Текст книги "Лорд и леди Шервуда. Том 3"

Глава двадцать четвертая

– Как хорошо, что Робин позаботился о том, чтобы ты остался неоскверненным!

Марианна погладила бугристую кору дуба, чей возраст насчитывал несколько веков, и запрокинула голову. Корявые мощные ветви млели в нежно-зеленой дымке. Легко запрыгнув на развилку ствола, она вызвала птичий переполох. Крылатые обитатели дуба с гомоном и пересвистом вспорхнули с ветвей и закружились над поляной, расчеркивая небо. Марианна прильнула щекой к дереву и услышала под корой неясный гул потока сил и соков земли. После затянувшейся зимы в начале апреля на лес стремительно обрушилась весна. За считаные дни сквозь покров прошлогодней листвы пробилась травяная зелень, из проклюнувшихся почек вылущивались листья. На пригорках, согретых солнцем, появились первые цветы. Лес просыпался.

– Мечтаешь, Саксонка? – раздался негромкий голос.

Марианна посмотрела вниз. У подножия дуба стоял Вилл и, привалившись к неохватному стволу, запрокинув голову, смотрел на Марианну. Как обычно, он появился бесшумно, под его ногами не треснул ни один сучок. Возле отца крутился Дэнис. Увидев Марианну, он издал вопль приветствия и призывно помахал рукой. Марианна соскользнула вниз по стволу, Вилл поймал ее и бережно поставил на ноги.

– Я сбежала, – призналась Марианна, отвечая на вопросительный взгляд Вилла. – Устала от предсвадебных хлопот и решила отдохнуть хотя бы час. После того как Мартина вернулась к себе домой, у каждой из нас дел прибавилось. Хорошо, Элис приехала помочь! А ты чем был занят?

– Воспитанием сына, – усмехнулся Вилл. – Обучал его биться на мечах. Услышал птичий галдеж, огляделся по сторонам, увидел твоего иноходца и решил посмотреть на тебя.

Марианна с веселым удивлением оглянулась на Дэниса:

– Где же твой меч, Дэн?

– А зачем ему меч? – пожал плечами Вилл. – В его возрасте перенимать навыки можно и без настоящего меча. Где бы я нашел меч, который был бы ему по силам и при этом равным по весу моему?

– Мы сражались на палках! – крикнул Дэнис и, подхватив с земли длинную сухую палку, ловко и очень точно повторил один из излюбленных ратных приемов Вилла.

– Да, он у меня способный, – хмыкнул Вилл, заметив искреннее удивление в глазах Марианны.

Отшвырнув палку, Дэнис подбежал к отцу и повис у него на руке. Вилл легко вскинул руку, и Дэнис, не удержавшись, шлепнулся наземь. Вилл, посмеиваясь, поднял сына за шиворот и подал руку Марианне. Не сговариваясь, они втроем пошли по тропинке вглубь леса, по привычке избегая подолгу задерживаться на открытом месте. Вскоре они забрели на маленькую поляну, которую огибал узкий говорливый ручей, впадавший в небольшое лесное озеро. Заметив, что Марианна остановилась перед топким берегом, Вилл подхватил ее на руки и перенес через ручей. Поставив ее перед собой, он окинул Марианну внимательным взглядом, придерживая ладонями за плечи.

Она была в мужском наряде, и Вилл не мог не признать, что он ей очень к лицу. Рукава белой рубашки были закатаны до локтей, и из-за этого ее руки казались еще изящнее. Замшевая безрукавка обтягивала прямые плечи и высокую грудь. Широкий двойной пояс туго обхватывал тонкий стан Марианны. Даже оружие и шпоры на сапогах придавали ей особую привлекательность, не умаляя ее очарования. Взгляд Вилла скользнул по высокой шее Марианны в пене кружев, и он поторопился убрать ладони с ее плеч, почувствовав неодолимое желание прижать ее к себе и прикоснуться губами к ее нежным улыбающимся губам.

С тех пор как она полностью выздоровела, он старался никогда не оставаться с ней наедине, но все равно сейчас испытывал тайную радость от этой случайной встречи.

– Впервые вижу женщину, которая так прекрасна в мужской одежде, да еще с полным вооружением! Ратные занятия тебе неизменно идут на пользу!

Марианна весело рассмеялась. Несколько дней назад она смогла выполнить задание Робина и выстояла против двух мечей – его и Вилла, продержавшись заданное время.

– Не гордись, Саксонка! – не смог не поддразнить ее Вилл, угадав причину ее радости. – Неужели ты думаешь, что мы бились с тобой в полную силу?

– Но все же сильнее, чем раньше? – усмехнулась Марианна.

– Да, – Вилл кивнул, – много сильнее, и я не ожидал, что ты так долго продержишься!

Она снова рассмеялась, и ее смех проник в самое сердце Вилла. Он молча любовался ее оживленным лицом. Вертевшийся рядом Дэнис посмотрел на отца, на Марианну, и на его рожице появилась хитрая улыбка.

– Леди Мэри, жаль, что у тебя нет сестры-близнеца! – объявил он.

– С чего бы вдруг тебя посетила эта мысль? – удивился Вилл, посмотрев на сына.

Дэнис пожал плечами в знак того, что отец мог и не спрашивать: настолько все очевидно.

– Тогда ты бы женился на сестре леди Мэри так, как крестный женился на ней самой, – пояснил он с самым серьезным видом.

Марианна прыснула смехом, но тут же умолкла, заметив, каким напряженным стало лицо Вилла. Не сводя с сына жестко прищуренных глаз, Вилл ухватил мальчика за подбородок и негромко сказал:

– Сынок, я отдаю тебе должное: ты изрядно смышлен и наблюдателен для своих лет. Но нельзя вот так выпаливать все, что тебе приходит на ум. Сам того не желая, ты можешь многое разрушить неосторожно сказанным словом. Ты понял меня?

Оробев под суровым взглядом отца, Дэнис кивнул.

– Вот и хорошо! – ласково усмехнулся Вилл и отпустил сына.

Дэнис насупился, глядя себе под ноги и что-то вычерчивая носком сапога по земле, напряженно раздумывая, как ему загладить свою вину.

– Можно, я напою Эмбера и Колчана? – смущенно спросил он и, получив в ответ кивок, поспешил забрать у Вилла поводья рыжего жеребца и гнедого иноходца и увел их к берегу озера.

– Поросенок! – улыбнулся Вилл, проводив сына ласковым взглядом.

Он обернулся к Марианне, и у нее перехватило дыхание от чувства, нечаянно выразившегося в глазах Вилла. Не сводя с него глаз, она невольно поднесла ладонь к горлу. Вилл, угадав ее смятение, улыбнулся. Взяв ладонь Марианны в свою руку, он прикоснулся губами к ее пальцам, а когда отпустил, его глаза уже ничего не выражали, став абсолютно спокойными.

– Вилл, я давно хотела спросить тебя, – сказала Марианна.

– О чем? – откликнулся Вилл, радуясь возможности увести разговор от опасной стези, на которую неосторожно забрел Дэнис.

– Ты старше Робина на год. Почему он, а не ты стал наследником графа Альрика?

Он взглянул на нее с откровенным удивлением:

– Хочешь сказать, что ты до сих пор ни о чем не знаешь от самого Робина?

– Я как-то спрашивала его, но он сказал, что только ты вправе ответить на этот вопрос, если вообще сочтешь нужным отвечать.

– А! – Вилл рассмеялся. – Брат верен себе в своей деликатности! Я старше Робина, но не на год. Я родился в первый день ноября, а Робин – в последний день мая.

Он с легкой усмешкой наблюдал за Марианной, которая, мгновенно сосчитав разницу, удивленно посмотрела на Вилла и вдруг залилась румянцем. Она поняла, что, несмотря на поразительное сходство друг с другом, они были братьями только по отцу.

– Несложная загадка, верно? – усмехнулся Вилл. – Да, Мэриан, Робин – сын, рожденный в законном браке, а я бастард.

– Прости, – придя в себя, воскликнула Марианна и виновато дотронулась до сложенных на груди рук Вилла. – Кажется, теперь я допустила бестактность!

Вилл глубоко вздохнул и похлопал Марианну по руке в знак того, чтобы она не беспокоилась и не чувствовала себя виноватой. Опустившись на изогнутый ствол большой ивы, он прислонился затылком к дереву и, устремив вдаль задумчивый и печальный взгляд, тихо сказал:

– Все в прошлом, Мэриан. Все отболело и улеглось. Только смерть отца по-прежнему остается лежать камнем на моем сердце. Я был виноват перед ним, но так и не успел попросить у него прощения.

– Почему он не женился на твоей матери? – спросила Марианна.

– Не женился, – бесстрастно ответил Вилл и передернул сильными плечами.

– Твоя мать – кто она? Она еще жива? – продолжала спрашивать Марианна, внимательно глядя на Вилла, чтобы не пропустить тот момент, когда разговор станет для него неприятным, и прекратить расспросы.

– Нет, она умерла несколько лет назад, когда мы еще мирно жили в Локсли. Моя мать была дочерью одного из вассалов отца. Большая семья, пять сыновей и семь дочек, из которых она была по возрасту второй. Не слишком большой надел, не очень доходное хозяйство, и когда ее отец – мой дед, которого я не знал, – умер, старший брат, став наследником, не мог выделить сестрам приданое. Отец предложил ему забрать их в Веардрун, пообещав наделить приданым, и его предложение было, конечно, принято, и незамедлительно. Так мать оказалась в Веардруне и очень скоро влюбилась в отца до умопомрачения. Она была хороша собой и понравилась ему. Их обоюдно влекло друг к другу. Знаешь, как это бывает: внезапные встречи в пустом коридоре или на безлюдной террасе, обмен взглядами, случайное касание, разговоры вроде бы ни о чем… Но отец был помолвлен, а если бы и нет, он все равно не стал бы злоупотреблять доверием девушки, оказавшейся под его покровительством.

И тогда мать решилась на обман. Однажды она обмолвилась, что в силу случайных обстоятельств и по вине собственной доверчивости лишилась девственности, пока жила в отчем доме. Ее признание оказалось роковым, и вечером того же дня отец не отпустил ее, оставил возле себя до утра. Конечно, ее обман был раскрыт той же ночью, но отец не рассердился и не прогнал ее. Ведь в ее обмане не было никакой корысти, только желание познать его любовь и подарить ему свою. Они провели вместе четыре месяца. Перед приездом невесты отца, леди Луизы, мать навсегда покинула Веардрун, не сказав о том, что беременна.

– Куда она направилась? Вернулась к старшему брату? – тихонько спросила Марианна.

Вилл отрицательно покачал головой.

– Гордость бы ей не позволила, да она и не хотела, чтобы отца упрекнули в том, что он соблазнил невинную девицу, вместо того чтобы подыскать ей подходящего жениха. Правда, в Веардруне был человек, который захотел жениться на ней, зная о ее связи с графом, – так она ему нравилась. Он поговорил с отцом, и тот согласился, но мать решительно отказалась.

– Почему? Разве для нее это был не лучший выход?

Вилл посмотрел на Марианну и грустно рассмеялся:

– Ты и вправду так думаешь? Каждый день видеть рядом с тем, кого любишь, другую женщину, не сметь поднять глаза на любимого… К тому же искатель ее руки, как и отец, не знал, что она беременна. Впрочем, для него это обстоятельство не имело бы решающего значения. Он боготворил отца и до сих пор произносит его имя с благоговейным придыханием.

– Сэр Эдрик?! – догадалась Марианна, и Вилл, улыбнувшись, кивнул.

– В результате мать уехала в Локсли, где отец подарил ей большой надел земли и дом, достойный девушки пусть не очень родовитой, но все же благородного звания. Он обеспечил ее так, чтобы она ни в чем не нуждалась, и каждый год посылал ей довольно много денег. Но матери ничего из того, что он ей дал, не было нужно. Ей нужен был только сам граф Альрик, и она любила его до самой смерти. Я помню, какими глазами она всегда смотрела на Робина, как искала в нем сходство с отцом, а оно поразительное! Но все это я узнал далеко не сразу, многое понял сам, и тоже потом. А до восьми лет я вообще не знал, кто мой отец. На все мои расспросы мать отмалчивалась, и я постепенно перестал докучать ей.

– Как же ты узнал, что твой отец – граф Альрик? – спросила Марианна, глядя на Вилла с тайным сочувствием.

Теперь она хорошо понимала его решимость жениться на Элизабет, едва он узнал, что она ждет ребенка. Он сам рос без отца, знал, что это такое, видел тоску и слезы матери и не желал такой же судьбы ни для Элизабет, ни для своего ребенка. Зная о его самолюбии и гордости, Марианна сердцем почувствовала, как должен был страдать Вилл, нося клеймо незаконнорожденного, и тосковать о неизвестном ему отце.

– Однажды он проезжал через Локсли и остановился на ночлег, – сказал Вилл. – Когда мы, мальчишки, узнали о приезде графа Хантингтона, нам всем захотелось посмотреть на него вблизи. Графа Альрика любили в селении, хотя он был очень редким гостем. Мы подобрались к господскому дому. Там были ратники графа. Я, сам не зная, зачем, – наверное, хотел похвастаться перед друзьями удалью, – вызвался добраться до самых дверей. Мне почти удалось достичь заветной цели, как вдруг один из ратников заметил меня и поймал за ухо. «Куда это ты собрался?» – спросил он, и я, пытаясь вырваться из его стальных пальцев, прошипел от боли: «К графу!» – «А он приглашал тебя?» – уже откровенно насмехался надо мной ратник. Я ему ответил, что это не его дело, и он так скрутил мне ухо, что слезы брызнули из глаз. Он собирался прогнать меня, как вдруг его остановил граф, который вышел на шум из дома. Он сделал знак ратнику, и тот перестал терзать мое многострадальное ухо. Граф поманил меня к себе, я подошел и не мог отвести от него восхищенных глаз, не веря, что стою в шаге от него.

Ему было тридцать лет – еще молод, но уже в самом расцвете сил. Он показался мне олицетворением эльфийского короля. Граф приветливо посмотрел на меня, улыбнулся, но вдруг его взгляд стал внимательнее. Он оглянулся на стоявшего за ним ратника и сказал: «Эдрик, смотри, как этот мальчуган удивительно похож на Робина!» Эдрик бросил в мою сторону пренебрежительный взгляд и холодно пожал плечами. Но граф уже не смотрел на него. «Как тебя зовут, малыш, и чей ты сын?» – ласково спросил он. Ох, это всегда было самым тяжелым испытанием для меня – отвечать на вопрос о моих родителях! Но деваться было некуда. Граф ждал ответа, а лгать ему я не мог. И я пролепетал: «Меня зовут Уильям, ваша светлость, а моя мать – Барбара Скарлет». Невыносимый стыд жег мне сердце, когда я умолчал об имени отца. Полагая, что граф и сам догадывается о причине моего смущения, я робко поднял на него глаза, и выражение его лица меня ошеломило.

Вилл провел задрожавшей рукой по глазам.

– Как мгновенно изменилось его лицо! – глухо сказал он из-под ладони. – Его глаза были полны волнения и не отрывались от меня. Я подумал, что чем-то разгневал его и попытался улыбнуться. Напрасно! Моя улыбка повергла его в еще большее смятение!

Марианна знала почему: когда Вилл улыбался обезоруживающей улыбкой, его сходство с Робином бросалось в глаза даже незнакомым людям.

– Граф вдруг подхватил меня на руки и сказал: «Покажи мне свой дом, Вилл. Я хочу поговорить с твоей матерью». Сидя у него на руках, я показывал дорогу, а сам с тайной гордостью взирал на друзей, которые прятались в кустах и провожали меня завистливыми взглядами.

Вилл глубоко вздохнул и грустно улыбнулся.

– Помню, мать завидела нас еще издали. Она стояла в дверях, бессильно привалившись плечом к стене, и не сводила глаз с графа. Он подошел к ней и, не выпуская меня, с упреком спросил: «Почему ты ничего не сказала мне, Бэб? Ни когда уезжала из Веардруна, ни после?» – «Что бы это изменило, Альрик?» – с невыразимой печалью спросила в ответ мать, опуская глаза. Меня вдруг стало душить волнение. Они разговаривали так, словно давно знали друг друга. Он назвал мать ласковым именем, она его – просто по имени, не «милорд граф», не «ваша светлость»! Граф почувствовал, что меня знобит, и посмотрел мне в глаза. Не знаю, откуда у меня взялось столько смелости, но я прямо спросил его: «Милорд, вы – мой отец?»

Если бы ты знала, как мне было страшно, что он в ответ рассмеется надо мной и скажет: нет. Но он ласково улыбнулся, поцеловал меня в лоб и поставил на ноги. «Да, Вилл, ты мой сын. Я хочу поговорить с твоей матерью, а потом с тобой. Побудь здесь, я позову тебя». – «Только не говорите долго, – взмолился я, не в силах выпустить его руку, – ведь уже смеркается, и мама скоро отправит меня спать!» Мне казалось, что я умру, если расстанусь с ним даже на миг! Я столько раз видел его во сне, что сам теперь удивлялся, как я не понял раньше, что он мой отец. Он прочитал мои мысли как открытую книгу и потрепал по голове: «Спать я заберу тебя к себе. Мы обязательно поговорим с тобой, сын!»

Сын!.. Я вновь и вновь вспоминал это слово, сказанное им так привычно и ласково, словно он знал меня с рождения. Он ушел вместе с матерью в дом и пробыл там почти час, а я изнывал на пороге в нетерпении. Все вышло так неожиданно и чудесно: я оказался сыном самого графа Хантингтона! Друзья, которым я выпалил эту новость, обозвали меня лгуном. Джон – тот просто дал мне по уху. Я только собрался подраться с ним, как отец вышел из дома. Окинув нас взглядом, он мгновенно угадал, как развивались события. Рассмеявшись, он на глазах моих изумленных друзей подхватил меня одной рукой и понес к господскому дому. До сих пор помню лицо Джона! Он застыл как вкопанный, выпучив глаза, а я торжествующе показал ему язык.

Вилл расхохотался, и Марианна вслед за ним, представив выражение лица Джона, живо описанное Виллом, и самого Джона маленьким мальчиком.

– Так вот, – продолжил Вилл, – отец принес меня в дом, приказал постелить мне в своей спальне и велел подавать ужин. Эдрик прислуживал ему за столом и очень неодобрительно косился в мою сторону. Я услышал, как он, наполняя из-за плеча отца его кубок, недоверчиво спросил: «Милорд, неужели вы и впрямь признаете этого мальчугана своим сыном?» Расслышав его вопрос, в котором сквозило явное осуждение, я замер, испугавшись, что отец сейчас передумает. Меня заботили не привилегии, которыми я потом пользовался как графский сын, а то, что сейчас все рассеется как мираж и граф скажет, что пошутил. Но он бросил на меня веселый взгляд и ответил Эдрику с нажимом в голосе: «Я уже это сделал». После ужина мы остались вдвоем. Я не утерпел и перебрался к нему в постель, и мы проговорили почти до рассвета. Я поведал ему все свои секреты, придумал уйму разных историй, лишь бы слышать его голос и смех. А он умел слушать, и слушал меня так, словно для него не было ничего важнее моих рассказов. Сам того не заметив, я уснул, обняв его за шею. Когда же проснулся, отец уже был на ногах, полностью одет и завтракал, не присаживаясь за стол.

– У вас с Робином та же привычка, когда вы торопитесь, – с улыбкой заметила Марианна.

Вилл печально улыбнулся и кивнул головой.

– Да, это отцовская привычка, – вздохнул он. – У Дэниса она тоже проявляется – вечно хватает куски со стола.

– И что было дальше? – тихо спросила Марианна.

– Заметив, что я проснулся, отец сел возле меня и потрепал по волосам. «Ты уезжаешь?» – спросил я с замиранием сердца, очень надеясь, что это не так. Но он кивнул. Я был готов расплакаться: так долго ждать встречи с ним и так быстро расстаться! Но не успел. Отец внимательно посмотрел на меня и спросил: «Вилл, кем бы ты хотел стать? Воином или только землевладельцем?» Я не задумываясь выпалил: «Воином, как ты!» Он рассмеялся и сказал: «Не сомневался в твоем ответе, сын! Сейчас я уезжаю, но через два дня вернусь и заберу тебя в Веардрун. Там со временем ты станешь умелым и отважным воином, достойным нашего с тобой рода». Он сдержал свое слово и через два дня приехал в Локсли и увез меня в Веардрун. Там я прожил до семнадцати лет, лишь изредка навещая мать и друзей.

Вилл надолго замолчал, погрузившись в воспоминания, пока Марианна не спросила:

– Ты был счастлив в Веардруне?

Он, раздумывая над ее вопросом, пожал плечами и неохотно сказал:

– С одной стороны – да, с другой – не слишком. В жизни, которая у меня началась, я сполна узнал, что быть незаконнорожденным сыном даже самого графа Хантингтона отнюдь не завидная участь. Мою гордость постоянно терзал шепот, который я слышал за своей спиной, хотя в лицо все оставались со мной безукоризненно почтительными. Но в то же время я находился рядом с двумя людьми, которые любили меня всей душой, и я платил им такой же любовью.

Вилл перевел взгляд на Марианну и пояснил:

– Я говорю об отце и Робине. Малышка Клэр родилась в мою бытность в Веардруне, но была слишком мала.

– Как ты повстречался с Робином? – спросила Марианна.

– Сразу при въезде в Веардрун. Робин встречал отца у ворот вместе с графиней Луизой. Она если и удивилась, увидев меня в седле перед графом, то не подала вида. Графиня приняла меня с поразительным тактом и оставалась ко мне неизменно добра и внимательна. Она была красивой – Клэр очень похожа на нее – и горячо любила отца, хотя они были в браке не первый год. Но она была влюблена в него, как в первый день после свадьбы. При рождении Клэр она умерла. А тогда, разговаривая с леди Луизой, отец снял меня с коня и отправил знакомиться с Робином, представив нас друг другу как братьев. За полчаса мы успели подраться и помириться, когда отец растащил нас за шкирку как щенков.

– Из-за чего вы подрались?

Вилл вдруг безудержно расхохотался:

– Признаюсь честно, я очень стеснялся Робина! Чтобы скрыть смущение, я не придумал ничего лучше, чем объявить ему о том, что он должен во всем меня слушаться, потому что я старше него.

– А Робин? – фыркнула Марианна, представив себе первую встречу братьев.

– Протянул в ответ: «Неужели, братец?» – и тут же огрел меня. Эдрик, который по собственной воле решил заняться моим обустройством в Веардруне, долго мне выговаривал. Твердил, что я должен относиться к Робину с почтением, поскольку из нас двоих он унаследует и титул, и владения отца. Я ответил, что мне это безразлично, я старше, а старших всегда должны слушаться. Эдрик тут же подтвердил, что я полностью прав в своем мнении о старших, и устроил мне хорошую трепку. Потом он указал мне спальное место в помещении, где жили неженатые ратники. Я был уверен, что буду жить возле отца. Оказывается, нет! Заметив мое огорчение прежде, чем я успел его скрыть, Эдрик больно стиснул мне плечи своими железными клешнями и наставительно сказал, сверля меня взглядом: «Тебе следует понять раз и навсегда, где твое место. Ты – бастард и никогда не будешь равен лорду Робину. Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, это стать ратником в Веардруне, и то если сильно постараешься. Когда отец или брат захотят увидеть тебя, они пришлют за тобой. Только так! Сам ты не должен им докучать».

Он говорил что-то еще, но я перестал его слушать от обиды. Я не понимал этих условностей, мне самому все казалось простым и ясным, кроме одного: почему Эдрик уверен в том, что графский титул имеет для меня такое же значение, которое он придавал ему сам?

– А титул действительно был для тебя не важен? – спросила Марианна и поспешила погладить Вилла по руке, опасаясь, что он оскорбится ее вопросом.

Но Вилл лишь улыбнулся и поцеловал ее руку, дав понять, что ее вопрос не задел его.

– Нет. Ни тогда, ни после, ни сейчас. Но Эдрик так и не понял этого. Он еще долго продолжал бы читать мне нравоучения, если бы его не прервал Робин. Когда он появился, я уже глотал слезы и прикидывал, как мне вернуться в Локсли: удрать прямо сейчас или дождаться ночи. Робин встал перед Эдриком и важно заявил, что я буду жить в его покоях. Эдрик склонился перед ним в глубоком поклоне – видела бы ты, какая почтительность была на его лице! – и возразил: «Милорд Робин, это невозможно! Вилл не ровня вам, его место здесь». – «Вот как? – притворно удивился Робин. – Значит, я ослышался. Мне показалось, что отец назвал Вилла моим братом». – «Он и вправду брат вам, милорд», – терпеливо продолжал Эдрик. Но Робин притопнул ногой и заявил тоном, не терпящим возражений: «Этого вполне достаточно, и отец тоже так считает! Он при мне распорядился отвести Виллу комнаты в наших покоях». Схватив меня за руку, он потащил меня за собой. Эдрик пытался урезонить его, твердил, что Робин, наверное, неправильно понял отца. Но он добился только того, что Робин остановился и, высокомерно изогнув бровь, сказал: «Кстати, Эдрик, почему ты называешь моего брата просто по имени? Раз он тоже сын графа, к нему следует обращаться так же, как и ко мне, называя его лордом». – «Но он не лорд! – вышел из себя Эдрик. – Из вас двоих лорд – вы!» – «И Вилл тоже», – невозмутимо ответил Робин, ни на миг не смутившись гневом Эдрика.

Вилл глубоко вздохнул и усмехнулся.

– Нам было тогда меньше лет, чем сейчас Дэнису. Но упорству Робина и в том возрасте позавидовал бы взрослый мужчина!

– И тебя называли лордом?

– Спрашиваешь! – рассмеялся он. – В тот же вечер Робин заручился поддержкой отца и упросил его самого объявить о своей воле всему Веардруну, и в первую очередь Эдрику. Перед Робином мало кто мог устоять! Он мгновенно располагал к себе: взглядом, улыбкой, приветливым словом. Мы подружились и стали неразлучны. Вместе постигали и книжную премудрость, и ратную науку. Единственное, что нас отличало: я не имел склонности к изучению медицины, целебного действия трав и прочей науки исцеления, а Робин с головой уходил в эти занятия. Мы вместе были в Уэльсе, вместе постигали тайные знания, которые нам передавали отец, твоя бабка леди Маред и твоя мать. Леди Рианнон была частой гостьей в Веардруне! А Робин ездил со мной в Локсли. В первый же приезд он покорил мою мать и подружился с моими друзьями. Робин никогда не делал различий между людьми, исходя только из сословного положения. Он изучает тебя самого, и потом ему уже не важно, знатен ты или нет. Поэтому его быстро приняли в Локсли и полюбили. Мы были с ним настолько едины, что и первая женщина у нас оказалась одна и та же – служанка в Веардруне, о чем мы узнали много позже. А она, поведав свой секрет, даже гордилась, что ей посчастливилось побывать в постелях обоих сыновей графа Хантингтона.

Вилл усмехнулся и замолчал. К нему неслышно подошел Дэнис и сел рядом, прильнув к отцу. Вилл обнял сына за плечи, но, погрузившись в воспоминания, едва ли заметил присутствие Дэниса.

– Что же было потом?

– Потом! – повторил Вилл, и его лицо омрачилось. – Мне исполнилось семнадцать, и однажды отец позвал меня к себе. Я пришел в его покои. Он был один и, указав мне рукой на кресло, сам сел напротив. «Вилл, – сказал он, – я еду к королю и хочу, чтобы ты сопровождал меня». – «А Робин?» – быстро спросил я, представив, каким чудесным будет путешествие вместе с отцом и Робином. Отец улыбнулся: «Меня несказанно радует ваша крепкая дружба, но научитесь хотя бы иногда обходиться друг без друга. Робин останется в Веардруне». Я молча склонил голову, повинуясь воле отца. «Ты не спрашиваешь, почему я беру тебя с собой к королевскому двору?» Я пожал плечами и ответил: «Мне достаточно того, что я смогу провести рядом с тобой больше времени, чем обычно. Если ты пожелаешь, чтобы я был осведомлен о цели поездки, то скажешь сам и без моих вопросов».

Он кивнул и внимательно посмотрел на меня: «Ты никогда не задумывался, что и ты мог бы носить имя Рочестеров?» – «Я Рочестер по крови, – сказал я. – Какая разница, как меня называют?» – «Да, это верно, – с неожиданной грустью подтвердил отец, – но я хочу, сын, чтобы ты стал Рочестером по имени и по гербу. Ты вырос, Уильям, тебе пора носить рыцарские шпоры. Полгода назад их получил твой брат, а теперь такой же чести удостоишься и ты. Вместе с рыцарским достоинством ты получишь и право на герб Рочестеров, когда король утвердит документ, которым я официально, перед троном, признаю тебя своим сыном».

Я был безмерно тронут его решением и уже хотел броситься ему на шею со словами признательности, но вдруг увидел Эдрика. Увлеченные беседой, мы с отцом не заметили, как он вошел. Но он уже несколько минут стоял тенью за креслом отца и внимательно слушал наш разговор. Не спуская с меня глаз, Эдрик склонился к отцу и довольно громко сказал: «Ваша светлость, вы забыли сказать лорду Уильяму о присяге, которую он должен принести лорду Робину, и об отказе от притязаний на титул и владения, который ему следует подписать».

– И что?! – выдохнула Марианна, понимая, какую рану должны были нанести безжалостные слова Эдрика сердцу Вилла – неукротимо гордому и преданно любящему отца и брата.

– Отец резко обернулся и смерил его гневным взглядом. «Как ты посмел вмешаться в наш разговор?!» – спросил он. Но Эдрик, несмотря на гнев отца, продолжал упорствовать: «Милорд, назвав лорда Уильяма своим сыном, вы уже поставили под угрозу законного наследника – лорда Робина. Если вы признаете лорда Уильяма – а ведь он старший сын! – перед королем, права лорда Робина могут быть оспорены в любой момент, и вы прекрасно понимаете, что я прав!»

Я смотрел на отца и очень надеялся, что ослышался. Я никогда не претендовал на графский титул, никогда и в мыслях не посягал на права Робина, так почему от меня требовали письменного подтверждения верности? Но, выдворив Эдрика, отец с досадой сказал: «Да, мой мальчик, пойми меня правильно! Необходимо, чтобы ты принес Робину вассальную присягу и официально отказался от претензий на титул и владения, хотя, конечно, у тебя будут свои земли».

– Вилл, он не хотел оскорбить тебя! – быстро сказала Марианна, у которой сердце сжалось так, словно она присутствовала при том разговоре отца с сыном. – Граф Альрик желал избежать междоусобицы, которую могли затеять его враги, воспользовавшись твоим старшинством и законными правами Робина! Рождение вне брака не является непреодолимым препятствием к наследству, особенно если претензии подкреплены старшинством. А признание тебя полноправным сыном и Рочестером почти уравнивало вас с Робином в правах.

– Да, это так, – подтвердил Вилл, и его лицо исказила гримаса горечи и сожаления. – Позже я осознал, что отец сумел бы мне все объяснить, не ранив при этом мою гордость. Сумел бы, не вмешайся Эдрик, который всегда и во всем видел во мне соперника Робина. И отец попытался объяснить, но было поздно. Я оскорбился до глубины души и закусил удила. Я встал, отвесил отцу глубокий поклон и холодно сказал: «Милорд! Я глубоко признателен, но вынужден отказаться. Я не нуждаюсь ни в вашем имени, ни в гербе, ни в любых прочих милостях, если они исходят от вас. Чтобы у вас впредь не возникали сомнения в моей верности вам и вашему законному сыну, я немедленно возвращаюсь к матери в Локсли и стану землепашцем, поскольку воина, угодного вам, из меня не получилось».

Я пошел к дверям, дрожа от гнева и обиды. Отец приказал мне вернуться, но я только оглянулся на него с порога и бросил ему со всей безжалостностью, на которую был способен: «Я устал быть вашим ублюдком, милорд. Лучше мне оказаться последним в Англии нищим, чем и дальше оставаться бастардом вашей светлости!»

Глаза Вилла внезапно повлажнели, и он запрокинул голову, прогоняя непрошеные слезы.

– Какое у него было лицо! – прошептал он охрипшим голосом и поморщился от невыносимой душевной боли. – Словно я ударил его! Я бросился в конюшню, оседлал коня и взлетел в седло. Не успел я пришпорить лошадь, как за мое стремя схватился Робин. «Куда ты, Вилл?! – спросил он, догадавшись по моему лицу, что произошло что-то неладное. – Куда ты? Ведь уже ночь! Что случилось?!» Он был ни в чем не виноват, он любил меня, и я любил его, он ничего не знал о моем разговоре с отцом, о словах Эдрика!