Текст книги "Город Анатоль"

IX

Корошек смотрел в дверную щелку на площадь: там действительно стоял молодой господин Грегор и спокойно разговаривал с этой бешеной Ольгой. Он даже шутил!

– Боже мой, как это у вас хватает храбрости разговаривать с этой сумасшедшей женщиной! – с удивлением воскликнул Корошек, когда Жак вошел в вестибюль. – Ведь она могла бы выстрелить и тяжело ранить вас – в бедро, например, и вы остались бы хромым на всю жизнь!

– Я готов держать с вами пари, что у нее и револьвера-то нет в кармане, – ответил Жак и презрительно засмеялся. – Это только блеф, чтобы запугать Рауля. Ему следовало бы выйти и хорошенько отколотить ее!

– Что вы, что вы! Как можно бить свою жену!

Почти каждый день, когда начинало смеркаться, перед «Траяном» появлялся часовой: воротник высоко поднят, на голове бобровая шапка, в карманах – грозно сжатые кулаки. Гизела и Антония, сидя за зеркальной витриной, забавлялись видом этой фигуры, но Роткель приказал им отойти: некрасиво смеяться над несчастным человеком. Посетители кафе острили при ее появлении. Милая, хорошая женушка, не правда ли? Кто бы мог подумать, что у этой прелестной белокурой «куколки» столько злости? Весь город смеялся! А ее «малышка», почему он ни разу не выйдет к ней? Он просто-напросто прячется от нее со страху. Пусть бы попробовали так с Яскульским! Его широкое лицо побагровело от гнева. Его жена могла бы заявиться хоть с пушкой, – уж он бы задал ей перцу! Но его жена давно умерла...

Когда Корошек просовывал свою желтую дыню в комнату Рауля и шептал: «Она там», – Рауль бледнел; он с каждым днем становился всё более нервным. Корошек считал своим долгом охранять своих гостей. В мыслях он уже видел адвоката Рауля Грегора плавающим в собственной крови перед «Траяном», с толстым портфелем под мышкой. Ну и дела творятся на белом свете!

Иногда Ольга дежурила перед «Траяном» всего лишь двадцать минут, но очень часто – битых два или три часа. Один раз она караулила до девяти вечера. Было очень холодно, кружился мелкий колючий снег, Ольгу совсем запорошила, но она без устали расхаживала по площади, как призрак, не знающий покоя. Рауль почувствовал сострадание к ней. Такой холод, такой снег! Бедняжка! Она страдает, она несчастна, она мучится! Не открыть ли ему окно и крикнуть: «Ольга, золотце мое!» Нет, нет, он не может! Он вспоминал об оскорбительных и бесстыдных письмах, которые она ежедневно посылала ему. Она осыпала его бранью. Употребляла такие словечки, что он стыдился показать кому-нибудь эти письма. Ее страсть пользоваться самыми вульгарными выражениями была просто болезненна. Она грозила ему уйти к другим мужчинам. Настанет день, и он горько раскается. А сегодня она назвала его бесстыжим сутенером! И это – его нежная куколка, которая всю ночь меняла ему согревающие компрессы, как только он кашлянет раза два! Нет, нет! Невозможно! После этих писем о примирении нечего и думать. Сострадание Рауля сразу превратилось в ненависть. «Ну и замерзай, замерзай, сумасшедшая!» – в бешенстве закричал он. Кому приятно, когда его называют «бесстыжим сутенером» или еще похуже? А теперь он выйдет, будь что будет!

Корошек входит и шепчет:

– Она еще там!

– У меня деловое свидание, и я не позволю себя больше терроризировать! – в бешенстве кричит Рауль, обращаясь к несчастному Корошеку. – Это террор, настоящий террор! Понимаете вы?

Господи боже мой! Нет, Корошек этого не допустит. Он провожает Рауля через двор, через конюшни. Там есть маленькая дверка.

– Осторожней. – Он осматривает улицу, и Рауль исчезает в снежном вихре.

Однажды вечером Ольга появилась в десять часов перед «Парадизом» и вызвала Ксавера.

– Господин Грегор у вас? – спросила она, сверкая глазами.

– Нет, его нет здесь. Пожалуйста, прошу вас, убедитесь сами, сударыня!

Ольга делает шаг назад.

– Чтобы я вошла в ваш притон? – с возмущением кричит она.

В это самое мгновение, – о боже! – злополучный господин Грегор вдруг появился во дворе «Парадиза». Но добрый ангел, как видно, охранял его: Ольга его не заметила, а он, к счастью, сразу же ее узнал и быстро юркнул в виноградники.

Сегодня всё сошло, а что будет завтра?

Кароле Кениг тоже досталось. Однажды вечером она отправилась в «Траян». Нет, нет, вовсе не к Раулю! Ей нужно было просто запастись джином, – у них в баре весь вышел. Когда она, ничего не подозревая, спускалась с лестницы, к ней вдруг вплотную подошла какая-то закутанная женщина, закричала на нее, назвала потаскухой, с которой поступят так же, как с ее сутенером. Карола с криком бросилась назад в гостиницу, и там с ней сделалась истерика.

Надо было наконец принимать какие-то меры!

Корошек сказал, что он вынужден обратиться к полиции. Эта мегера нападает уже на его клиентов; он этого не потерпит! Но при этом Корошек дрожал всем телом. Тогда-то все увидели, что за молодец Яскульский. Если у Рауля не хватает мужества вправить мозги этой сумасшедшей, он, Яскульский, сам возьмется за это. Он берет дрожащую Каролу под руку, помогает ей сойти с лестницы и кричит:

– Никто не посмеет вас пальцем тронуть, Карола, если с вами Яскульский! Я прикрою вас своим телом!

Он проводил Каролу через площадь, затем вернулся и, окончательно расхрабрившись, подошел к тени, стоявшей перед «Траяном».

– Пора вам бросить ваши глупые шутки, уважаемая госпожа Грегор, – сказал он своим гудящим басом. – Вы только людей смешите!

Но тень так резко и угрожающе шагнула к нему, что он, эта каланча, отступил в испуге.

– Не суйте свой грязный нос в дела, которые вас не касаются! – закричала Ольга, пылая гневом. Она обозвала его первым бабником в городе, бегающим за всеми девками, и наговорила бог весть что. И откуда она понабралась таких забористых словечек? Даже Яскульский потерял дар речи. Он не проронил ни звука. У этой бешеной кошки был такой вид, точно она вот-вот вцепится ему в лицо.

Яскульский, как известно, тактом не отличался.

– Да, ты теперь здорово сел в лужу, дружище! – весело смеялся он, зайдя к Раулю после встречи с Ольгой. – Ну и женушка у тебя, нечего сказать!

Рауль побледнел и выскочил из-за письменного стола.

– Я вынужден вас просить не вмешиваться в мои частные дела! – огрызнулся он.

Но Яскульский только хохотал.

– Твоя супружница мне чуть глаза не выцарапала! – сказал он. – Тогда я мог бы требовать с тебя вознаграждение в пользу пострадавшего. И тебе, как мужу, пришлось бы заплатить. Ха-ха-ха!

Рауль вытирал пот с лица.

X

Баронесса Ипсиланти просила Рауля зайти к ней. Она приняла его, маленькая и тоненькая, закутанная в лиловую шелковую шаль. Она выглядела совсем больной и говорила тихим голосом, как человек, которому надо щадить свои нервы. Вокруг ее накрашенного ротика собрались раздраженные морщинки, в глазах застыло оскорбленное выражение. Да, она хочет подать в суд на этого Ломача, который, по ее поручению, начал бурение на ее участке. Он уже вытянул у нее восемьдесят тысяч крон! Этот обманщик бог знает что наврал ей! Будто весь Анатоль плавает на нефти. Этакий плут! Она потребует от него назад свои деньги. Баронесса говорила так тихо, что Рауль с трудом понимал ее.

– Вы больны, баронесса? – спросил он.

– Да, да, очень больна. Какой обманщик!

По ее поручению, Ломач начал бурить на винограднике, который она купила в свое время у зубного врача Фигдора, но до сих пор не нашел ни капли нефти. «Сегодня уже показались следы нефти, – говорил этот негодяй, – через неделю мы до нее доберемся». Но проходила неделя за неделей, а нефти не было. Тут был замешан еще и другой обманщик, шарлатан, который работал магической палочкой. Теперь она хочет требовать с них деньги обратно!

Рауль сказал, что этот иск почти безнадежен. Но госпожа Ипсиланти только еще больше взволновалась и рассердилась. Она обратится во все инстанции, если это будет необходимо. Каждый судья немедленно признает обман. Сначала пришел этот шарлатан с магической палочкой и посулил ей золотые горы, а на другой день явился этот мошенник Ломач и предложил ей свои услуги.

Ах, она больна, простужена, чувствует себя отвратительно! А тут еще этот Марморош пишет ей, что она должна покрыть свой счет. Она подписалась в земельном банке на акции общества «Национальная нефть» и считает, что со стороны Мармороша невежливо и даже оскорбительно требовать теперь уплаты всей подписанной суммы да еще ставить твердый срок: одну неделю. Марморош сам навязал ей акции «Национальной нефти» как чудесное помещение для капитала. Разве ее вина, что эти акции падают? Не может же она продать их, когда цены на них снижаются? Она хочет продать свой лес в горах. Но это нельзя сделать сразу. Рауль должен переговорить с Марморошем и попросить у него отсрочки, хотя бы на то время, пока она чувствует себя так скверно!

Хорош тоже этот Борис! Или английские инженеры не знают своего дела? Она совсем потеряла сон, всю ночь ворочается с боку на бок, и так до утра! В этом городе нельзя больше жить спокойно. Убили старого торговца шерстью Находа, а между тем кузнец Омка всю жизнь был трезвым и тихим человеком. Он теперь пытался повеситься в тюрьме, но успели вовремя перерезать веревку.

– Что за жизнь стала! Что за жизнь!

Баронесса глубоко вздохнула несколько раз, затем посмотрела в зеркало и нашла, что вид у нее просто ужасный. Это всё от сердца. Сердце у нее иногда останавливается, совсем останавливается, и ей приходится встряхивать себя, точь-в-точь как встряхивают часы, чтобы они опять пошли.

Рауль улыбнулся: это долгая зима настраивает ее так мрачно. Дело с земельным банком он завтра же уладит.

– Впрочем, нужно надеяться, что акции «Национальной нефти» скоро поднимутся в цене. Я вчера видел барона и говорил с ним. «Национальная нефть» заарендовала поместье старого Находа и нашла там значительные количества нефти.

– Да? Что вы говорите! О боже мой, это было бы чудесно! – воскликнула госпожа Ипсиланти, и нежный девический румянец разлился по ее бледному личику. – Это было бы великолепно! И это сказал вам сам Борис? Вы правы, я, пожалуй, и в самом деле настроена слишком мрачно. – Голос ее зазвучал громче, и оскорбленное выражение исчезло с лица. Она даже слегка улыбнулась и проверила свою улыбку быстрым взглядом в зеркало. – Ах; вот и чай! А теперь давайте немного поболтаем. У вас ведь тоже заботы, дорогой, я знаю. Говорят, вы немного поссорились с женой. Но в какой семье этого не бывает? Будем надеяться, что всё скоро уладится.

Рауль съежился от смущения.

– К сожалению, причины конфликта глубже, чем вы думаете, – глухим голосом сказал он. – Скоро мы разойдемся совсем, это неизбежно.

Баронесса Ипсиланти сразу забыла все свои заботы. Она всплеснула руками от удивления:

– Боже мой, неужели это правда? Неужели дело дошло до настоящего развода? Нет, это невозможно! После десятилетнего супружества люди сливаются в единое существо: души их соединяются...

– Конечно, это решение нелегко для меня.

– Господи, в нашем городе действительно нельзя больше жить спокойно! У нас здесь уже столько лет не было ни одного развода. Ах, дорогой, как мне жаль вас! Я, конечно, на вашей стороне, в моей дружбе вы можете быть уверены. Вы, должно быть, не знаете, что в городе очень много говорят о вас, а это вредит вашей репутации адвоката. Ваша жена компрометирует вас своим экзальтированным поведением, а еще больше письмами, которые она пишет некоторым здешним дамам.

– Письмами? Письмами к дамам? – земля закачалась под Раулем.

– Да не волнуйтесь, прошу вас! Не хотите ли еще чашечку? Мне она тоже писала. Я считаю своей священной обязанностью сказать вам как друг всю правду. Не вы оставили дом, пишет она, а как раз наоборот. Только прошу вас, не надо так волноваться. Она пишет, что была принуждена закрыть перед вами двери своего дома, для того чтобы защитить себя... Я должна вам сказать всю правду, Рауль, чтобы защитить себя... это ее собственные слова – «от опасности заражения».

Баронесса произнесла эти слова совсем тихо. Рауль подскочил, бледный как снег.

– Это правда? – закричал он, забыв о всяких приличиях.

– Да, это истинная правда, мой дорогой друг, клянусь вам. Она пишет также, что вы будто бы намереваетесь жениться на этой даме, которая служит в баре. Всё это, конечно, вредит вашей репутации. Но не волнуйтесь же! Мы все знаем, что это клевета. Да, если женщина вышла из низших слоев, она очень легко переходит границы благопристойности. Останьтесь еще, мы попьем чайку и поболтаем.

Но Раулю было теперь не до чая и не до разговоров. Он бросился вон из дома Ипсиланти и побежал к Феликсу. Там он бессильно опустился в кресло и зарыдал.

– Моя честь! – причитал он, уже совершенно не владея собой. – Моя честь! Иди к ней, Феликс. Я обеспечу ее на всю жизнь, я куплю ей дом, где она пожелает. Моя честь!..

Но Ольга решительно отвергла все предложения. Она своего добьется. Она так отомстит за причиненное ей бесчестье, что Рауль всю жизнь будет помнить о ней!

XI

И всё же визит Феликса к Ольге оказался не совсем безрезультатным. Часовой целую неделю не появлялся перед «Траяном». Вообще Ольга нигде не показывалась. По вечерам окна ее комнаты оставались темными. Где она? Рауль вздохнул с облегчением. Его нервы были истерзаны. Угрозы Ольги преследовали его даже в снах: она плескала ему в лицо серной кислотой или вдруг стреляла в него во время заседания в зале суда. Неудивительно, что по утрам он просыпался совсем разбитым. Однажды утром в гостиницу явилась служанка Ольги. Это была самая безобразная женщина, какую только Ольга могла найти во всей округе. У нее даже росла седая бородка. Служанка пришла сообщить, что ее госпожа со вчерашнего вечера исчезла.

– Исчезла?!

– Да, с вечера ушла и больше не возвращалась. Постель осталась нетронутой.

– И ничего не оставила? Ни письма, ни записки? – У Рауля закружилась голова. Он схватился рукой за сердце, ему пришлось присесть. Он чуть не упал в обморок. Сию же секунду его молнией пронзила страшная догадка: Ольга покончила с собой, в этом была ее месть! Она умерла. Он уже видел ее мертвой. Он, он довел ее до смерти! И за что? Только за то, что она безумно любила его, что не могла перенести даже мысли о его близости с другой женщиной! Смертью скрепила она свою великую любовь к нему, смертью! А он? Что он делал в это время?

Рауль провел ужасный день и еще более ужасную ночь. Но и на другое утро Ольга не возвратилась. Теперь у Рауля не оставалось никакого сомнения, что она покончила с собой. Так как у него не было сил одному пойти на квартиру, он попросил Жака проводить его. Жак как раз в этот день приехал в город. Он отнесся ко всему этому очень спокойно, – таков уж был его характер.

– Через несколько дней она будет здесь, поверь мне, – сказал он с презрительной улыбкой. – Она хочет только попугать тебя. Истерические женщины не останавливаются перед самыми безвкусными комедиями!

– Она никогда не была истеричкой! – с возмущением воскликнул Рауль. – С чего ты взял? Она была только несчастна.

От квартиры веяло холодом и запустением, как от жилища человека, ушедшего в другой мир. А может быть, ее убили? Эти бродяги и проходимцы, которые работают на нефтепромыслах... Сколько раз уже случалось, что они нападали на женщин и насиловали их. О боже мой! Рауль упал в кресло и застонал. На рабочем столике лежал носовой платок с неоконченной монограммой. Маленькие округлые ручки Ольги всегда были чем-нибудь заняты. Она была бесподобная хозяйка. И служанки ненавидели ее только потому, что она с утра до вечера присматривала за ними и не давала им бездельничать. А вот письменный столик, и всё на нем так же, как перед этим злополучным днем, когда он в своем безумии убежал из дому. Вот лежат письма. А здесь, в боковом ящичке, тетрадь в красном кожаном переплете: ее дневник, «Супружеский календарь», как она его называла. Рауль перелистал дневник. 5 мая: «Малышка был очень нежен». 6 мая: «Малышка был два раза очень нежен». 12 мая: «Слава богу, я опять здорова! Малышка никогда еще не был так нежен. Марию я выгнала – больше терпеть было невозможно...» Да, в этом была вся она, со всеми ее слабостями. Но у кого нет слабостей и ошибок? И он осмелился судить ее! «Не судите – да не судимы будете». Когда он открыл гардероб и на него пахнуло запахом ее платьев, у него подогнулись колени. Он прикоснулся к этим платьям, которые так хорошо знал. Он видел, как Ольга двигалась в них, и в каждом она была иной. Вот под этой красной шляпкой ее лицо сияло такой лукавой улыбкой! Как она была свежа и мила в этой шляпке! А теперь она лежит где-то мертвая, может быть, искалеченная, убитая каким-нибудь бродягой. О боже!

Еще оставалась слабая надежда, что Ольга, как думал Жак, прячется у кого-нибудь из своих подруг здесь, в городе. Но в глубине души Рауль уже не надеялся. Ах, у него были предчувствия!.. Однако он немедленно отправился на поиски: он решил испробовать все средства. Прежде всего он побывал у близких приятельниц Ольги, которые собирались на «дамский чай». Он не питал ни малейшей симпатии к этим дамам, и визиты к ним были для него тягостны. Но это ему поделом. Этим начиналось искупление. И никто не знал, чем оно кончится.

Дамы приняли его чрезвычайно холодно. Некоторые – презрительно, а некоторые как будто даже боялись подойти к нему. Они очень жалели Ольгу: «Ах, мужчины уделяют так мало внимания духовной жизни женщин!» Надменная тощая супруга судьи прочла ему настоящую проповедь. Она находила его поведение грубым и совершенно непростительным. Нет, она не может молчать. Они были подруги, и это ее долг. Рауль не сказал в ответ ни слова. Он склонил голову: искупление началось. Он принимал его. Другая приятельница Ольги, жена податного инспектора, громко крикнула, что с этим господином Грегором она не желает разговаривать. Вконец уничтоженный, Рауль уныло побрел вниз по лестнице. Он ненавидел этих женщин, которые сплетничали с каким-то сладострастным исступлением. Он знал их лучше, чем они полагали, ведь Ольга всё ему пересказывала. Надменная супруга судьи, которая отчитала Рауля, точно школьника, расписывала на этих чаях самые интимные подробности своей супружеской жизни. А кругленькая жена податного инспектора рассказывала во всех подробностях, как она вознаграждает себя за слабость своего супруга. Да, он ненавидел их всех вместе, и тем справедливее было, что именно от них ему приходилось теперь сносить унижения.

Ольги нигде не было. Феликс тоже исходил весь город, но безрезультатно. Он теперь и сам советовал обратиться в полицию. Нужно было обыскать Дубовый лес, бараки, сараи, все уголки нефтяных промыслов, а также лачуги и садики цыганского квартала. Решено было, что на следующее утро, как можно раньше, Рауль отправится к начальнику полиции Фаркасу.

XII

Незадолго перед этим в Анатоль были присланы три маленькие картины, которые Янко в свое время заложил у антиквара в Вене. В суете и волнениях последних дней Рауль совсем забыл о них. Это был прекрасный предлог, чтобы зайти к Фаркасу и между делом поговорить, кстати, и о своих личных заботах. У Фаркаса были осоловелые глаза, как у человека, который провел бессонную ночь. Должно быть, опять до утра играл в карты. Но, увидев картины, Фаркас немедленно пришел в хорошее настроение. Он засмеялся. Наконец-то он распутался с этой неприятной историей! Барон Борис Стирбей изрядно наседал на него последние недели. И какую баснословную сумму он требовал в качестве вознаграждения за эти маленькие картинки!

– Ему, наверно, будет не очень-то приятно, что картины вернулись! Как вы думаете? – и опять Фаркас удовлетворенно рассмеялся. – А как у вас дела, дорогой Грегор? Вид у вас, как бы это сказать, несколько переутомленный. Ну и у нас теперь тоже дела по горло: город развивается просто американскими темпами, и это привлекает сюда разные подозрительные элементы, доставляющие нам немало хлопот.

Замечание о подозрительных элементах испугало Рауля, и он наконец несколько смущенно заговорил об Ольге. Фаркас в это утро еще не успел побриться и скреб свою черную щетину так, что она потрескивала. Он слушал рассеянно, время от времени сладко позевывал и в заключение покачал головой, хитро улыбнувшись. Если бы произошло что-нибудь в таком духе, он давно уже получил бы об этом сообщение!

– Ваша женушка где-нибудь путешествует. Она заупрямилась, дуется на вас и хочет вас попугать. Ну, ведь вы знаете женщин! – Он уже двадцать лет служит в полиции, и за время его службы исчезали сотни людей. Но почти все они опять объявились.

– Самоубийцы, – это слово почему-то вызвало у Фаркаса веселую улыбку, – те, конечно, уже не возвращались, но все они ужасно беспокоились, чтобы о них не забыли, и часто сами сообщали о себе полиции. Вы совершенно напрасно волнуетесь!

Только очень немногие случаи остались невыясненными, точно так же, как и очень немногие преступления. Так, например, Фаркас и сегодня еще не знает, каким образом этот скотопромышленник Исаак Эйдельс был в свое время запакован в ящик и очутился на товарной станции в Аграме. Его бы и по сию пору не нашли, если бы он сам не выдал себя своим запахом! И Фаркас снова весело рассмеялся. Он обладал чувством юмора. Подавленный, мрачный, полный самых тяжелых предчувствий, ушел от него Рауль.

В «Траяне» его опять ждала безобразная служанка Ольги. Ему чуть не стало дурно, когда он увидел ее. Эти люди замучают его до смерти! Но как только служанка с седой козлиной бородкой заговорила, Рауль опять вернулся к жизни. Быть того не может! Или на свете еще бывают чудеса? Служанка обнаружила, что черный кожаный чемодан Ольги – тот, что с никелированными уголками, – исчез из квартиры. В гардеробе недоставало черного шелкового платья и вечернего, серебристо-серого, не хватало так же и белья. Эта весть была огромным облегчением для Рауля. Мрачное выражение сошло с его лица. Тяжесть, лежавшая на его совести и пригнетавшая его к земле, внезапно свалилась с него. Он снова мог ходить не задыхаясь, он мог видеть и слышать. Уехала, очевидно, она уехала! Да, Жак и Феликс лучше знают жизнь! Ольгу не убили, не изнасиловали, не разрезали на куски, не запрятали в ящик.

– Ну вот видите, дорогой господин Грегор, – приветствовал его Корошек со слезами на глазах, – ваша супруга просто предприняла маленькое путешествие, вот и всё! Она больше не могла здесь оставаться.

Теперь надо было действовать! Рауль отправился на вокзал. Кассир хорошо знал Ольгу. Нет, она не уезжала. В этот вечер брали билеты только несколько крестьянок. Рауль помчался назад в город к Гершуну. Гершун не отвозил Ольгу. Но постойте-ка! В этот день здесь был Ян из Комбеза со своими санями, и у него вечером были какие-то пассажиры. Да, верно, он рассказывал об этом!

– Ну, запрягай, Гершун, скорее! И сани уже летят.

Наконец-то у Рауля было время собраться с мыслями и хорошенько подумать. Несмотря на мороз, он обливался потом, лицо у него было совсем мокрое. Чего он хочет? Разузнать, куда уехала дама, вот так-то и так-то одетая, имевшая при себе кожаный чемодан с никелированными уголками. Она, наверно, отправилась к своей сестре, которая замужем в Софии. Он решил телеграфировать ей и уже составил в уме телеграмму. Он поедет туда и привезет Ольгу домой. Да, теперь он любит ее так же, как в первое время. Ольга, золотце мое! Как несказанно нежна бывала она, когда обнимала его и, в порыве влюбленности, кусала в щеку! О боже, ну что за беда, если она немного ревнует! Это пустяки, ведь больше у нее нет никаких недостатков. Он засмеялся: «Погоняй, Гершун, погоняй!»

Комбез. И лошади, от которых валил пар, стоят уже перед двором Яна. Слава богу, Ян дома! Это был неповоротливый, заспанный парень, и нужно было долго расспрашивать его, прежде чем он вообще понял, чего от него хотят. Нет, дамы он не возил, наверно, не возил. А впрочем, если хорошенько подумать, то он, кажется, возил даму. Да, конечно, теперь он вспомнил!

– В шубе и с черным чемоданом, с никелированными уголками?

Этого Ян не может сказать, он не видел, было темно. Его нанял какой-то господин, когда Ян стоял перед «Траяном», и велел Яну быть на месте в семь часов вечера. Вот этого-то господина он и возил. Да, конечно, Ян знает этого господина. Как его не знать! Это был Савош. В семь часов Ян был у «Траяна», они поехали и остановились около нового вокзала в Анатоле. Тут Савош сказал: «Здесь мы немного подождем, придет еще кое-кто». И они немножко подождали в темноте. Затем пришла дама, – так точно, в шубе, – а за ней парень, он тащил чемодан. Дама села, и Савош сказал: «Ну, трогай!» Вот и всё, что было известно Яну. И когда он кончил свой рассказ, Рауль, не говоря ни слова, быстро пошел по улице. Он не поблагодарил и даже на чай не дал. Гершун побежал вслед за ним и спросил, как будет с возвращением в Анатоль. Ждать ли ему перед «Короной»? Но Рауль сказал только, что сани ему не нужны. Больше он ничего не сказал.

Рауль пошел на вокзал и постучал в окошечко кассы. Но в последний момент он вдруг понял, что бессмысленно было спрашивать, какие билеты взяли те двое. Он только спросил у кассира, когда здесь проходит скорый поезд. Под этот скорый поезд он и бросится. Это уже решенное дело. «Решенное дело», – твердил он упрямо. Рауль Грегор не переживет этого позора. Было семь часов вечера, скорый поезд проходил в десять минут десятого. У Рауля было еще много времени, и он бегал по холодным темным улицам Комбеза взад и вперед, пока не превратился в ледышку. «Ты схватишь воспаление легких», – говорил он себе. Но так как он решил броситься под поезд, то в конце концов ему было всё равно, схватит он воспаление легких или нет. Однако ноги у Рауля так замерзли, что он решил зайти в «Корону». Целый час понадобился ему, чтобы немножко оттаять, даже голова закоченела. Когда он немного пришел в себя, то услышал запах гуляша. У него болезненно засосало под ложечкой, и он заказал себе обед, хотя нелепо было обедать за час до своей смерти. Он торопливо отправлял в рот кусок за куском и позабыл обо всем на свете, а когда ему подали компот, стекла в зале громко задребезжали, и Рауль увидел, как скорый поезд с ярко освещенными окнами промчался мимо гостиницы. Ну что ж, теперь было уже поздно. Как назло всё получалось шиворот-навыворот. И вдруг Рауль принял решение идти в Анатоль пешком. Двенадцать километров в двадцатиградусный мороз! Но так ему и надо. Он, наверно, схватит воспаление легких, и на другое утро всё будет кончено. Самый удачный исход для него. Он встал и пошел, не заплатив. Официант побежал за ним, и Рауль громко захохотал точно пьяный. Убежать с этим шутом Савошем, который продажей своих участков заработал триста тысяч крон! Нет, этого Рауль Грегор не переживет! Рауль даже снял шляпу и расстегнул шубу, чтобы мороз как следует прохватил его. И так он бежал три часа по безлюдной замерзшей дороге, пока около полуночи не добрался наконец до Анатоля. Он вдруг очутился перед домом Жака, увидел зеленую лампу на его письменном столе, зашел к нему и сообщил ужасное известие.

– С Ксавером Савошем, который постоянно рассказывает еврейские анекдоты?

– Да, с этим самым Ксавером Савошем!

– Ну, он за тебя отомстит! – воскликнул Жак с саркастическим смехом.

Вот и всё, что сказал Жак, выслушав рассказ Рауля. Во всяком случае, Рауль позднее вспоминал только эти слова. Хладнокровие, с каким Жак принял потрясающее известие, дало Раулю Грегору силу пережить эту страшную ночь. Проснувшись утром, он с удивлением увидел, что лежит в постели. Он не помнил, как разделся. Он схватил ужаснейший насморк, но через три дня снова был здоров.