Текст книги "Лорд и леди Шервуда. Том 3"

Глава тридцать четвертая

– Их светлости граф Хантингтон и его супруга графиня Хантингтон! Его светлость граф Линкольн! Досточтимые лорд Рочестер и леди Эдит Рочестер!

Громко огласив имена новых гостей, которые входили в огромную залу, где стояли столы, накрытые к торжественному обеду, глашатай стукнул длинным жезлом о каменные плиты пола. Робин под руку с Марианной подошел к Лестеру и Пембруку и обменялся с ними рукопожатиями.

– Робин, представь меня наконец своей супруге! – весело воскликнул граф Лестер, склоняясь над рукой Марианны, и окинул ее восхищенным взглядом с головы до ног. – Миледи, если короля вы сразили бесстрашием, то меня сейчас наповал убили красотой и очарованием! Вы позволите впредь называть вас сестрой? Ведь мы с вами – родня!

– Вот как? – весело удивилась Марианна, не устояв перед обаятельной улыбкой Лестера, и оглянулась на брата: – Реджинальд, я не знала, что мы состоим в родстве с графом Робертом!

Реджинальд стоял позади нее, вежливо и почтительно держа под руку Клэренс. Услышав возглас Марианны, он перебросился с Робином веселым взглядом и рассмеялся:

– Ты, сестричка, состоишь, а я – нет!

– Артур – двоюродный брат мне и Виллу, – улыбаясь удивлению Марианны, пояснил Робин.

– А разве вы сами не заметили, миледи, что мы похожи? – весело осведомился Лестер. – Моя матушка – родная сестра графа Альрика. Так что я наполовину Рочестер.

– Как говорил твой отец – едва ли не на большую и не самую лучшую! – негромко поддел его Вилл и ловко отпрянул в сторону, когда Лестер попытался шутливо толкнуть его.

Внимательно посмотрев на Лестера, который был одних лет с Робином, Марианна действительно обнаружила в них сходство. Но что удивило ее больше всего, так это цвет глаз Лестера, которые были янтарно-золотистыми, такими же, как у Вилла. Заметив удивление, отразившееся на лице Марианны, и взгляд, который она украдкой бросила на Вилла, Лестер рассмеялся:

– Да, милая сестрица, глаза у меня и впрямь как у истинного потомка Рочестеров. В этом роду все рождались с синими глазами, как Робин, или с янтарными, как Вилл и я.

– Граф Хантингтон, леди Марианна, состоит в родстве со многим знатными английскими и французскими фамилиями, – улыбаясь в усы, заметил Пембрук.

– Данное обстоятельство не может не усилить мою приязнь к супругу, – чинно сказала Марианна, опуская глаза, в которых сверкнули лукавые искорки, и вызвав таким церемонным ответом общий смех. – Но почему Артур, если графа Лестера зовут Робертом?

– А почему леди Эдит все называют Клэренс? – рассмеялся Лестер. – Да, при крещении мне дали имя Роберт. Но моя матушка была так увлечена легендами о короле Артуре, что дала мне такое прозвище, которое стало моим домашним именем. Артуром меня называют только друзья, прочие – Робертом. Я же, милая сестричка Марианна, прошу вас называть меня как друга, а не как графа Роберта де Бомона.

К ним подошел Ричард Ли, облеченный королевской волей званием нового шерифа Ноттингемшира. Он с глубоким почтением поклонился всем и отдельный поклон отдал Робину.

– Ваша светлость, я безмерно рад видеть вас гостем в этом замке и впредь почту за честь принимать здесь вас и вашу благородную супругу!

Едва он посмотрел на Марианну, как в его глазах мелькнули печаль и затаенная нежность.

– Благодарю за любезные слова, сэр Ричард, – ответил Робин. – Я же в свою очередь искренно рад тому, что не кто-нибудь, а вы теперь будете олицетворять порядок в Ноттингемшире и поддерживать справедливость.

– И я обещаю именно поддерживать ее, а не стеречь леди Справедливость, уподобившись тюремщику! – пылко заверил сэр Ричард.

– Ее светлость графиня Пембрук! Благородный и досточтимый сэр Уильям Лонгспи! – провозгласил новые имена глашатай.

К высокому обществу присоединились молодая женщина и юноша восемнадцати лет – Уильям Лонгспи, сводный брат короля, рожденный во внебрачной связи короля Генриха. Он тут же напомнил Робину, как они встречались в Лондоне лет десять назад, когда Робина посвящали в рыцари. Граф Пембрук представил свою супругу леди Изабеллу. Несмотря на большую разницу в возрасте – леди Изабелле было двадцать лет, а графу Уильяму – сорок восемь, супруги обменялись нежными взглядами и держались друг с другом так, что не возникало сомнений в их обоюдной сердечной приязни. Брак, заключив который, Уильям Маршал получил права на титулы и обширные земли, а юная наследница графского рода де Клэр – надежного и влиятельного защитника, оказался и браком по любви.

Поймав взгляд Марианны, леди Изабелла обняла ее и поцеловала в щеку.

– Рада познакомиться с вами, леди Марианна! Надеюсь, что мы подружимся так же крепко, как подружились наши мужья! Имя графа Роберта постоянно срывается с уст моего супруга! – весело сказала Изабелла.

Она без всякого стеснения окинула Марианну взглядом и звонко рассмеялась. Марианна изогнула бровь, безмолвно интересуясь, что так развеселило Изабеллу, и та поспешила объяснить и любопытство, и смех:

– Прости, Марианна! Меня рассмешило то, что я представила, в какое изумление будут повергнуты дамы при дворе королевы-матери, когда увидят тебя или узнают от меня, какая ты в действительности! Мы ведь были много наслышаны о тебе, о том, что ты сражалась с оружием в руках наравне с графом Робертом. Воображение нарисовало нам совсем иной облик! Мы представляли тебя могучей, широкоплечей, крепкого, считай мужского, сложения! А ты оказалась тонкой, изящной и такой очаровательной, что затмила бы собой любую из придворных дам!

Не устояв перед заразительным смехом Изабеллы, Марианна рассмеялась вместе с ней.

Тем временем брат короля, ни к кому в отдельности не обращаясь, пересказывал вести, полученные Ричардом от королевы-матери.

– Королева Алиенора прислала письмо, в котором уговаривает царственного сына простить брата. Сам принц предусмотрительно покинул Англию и сейчас скрывается от гнева Ричарда во Франции. В своем послании, приложенном к письму королевы, он тоже умоляет брата о прощении.

– Каким жалким может стать прежнее величие! – презрительно сказала Изабелла, пожимая плечами.

– Потому что величие оказалось мнимым, – вздохнул Лестер. – Ну а что же король?

– Его гнев уже перегорел, – сказал Реджинальд, который присутствовал при короле, когда тот читал письма матери и брата, – и хотя он все еще сурово отзывается о принце, это уже видимость. В душе государь готов забыть все грехи брата и примириться с ним.

Пембрук посмотрел на супругу, Марианну и Клэренс, его нахмуренные брови разошлись, и на губах появилась улыбка.

– Мы заставили скучать наших прекрасных дам за разговорами о политике! – учтиво сказал он и поочередно поцеловал руки всем трем женщинам. – Я прошу у вас, дорогие леди, прощения за всех нас! Мысли о том, что предательство останется безнаказанным, слишком занимают мой ум.

– Великодушие – черта истинно царственных особ! – заметила Изабелла.

– Оно-то их и губит, моя дорогая! – усмехнулся Пембрук, еще раз поцеловав жене руку. – Но будет об этом! Я вновь приношу вам извинения!

Отвлекшись от Изабеллы, он обратил взгляд на Марианну и громко кашлянул, привлекая внимание остальных собеседников.

– Леди Марианна! Окажите услугу всей Англии и лично мне!

– Вам – с радостью, милорд! Но какую услугу я могу оказать Англии?! – с удивлением спросила Марианна.

– Уговорите супруга поехать в Лондон, – с тайным нажимом в голосе ответил Пембрук, не сводя с Марианны пристального взгляда.

Она заметила, как после его слов Лестер и Лонгспи насторожились, а Реджинальд посмотрел куда-то вдаль и странно усмехнулся. Сам Робин в эту минуту поправлял манжету рубашки, разглядывая ее с преувеличенным вниманием.

– Граф Уильям, – наконец сказала Марианна, так и не разгадав, почему просьба Пембрука вызвала такой интерес у всего их маленького круга, – мне известно, что мой супруг только навестит свою резиденцию, после чего последует в Лондон для принесения вассальной присяги!

– Речь идет не просто о поездке ради присяги! – с усмешкой покачал головой Пембрук. – Я говорил о том, чтобы граф Хантингтон остался при короле, как того желает сам Ричард!

Марианна незаметно вздохнула и украдкой посмотрела на Робина. Он наконец отвлекся от манжеты и ответил Марианне невозмутимым взглядом. В его глазах замерцала непроницаемая синь. Марианна вспомнила, как минувшей ночью Робин, погрузившись в глубокую задумчивость, долго мерил шагами покои, отведенные им в Ноттингемском замке, отвечая на вопросы обеспокоенной Марианны улыбкой или ласковым словом. Марианна не зря тревожилась: она знала, что вечером у Робина состоялся долгий разговор с королем, и связала этот разговор с отрешенным состоянием мужа. Но только теперь она поняла, о чем размышлял Робин, что ему не давало ночью покоя.

– Граф Уильям! Милорды! – сказала Марианна, заметив устремленные на нее взгляды не только Пембрука, но и Лестера, и Лонгспи. – Я всего лишь слабая женщина и не вправе указывать супругу, как ему следует поступать. Если граф Роберт согласится принять предложение короля, я последую за ним, как и должно жене следовать за супругом. Если он решит не принимать участия в делах королевства и останется в Средних землях, я с радостью подчинюсь и этой его воле. Больше я ничего не могу ни сказать, ни сделать.

Ответ Марианны вызвал у Пембрука скептический смешок.

– Право же, леди Марианна, вам не стоит даже пытаться изображать из себя покорную и безропотную жену, когда вы своим ответом так явно сказали, чего желаете вы сама! – и Пембрук тяжело вздохнул: – Значит, я не нашел в вас союзницы!

– Зато я лишний раз убедился, что имею надежного союзника и верного друга в лице моей жены, – с усмешкой ответил Робин и поднес к губам руку Марианны, безмолвно поблагодарив ее за поддержку в деле, о котором она узнала только сейчас.

– А что скажете вы, сэр Уильям? – неожиданно спросил Лонгспи, посмотрев на Вилла, который безмолвно стоял за спиной Робина.

По губам Вилла пробежала ироничная улыбка:

– Милорд, вы плохо знаете графа Хантингтона, если думаете, что кто-то может повлиять на его решение! Видите, Артур понимает всю бесполезность уговоров, а потому сохраняет молчание.

– Я просто устал уговаривать твоего брата, Вилл! – в сердцах сказал Лестер и бросил на Робина взгляд, полный досады. – Мы проговорили с ним все утро, я привел уйму доводов, а он!..

– А я не нашел в твоих доводах ничего замечательного для себя, – неожиданно жестко ответил Робин. – Интриги, зависть, наветы – что изменилось при дворе с тех пор, как умер король Генрих и на престол взошел Ричард?

– Милорд, вы изрядно умны, чтобы одерживать верх над врагами, и весьма изобретательны, чтобы самому плести интриги! – с не меньшей жесткостью возразил Пембрук. – Поверьте, вы даже в малости не похожи на человека, который способен прожить остаток жизни в кругу семьи, не занимая себя ничем, кроме управления владениями. Согласитесь с предложением Ричарда, а окружение при дворе – вы быстро привыкнете ко всему! И, уверяю вас, так же быстро начнете находить удовольствие в том, что сейчас вызывает у вас пренебрежение! – Увидев, как губы Робина сложились в скептическую усмешку, Пембрук невольно повысил голос: – Граф Роберт, вы же честолюбивый человек! Неужели вас не привлекает сама возможность обрести большую, огромную власть? И граф Лестер, и сэр Уильям Лонгспи, и граф Линкольн, и я – мы все ваши друзья. Перестаньте наконец давать нам уклончивые ответы и скажите прямо, в чем заключается причина вашего упорного отказа?

– Я был объявлен вне закона, меня знают прежде всего как разбойника, а подобная слава не может привести к прочному положению при дворе, тем более – к возвышению и власти, – пожав плечами, ответил Робин, но Лестер оборвал его неожиданно рассерженным тоном:

– В самом деле, перестань отговариваться! Ричард – и тот во времена войн с отцом едва не оказался вне закона. Покойный король Генрих в последний до своей смерти год неоднократно сожалел о гибели твоего отца и пожелал возвращения Рочестеров ко двору!

– Мне известно об этом, но не стану уверять в том, что я польщен, – усмехнулся Робин, и его глаза, жестко сощурившись, полыхнули гневным огнем. – Сначала король Генрих молчаливо кивнул, разрешая убить моего отца и каждого, в ком течет кровь Рочестеров, а потом сожалел. Это и заставляет меня отказываться, Артур!

– Сейчас на троне Ричард, и на его совести нет греха в гибели графа Альрика и разгроме вашего рода, – с прежним напором не отступал от него Лестер.

– Ричард, – повторил Робин и, глубоко вздохнув, уверенно сказал: – Пройдет немного времени, Артур, и король осознает, что совершил ошибку, приблизив меня. Ты и я – мы оба знаем, как исправляются подобные ошибки. И я совсем не желаю из-за тщеславия, которое вы пытаетесь во мне разбудить, сложить голову на плахе. – Он внимательно посмотрел на Лестера и отчетливо произнес: – Ричарду станет тесно рядом со мной.

Выслушав его признание, Лестер перекинулся взглядом с Пембруком, и по губам того пробежала усмешка.

– Гордыня! – протянул Пембрук и покачал головой: – Вы, Рочестеры, всегда были чрезмерно гордыми, что и приводило к беде. Что ваш дед, что отец – все заканчивалось одинаково!

– Называйте как хотите! – с внезапной усталостью ответил Робин. – Я считаю свой отказ проявлением обычного благоразумия, и гордость здесь совершенно ни при чем.

– А как же Англия? – очень тихо спросил Пембрук, по-прежнему глядя на Робина. – Ваш ум, ваши таланты, ваша целеустремленность – сколько пользы они бы могли принести королевству!

– Я считаю, что исполнил свой долг перед Англией, когда помог вам вернуть в ее пределы законного короля, – бесстрастным тоном сказал Робин. – Оставим этот разговор, милорд! Хотя бы потому, что я уже убедил Ричарда, что его в первую очередь должны занимать нужды королевства, доведенного почти до нищеты правлением принца Джона, а не устройство моей судьбы.

– И какой же ответ дал тебе король?! – воскликнул ошеломленный Лестер.

– Он согласился со мной, – сдержанно ответил Робин.

– Святая Дева! – выдохнул Лестер. – Робин, неужели тебе по сердцу балансировать на лезвии ножа?! И ты еще говоришь о благоразумии! Ведь таким поведением ты неминуемо навлечешь на себя немилость Ричарда!

– Да, – с грустью отозвался Робин, – король остался не слишком доволен моим ответом, но все же согласился.

Взяв Марианну под руку, он увлек ее в сторону, остановившись поодаль у окна. Лестер проводил Робина неодобрительным взглядом и порывисто обернулся к Реджинальду:

– А ты почему все это время молчал?!

– Потому что помню неписанное правило Рочестеров, – усмехнулся Реджинальд и искоса посмотрел на Клэренс, которая безмолвно стояла рядом, по-прежнему опираясь на его руку. – Оно гласит: Рочестер сам себе господин. Так, леди Клэр?

Очнувшись от его голоса, Клэренс подняла глаза на Реджинальда и ответила ему печальной согласной улыбкой.

– К тому же я уверен, что Ричард все равно найдет Робину применение. Он не оставит его в покое: Плантагенеты ничуть не менее упрямы, чем Рочестеры! Ричард и Робин в одном очень схожи. При всем своем кажущемся романтизме они оба – жесткие прагматики, не упускающие из складывающихся вокруг них обстоятельств ни одного преимущества для себя.

– Вот как? – улыбнулась Клэренс и внимательнее посмотрела на Реджинальда. – Ваша проницательность делает вам честь!

– Моя проницательность ни при чем, леди Клэр, – улыбнулся Реджинальд. – Просто я давно знаю вашего брата, да и рядом с королем провел несколько лет, так что неплохо изучил обоих.

– Ты чем-то опечалена, сердце мое? – заметил Робин, не спуская с Марианны внимательных глаз. – Что тебя гнетет? Разве ты не рада встретить прежних друзей и познакомиться с новыми? Улыбнись, милая! Ты сегодня такая красивая, что затмеваешь собой всех дам в этой зале!

Он провел ладонью по золотому ожерелью с рубинами, которое обвило шею Марианны. Она перехватила его руку и накрыла своей ладонью, не в силах отвести взгляда от синих глаз Робина, в которых светилась нежная любящая улыбка. Граф Хантингтон откровенно и без всякого стеснения любовался своей женой. Марианна была одета в роскошное платье из сиреневой парчи, украшенное по подолу широкой полосой золотой вышивки. Из-под верхнего платья была видна шелковая туника, белизна которой оттеняла золотистый цвет кожи Марианны. Робин не удержался и дотронулся кончиками пальцев до шеи Марианны, ощутив тепло ее кожи, светившейся, словно драгоценный камень.

Наряд Марианны был так великолепен и так ловко облегал ее стройную фигуру, что она только удивилась, где Робин смог раздобыть его за такое короткое время. Конечно, он не открыл ей своих секретов, когда она спросила, лишь отшутился. Фамильные драгоценности, которые Робин подобрал к ее наряду, пришлось отложить. Ричард прислал графине Хантингтон истинно королевский подарок – целый набор золотых украшений с рубинами: ожерелье, два браслета, пояс и графский венец. Именно они и были сейчас на Марианне. В ее волосах играли блики света, которым заливало залу множество светильников вдоль стен и под потолком. Рубины, вправленные в золотой обруч-венец, указывающий на графское достоинство его обладательницы, вспыхивали красными огоньками.

– Ты ослепительна, милая, словно сама – драгоценный камень, – пошутил Робин.

– Ты тоже прекрасен, мой лорд, – с ласковой улыбкой прошептала Марианна.

Робин был одет в наряд из бархата темно-синего цвета. Из ворота выбивалось пенное кружево рубашки из тончайшего льняного полотна, и такие же кружева на манжетах ниспадали на кисти его рук. На сапогах из черной замши поблескивали золотые шпоры. На груди Робина светлым золотом сияла рыцарская цепь с гербом Рочестеров, а в темных волосах – золотой графский венец. Марианна подумала, что праздничный наряд, в котором она так редко видела Робина, подчеркивает его стать, за милю выдавая в нем воина. Она почувствовала непреодолимое желание поцеловать его и поспешно прикусила губы. Заметив ее усилия, Робин рассмеялся, поддразнивая Марианну веселым, зовущим к себе взглядом.

– Осторожнее, радость моя! – шепнул он. – В знатном обществе не принято, чтобы супруги так откровенно, как ты сейчас, выражали влечение друг к другу. Ты ведь не хочешь, чтобы моя и твоя репутация пострадали?

Заметив лукавые искорки, проскальзывающие в его глазах, Марианна с деланой скромностью опустила взгляд и принялась расправлять складки платья.

– Не сомневайтесь во мне, мой лорд! – уверила она и не менее лукаво улыбнулась: – Пожалуй, мне стоит укрепить нашу репутацию, поприветствовав прежних поклонников.

Пальцы Робина с нежной силой сжали ее запястье, едва Марианна попыталась сделать шаг в сторону.

– Только попробуй! – шутливо пригрозил он. – За каждым твоим приветствием немедленно последует мой вызов! Так мы не доберемся до Веардруна и за месяц!

– Как ты воинственно настроен сегодня, мой лорд! – протянула Марианна и беззаботно рассмеялась.

– Так-то лучше, – улыбнулся Робин, – а то четверть часа назад я подумал, что ты среди гостей увидела облик самой смерти: настолько ты помрачнела!

Улыбка сбежала с губ Марианны, ее ресницы задрожали, когда она посмотрела на Робина.

– Здесь Гай, Робин! – еле слышно сказала Марианна.

– Да, я заметил, – так же тихо ответил Робин, продолжая сохранять на губах вежливую улыбку и одновременно легким наклоном головы отвечая на приветствия гостей, которые старались пройти мимо них как можно ближе, чтобы разглядеть знаменитую чету. Но глаза Робина в то же время оставались неулыбчивыми. Ричард Ли, незаметно для самого себя приблизившийся к Робину и Марианне, расслышал последние слова из их разговора.

– Милорд, я уже обращался к королю с ходатайством о привлечении к суду Гая Гисборна за то, что он подверг пыткам благородную даму, – сказал сэр Ричард, сопроводив свои слова тяжелым вздохом.

– И что вам на это ответил король? – спросил Робин, почувствовав, как Марианну пробила легкая дрожь, и, успокаивая, нежно пожал ее тонкое запястье.

– Что в то время леди Марианна была объявлена вне закона, что лишило ее защиты как общества, так и статутов. Хотя сам король не одобрил действий Гисборна, – мрачно признался сэр Ричард. – Тем не менее он сказал: будь даже принято во внимание то обстоятельство, что леди Марианну объявили вне закона, злоупотребив властью, ради справедливости и вы, граф, должны будете предстать перед судом. И неизвестно, к кому из вас двоих судьи окажутся снисходительнее – к вам или к Гаю Гисборну.

– Я ни на мгновение не сомневался в ответе короля! – с невеселой улыбкой ответил Робин. – И это то, что я пытался объяснить и графу Лестеру, и Уильяму Маршалу.

– Посмотри на него, Брайан! – тихо говорил Гай, не сводя глаз с Робина. – Граф Хантингтон! Кто бы, глядя на него сейчас, мог сказать, что он унизился до труда подобно йомену? Что он запятнал свое имя разбоем? Вот он стоит, в графском венце, окруженный цветом английской знати! И те, кто еще месяц назад требовал бы предать его казни, сейчас спешат выразить ему свое почтение, напомнить о былом знакомстве с ним самим или его отцом! И радуются тому, что благородный Рочестер снизошел до беседы с ними! Глупцы. Мир глупцов!

Гай и Бэллон тоже были в числе гостей короля, но Гай явился не по своей воле, а повинуясь королевскому приказу, составленному в таких словах, которые исключали двоякое толкование. Ричард уже имел с ним беседу и, отдав должное умению и отваге его ратников, резко отозвался как об отказе самого Гая выступить на штурм Ноттингема, так и о причине отказа, сочтя ее надуманной. И теперь, в будничном наряде темных цветов, словно соблюдая траур по былому величию и утраченной власти, Гай неприкаянно бродил среди гостей и злился на самого себя. Злился, что никак не может собраться с силами и преодолеть охватившую его растерянность. Но вот в залу вошел Робин, и злость Гая привычно нацелилась на извечного врага и соперника.

– Что ж, нельзя не отдать должное графу: его манеры безукоризненны, равно как и его брата с сестрой, – заметил Бэллон, проследив взгляд Гая. – Если бы я не знал, то никогда бы не подумал, что он не всегда жил в обществе равных ему по титулу! Впрочем, замечу, Гай, что и весной он стоял перед тобой – избитый и связанный – все равно с королевским достоинством. Вот кого мне крайне неприятно здесь видеть, так это его жену!

Посмотрев на Марианну, Бэллон покривился с откровенной враждебностью. Гай тоже бросил быстрый взгляд в ее сторону и едва заметно улыбнулся. В его темных глазах мелькнула тень смертельной тоски.

– Ты несправедлив к ней, Брайан, – сказал он, вложив в тон и слова всю убедительность, на которую был способен. – Вспомни, ты собственными глазами видел, что на шее Беатрис не было ни единой царапины. Леди Марианна обманула меня видом крови, но это была ее кровь, а не Беатрис. Она сама нанесла себе рану ножом!

Но его слова не произвели на Бэллона никакого впечатления, и он ответил с прежней непримиримостью:

– Она угрожала моей сестре, и мне нет дела до ее уловок! И прошу тебя, Гай, давай не будем вспоминать тот день!

Гай усмехнулся, угадав, что Бэллон простил ему пренебрежение к Беатрис, откровенно выказанное им во время событий в Руффорде, но не забыл. Бэллон, наконец отвлекшись от Марианны, снова посмотрел на Робина и, не удержавшись, прыснул смехом:

– Только взгляни, Гай! Наши гордые дамы и нежные девицы, которые прежде упали бы в обморок от одного его имени, сейчас одаривают его взглядами, полными восторга!

Гай с досадой посмотрел на Бэллона и раздраженно пожал плечами.

– Какой же ты еще мальчишка, Брайан, если ревнуешь к нему жеманниц, цену которым хорошо знаешь сам! – Он погрузился в невеселые раздумья и тяжело вздохнул: – Нас было четверо, и вот я остался один. Епископ погиб, Роджер тоже погиб, по крайней мере, для этого мира, сэр Рейнолд… Не обижайся, Брайан, но твой тесть давно не блистал умом! И теперь мы с Робертом Рочестером остались один на один.

Бэллон крепко сжал локоть Гая, предупреждая:

– Гай, будь благоразумен! Ты ничем не сможешь повредить ему, раз сам король Ричард даровал графу Хантингтону полное и безоговорочное помилование! И не говори, что ты остался один. Вспомни, ведь я всегда был тебе преданным другом!

Гай с грустной и признательной улыбкой посмотрел в его серьезное взволнованное лицо и устало потрепал юношу по плечу:

– Благодарю тебя, Брайан! Но ради своего же блага остерегись сейчас показываться рядом со мной и не упоминай ни о том, что мы родственники, ни о том, что считаешь себя моим другом. Я в опале, мой милый Брайан, – с кривой усмешкой добавил Гай, не сдержав тяжелого вздоха. – В опале! Дружба со мной может сильно тебе повредить.

Бэллон выслушал его горькое признание и растерянно улыбнулся.

– Этак ты мне сейчас дашь совет искать дружбы графа Хантингтона, благо он-то нынче в милости у короля!

– В милости, говоришь? – с непонятной усмешкой переспросил Гай и невольно обернулся в сторону Робина, мгновенно отыскав взглядом его высокий стройный силуэт среди гостей. – Нет, мой Брайан! Эта милость продлится очень недолго! Сейчас король очарован им, но вскоре поймет, как опасен Рочестер. Слишком опасен, и не столько действиями, сколько самой своей сутью! И не важно, останется ли Рочестер рядом с Ричардом или пребудет вдали от двора.

– Ты знаешь, что Ричард вчера предложил ему занять высокую должность при своей особе, но граф попросил короля повременить до вассальной присяги, которую он должен принести Ричарду в Лондоне? – спросил Бэллон. – Говорят, что король согласился, но остался не слишком доволен просьбой графа.

Это известие оказалось для Гая новостью. В его темных глазах впервые за весь день вспыхнул неподдельный интерес к происходящему вокруг. Он живо обернулся к Бэллону и впился в него жадным взглядом.

– Попросил повременить? – и Гай торжествующе рассмеялся: – Что я тебе говорил? Такой человек, как он, не может долго находиться в милости у властителей мира сего!

Взгляд Гая устремился к Робину. Забыв о Бэллоне, он, не отрывая глаз от Робина, прошептал, думая вслух:

– Иначе и быть не могло! Он слишком умен, чтобы стать забавой короля. Ричард, словно дитя, наслаждается тем, что в его свите оказался знаменитый разбойник, который прославил страну едва ли не больше, чем сам король. Но когда чары Рочестера немного рассеялись бы, он стал бы раздражать Ричарда, вызывать у короля ревность и в результате лишился бы головы. Конечно, он поедет в Лондон и принесет королю присягу в верности, но потом вернется в Средние земли. Слишком независим! Слишком горд! Будь он другим, я бы не испытывал к нему ни капли уважения. Вот если бы Ричард уступил ему трон, тогда он остался бы в Лондоне!

Бэллон слушал его с возрастающим изумлением. Наконец Гай нехотя отвел взгляд от Робина, заметил юношу и оборвал себя на полуслове. Могущественный и всесильный друг, каким его всегда воспринимал Бэллон, исчез. Вместо него возник человек, обуреваемый страстями, с мятущейся душой, которая подобно маятнику не могла найти покоя.

– Послушай! – тихо сказал Бэллон, пристально вглядываясь в замкнувшееся лицо Гая, и в его глазах впервые не было прежнего простодушного обожания. – А ведь ты сам очарован им! И так сильно, что, наверное, отдал бы все на свете за то, чтобы он позволил тебе быть рядом с ним, даже в числе самых последних его стрелков!

Услышав подобное предположение, Гай сузил глаза, словно волк, и в них полыхнул такой яростный огонь, что Бэллон невольно отступил на шаг.

– Ты ошибаешься, Брайан, – неожиданно спокойно ответил Гай. Его взгляд снова погас, а лицо приняло обычное бесстрастное выражение. – Я не мечтаю оказаться в числе его приближенных. И ты ошибаешься, утверждая, что я ничем не могу повредить ему. Просто час еще не настал!

Он резко отвернулся и широким шагом пошел прочь, оставив Бэллона в одиночестве.

Наконец глашатай трижды стукнул жезлом, привлекая внимание гостей, и во всю мощь своих легких провозгласил:

– Король Англии Ричард!

Неспешной царственной поступью, не скупясь на благосклонные улыбки, Ричард шел к главному столу по коридору, который прокладывали перед ним расступавшиеся гости. Марианна, присев в низком реверансе и склонив голову, как и остальные дамы, увидела, что возле нее шаг короля резко замедлился, а потом Ричард и вовсе остановился.

– Графиня Хантингтон?!

Не поднимая глаз, Марианна еще ниже склонилась перед королем. Мощная рука Ричарда неожиданно подхватила ее под локоть, принуждая подняться из реверанса. Подчиняясь воле и просто физической силе Ричарда, Марианна выпрямилась и подняла голову, встретившись глазами с королем. Ричард окинул ее медленным взглядом, снова посмотрел Марианне в глаза, и его губы тронула недоверчивая улыбка:

– Да полно! Неужели это и вправду вы?

Сверкнувший рубинами золотой обруч на голове Марианны убедил Ричарда, что он действительно видит сейчас ту, которая вместе с ним прорубала мечом дорогу под аркой разбитых ворот Ноттингема. Затаив улыбку в глазах, Марианна вновь присела в реверансе и была мгновенно поднята Ричардом.

– Будет, леди Марианна! – добродушно рассмеялся король. – После того как я стал свидетелем ваших ратных подвигов, эти чинные поклоны и кротко потупленные глаза не смогут меня обмануть!

– О государь! – с пленительной улыбкой промолвила Марианна и, взмахнув ресницами, бесстрашно посмотрела на Ричарда.

– Вы очаровательны! – воскликнул Ричард, удерживая руку Марианны в своей руке и откровенно любуясь ею. Оглянувшись на Реджинальда, он намеренно громко сказал: – Граф Линкольн, а вас я упрекну в том, что вы были недостаточно красноречивы, когда рассказывали мне о красоте вашей сестры.

Отпустив руку Марианны, Ричард перевел взгляд на Робина и усмехнулся.

– Будь я в Англии, леди Марианна, в то время, когда вы выходили замуж, я бы иначе распорядился вашей рукой! Несмотря на все уверения вашего брата, я не испытываю такого же спокойствия, как он, за вашу судьбу в супружестве с графом Хантингтоном!

Марианна заметила, как губы Робина едва уловимо дрогнули. Всем сердцем опасаясь, что Робин сейчас отыщет всего лишь одно слово, которое превратит короля в ледяную статую, она поспешила сама ответить Ричарду:

– Государь, я благодарю Бога за то, что Он предоставил вам возможность отправиться в крестовый поход и тем самым прославить и ваше имя, и все английское королевство!

– Вы так восхитительны, леди, что я даже пропущу мимо ушей вашу дерзость! – от души развеселился король. – Буду с нетерпением ожидать вас в Лондоне, куда вы должны прибыть, сопровождая своего супруга.

Марианна почувствовала, как рука Робина, поверх которой лежала ее ладонь, налилась силой.