Текст книги "Город Анатоль"

XIV

Франциска всё еще бредила Бухарестом: самый чудесный город в мире! Какие там люди, какая жизнь! Нигде в мире нет таких красивых лошадей, как в Бухаресте. К тому же у нее там есть друзья и поклонники. И когда капитан Попеску ехал во главе своего батальона, он опускал саблю и салютовал Франциске на глазах у всех. Всё это она рассказала Майеру из Бреслау, технику фирмы Хюльзенбек, в то время как Майер усердно чистил трубку.

Ей давно пора съездить в Бухарест, ежедневно она получает письма, в которых ее умоляют вернуться. А она всё сидит в этой усадьбе. Но здесь стало очень интересно, не правда ли? День и ночь бурят новые скважины, она постоянно слышит монотонный гул бурильных установок, здесь постоянно создается что-то новое, и Франциске приятно наблюдать за работой.

Часами она могла с любопытством смотреть, как добывают нефть на скважине номер один, которая находилась у нее на дворе. Гигантский ковш – «Желонка», почти в шесть метров длиною, с треском опускался в глубину, и было очень интересно ждать, когда он снова поднимется наверх. Свистел трос, затем летели брызги нефти, и среди нефти и газов снова появлялся ковш, стучал железный клапан, и нефть потоками вытекала наружу. Случалось и так, что вслед за ковшом из скважины вырывался целый фонтан, и его струи хлестали по стенам дома и по балкам вышки.

Нефть затопила весь двор. Пришлось проложить дощатые мостки, чтобы добираться до ворот. Но доски быстро пропитались нефтью, и Франциска несколько раз падала на них. Заново оштукатуренные конюшни были уже доверху забрызганы, – вид очень некрасивый, но Франциска не огорчалась, наоборот: ведь с каждой тонны добытой нефти она получала свою долю. А это, в конце концов, составляло изрядную сумму! Какое счастье, что Жак ей дал тогда хороший совет.

У новых скважин работали насосы: воздух был насыщен брызгами нефти. Руки и лица были жирными от нее. Из одной скважины вдруг вырвался фонтан и обрызгал Франциску, но она только смеялась… Скоро-скоро она купит себе ландо на резиновых шинах и будет кататься в Бухаресте по Калеа Викторией. Ее друг Попеску вытаращит глаза и, верно, предложит обвенчаться, как он ей обещал. Но захочет ли теперь она, это еще вопрос!

Франциска могла проводить весь день в полном безделье. Обычно она вставала поздно, но и тогда чувствовала себя невыспавшейся и позевывала с четверть часа. Иногда она выходила во двор в халате, со спутанными волосами, в шелковых туфлях на босу ногу. Но иногда вдруг появлялась в десять часов утра уже напудренная и накрашенная, в шелковом платье, почти бальном. В лаковых туфельках, с папиросой во рту, она разгуливала по двору под горячим солнцем.

– Будьте осторожны, смотрите, чтобы вас не обрызгало нефтью, – предупреждал ее Майер.

– О, это не беда!

Франциска смеялась, пускала изо рта папиросный дым и щурилась на обожженного солнцем жилистого молодого Майера.

Майер приехал сюда из Бреслау от фирмы Хюльзенбек. Это был широкоплечий молодой человек, ростом почти в два метра, остриженный наголо, с гладким бурым черепом, точно из бронзы. Голубые глаза глубоко сидели в глазных впадинах и ярко светились. Если бы на него надеть эскимосскую шубу, его можно было бы принять за полярника. Во всяком случае он отвечал представлениям Франциски об исследователях крайнего Севера. Она любила читать книги о полярных путешествиях. Путешественникам было так холодно, а у нее здесь так тепло и хорошо. Они блуждали в снегах, потеряв дорогу, и Франциска чувствовала себя дома вдвойне уютно.

Майер вначале был очень скуп на слова, почти невежлив, но теперь он довольно часто болтал с Франциской. Когда ему было двадцать лет, он отправился бродить по свету, работал в Венесуэле, Мексике и Северной Америке и мог рассказать много интересного. Когда в лесу горел фонтан, он вернулся оттуда, – о господи! – с совершенно черной головой, и Франциска закричала от ужаса: она подумала, что его голова обуглилась, но это была только сажа, и Франциска помогла ему отмыть лицо. С тех пор он сделался немного доверчивей.

В Бреслау у Майера была невеста; она содержала белошвейную мастерскую. Почти ежедневно он получал от нее письма. Она описывала ему всё, что происходило в ее мастерской; сообщала о всех своих заботах и огорчениях. Нелегко с этими важными дамами, с ними лучше не связываться. Капризничают, придираются. По три раза заставляют переделывать и в конце концов не платят.

– Напишите вашей невесте, что я с удовольствием закажу у нее дюжину рубашек из крепдешина; цена не играет никакой роли, – сказала Франциска.

Майер посмотрел на нее благодарным взглядом; он покраснел: ему очень хотелось, чтобы его невеста получила заказ, но всё же сказал, что пошлина сделает рубашки безумно дорогими.

Это было верно, и Франциска обрадовалась, что ничего не вышло из этого заказа, с которым она слишком поспешила. Что ей за дело до его невесты!

XV

У Майера в усадьбе было очень плохое помещение, но он привык жить кое-как; ему годами приходилось служить на отдаленных разработках и спать в бараках.

Однако Франциска считала, что ему совершенно незачем жить как конюху. Она приготовила для него комнату у себя в доме; комната была, правда, маленькая, но очень уютная, окрашенная в светло-голубой цвет, с белоснежной постелью и даже с занавесочками на окне. Майер не мог, конечно, отказаться хотя бы взглянуть на комнату. Франциска поставила там стол с чисто вымытой доской, на которой он мог разложить свои чертежи. Майер был восхищен комнатой, но молчал, и Франциска видела, что он колеблется.

– Я уже привык к старой комнате…

Но Франциска не дала ему договорить.

– Разве вы не чувствуете, – сказала она, – что здесь значительно прохладнее, прямо как в погребе?

Майер очень страдал от жары.

– Да, это правда, – сказал он, – здесь очень приятная прохлада и можно разложить чертежи. Ну ладно, благодарю вас, барышня!

– За что же благодарить? Зачем вам жить в комнате, где спали служанки?

Теперь они жили в одном доме, их разделял только коридор. Но они почти не виделись. Майер вставал рано, работал весь день и рано ложился спать. Он жил по-спартански, и единственным его удовольствием была трубка, которой он дымил весь день, хотя около нефтяных вышек курить запрещалось. Притом Майер с утра до поздней ночи оставался на свежем воздухе; неудивительно, что он был здоровяком.

– Вы сегодня получили много писем, – сказала однажды утром Франциска. – Это от вашей невесты?

– Нет, это пришли фотографии. Виды нефтяных разработок. Помните? Вы хотели их посмотреть.

– О да!

Франциска поблагодарила. Она была рада, что он не забыл ее просьбу выписать из дому эти снимки.

– Может быть, мы сегодня вечером их посмотрим? – спросила она. – Самое лучшее, если вы придете ко мне поужинать и объясните мне, что изображено на снимках.

Обычно Майер обедал и ужинал в столовой при бараках.

Вечером он пришел к Франциске в чистом костюме и, несмотря на жару, нацепил высокий белый крахмальный воротничок. Он был вымыт чисто-начисто, и тем не менее нефть осталась у него в ушах, глазах, ноздрях, под ногтями. С этим он ничего не мог поделать. Франциска расставила на столе всевозможные лакомые блюда, посредине красовался графин с вином. Вечер был необыкновенно жаркий, и она попросила у Майера извинения за свой костюм: она умирает от жары. На Франциске было светлое японское кимоно; на спине были вышиты таинственные китайские иероглифы, а на груди – бабочки. Нет, Майер, конечно, ничего не имеет против этого, и совсем не нужно было извиняться перед ним. Она не должна терпеть из-за него неудобства. Запах духов Франциски ударил ему в голову, – ведь он привык быть на свежем воздухе. Франциска просила его тоже не стесняться и снять этот ужасный крахмальный воротничок.

– Ах, какие вы, немцы, невыносимые педанты! – смеясь воскликнула она.

Но господин Майер отказался снять воротничок, он предпочел бы задохнуться, чем сделать это. Он знал, как нужно держать себя при дамах.

– Ну, показывайте мне фотографии, – попросила Франциска. – Я сяду рядом, а вы мне будете объяснять.

Майер пояснил, что это виды мексиканских и американских разработок нефти, где он служил. Он не был инженером по образованию, он начал служить простым рабочим-бурильщиком, с самой низшей должности, и гордился этим.

– Вот это нефтяные промыслы в Тампико, – сказал он. – Здесь я начал.

Франциска увидела огромный нефтяной город, лес нефтяных вышек, и нашла этот Тампико весьма безобразным.

– Неважно, безобразен он или нет, главное – здесь нефть! – коротко объяснил Майер. – Вот это горящий нефтяной фонтан в Нью-Мексико. Пламя поднималось на восемьдесят метров, и фонтан горел тогда три месяца. А вот это знаменитый фонтан в Оклахоме, «Сити-Пул». Он выбрасывал три тысячи тонн нефти в день.

Майер знал всё. Он знал доходность каждой скважины, он знал, как она была глубока, сколько стоила. За год они пробурили там более тысячи скважин, беспощадно эксплуатируя землю. Вот как там шла работа! И тут будет то же самое.

Франциска залилась своим беспричинным смехом, каким смеются деревенские девушки. Значит, они только и делают, что грабят землю! Она придвинулась поближе, чтобы лучше рассмотреть снимки. У нее неважно со зрением.

– А это резервуары и нефтеперегонные заводы в Батон Руже, в Луизиане. Разве это не чудесные установки! Да, конечно, всё это просто поразительно. – Тут Франциска извинилась: она близорука, плохо видит, и придвинулась еще ближе. Вдруг Майер прервал свои объяснения. Волосы Франциски щекотали ему подбородок. Он почувствовал ее щеку на своем плече и ее грудь у своей руки. Ее духи окутывали его, точно запахи тропических цветов, и голова у него кружилась. Легкий смешок клокотал в горле Франциски. Он не понимал, что всё это значит, и был смущен и встревожен. Он остановился на полуфразе и внезапно выпрямился. Несколько мгновений он сидел неподвижно, с окаменевшей плоской спиной, совершенно так же, как сидит Гершун на козлах, и большими предостерегающими глазами смотрел на Франциску, но она не поднимала головы.

Затем он тихо и несколько торжественно произнес: «Барышня!»– и слегка отодвинулся от Франциски.

Но Франциска, по-видимому, ничего не замечала. Она тихонько посмеивалась и наливала вино из графина в стакан Майера.

– Вы ничего не пьете!

Майер подозрительно покосился на нее и задумчиво отпил из стакана. Затем он продолжал свои объяснения:

– Вот это нефтяные месторождения близ Баку. Эти рисунки вырезаны из журнала. В Баку, знаете ли, бывало так – да, пожалуй, бывает и теперь, – что нефть плавала по морю и ее зажигали. Буквально можно было видеть горящую воду!

– О, как интересно! – воскликнула Франциска. – Покажите мне, где горит море, я не вижу.

Снова у нее в горле заклокотал странный возбужденный тихий смешок, и снова она близко придвинулась к Майеру.

– Этого нельзя видеть на снимке, – ответил Майер как-то особенно тихо. – Я так только упомянул об этом.

И вдруг правая рука Майера начала тихонько отодвигать Франциску – так медленно, что сперва это было почти незаметно, но с такой страшной силой и так неудержимо, как нельзя остановить паровоз, если даже он движется очень медленно. А затем, когда Майер высвободился настолько, что смог спокойно вздохнуть, он встал и сказал:

– Прошу извинения, барышня!

Он стоял перед Франциской, долговязый и чопорный. Она смотрела на него с растерянным и глуповатым выражением. Легкий поклон, и Майер был уже за дверью.

XVI

Франциска осталась сидеть в той же позе, вцепившись пальцами в стол и вытянув шею. По не успела еще закрыться дверь, как она высунула вслед Майеру язык. Лицо ее исказилось бешенством и стыдом, она тихо взвизгнула, точно ей наступили на грудь.

– Ах ты!..

Она с трудом перевела дыхание и плюнула в сторону двери. Затем бросилась на диван и хотела уже закрыть рукой глаза, чтобы хорошенько выреветься, но тут ее взгляд упал на графин с вином. Что ей сделал графин? Ровно ничего! Но Франциска вдруг схватила его и со злостью швырнула на пол. За графином пришел черед стаканов, стоявших на столе. Она запустила ими в дверь так, что звон пошел, и хотела перевернуть стол. Но тяжелый дубовый стол только чуть-чуть приподнялся, и Франциска остановилась в изнеможении. Мертвенно-бледная, она забегала по комнате взад и вперед. Слезы бешенства текли у нее по лицу.

– Отвратительный, сухой немецкий педант! – бормотала она.

Ах, эти книги на комоде, эти детективные романы, которые она так любит читать! Господин в шелковом цилиндре с револьвером в руке – в угол его! Дама, которая собиралась броситься под поезд, – ее туда же!

В конце концов она убежала к себе в спальню и дала волю слезам. Этого оскорбления она не перенесет! Да кто он такой?! Даже, не настоящий инженер, – высокомерный дурак, с дурой Эльзой в Бреслау! Только что вылез в люди. Ну, подожди! Жак завтра же выбросит тебя отсюда. Выбросит к чертовой матери… Она опять побежала в столовую, взяла из шкафа бутылку вина, налила полный стакан и выпила его одним духом. Затем еще один и еще. Всё еще дрожа от бешенства, она плюхнулась на постель и мгновенно заснула с заплаканным и измазанным лицом, всхлипывая во сне, как ребенок.

На следующий день Франциска не показывалась около вышек. Только в полдень она прошла через двор, направляясь в город. К вечеру она вернулась. Майер, чувствовавший себя неважно, видел, как она шла обратно по двору. Тонкий синий шелк платья плотно облегал ее полные ноги, полную грудь. В лесу она отломила веточку и покусывала ее. Войдя к себе, она позвала Лизу и принялась весело насвистывать.

Через четверть часа Майер осмелился постучать к ней.

Франциска перестала свистеть и отозвалась удивленно и недовольно:

– Войдите!

Стол был накрыт так же, как и накануне. Стояли рюмки для вина, два прибора, а за столом на диване сидела Франциска. Она курила папиросу, и ее черные глаза сурово взглянули на Майера. На лбу у нее залегла сердитая складка, делившая весь лоб на две части. При виде ее холодного, неприветливого лица Майер растерялся.

– Я хотел принести вам свои извинения, барышня! – смущенно пробормотал он. – Боюсь, что я вчера вас не понял. Я не знаю обычаев вашей страны.

Франциска неприязненно взглянула на него. Она даже не сочла нужным вынуть папиросу изо рта, когда презрительно, слегка аффектированно ответила:

– Я тоже не знаю обычаев вашей страны, но у вас, кажется, совершенно особые понятия о том, что значит быть вежливым с дамой.

Майер покраснел. Он не совсем понял ее слова, но почувствовал, что это что-то обидное. .

– Вообще я вижу, что пришел некстати, – пробормотал он. – Вы ждете гостей?

– Да, придет господин Грегор.

– Еще раз прошу прощения.

И Майер вышел.

Франциска опять начала тихо насвистывать. Немного погодя Майер услышал, как вошел Грегор.

Жак бывал у Франциски не слишком часто: раз или два раза в неделю. Конечно, у него работа… Она ведь понимает! Он был неизменно любезен с нею, говорил ей приятные, льстивые фразы, шутил. Его карие бархатные глаза смотрели ласково, зубы блестели. Как бы утомлен он ни был, в комнату Франциски он входил в прекрасном настроении. Да, всё идет хорошо. С инженером Винтером, который руководит добычей, он прекрасно ладит. Вот только директор Мирбах, которого Жаку прислали из Берлина, немного действует ему на нервы. Каждое второе слово у него – «Организация».

– Да, организация заменяет дуракам гениальность, – сказал Жак, улыбаясь. – Тебе, Франциска, в ближайшие дни предстоит удовольствие вести с ним переговоры!

Акционерная компания хотела купить у Франциски выгон, примыкавший к опушке леса. Здесь предполагалось построить нефтеперегонный завод и вокзал. Этот выгон, около двадцати моргенов почти негодной земли, Франциска, по совету Жака, купила за бесценок несколько месяцев назад. Теперь Жак назначил за этот участок очень высокую цену.

– На случай, если на этой земле будут добывать нефть, в договор, разумеется, должен быть включен прежний пункт об участии в прибылях, – прибавил он. – А как идут дела здесь?

– О, очень хорошо!

И Франциска ничего больше не сказала.

После ужина Майер услышал, как Франциска запела какую-то народную песенку. Из комнаты доносился смех. Очевидно, там не скучали. Майер писал письмо невесте в Бреслау, но думал всё время о Франциске. Что это было вчера? Недоразумение?

«Возможно, – говорил он себе, – что она действительно близорука. Нравы здесь, как видно, более свободные, и, может быть, у нее и в самом деле никаких задних мыслей не было?» О, он вел себя как болван. Он мог извиниться, сославшись на жару, и сесть на стул. Но встать и убежать!.. Он не понимал, как он мог это сделать. Да, теперь она смеется, что-то кричит, вероятно рассказывает Грегору, как он себя вел. И, несомненно, привирает! Этот капитан, который во главе своего батальона будто бы опускал перед ней саблю!.. Конечно, всё это только смешно. Кто ей поверит! Но какое ему дело, в конце концов, до этой истории с капитаном Попеску? «Пусть себе хвастается, тебе-то что за дело?»

Теперь в столовой Франциски стало совсем тихо. Вероятно, они перешли в соседнюю комнату. Майер разорвал начатое письмо и лег в постель. Он смертельно устал, но не уснул сразу, как это с ним обычно бывало. Он слышал, как работали около вышки номер один, и узнавал малейший доносившийся оттуда звук. Опять он почувствовал, как прижималось к нему мягкое тело Франциски. О боже, каким идиотом он был! Испортил всё! Она, конечно, не очень красива, но у нее, по-видимому, прекрасное тело. И если серьезно подумать, так Эльза не может требовать от него, чтобы он все эти годы жил аскетом. И вдруг он так ясно услышал запах духов Франциски, что вскочил и посмотрел кругом. А вдруг она вошла в его комнату? Электрический фонарь с вышки номер один бросал тусклый свет на стену. Разумеется, в комнате никого не было.

Он опять услышал, как смеялись и говорили у Франциски. Грегор прощался. Франциска, напевая, заперла дверь своей комнаты.

XVII

После этого Майер несколько дней досадовал на себя и был дурно настроен. Он был теперь вполне убежден, что у Франциски не было никаких задних мыслей. Она просто увлеклась фотографиями, вот и всё. Теперь лучше совсем не показываться ей на глаза и перебраться в бараки. Нет, что за болван! С мрачным, сердитым лицом работал он у новой вышки. Ковш с пробой грунта поднялся наверх. Майер внимательно осмотрел наполнявшую его массу. Взял образец этой массы в бутылку, отметил на этикетке глубину. В это время к его ногам упала тень Франциски.

– Добрый день! – сказала Франциска.

Майер покраснел от смущения. Франциска, по-видимому, больше не сердилась. Она спросила его, чем он занят, и он объяснил ей. Эти образцы нужны для геологического изучения грунта. Ну, в этом Франциска ничего не понимает. Она поглядела, как работали на вышке, попрощалась и ушла. Майер посмотрел ей вслед, затем пошел за ней. Он попросил уделить ему несколько минут и еще раз торжественно извинился перед ней, – ведь в прошлый раз он сделал это не вовремя и кое-как.

– Я, конечно, просто не понял вас, – сказал он. – Меня совсем разморило от этой жары. С тех пор как я работал в тропиках, я плохо выношу жару.

Франциска внимательно слушала его, чуть насмешливо скривив губы. Но лицо ее было спокойным, и она, казалось, готова была пойти на мировую. «А ведь у нее красные глаза, – думал Майер. – В глубине их как будто бегают красные огоньки!»

– Ну ладно, – сказала наконец Франциска. – Теперь всё в порядке. Я, по правде говоря, не знала, что такое вдруг с вами стряслось. – Она взглянула Майеру в глаза. – Скажите мне, чего, собственно, вы не поняли?

Майер опять покраснел, и его синие глаза выразили смущение.

– Чего я не понял? – пробормотал он. – Но как же я вам это скажу?

Да, действительно, как ей это объяснить? Но в эту минуту рабочие около вышки что-то закричали ему, и он, попросив извинения у Франциски, побежал к ним.

– Вы скажете мне это вечером! – крикнула Франциска ему вдогонку и пошла дальше.

После ужина Майер постучал в дверь к Франциске. Франциска только что поставила на стол две рюмки и бутылку вина. Красивого хрустального графина уже не было: ведь она разбила его, разозлившись в прошлый раз на Майера. Франциска казалась усталой и задумчивой. Подперев голову рукой, она курила одну папиросу за другой. О «недоразумении» она больше не заговаривала, Майеру это было только приятно. Она говорила о Жаке:

– Очень умный человек этот Жак, и очень интересный, не правда ли?

Франциска посмеивалась каким-то особенным смешком и испытующе смотрела на Майера. Майер считал Грегора умным человеком. У него были большие знания, но он никогда не щеголял ими. Но самым большим талантом Жака была, по мнению Майера, его необыкновенная способность распознавать людей. Этому нельзя научиться: с этим рождаются. Кроме того, у Грегора есть масса других редкостных качеств, например необыкновенное деловое чутье. Франциска улыбалась. Она была довольна.

– А вы знаете, что он мой жених? – интимным тоном спросила она. – Но смотрите – никто не должен об этом знать.

– О! – Майер притворился удивленным. – Ваш жених? Когда же вы поженитесь?

Франциска громко рассмеялась.

– Мы об этом еще и не думали и не говорили. Забавнее всего то, что она, собственно, уже обручена с капитаном Попеску из Бухареста. Но она не хочет выходить за него, хотя он постоянно грозит, что застрелится. Вообще у нее нет никакого желания выходить сейчас замуж, ей это не к спеху.

– Ну конечно, куда вам спешить! – подтвердил Майер. – Вы молоды, красивы, а если ваши дела и дальше пойдут так же хорошо, у вас скоро будет большое состояние.

Комплименты, а главное, уверенное заявление Майера, что она будет богата, взволновали Франциску: она встала.

– Вы ничего не пьете, господин Майер! Я сегодня немного раскисла, а вы пейте и, пожалуйста, не стесняйтесь – закуривайте вашу трубку; не беда, если вы здесь немножко надымите.

Франциска, по обыкновению, начала рассказывать всякие истории и, казалось, не заметила даже, что Майер принес с собой фотографии нефтяных разработок. У Франциски есть подруга Мария; ее отец растратил на службе деньги. Чтобы скрыть это, он всё подстроил так, будто воры взломали кассу. Это вообще долгая история. Одним словом, его заподозрили и отдали под суд, но Мария показала под присягой, что в ту самую ночь, когда была взломана касса, ее отец находился дома. Разумеется, это была ложная присяга, но зато она спасла отца. Что он, Майер, об этом думает?

Майер попыхивал трубкой.

– Клятвопреступление есть клятвопреступление. Куда же мы придем, если не будем уважать святость присяги?

– Но она сделала это ради своего отца!

– И всё-таки, – покачивая головой, сказал Майер, – присяга остается присягой.

А Франциска считает, что Мария должна была поступить именно так, как поступила.

– Ну как же вы не понимаете! – воскликнула она. – Благородство выше глупой правды. Как вы думаете, господь бог осудит за это Марию или простит? Разумеется, он простит и даже похвалит ее за этот поступок!

А затем началась другая история. Подруга Франциски Эльвира ехала в спальном вагоне из Белграда в Бухарест; в поезде было пусто, – в вагоне находились только Эльвира и какой-то молодой господин.

– Я вам сразу скажу, кто был этот молодой человек. Это был князь Куза из Бухареста, владелец большого имения близ этого города. Эльвире князь очень понравился, но он почти не обращал на нее внимания. Тогда Эльвире пришла в голову чудесная мысль: она заговорила с ним и спросила, нет ли у него случайно лекарства от головной боли. У нее страшная мигрень, сказала она. Князь ответил, что у него есть порошки, и через десять минут пришел в купе Эльвиры. Он принес ей порошок и сказал, чтобы она прилегла, а он будет массировать ей голову, от этого боль очень скоро пройдет. И он стал растирать Эльвире виски. У него были нежные, мягкие руки, они пахли духами; на одной руке у него был серебряный браслет, и это очень понравилось Эльвире. «Ну, как вы себя чувствуете, барышня? – спросил он. – Теперь вам лучше?» Нет, голова у нее всё еще, болит… Массаж понравился Эльвире, и поэтому мигрень не проходила. «Кровь должна отлить от головы», – сказал князь и стал водить пальцами от ее виска вниз к шее, почти к плечам. В конце концов он сделался чересчур смелым. Эльвира встала и поблагодарила. «Достаточно, – сказала она, – благодарю вас, теперь всё прошло». Но князь задержал ее руку в своей, назвал себя и сказал, что она поразила его своей красотой и что он влюбился в нее. Если она потребует, он готов сделать ее своей женой. Но Эльвира сказала: нет, ее мысли всегда с ее женихом, который ждет ее в Бухаресте. Он бедный офицер, и именно потому, что он беден, Эльвира считает, что с ее стороны было бы некрасиво оставить его или изменить ему. Князь без конца умолял ее, но Эльвира осталась непоколебимой. И представьте себе, ведь они были совершенно одни в спальном вагоне! Что вы об этом думаете?

Майер затянулся и выпустил изо рта густой клуб дыма. Он считает, что всё было так, как нужно. Эльвира сделала то, что должна была сделать; она была бы не вправе считать себя порядочной девушкой, если бы тут же завела интрижку с молодым князем. Ведь она его знала только каких-нибудь полчаса!

Франциска улыбнулась.

– Нет, я просто хотела услышать ваше мнение, – сказала она и сейчас же начала новую историю, а потом еще одну, и еще одну… Наконец она зевнула, указала на фотографии и сказала:

– Ах, ведь это фотографии! Но я сегодня очень устала. Посмотрим их завтра, ладно?

Майер собрал свои снимки и пожелал ей покойной ночи.