Текст книги "Белый отряд"

XI. Жаки

В тот вечер Аллен по обыкновению приготовил на ночь сэру Найджелу его любимый напиток с вином и довольно поздно вернулся в комнату, отведенную ему на втором этаже замка. Эльвард и Джон Гордль уже давно храпели на своих походных койках, предоставив Аллену более удобную кровать, стоявшую в алькове. Юноша только стал на колени и начал молиться, как послышался стук в дверь, и в комнату с небольшим светильником в руках вошел встревоженный Форд. Он был смертельно бледен; руки его до того дрожали, что тени прыгали по стене, словно зайцы на капустном поле.

– Что случилось, Форд? – спросил Аллен, быстро поднимаясь с колен.

– Дайте мне прийти в себя, – ответил Форд, в изнеможении опустившись на скамейку и подперев голову рукой, – я положительно не знаю, как это понимать.

– Да что же, наконец, случилось? – спросил встревоженный Аллен.

– Вы помните маленькую Титу, дочь старого художника в Бордо?

– Конечно, помню.

– Мы любим друг друга, Аллен, и она носит мое кольцо. «Caro mio[78]78
  Мой любимый (итал.).


[Закрыть], – сказала она, когда мы в последний раз расставались с ней. – Я буду с тобой во время битвы, и твоя опасность будет моей опасностью». Сейчас, поднимаясь по лестнице, я видел ее всю в слезах. Она бросилась ко мне, простирая вперед руки, будто удерживая от опасности. Я видел ее, Аллен, как сейчас вижу этих спящих стрелков. Но едва только я прикоснулся к ней, она исчезла, растаяв, как туман.

– Не стоит придавать этому большого значения, – сказал Аллен, – наверно, на вас сильно подействовали предсказания леди Дюгесклен. Не думайте, что я чувствую себя после них вполне хорошо.

Форд грустно покачал головой.

– Нет, Аллен, я видел Титу так ясно, будто снова сидел рядом с ней на улице Апостолов, – сказал, вздохнув, молодой оруженосец. – Однако уже поздно, не буду вам мешать спать.

– A где вас устроили? – спросил в свою очередь Аллен.

– В такой же комнате, только этажом выше. Да хранит вас Господь!

Форд вышел из комнаты, и Аллен слышал, как гулко раздавались его шаги под каменными сводами замка.

События последнего дня, не исключая и странного видения Форда, расшатали нервы восприимчивого от природы Аллена. Он, чувствуя, что все равно не в состоянии сейчас заснуть, подошел к окну, чтобы полюбоваться на залитый лунным светом пейзаж. Окно это находилось в той части замка, которая почти примыкала к крепости. Перед замком был широкий крепостной ров, наполненный водой, в которой отражался и словно купался молодой месяц. Он то укорачивался, то удлинялся, когда легкий ветерок подергивал рябью водяную гладь. За рвом лежала широкая равнина, примыкавшая к темному лесу; с левой стороны, немного поодаль, тянулся другой лес, закрывавший горизонт. Между этими двумя лесными массивами светлой полосой проходила просека, залитая лунным светом.

В то время когда Аллен стоял у окна, на опушке леса появился какой-то человек и, пригнувшись к земле, проскользнул через освещенное пространство просеки, боязливо озираясь по сторонам. Затем шагах в десяти от другой опушки он обернулся назад, махнул кому-то рукой и сейчас же исчез в темноте. За ним таким же образом проскользнули другой, третий, четвертый и так еще человек около восьмидесяти. У некоторых на плечах была какая-то большая ноша, но что именно это было, Аллен издалека не мог различить. Конечно, это обстоятельство сильно взволновало молодого оруженосца, и он сейчас же разбудил Эльварда.

Лишь только юноша дотронулся до его плеча, тот моментально вскочил на ноги и схватился за меч, с которым не расставался ни днем, ни ночью.

– Qui va?[79]79
  Кто идет? (франц.)


[Закрыть] – вскричал грозно стрелок. – А, это вы, mon petit? Я думал, тревога. В чем дело, mon garçon?

– Подойдите скорее к окну, Эльвард, – сказал встревоженный Аллен, – вот уже больше восьмидесяти человек перешло из того леса через просеку. Что бы это могло значить?

– Да ничего не значит, – ответил спокойно стрелок, сладко зевнув. – В этой стране столько бездомных бродяг, сколько в Англии кроликов. Они выползают из своих убежищ только по ночам, потому что днем рискуют попасть на виселицу. Кажется, никого больше нет, – добавил он, выглядывая из окна.

– Они скрыты лесом, – сказал Аллен.

– Ну и пускай себе там сидят. Ложитесь-ка спать, mon petit! Надо беречь свои силы, так как они скоро нам понадобятся для настоящей работы. Однако никогда не мешает в незнакомом месте запирать дверь на засов, – продолжил воин, немедленно последовав собственному совету, потом бросился на койку и моментально захрапел.

Аллен тоже лег, но около трех часов утра его вдруг разбудил не то стон, не то чьи-то тихие всхлипывания. Он прислушался. Ему показалось, что за дверью кто-то копошится и даже слегка напирает на нее, пробуя открыть. Потом все стихло. Аллен хотел было повернуться на другой бок и снова заснуть, но тут его глазам предстало такое зрелище, от которого кровь застыла в жилах, руки похолодели, и он судорожно впился в одеяло. Прямо напротив его кровати находилось широкое окно, через которое в комнату врывались целые снопы лунного света. Вдруг что-то заслонило этот свет, и за стеклом появились сначала ноги, потом туловище и наконец все человеческое тело, мерно раскачивающееся справа налево, очевидно, на веревке. Аллен вскрикнул и бросился к окну, так как сейчас же узнал в обезображенном, залитом кровью трупе своего товарища Форда, еще совсем недавно сидевшего у него в комнате и страдавшего от мрачных предчувствий. Разбуженные криком Аллена стрелки схватились за оружие, но все так же остались сидеть на кроватях. Они с недоумением поглядывали друг на друга и старались понять, что произошло. Истина была слишком очевидна, чтобы можно было в ней сомневаться. Бедный оруженосец висел на веревке, спущенной из окна верхней комнаты. Его тело, раскачиваемое ветром, ударялось о стену, а изуродованное лицо словно заглядывало в окно к своим товарищам.

– Боже мой! Эльвард! – воскликнул Аллен. – Что это значит? Кто мог его убить?

– Зажги-ка лампу, Эльвард, – сказал Джон, – а то при лунном свете трудно что-нибудь разглядеть.

– Черт возьми! – произнес Эльвард, лишь только желтое пламя лампы осветило висевшее тело. – Да это молодой Форд! Погоди же, проклятый сенешал! Перерезать ночью сонных гостей! Клянусь честью, я не буду Сэмкин Эльвард из Белого отряда, если не проткну его сердце стрелой!

– Может быть, сенешал ни при чем, – заметил Аллен, – вы забыли про тех людей, которые крались из леса ночью к замку? Пустите меня, Эльвард, я должен быть подле сэра Найджела.

– Сию секунду, mon garçon! Наденьте-ка этот стальной шлем на конец моего лука. Сперва просунем его в дверь, а потом уж выйдем сами. В такой темноте не разберешь, где находится враг. Теперь, друзья, мечи из ножен, и будьте наготове. Aгa! Клянусь честью, мы, кажется, вовремя проснулись!

Тут в замке поднялась страшная суматоха. Где-то бегали и кричали, издали раздался женский вопль. Эльвард тихонько отодвинул засов и выставил вперед шлем на своем луке. Моментально раздался сильный удар, и шлем со звоном покатился на каменный пол, но, прежде чем скрытый за дверью враг успел поднять свой меч для второго удара, Эльвард насквозь пронзил его своим мечом. «За мной, друзья!» – воскликнул он и, с ужасной силой бросив о стену двоих накинувшихся на него разбойников, побежал по широкому коридору в ту сторону, откуда доносились крики.

Сделав два-три поворота, друзья очутились на площадке крутой лестницы, откуда глазам их предстало кровавое зрелище.

На дубовом полу, там, куда выходили двери из внутренних покоев сенешала, на пороге своей спальни в одной сорочке с отрубленной головой лежала леди Рошфор. Ее муж лежал тут же с торчащим из груди заостренным колом, a подле него – трое верных слуг, мертвые, изуродованные, покрытые грязью и кровью, как будто их волочила по земле целая стая разъяренных волков. У дверей своих комнат стояли Дюгесклен и сэр Найджел, полуодетые и без доспехов, с решимостью во взоре и поднятыми кверху окровавленными мечами. У их ног уже валялись три трупа, четвертый разбойник корчился в предсмертных муках. Совсем рядом с рыцарями столпились дикие, свирепые люди с голыми руками и ногами, худые, небритые, но с кровожадными, свирепыми лицами. С громким воем кинулись они на воинов. Бродяги не обращали внимания на полученные раны, они падали и снова поднимались, думая только о том, как бы свалить на пол своих врагов. Действительно, сэр Найджел не выдержал их натиска и упал навзничь, но Дюгесклен ринулся вперед и моментально заслонил собою рыцаря, давая ему таким образом возможность встать. В то же время в воздухе просвистели стрелы. Аллен и два стрелка с лестницы устремились на помощь, и это сразу изменило ход битвы.

В один миг площадка была очищена. Оставшихся в живых бродяг, бросившихся к лестнице, преследовал Большой Джон. Сначала он сбрасывал всех вниз, словно это были камни, а потом пустился за ними вдогонку, но его вовремя остановил Дюгесклен.

– Не гонись, не гонись за ними! – крикнул Джону рыцарь. – Мы погибли, если разъединимся. Я лично ничего не боюсь, но со мной моя дорогая миледи, которую нельзя подвергать опасности. Сэр Найджел, что будем делать?

– Клянусь святым Павлом! – воскликнул сэр Найджел. – Я не понимаю, что произошло! Бедная леди и сенешал! Ах, проклятые собаки!

– Что можно ожидать от такого сброда? Они овладели замком. Но посмотрите, ради бога, что там творится?

– О боже! – вскричал сэр Найджел, выглядывая в окно. – Они, кажется, поджигают замок. Смотрите, сколько они натаскали хворосту. Но что эти дикари проталкивают через потаенную дверь? Это копьеносец, они рвут его тело на части; второй, третий…

– Вот вышел священник. Он их уговаривает остановиться. Боже мой! И его не пощадили. Топчут ногами его тело! Размахивают в воздухе его рясой. Злодеи! Но неужели не осталось в живых никого из гарнизона?

– Жалко, что нет здесь моего отряда! – сказал сэр Найджел. – A где же Форд? – вдруг обратился он к Аллену.

– Его убили, милорд, – грустно ответил Аллен.

– Упокой, Господи, его душу! А! Вот кто нам может быть полезен, – радостно воскликнул сэр Найджел, увидев бегущих по лестнице раненного в голову богемского рыцаря и оруженосца-француза.

– Мы погибли! – кричал богемец. – Сенешал убит, замок в огне!

– Напротив, – ответил спокойно сэр Найджел, – еще многое можно сделать. Надо показать этим бродягам, как умирают на поле битвы за спасение прекрасной миледи.

– Каким образом, Годфри, проникли в замок эти бродяги? – обратился Дюгесклен к французскому оруженосцу. – И вообще, есть ли какая-нибудь надежда на подкрепление? Однако надо скорее принимать какое-нибудь решение, а то я чувствую, что мы испечемся здесь, как воробьи под крышей.

– В замке есть подземный ход, – со знанием дела ответил французский оруженосец, – через него-то и проникли несколько бродяг, отворив потом ворота для остальных. Копьеносцы были все до одного пьяны; не мудрено, что эти дьяволы перерезали их сонных, как свиней. Я думаю, что, кроме нас, никого не осталось в живых.

– Что же вы посоветуете в таком случае?

– Запереться в главной башне. Ключ от нее висит на поясе моего бедного господина.

– Здесь два ключа.

– Тот, который побольше. Я думаю, что толстые каменные стены нескоро уступят пламени. Давайте, скорее перенесем туда миледи.

– Миледи и сама дойдет, – вдруг раздался голос леди Тифен. – Обо мне не беспокойтесь, дорогой супруг, любезные друзья. На крайний случай у меня припасено вот это, – сказала величественная леди, вынимая из-за пояса небольшой кинжал с серебряной рукояткой.

– Милая Тифен! – воскликнул Дюгесклен. – Я всегда был без ума от вас, но сейчас, клянусь Пречистой Девой, люблю вас в миллион раз больше. Ведите нас, Годфри!

Между тем бунтовщики, пресытившись кровью убитых жертв, обратились к грабежу и бесшабашному пьянству. Оборванные, грязные злодеи важно расхаживали кто в шлемах убитых рыцарей, украшенных перьями, кто в шелковых платьях леди Рошфор. Из погребов выкатили бочки старого вина, которое сенешал хранил как зеницу ока и подавал к столу только по особым случаям. Грустно было смотреть, как голодная чернь ковшами черпала этот драгоценный напиток, проливая его на землю, смешивая с грязью и кровью убитых. Оборванцы, надев на острия пик целые свиные окорока, грели их над огнем и тут же пожирали с жадностью голодных волков. Но не все принимали участие в этой дикой и беспорядочной оргии. Некоторые бродяги, очевидно самые благоразумные, стояли под стенами замка, опираясь на свои дреколья, и наблюдали, как длинные красные языки пламени лизали серые стены здания и подползали к окнам второго этажа. До чуткого слуха Аллена донесся треск огня, а едкий запах дыма стал проникать в коридор, где стояли наши рыцари.

XII. Жаркая стычка

Огонь подбирался все ближе и ближе к осажденным, a едкий дым, проникая через окна замка, еще больше угрожал небольшому обществу, уцелевшему от рук кровожадной толпы.

Нельзя было терять ни минуты. Через несколько мгновений все общество направилось по узкому коридору, миновав который пришлось идти по второму, более широкому. Его охранял один из крестьян. Увидев людей, он громко закричал. Но Эльвард метким выстрелом прервал этот крик. Пронзенный стрелой, разбойник упал навзничь и загородил своим телом маленькую дверь, ведущую во двор, что примыкал к крепости. Со двора слышался адский шум и целые потоки самой отборной ругани.

– К крепости! – скомандовал шепотом Бертран. – Два стрелка впереди, миледи меж двух оруженосцев, а мы будем замыкать шествие, чтобы сдерживать напор с тыла. Открывайте же двери, и да пребудет с нами Пречистая Дева!

Дверь мгновенно распахнулась, и осажденные быстро двинулись по направлению к крепости. Они успели уже миновать половину двора, когда яростный крик толпы возвестил, что они замечены. Им удалось пройти оставшийся путь, но трем рыцарям пришлось отбиваться от нападающих. Наконец они приблизились к заветной двери крепости, и Годфри уже вложил ключ в замок, чтобы отпереть дверь, как вдруг воскликнул:

– Господи, это не тот ключ! Мы погибли… Нет, ждите здесь, я сейчас же принесу другой ключ…

Но ему не удалось привести в исполнение свое намерение, так как громадный камень, пущенный из толпы, заставил его замолкнуть навеки. В то же время Джон Гордль, недолго думая, схватил с земли большущий камень.

– Вот самый подходящий для меня ключ, – воскликнул он и с этими словами со всего размаху бросил его в дверь. Замок сломался, по двери прошла трещина, а камень разлетелся на куски. Однако дверь еще крепко держалась на петлях и железных скобах. Тогда Джон нагнулся и, ухватившись за нее снизу, приподнял кверху всю эту массу дерева и железа, и дверь тотчас же с треском обрушилась на него. Все бросились в темную арку, так как разъяренная толпа уже готова была заградить им путь. Но тут блеснуло оружие, и четверо бродяг упали на землю без признаков жизни; остальные остановились на мгновение, но потом с яростью набросились на тело французского оруженосца и разорвали его в клочья. Следующей жертвой толпы должен был стать Джон. Его вытащили из-под груды обломков, но он быстро оправился и, схватив каждой рукой по человеку, стукнул их лбами с такой ужасной силой, что они замертво повалились на землю. Сбросить остальных двоих, насевших на него, было делом одной секунды, после чего он присоединился к своей компании, положение которой с каждой минутой все ухудшалось. Голодная, обезумевшая от ярости толпа дико ревела, потрясая оружием и все смелее продвигаясь к мужественным защитникам башни. Пламя со всех сторон охватывало стены замка, наполняя воздух удушливым едким дымом. Силы были неравны: около двух тысяч крестьян собрались здесь, чтобы совершить свою кровавую расправу, но мужественные воины не падали духом. На нижней ступеньке лестницы стали Дюгесклен и сэр Найджел; сэр Отто вместе с Алленом стали позади двух самых знаменитых рыцарей Европы, между тем как лучники расположились на верхней площадке, чтобы иметь возможность пускать стрелы через головы стоящих впереди.

– Мне часто говорил Джон Чандос, что рыцарю никогда не следует снимать свои доспехи; теперь только я понимаю, как справедливы его слова, – сказал сэр Найджел, занимая свою боевую позицию, так как противник готовился к атаке.

Действительно, толпа неудержимо устремилась к темному проходу, чтобы овладеть лестницей.

Впереди всех шел коренастый человек с грубым загорелым лицом, а рядом с ним другой, громадного роста, с большой дубиной, конец которой был утыкан гвоздями. Быстрая стрела Эльварда молниеносно поразила одного из них, в то время как другой крестьянин бросился между Бертраном и сэром Найджелом и размозжил голову богемцу. Несмотря на то что рыцари успели ранить его трижды, он продолжал наступать, но, наконец, истекая кровью, упал у подножия лестницы. Толпа бродяг, подобно стремительному потоку, вырвавшемуся из горного ущелья, напирала на осажденных. Кровь лилась рекой под звон оружия, а стоны раненых делали невыносимой эту ужасающую картину смерти. Вход уже преграждала груда тел, когда яростная толпа наконец отступила. Мятежники почувствовали, что не могут одолеть защитников крепости, и огласили воздух неистовыми ругательствами.

– Надеюсь, с них хватит этого урока, – сказал Дюгесклен, оправляясь после страшного боя.

– Знаете ли, Бертран, я никогда не предполагал, что среди них могут быть такие мужественные воины. Но что это они несут? Клянусь святым Георгом, этого я больше всего опасался! – воскликнул сэр Найджел.

Толпа крестьян показалась с большими охапками хвороста и дров. Они сложили всё у дверей и подожгли факелами. Вскоре огненные языки подступили к лестнице, так что пятерым храбрым защитникам пришлось отступить к вершине башни. Здесь их глазам представилось ужасное зрелище: величественный замок, еще недавно гордо возвышавшийся над лощиной, теперь превратился в пылающие развалины. Дикая толпа пришла в исступление от выпитого вина. Оборванцы, почуяв запах крови, неистовствовали во дворе и извергали страшные проклятия. Некоторые из них подожгли самое основание башни и, взявшись за руки, стали плясать вокруг пылающего костра, жутко кривляясь и распевая песню, надолго осевшую в памяти осажденных:

 
Перестаньте, воины и стражники,
Обдирать простого мужика!
Жан-простак с давних времен
Его звать.
 

– Плохо дело, дружище Джон, – сказал Эльвард, натягивая тетиву, – не видать нам, кажется, на этот раз Испании. Великолепно! Вот теперь попробую достать того, что держит на пике отрезанную голову. Так! Туда ему и дорога. Однако и ты, Джон, не зеваешь, только отучись, любезный, дергать так сильно тетиву. Это довольно трудно, но, кто хочет хорошо стрелять, непременно должен отказаться от этой дурной привычки.

Пока Эльвард и Джон пускали стрелы и приводили в ужас толпу, ибо каждая стрела находила свою жертву, сэр Найджел ломал голову над тем, как им всем не сгореть здесь заживо.

– Я ничего не имею против такой смерти, – сказал Бертран, – но меня мучает мысль, что бедная миледи должна разделить ее с нами.

– Какие пустяки! Я ничего так не желаю, как умереть вместе с вами, дорогой мой Бертран, – ответила миледи.

– Ответ вполне достойный такой уважаемой особы. Я уверен, что и моя жена ответила бы так же, как и вы, миледи, – сказал Найджел. – Но что случилось, Аллен? Зачем вы меня дергаете за рукав?

– Взгляните сюда, милорд, видите ли вы эти огромные трубы и кучу ядер? Не могут ли они нам пригодиться?

– О, это бомбарды, – вскричал Дюгесклен, – я сейчас пущу залп по этой черни, и вы увидите, как это подействует на шакалов, предающихся вакханалии на трупах наших братьев!

– Не понимаю, как можно возиться с подобными вещами, когда есть лук и стрелы, – недовольно сказал Эльвард.

– Принесите же скорее сюда этот ящик с порохом! Вы не представляете, что произойдет там, в толпе, после выстрела, – произнес в ответ Бертран. – Откройте крышку, Джон, и кидайте прямо в огонь!

Вслед за этим раздался оглушительный грохот, который потряс башню до самого основания. Осажденные с любопытством взглянули вниз и увидели, как в воздухе закружились камни, бревна и разорванные тела людей. Башня покосилась набок. Когда дым рассеялся, защитники крепости смогли разглядеть, что делалось внизу. На земле на протяжении сорока ярдов лежали изуродованные тела; многие были ранены и сотрясали воздух оглушительными стонами. Остальные стояли позади этой колеи смерти, тесно прижавшись друг к другу, и с ужасом взирали на зловещую черную башню, распространявшую вокруг себя погибель.

– Теперь можно сделать вылазку, – вскричал сэр Найджел, – пока эти изверги еще не оправились от ужаса! – С этими словами маленький рыцарь бросился вниз по винтовой лестнице; за ним последовали Дюгесклен и остальные защитники башни. Вдруг сэр Найджел, увидев что-то, остановился и воскликнул:

– Мы вели себя как и подобает истинным рыцарям, но теперь нам остается только умереть. Взрыв разрушил стену, а с ней и лестницу. Вернемся же, Бертран, и совершим молитву тому, кто призывает нас к себе.

Рыцари вернулись назад, где на верхней ступеньке их встретила леди Тифен, едва переводя дыхание от волнения.

– Прислушайтесь, Бертран, я слышу звуки песни на незнакомом языке!

Все затаили дыхание и молча вслушивались, но безрезультатно. Отчаяние уже готово было охватить этих мужественных людей, ведь последняя надежда, так приветливо блеснувшая среди стольких потрясений этой злополучной ночи, оставила их. Но вдруг Эльвард, вскочив, радостно закричал, размахивая руками:

– О, теперь мы спасены, я ясно слышу боевую песню Белого отряда.

– Слушайте же, господа!

Все тут же застыли на своих местах. До слуха их теперь отчетливо доносились слова старой саксонской песни, которую хором пели английские лучники, приближаясь к замку. Никакая музыка не могла быть приятнее этой простой военной песни. Песня с каждой минутой становилась все отчетливее, так что вскоре можно было разобрать даже ее немудреные слова.

 
Поднимем же бокал
За честь гусиного пера
И край, где гусь летал!
 

– Славно поют! Клянусь эфесом, сюда идут двести храбрецов, которые и поют лихо, и не менее лихо сражаются! – прокричал Эльвард.

Все ближе слышались звуки походного марша:

 
Что вам сказать о луке?
Он в Англии был сделан
Проворными руками
Из тисовых стволов.
Стрелки, мы в сердце чистом
Храним наш лук из тиса
И Англию, взрастившую его…
 
 
А что сказать о людях?
Мы в доброй Англии росли
И землю нашу любим.
Стрелки мы, нрав наш крут…
Так наполняйте чаши —
Мы пьем за землю нашу,
Край, где стрелки живут!
 

– Как же весело они поют! – воскликнул Дюгесклен.

– Таков обычай, когда воины идут на бой. Но они, кажется, пришли слишком поздно, – сказал сэр Найджел, – вряд ли у нас есть возможность выбраться отсюда. Огонь сделал свое дело.

– Смотрите, вон они, мои дорогие друзья! – все более и более воодушевлялся Эльвард. – Я вижу их ясно, теперь они идут через равнину. Сюда, mes amis! Эй, Джонстон, Кук, Харвард, Блай! Не позволите же вы, чтобы такая прекрасная миледи и два знаменитых рыцаря изжарились здесь, подобно цыплятам на вертеле!

В это время снизу послышался голос.

– Кто там говорит по-английски? Да это, братцы, голос старины Сэмкина Эльварда!

– Скорее сюда, здесь сам сэр Найджел Лоринг, ваш командир! – закричал Эльвард, перегибаясь через перила.

– Но что делают здесь эти разбойники? – вскричал один из лучников. – За мной, братцы, и руби их вовсю, чтобы эти подлецы не смели более глазеть на порядочных людей! Вперед, друзья!

Толпа крестьян, еще не успевшая оправиться после взрыва, не могла сопротивляться дружному натиску регулярного войска. Нескольких мгновений было достаточно, чтобы обратить этот сброд в бегство и заставить его попрятаться в густых зарослях.

На небосклоне занималась утренняя заря, когда лучники, собравшись у подножия башни, стали совещаться, как спасти от огня людей, оказавшихся на ее вершине.

– Достать бы веревку, – сказал Аллен, – с этой стороны нет огня, мы могли бы спуститься по стене.

– Это мы сейчас устроим, мой мальчик! Эй, Джонстон, вспомни-ка осаду Мопертью! – закричал Эльвард.

Старина Джонстон, собрав у товарищей веревки, крепко связал их концы. Затем он разложил получившуюся длинную веревку по земле вдоль черной тени, что отбрасывала зловещая башня, озаренная бледными лучами восходящего солнца. Потом воткнул в землю копье и измерил тень от него, после чего стал громко рассуждать вслух:

– Если шестифутовое копье дает тень в двенадцать футов, a тень от башни – в шестьдесят футов, то веревки в тридцать футов будет достаточно.

С этими словами он вынул из кармана длинную тонкую бечевку и привязал ее конец к стреле.

– Ну, дядя Сэм, держи, я целю прямо в руки.

– Я готов, дружище! – ответил Эльвард.

Стрела просвистела в воздухе и упала у ног Эльварда. Другой конец бечевки был привязан к веревке, и через минуту на уцелевшей стене висел прочный канат, по которому под громкие приветствия лучников спустились на землю пять мужественных защитников крепости и леди Тифен.