен тянулся целый ряд деревянных построек, где жили стрелки и воины, составлявшие крепостной гарнизон. Двери всех жилищ были открыты настежь, так что Аллен и его товарищи могли видеть, как бородатые воины чистили при свете пылающих каминов свои доспехи, а их жены, стоя с шитьем на пороге, беспечно болтали с соседками. Крики ребятишек, женские голоса и лязг доспехов наполняли вечерний воздух.

– Мне кажется, толпа мальчишек без труда могла бы удержать эту крепость, – заметил Джон.

– И я так думаю, – подтвердил Аллен.

– Ничего вы не понимаете, – возразил важно лучник. – Клянусь своей головой, я был свидетелем, как самые сильные крепости брались за один летний вечер. Помню одну такую крепость в Пикардии, название ее позабыл, ибо оно так же длинно, как гасконская родословная. Там я раздобыл себе огромную серебряную вазу и два кубка, да еще щит из испанской стали. Однако pasques Dieu! Здесь масса хорошеньких женщин! Mort de ma vie! Видите ту, что стоит на пороге? Пойду поговорю с ней. А это кто идет?

– Есть здесь лучник по имени Сэм Эльвард? – спросил худощавый на вид воин, бряцая оружием.

– Да, так меня и зовут, приятель, – ответил лучник.

– Тогда мне нет надобности называть свое имя, – заявил тот.

– Клянусь святым Распятием! Это Симон Черный из Нориджа! – воскликнул обрадованный Эльвард.

– A mon cњur, camarade, а mon cњur![51]51
  Дружочек! (франц.)


[Закрыть] Как же я рад тебя видеть! – И друзья, словно два медведя, бросились друг другу в объятия.

– Откуда ты взялся здесь, брат? – спросил лучник.

– Я здесь на службе. Но скажи, товарищ, правда ли, что мы опять пойдем бить французов? Говорят, сэр Найджел скоро вновь оседлает боевого коня.

– Возможно, mon garçon!

– Недаром я ежедневно молился об этом Богу! – воскликнул воин. – Сегодня же отложу одну золотую монету в дар моему святому. Я молился об этом, Эльвард, как девушка молится о своем милом.

– Значит, так велико желание пограбить? Не хватает на выпивку? У меня есть немного золота в кошельке. Если надо, протяни только свою руку, друг, между нами издавна все было общее.

– Не французское золото нужно мне, храбрый стрелок, но французская кровь. Мы всегда честно дрались во Франции и спуску не давали врагу, но женщин мы щадили. А что они наделали в Уинчелси несколько лет назад? Туда переехала из Мидленда моя мать, чтобы быть поближе к своему сыну, и в один прекрасный день ее нашли у очага, пронзенную французской алебардой. Французы оставили кучку пепла от моей младшей сестры, невестки и всех ее детей. Да, мы не щадили французских воинов, но никогда не трогали их женщин и детей. При одной мысли о французах, старина, во мне вскипает кровь, и, если по милости Бога сэр Найджел развернет свое знамя, я первый последую за ним.

– Много нам на своем веку пришлось поработать вместе, мой боевой друг, – ответил Эльвард, – повоюем и еще, пока не умрем. Но, скорее, нам придется охотиться на испанского вальдшнепа, а не на французскую цаплю, потому что, говорят, Дюгесклен со всеми своими лучниками и копьеносцами Франции перешел на службу кастильским[52]52
  Кастилия – исторический регион в Испании.


[Закрыть] львам и их неприступным крепостям. Однако с тех пор, как мы разругались с тобой последний раз, товарищ, одна мысль не дает мне покоя.

– Представь себе, и меня мучает та же мысль, – ответил Симон Черный. – Начальник гарнизона и его подопечные помешали нам тогда.

– И мы поклялись при первой же встрече выяснить это недоразумение. Я вижу, твой меч при тебе, месяц светит довольно ярко для таких филинов, как мы с тобой. Становись в позицию, mon garçon! Больше месяца я не слыхал звона стали.

– Тогда выходи из тени, – ответил спокойно Симон Черный, обнажая свой тяжелый меч. – Клятва есть клятва, и нарушать ее не пристало.

– Лишь одну клятву нельзя нарушить – данную Богу, – возразил серьезно Аллен. – Ваша же клятва дана сатане, и хоть я простой клирик, но все-таки скажу вам от лица святой Церкви, что убивать друг друга ради пустячной ссоры – смертельный грех. Подумать только! Двое людей хранят в своем сердце злобу и готовы перегрызть друг другу глотки!

– Вовсе не злобу, мой юный друг, в моем сердце нет ни капли горечи против старого товарища. Но между нами остался нерешенным один маленький спор. Нападай, Эльвард!

Но не успели рыцари скрестить оружие, как Аллен встал между ними.

– Как не стыдно благочестивым англичанам поднимать друг на друга руку? – воскликнул он. – Пока я здесь, не бывать этому!

– И я не позволю! – раздался сзади грубый голос Джона, который в это время вышел из кладовой с большой скалкой для раскатывания теста. – Первого, кто вздумает поднять меч, я превращу в лепешку.

– Странный способ восстанавливать дружбу, – ухмыльнулся Симон Черный, с любопытством рассматривая Большого Джона. – Ручаюсь вам, господин Самсон, что вы не отделаетесь легкой царапиной, если попробуете поднести чересчур близко ко мне свой кулак.

– В чем ваш спор, Эльвард? – с досадой спросил Аллен, раздвигая руки, чтобы разъединить противников. – Может быть, можно как-нибудь уладить дело мирным путем?

Лучник почесал затылок и взглянул на луну.

– Parbleu! – вскричал он. – Как я могу рассказать тебе причину, если это было несколько лет тому назад, mon petit? Как же ты хочешь, чтобы я помнил? Может быть, у Симона память лучше моей.

– Я тоже плохо помню, – ответил весело рыцарь. – Должно быть, вышла ссора из-за игры в кости, или вина, или какой-нибудь женщины. Так, приятель?

– Pasques Dieu! В самое яблочко! – воскликнул Эльвард. – Конечно, из-за женщины! Непременно надо сейчас же разрешить этот спор.

– Но из-за какой женщины? – спросил Симон. – Черт меня забери, если я помню, как ее звали!

– Это была Бланш Роз, служанка в трактире «Три ворона» в Лиможе. Да благословит Господь ее доброту! Как же я ее любил, mon garçon!

– Как и все, кто ее знал! – отозвался Симон. – Теперь я ее припоминаю. Но в тот день, когда мы чуть не подрались из-за нее, она убежала с Эваном Прайсом, долговязым валлийским копьеносцем. Они открыли собственную гостиницу где-то на берегах шумной Гаронны, где хозяин поглощает ежедневно столько вина, что посетителям не хватает.

– Вот наш спор и кончен, – сказал Эльвард, пряча в ножны свой меч. – Нет, убежать с долговязым валлийским копьеносцем! C’était mauvais goût, camarade[53]53
  У нее дурной вкус, товарищ! (франц.)


[Закрыть], тем более что перед ней был такой хороший выбор между красавцем лучником и доблестным оруженосцем.

– Хорошо, дружище, что мы можем мирно окончить наш спор! Звон нашего оружия не ускользнул бы от чуткого слуха сэра Найджела, а он поклялся, что отрубит правую руку первому, кто поднимет меч у него в замке в мирное время. Ты его хорошо знаешь – этот рыцарь сдержит свое слово.

– Mon Dieu! Ты прав. Но что мы здесь делаем, когда в кладовой столько меда и вина? Здешний слуга – славный малый и не поскупится на лишнюю кварту для старых товарищей по оружию. Bouvons, mon garçon![54]54
  Так выпьем же, друзья! (франц.)


[Закрыть] Ведь не каждый день бывает столь приятная встреча!

Оба воина, а за ними и Большой Джон, направились к кладовой. Аллен стоял в нерешительности, что же ему предпринять, как вдруг почувствовал чье-то легкое прикосновение и, обернувшись, увидел молодого пажа.

– Лорд Лоринг приказывает вам, – сказал мальчик, – идти за мной в большой зал и подождать его там.

– А мои товарищи?

– Лорд зовет только вас.

Аллен пошел за пажем к восточному концу двора, откуда по широкой лестнице можно было попасть прямо в большой зал.

Аллен подымался по широкими ступеням, следуя за юным проводником, пока наконец последний не остановился у массивной дубовой двери и не ввел его в главную приемную замка.

Войдя в зал, клирик с любопытством стал осматривать диковинную для него обстановку. Миновали те дни, когда жилище знатного англичанина представляло грубое, крытое соломой помещение, скорее напоминавшее хлебный амбар, чем приемную, гостиную и столовую.

Возвращаясь на родину, крестоносцы принесли с собой любовь к восточной роскоши и неге, дамасские ковры, ткани. Их стала тяготить крайняя бедность обстановки и простота отделки наследственных неприступных замков.

Великая война с Францией оказала в этом отношении громадную услугу Англии. Каждый из возвратившихся домой славных рыцарей, раненые солдаты, французские дворяне, ожидавшие выкупа, четверть века наводняли Англию и вносили изменения в прежнюю обстановку. Из Кале, Руана и других торговых городов приходили корабли, нагруженные французскими товарами, поэтому в большинстве английских замков, в частности в Туингемском, не редкость было встретить убранные со вкусом и комфортом комнаты.

В большом каменном камине пылал яркий огонь, который вместе с мягким светом от четырех горящих по углам комнаты высоких светильников придавал всей обстановке уютный и веселый вид. Аллен с любопытством рассматривал фамильные гербы по стенам, красивую мебель, кресла с большими красными балдахинами, очевидно, предназначенные для хозяина и почетных гостей, но самым интересным показался ему маленький столик черного дерева, на котором рядом с шахматной доской и рассыпанными шахматными фигурами лежал манускрипт, написанный красивым, правильным почерком и украшенный изящными виньетками и орнаментом. Долго он боролся с собой, но любопытство одержало верх, и он углубился в чтение, совершенно забыв, где он и зачем пришел.

Но недолго пришлось юноше разбирать красиво написанные строчки – где-то за его спиной вдруг раздался сдержанный женский смешок. Аллен так испугался, что даже уронил манускрипт на шахматы и с изумлением стал озираться, но не заметил ничего подозрительного. Постояв несколько секунд, он опять протянул было руку к волновавшему его роману, как тот же короткий смех снова заставил его вздрогнуть и быстро отдернуть руку от шахматной доски. Снова переводя изумленный взор с предмета на предмет, он заметил, как что-то блеснуло за высокой спинкой кресла. Невольно сделав несколько шагов вперед, он увидел тонкую белую руку, державшую зеркало из полированного серебра таким образом, что наблюдатель, будучи сам незамеченным, отлично мог видеть все, что происходит в комнате.

От природы застенчивый и не привыкший ко всякого рода неожиданностям, Аллен стушевался, не зная, как поступить, но тут перед ним, словно из-под земли, выросла та самая девушка, которую он защищал в лесу от своего брата. Теперь на ней было надето роскошное черное платье из брюггского бархата с длинным шлейфом и тончайшими белыми кружевами вокруг не менее белых шеи и рук.

– А вот и вы, – сказала она, бросая на Аллена полный лукавства взгляд. – А меня это нисколько не удивляет, вам ведь хотелось вновь встретить ту несчастную девушку, что попала в беду. Жалко, что я не менестрель, а то непременно воспела бы эту историю в стихах. Богатейший материал: беззащитная девушка, коварный сокман и великодушный клирик. Таким образом, мы все прославились бы, а ваше имя было бы записано на скрижалях истории наравне с именами сэра Персиваля, или Галахада, или просто славного рыцаря, спасающего незадачливых леди.

– Мой поступок, – ответил застенчиво Аллен, – слишком ничтожен, чтобы ожидать за него похвалы. Однако все случившееся за сегодняшний день слишком серьезно, по крайней мере для меня, чтобы над этим смеяться. Я надеялся встретить любовь брата, но Господь рассудил иначе. Меня очень радует, леди, известие, что вы благополучно добрались до дома, если только это ваш дом.

– А вы сомневаетесь? – ответила с тем же озорством во взгляде девушка. – Туингемский замок – мой дом, а сэр Найджел Лоринг – мой родной отец. Я хотела устроить вам сюрприз, услышав, что вы идете к нам, и потому скрыла свое имя. Не сердитесь на меня, но, право, вы так забавно присматривались к этому манускрипту, то протягивали, то отнимали руку, словно мышь, которой и хочется, и колется отведать кусочек сыра.

– Простите, госпожа, – ответил смущенно Аллен, – мне стыдно, что я осмелился прикоснуться к нему.

– А я, наоборот, обрадовалась. Мой прекрасный праведник-учитель – и вдруг сам согрешил. Это лишь доказывает, что все мы небезгрешны и сделаны из одного теста.

– Я слабейший из слабых, – воскликнул Аллен, набожно сложив руки и подняв глаза к небу. – Укрепи меня, Боже, милостью своей и даруй мне силу.

– На что вам сила? – спросила девушка довольно резко. – Вы же сами говорили, что собираетесь на всю жизнь запереться в монастырских стенах!

– Ради спасения собственной души, – ответил смиренно Аллен.

Она презрительно пожала плечами и отошла в сторону.

– Значит, вы не лучше отца Христофора и всех этих праведников. Все вы думаете лишь о собственном спасении! Когда мой отец бросается в самую гущу кровавого боя, он не думает о себе. Почему же вы, воины духа, вечно ноете и прячетесь, словно мыши, по кельям и пещерам, заботясь лишь о собственном спасении, а не о спасении мира, который идет себе своей неверной дорогой? Если бы вы так же мало думали о своей душе, как солдат о своем теле, – поверьте, ближние получили бы от вас в тысячу раз больше пользы.

– В ваших словах есть доля правды, леди, – ответил Аллен, – но я не понимаю, что, по вашему мнению, должны делать духовенство и Церковь?

– Жить, как живут все: исполнять те же обязанности, но проповедать не словами, а делом. Пускай они трудятся, пашут и обрабатывают землю, берут себе жен…

– Увы, увы! – сокрушенно воскликнул юный клирик. – Вы повторяете слова безбожника Уиклифа.

– Что это за Уиклиф? Я не знаю его. Мне пришли в голову эти мысли, когда я наблюдала из окна моей комнаты за скучной жизнью монахов из соседнего монастыря. Неужели пресловутая добродетель создана для того, чтобы держать ее в клетке, как какого-то дикого зверя? Остается лишь пожалеть мир, в котором добрые люди запирают себя намеренно, а дурные разгуливают на свободе!

Аллен никак не ожидал, чтобы шаловливая и легкомысленная на вид девушка могла говорить с таким жаром, с такой силой убеждения. Глаза ее блестели, грудь высоко поднималась и щеки пылали ярким румянцем.

Вмиг она вновь превратилась в юное насмешливое создание.

– Вы сделаете то, о чем я вас попрошу? – хитро спросила она.

– Зависит от того, что вам нужно, леди, – ответил Аллен.

– О, да вы не отличаетесь галантностью! Истинный рыцарь, не спрашивая, сразу даст клятву, что исполнит любое желание. Вы должны подтвердить кое-что моему отцу.

– Что именно?

– Вы должны сказать, если он спросит, что встретили меня на юге от Кристчёрчской дороги. Иначе, если вы скажете правду, родители непременно накажут меня: на неделю посадят в комнату, и мне придется шить и прясть, вместо того чтобы мчаться по полям и лесам на моем быстроногом Трубадуре или охотиться с маленьким Роландом на цапель в Винниридже.

– Простите, но я не могу солгать, если он меня спросит. Лучше я просто промолчу.

– Но он захочет услышать ответ! Неужели вы подведете меня?

– Но леди! – воскликнул в отчаянии Аллен. – Не могу же я бессовестно лгать, что встретил вас к югу от дороги, когда наша встреча произошла на четыре мили к северу!

– Так вы не скажете?

– Надеюсь, вы и сами не захотите говорить неправду.

– Мне надоели ваши проповеди, – заявила девушка и удалилась, величественно подняв свою аккуратную головку и оставив Аллена столь смущенным и обескураженным, словно он сам совершил что-то очень низкое. Однако мгновение спустя она вновь стояла перед юношей с улыбкой.

– Вот видите, мой друг, – сказала она, – я оказалась права. Сиди вы целый день у себя в келье, вам не удалось бы направить на истинный путь заблудшую овцу. Чего стоит пастух, покидающий свое стадо?