Текст книги "Колодезная пыль"

Глава двадцатая

Ключик недолго думая спрыгнул с платформы и стал спускаться заснеженной тропкой, петляя меж кустов, похожих на сахарные головы. Было скользко, снега по щиколотку, под ним кое-где лёд. Под ноги на крутых местах подворачивались обмёрзшие корни. Тропка вывела к пойме. На пологом спуске Ключик пустился рысцой, чтобы согреться, и чуть не угодил в подмёрзшее болотце. Хрупая корочкой, обошёл стороной. Перебрался через упавший ствол, схватился за ветку, стряхнул снег. Над головою захлопали крылья. С резким карком мелькнула и пропала в заснеженных лапах чёрная птица. Ключик больше не мёрз, но заметил, что не в шутку проголодался. Запах дыма, вот в чём было дело. Костерок, над ним, надо полагать, котёл… «Что за люди? – думал Валентин, приглядываясь издалека, на ходу. – Чем встретят?»

На ветках куста, наискось, как парус, немалый кусок брезента – защита от ветра. Костёр разведен был в осыпи невысокого обрыва, под корнями корявой сосны. Уютно потрескивали в огне сучья, шипела смола, на прикрытом тканью хвойном лапнике, под защитой косого паруса грелись двое. По всему видно – скорое наступление ночи их не беспокоило, к ночлегу приготовились основательно, хвороста запасли кучу. «Могли бы заночевать в метро, – подумал, несмело приблизившись, Ключик. – Там теплее. Как с ними заговорить? Этот меня увидел».

– Чего мнётесь? Идите к нам! – услышал он надтреснутый басок. – Я давно вас заметил. Добрый вечер. Сашка, я говорил тебе – он горожанин.

Голос показался молодым, но, присмотревшись, Ключик понял, что имеет дело со старцем. Второй, шевеливший в костре сучья, был молод, миловиден и похож скорее на девушку, хоть отзывался на имя «Сашка».

– Здравствуйте, – сказал Ключик. Без лишних слов понял – можно греться, не спрашивая разрешения, и всё-таки спросил: «Можно?»

– Точно, он городской, – пискнул Сашка. – А я думала, это кто-то из наших.

«Думала?»

Хоть старец и напоминал деда Мороза, обряженного в штаны на вате и бушлат, девчушка по имени Александра нисколько не была похожа на Снегурочку – скорее на Маленькую Разбойницу из старой сказки, если бы той пришла в голову фантазия надеть зимний танковый комбинезон и обуться в ботинки военного образца на грубой подошве.

– Кто-то из наших не полез бы напрямик через болото. Городские прямолинейны.

Девушка фыркнула. Непонятно было – над городскими прямолинейными увальнями смеётся или сомневается в опытности каких-то «наших».

– Наши это чьи? – спросил Ключик, усаживаясь рядом со старцем. Подумал: «Хорошо… Руки бы погреть», – и потянулся к огню. Сосновые иглы кололи сквозь ткань, сидеть на лапнике оказалось не очень удобно.

– Николай, – представился вместо ответа дед. Помолчав, добавил: – Андреевич.

– Валентин, – сказал Ключик, пожимая протянутую руку, сухую и жёсткую, словно вырезанную из соснового корневища.

– Святой? – тоненько пропела девушка.

Ключик глянул на неё – щурилась, в глазах плясали искры костра, – и не нашёлся с ответом, подумал: «Не такая и маленькая эта разбойница».

– Сашка! – прикрикнул старец. – Тебе, я вижу, нечем заняться? Ну-ка, давай в угли картошку, ужинать пора.

«Это точно», – подумал несвятой Валентин.

– Охо-хо… – притворно застонала Александра.

– Не «хо-хо», а твоя очередь.

Девушка исчезла. Только что сидела, Ключик на секунду отвёл взгляд, и… – нет её. Хрустнули за парусным экраном ветки. Потом она снова возникла из тьмы, спросила: «Всю брать? Там ещё много».

– Всю, – ответил Николай Андреевич. – Чего с нею таскаться? Завтра к обеду будем дома.

– Кто вы? – спросил Ключик, думая: «И где это – дома?»

– Я? Сельский учитель.

«Вообще-то я имел в виду не одного тебя, а всех вас», – подумал Ключик, но второй вопрос задать не успел.

– Он шутит, – сообщила, вынырнув из тьмы, девушка. – Он наш староста и мой личный дед.

Она пристроила возле костра полотняный бугристый мешок и принялась обгорелой веткой сдвигать в сторону угли. Лисьим хвостом взлетели к небу искры, на лице девушки ожили тени. «Костёр в зимнем лесу, старик с девушкой, и я – третий. Не лишний. Картинка знакомая. Читал где-то? Снег, костёр – это так по-джеклондоновски».

– И всё-таки я учитель. Они выбрали меня старостой? Не возражаю, сути это не меняет, – разглагольствовал Николай Андреевич. – Все, кто что-то знает и умеет, просто обязаны сейчас стать учителями, потому что мало осталось тех, кто знает и умеет. Тех, кто что-то умеет, но ничего не знает, чуть больше. Ребят знающих, но ничего не умеющих – пруд пруди, а уж тех, кто ничего не умеет, не знает и не хочет знать… Такие к нам не попадают, остаются в городе. Староста? Ладно, пусть, если они меня выбрали…

– Кто такие «они»? – перебил Ключик.

– Мы, – сказала Александра, укладывая картофелины в угли. – Лишенцы.

– Кто?!

Она замолчала, принялась нагребать на картофелины жар. Снова фейрверком взметнулись к потемневшему небу искры.

«Джой Гастелл, – сообразил Ключик. – Вот на кого похожа. Сколько ей лет? Никак не меньше восемнадцати, взрослая. А мне сначала показалось – ребёнок».

– Сашка, принеси воду, – распорядился старец, потом, когда девушка скрылась за парусным тентом, негромко сказал:

– Лишенцы – это не шутка. Но мы вообще-то не любим, когда нас так называют. Фермеры? Ну, это полуправда. На самом деле лишенцы и есть. Жилья лишились, сбились в стайки…

Он осёкся, заметив, что вернулась внучка, громко спросил:

– Сашка, а заварку взяла?

Спровадив её, продолжил шёпотом:

– В пригородах полно опустевших посёлков. Мы с Александрой осели в Вишнёвом. Вы при ней не очень-то… Сашка! А котелок? Сама не могла догадаться?

– Что значит, лишились жилья? – шёпотом спросил Ключик.

– Об этом при ней не надо, позже, когда она…

– Хватит шептаться! – сердито сказала Александра и свалила рядом с костром обвислый рюкзак. – Здесь всё: котелок, сахар, соль, хлеб, сало, нож… Ты о моих драгоценных родителях? Нечего скрывать: квартиру продали, сами подались в соты. Меня чуть не затащили, дед отбил. Деньги все спустили на виртуальные цацки. Сволочь какая-то выдоила их подчистую.

Словами плевалась, руки держала в карманах.

– Что за сволочь? – спросил Ключик.

– А!.. – девушка выпрямилась, отвернулась, и сквозь зубы в сторону, – – Какой-то артмастер. Урод.

«Но я же…» – Ключик подавился словами, смолчал. Подумал: «Моё дело маленькое, я просто работал. Я не виноват, что её родители…»

– Сашка, картошку ворочай, подгорит, – попросил Николай Андреевич. – Художники не виноваты. Вернее виноваты, конечно, но не только они. Все мы хороши. Допотреблялись до того, что видимость стала дороже реальности.

– Видимость уже довольно давно стала дороже реальности, – ворчливо возразил Валентин Юрьевич. – Искусство…

– То, что вы называете искусством, триста лет назад считалось предметами обихода. На нём спали, ели, в крайнем случае – смотрели на него во время еды или перед сном. Театром развлекали простонародье на площадях, музыкой услаждали слух жрущих вельмож или гипнотизировали простолюдинов в церквях. Это позже его объявили самоценным.

– Гораздо раньше, – возразил Ключик. – Вспомните Грецию. Вы, конечно, скажете, театр – зрелище для черни, ничем не хуже и не лучше спортивных игр или гладиаторских бычьих боёв, но поэзия? Скульптура? В конце концов…

– Вы кто по специальности? – перебил Николай Андреевич. – Чем зарабатывали на хлеб, пока вас не… Я не ошибаюсь? Вас ведь – того?.. Выгнали? Не зря же вы тут с нами сидите у костра ночью.

– Я ушёл сам, – огрызнулся Ключик. На Александру глянул искоса – не разобрать, заметила ли. Признаться при ней, что деньги зарабатывал артмастерингом…

Он тряхнул головой, на вопрос не ответил, решил гнуть свою линию.

– Так что же вы скажете о поэзии, скульптуре и архитектуре?

– Вы архитектор? – вдруг спросила девушка. Не дождавшись ответа, заявила уверенно:

– Он архитектор, слышишь, дед? Точно тебе говорю.

– Не хотите признаваться, не надо, – сказал, с кряхтеньем меняя позу, Николай Андреевич. – Мы почему спрашиваем? Архитектор нам нужен. Лучше даже не архитектор, а инженер-проектировщик. И лучше, чтоб с опытом работы, чтоб не только знал, но ещё и умел. Мы затем и ходили в Староверовку – там семейная пара, он – архитектор, она – инженер-проектировщик. Сашка рвалась туда, чтобы переманить хотя бы ненадолго кого-нибудь из них, а лучше обоих. Я точно знал, что ничего из этого не выйдет…

– Ты всегда так говоришь, – обиженно буркнула Александра. – Хватит об этом, надо вытаскивать картошку.

– Чаще всего я оказываюсь прав, – мрачновато усмехнулся Николай Андреевич. – Надо, значит вытаскивай. Дров подбрось и котелок сунь в угли.

– Я помогу, – предложил Валентин.

– Сама справлюсь, – недружелюбно ответила девушка, но помощь всё-таки приняла. Ломая хворост, Ключик спросил:

– Зачем вам архитектор?

– Понимаете, Валентин… – Дед развалился на брезенте, на возящуюся молодёжь поглядывал благосклонно. – Людей у нас всё больше, а домов мало. В этом году из города повалили валом, и добро бы толковые, а то – менеджеры, мерчендайзеры, промоутеры, рекрутеры, – ничего не знают и не умеют, но не прогонять же их. Кое-чему по сельскохозяйственной части мы научить можем, но строительство… Годные дома забиты людьми, а развалины без крыш чинить некому. Есть у нас каменщик, сварщик имеется, плотников двое, но что толку? Уметь-то они умеют, но мало что знают. Было бы неплохо надстраивать пустым коробкам вторые этажи и мансарды, строевого леса сколько угодно, но как за это взяться? Шифера у нас нет, с крышами ничего не получается…

– С кровлями, – поправил Ключик, сложил дрова и посадил в угли гнутый котелок с плоским днищем. – Если нет шифера, но есть дерево, можно крыть гонтом.

– Чем-чем? – заинтересовался дед.

Ключик стал рассказывать о гонтовой кровле, но Николай Андреевич прервал на полуслове:

– Всё-таки вы архитектор. А я думал…

– Берите картошку, – пригласила Александра.

Ключик глянул на неё удивлённо. Почему-то заткнула деду рот, не дала высказать, что думал о случайном госте. Николай Андреевич выхватил картофелину, стал перебрасывать с ладони на ладонь и щепотью ощипывать подгорелую корочку. При этом жаловался на тяжкое бремя общинного старосты: людей нужных нет, а те, что есть, не привыкли работать по-настоящему, безынициативны, ждут, когда им покажут, с какой стороны редьку есть, с головы или с хвоста. Со специалистами ещё хуже – тот же геолог, к примеру, мыслит километрами и тоннами, но без буровой вышки и ультразвуковой аппаратуры воду найти не может. С водителями беда. Нет, водить-то готовы все, а вот чинить после этого…

– То есть машины у вас всё-таки имеются.

Старец, жуя картошку, кивнул.

– Так почему же вы пешком пошли в Староверовку?

– Фофофу… – начал старец, с усилием проглотил, но закончила за него внучка.

– Тратить бензин на то, чтобы перевезти с места на места собственную задницу, могут только городские зажравшиеся бездельники.

Она глянула на Ключика, заметила его смущение и добавила тоном ниже:

– Старине Карлу и без того забот хватает.

– Так Сашка называет наш рыдван, – пояснил Николай Андреевич, приняв смущение Валентина Юрьевича за недоумение.

– Почему Карл?

– Вы не читали Ремарка? – с вызовом осведомилась девушка.

«Ремарка? Что за Карл у Ремарка? Он сказал, рыдван. А, ну да, Карл. Три товарища».

– А! Это машина…

– Ну да, – ответил, вытаскивая ещё картофелину, старец. – Я же вам говорю, рыдван. Мы не настолько расточительны, чтобы ездить туда, куда пешком можно дойти за день-два. Вообще, если собираетесь у нас поселиться, отвыкайте от потребленчества. У нас с этим просто – тратим, только если никак нельзя обойтись без. С теми же машинами…

Подкрепившийся старец пустился в пространные рассуждения о машинах, запчастях и бензине. Ключик, успевший бездумно потребить три картофелины, принялся за четвёртую, тайком удостоверившись, что никого не объест. Хозяйственную болтовню не слушал, другое обдумывал. Бережливость. Что-то вроде религии у них. Воинствующая бережливость. Архитектура такого не терпит, пробовали уже сколько раз. Нет, я не прав. Минимализм не обязательно безвкусица. Даже наоборот. Вспомнить хотя бы, как отец кудахтал над заводскими корпусами. Промышленный архитектор. Казалось бы – абсурд. Ан нет. Я, дурак, не понимал, вечно с ним грызся. А он прав. Этим бережливым виднее, им жить в домах нужно, а не витать в воздушных замках. Что, Ключик, слабо с минимумом средств, без мастерской, из одних брёвен? Что там было с рубкой углов? Названия смешные: в обло, в лапу. В лапу – это как? Не помню. Как же я буду…»

– Чай будете? – спросила внучка сельского старосты. На Ключика глядела с непонятным выражением.

– Да.

– Кружка у нас на всех одна.

– Вы пейте, я после вас. И после…

– У нас принято: гостю в первую очередь. – Она принуждённо улыбнулась, протянула кружку. – Вы не подумайте, мы не совсем дремучие. Деда послушать, так чуть ли не над каждой крошкой дрожим, ходим в рванине, живём в бараках. У нас хорошо. Вы плохого не думайте…

– Я и не думаю, – ответил, глядя ей прямо в глаза, Ключик.

«А стоило бы подумать. Что ты с ума сходишь, ведь обещал же ни с одной, никогда…» Кружку всё-таки принял, стал прихлёбывать, обжигаясь и дыша ртом, чтобы простыл язык.

– У нас хорошо, – подтвердил Николай Андреевич и стал рассказывать, как у них хорошо. – Настоящий лес рядом, не какая-нибудь посадка, река, луга заливные, меловые горы, пастбища. Весной вовсю цветут вишни – недаром назвали Вишнёвым. Вот бы ещё поставить водокачку, водопровод провести, но заняться этим некому. Нет, рабочих рук хватает, не хватает голов. Толковых инженеров нет, либо дети приходят, вроде Сашки, которые ничего не знают и не умеют, либо старики вроде меня, которые кое-что знают, кое-что умеют, но ничего уже не могут.

– Почему так? – спросил Ключик, передавая старику кружку.

– Почему? Нет, спасибо, сначала пусть она. Для меня слишком горячий. Почему…

Девушка приняла чашку, раздражённо ответила за деда:

– Потому что мужчины вроде вас знают, умеют, могут, но ничего уже не хотят. Они там все остались, в сотах.

– Потерянное поколение, – провозгласил старец Николай. Остановившимся взглядом следил при этом, как внучка наливает из котелка в мятую кружку чай.

– Сколько себя помню, слышу об очередном потерянном поколении, – буркнул Ключик, сведя колени и уложив на них подбородок. – Не вы ли нас потеряли?.. Извините, я не хотел.

«Дурак, – обругал себя Ключик. – Она его внучка. Кто-то из его детей остался в сотах и бросил дочь. Думай иногда, что говоришь». Разговор оборвался, стало отчуждённо у костра, словно похолодало. Ключик, ни на кого не глядя, поднялся, чтобы подбросить хворосту.

– Не ухо… А, вы вот зачем, – проговорила Александра. – Дед, чай попьёшь, можешь ложиться, у костра я подежурю.

– Нет, – отрезал Николай Андреевич. – Первым дежурю я.

«Что это он, нас один на один оставлять боится?»

– Ну и хорошо, – пряча глаза, сказала девушка. – Держи кружку.

Пока Николай Андреевич наливал себе чай, она присела рядом с Ключиком и негромко спросила:

– Вы верите в… случай?

– В несчастливый или в счастливый?

– Да причём здесь… Просто в случай. В чудо. Ну представьте, вам очень нужен архитектор. Вы отчаялись его найти, сидите у костра в лесу под Новый Год…

– Сегодня тридцать первое декабря?

– Не перебивайте. Тридцать первое, да. Сидите вы весь такой надутый, и вдруг из лесу на ваш костёр выходит архитектор. Скажите, откуда ему взяться в лесу под Новый Год? Разве это не…

– Сашка! – позвал Николай Андреевич.

– Ну? Что?! – Александра вскочила.

– Дров подбрось и ложись. Слышала, что я сказал? Сам подежурю.

Она вздохнула, пожала плечами, двинулась было исполнять приказание, но Ключик легонько придержал её за руку и сказал тихой скороговоркой.

– Скорее я поверю, что в лесу под Новый Год встречу Деда Мороза со Снегурочкой.

Она высвободилась и стала шумно ломать хворост.

– Хватит, – остановил её дед. – Спокойной ночи.

Она демонстративно неспешно уложила в костёр три ветки, Ключику улыбнулась, сказала: «Пойду, прогуляюсь. Чур, за мной не ходить».

– Боюсь я за неё, – признался Николай, когда она ушла. – После того случая, ну вы понимаете о чём я, ведёт себя странно. Никому не доверяет, людей боится, от страха иногда выкидывает коленца. Я всюду таскаю её за собой, слежу, чтоб её невзначай не… задели чем-нибудь.

– Не вижу ничего странного в том, что она не доверяет людям, если родные мать и отец…

– Тс-с! Да я понимаю. Вас почему-то не испугалась, хоть вид у вас, прямо скажем…

– Похож на психа? – прямо спросил Валентин Юрьевич.

– Есть немного.

«Я и есть псих, – подумал Ключик. – Только псих может сбежать из дому в чёртово подземелье и разгуливать в лесу под Новый Год. Только псих может захотеть…»

– Так я ложусь? – спросила, явившись из тьмы с каким-то свёртком, Александра. Ответа не дождалась, стала разворачивать рядом с дедом спальный мешок.

– Топи как следует, чтоб я не замёрзла, – говорила она, мостясь в мятом своём коконе. Спокойной ночи. Ох, как я сейчас восхраплю! С наступающим.

– С наступающим, – проворчал в ответ старец Николай. – Снегурочка…

Помолчали. Старик доцеживал мелкими глотками чай, изредка посматривал на внучку. Минут через пять спальный мешок перестал шевелиться. Николай Андреевич поднялся, тихо охнул, потащился, прихрамывая на обе ноги, к тенту, за которым спрятан был его рюкзак. Притащил оттуда второй спальник и плоскую флягу.

– Бери, – шепнул он, протягивая гостю пухлый ком.

Ключик помотал головой, мол, спать не хочу.

– Как знаешь. А я завернусь, пожалуй, что-то познабливает.

Старик разулся, ботинки пристроил сушиться у огня, сам влез в спальник и, смешно извиваясь, уселся. Стал похож на толстую бородатую гусеницу. Пока он возился, покряхтывая и охая в нос, Валентин Юрьевич глянул и убедился – Александра спала. Устала, заснула мгновенно. «Я бы так сейчас не смог. В её возрасте – да. Она моложе лет на пятнадцать».

– Сколько ей лет? – шёпотом спросил он.

– Двадцать пять, примерно как тебе. Чего ты так на меня смотришь? По ней не заметно? Будешь?

Последний вопрос Николай Андреевич задал, выпростав из мешка руку с флягой. Добавил в виде пояснения: «Новый Год всё-таки». Валентин Юрьевич кивнул, думая: «Примерно как мне. Он думает, мне двадцать пять… Всё-таки на десять лет старше. Вообще-то ему такая разница в возрасте должна чепухой казаться». Он принял колпачок, вымахнул одним духом, втянул сквозь зубы воздух. Показалось, деревенеет язык. Коньяк?

– С Новым Годом! – шепнул старец Николай. – Счастья тебе и всем нам…

Он налил себе, выпил, прикрутил до половины крышечку, и перехваченным голосом выдавил: «Особенно ей». Продышался, стал вполголоса многословно жаловаться. Что устал безмерно, но бросить всё и уйти не может, люди же пропадут. И внучка. За неё страшно, одна останется, если что, с чужими. Что делать с ней, прямо не знал Николай Андреевич. Чужих людей боится, ненавидит город…

– Поэтому вы и не остановились на ночь в метро?

– В метро? А, ты про южную платформу… Там закрыто всегда, но даже если бы открыто было, сам я туда ни ногой и её не пустил бы. Про метро всякое рассказывают. Может, сказки, может, и нет. А! Так ты оттуда выбрался? Ну, и как там внутри?

– Да никак. Пусто. Дверь нараспашку, внутри ни души.

– Пусто? Не знаю, не знаю… Значит, ты оттуда. Не из крыс случайно?

– Кто это?

– Лишенцы вроде нас, только бандиты. Говорят, у них в метро штаб. Слышал я, управляет ими некто Философ – странная у него кличка. Говорят, объявился недавно и сразу взял над крысами власть.

– Не знаю такого, – ответил Ключик и за удачный ответ награждён был ещё одним колпачком коньяка. Выпил. По животу разлилось приятное тепло, вставать не хотелось, но прогорели дрова, надо было добавить.

– Много не подбрасывай, до утра не хватит. Твоё здоровье, – сказал ему дед, выпил, хлюпнул носом и отёр слезу.

Навинчивая колпачок, спросил как бы невзначай:

– Ты ведь артмастер?

– Был, – признался Ключик.

– Я так и понял. Ей не говори пока.

Старик прилёг, не выпуская флягу. На огонь щурился, бормотал: «Что за жизнь? Менеджеры, дизайнеры, мерчендайзеры, артмастеры, маркетологи, промоутеры, рекрутеры…» Валентин Юрьевич Ключко, дипломированный архитектор, по специальности не проработавший ни дня, думал с горечью: «Прав он, прав. Какой из меня архитектор? Собачьей будки в жизни не построил, сортира не возвёл. Дед строил дворцы со шпилями и без, отец по всей стране натыкал заводских корпусов, а я… Ведь ничего не помню! Столько лет после института… Что там было с рубкой углов? В обло… В лапу… В иглу… В реж…» Он ясно припомнил – у отца была книга по деревянному зодчеству. Легко, будто наяву, отыскал на полке, мысленно потянул руку, даже название главы вспомнил, но дальше – всё. Провал в памяти. Ни чертежей, ни названий – ничего.

– Ну какой из меня архитектор? Самозванец, Лжедмитрий.

Дед проворчал невнятно, шевельнул головой. Заснул? Ключик убедился – оба спят: и дед, и внучка. «Лжец. Останешься с ними – придётся врать. Ей пока не говори, он сказал. Пока. А потом? Добавить к ненависти презрение? Мало того, что артмастер, так ещё и лжец. Ну нет, это не для меня. От себя отрекаться? К чёрту. Развезло деда. Нужно уходить, пока не проснулся». Ключик решительно поднялся, сделал шаг прочь от костра, однако ноги сами привели его к закукленной Александре. «Надо же глянуть напоследок. Снегурочка. Маленькая Разбойница, Джой Гастелл, Сашенька… Это не деда развезло, а меня. Прочь, прочь руки!»

– Пошёл вон от неё, ты… сволочь!.. – страшным шёпотом приказал себе бывший артмастер и нырнул во тьму зимнего леса.

На счастье тьма оказалась не слишком густой, взошёл рогатый молодой месяц в радужном ореоле. При его свете Валентин Юрьевич без приключений нашёл дорогу к южной платформе. Дверь была прикрыта, но не заперта. «Кажется, я оставил её нараспашку», – подумал Валентин Юрьевич, но решил не придавать значения таким пустякам. Схватившись за ручку, вскарабкался по наледи на порог. После промороженного лесного воздуха влажное дыхание подземелья показалось ему ядовитым.