Текст книги "Убить судью"

Надо же, – какая гениальная выдумка, – показывать людям то, что и так происходит, показывать в каких-то мелких деталях, в каких-то частностях, до которых, кажется, совсем никому нет дела… но раз первый канал… нет, что-то тут не то… ну еще понятно, в годах люди, с возрастом, начинают интересоваться тем миром, в котором прожили всю свою жизнь, но мои ровесники… что вам там надо… это же все придумано…

– Подожди…

Передавали, что у каких-то банков отобрали лицензию, какую-то страну затопило, какую-то страну долбят, все раздолбать не могут… и вдруг стали передавать новость о каком-то старичке, который в предместьях Киева, в маленькой деревушке в предместьях Киева, запустил дельтаплан с моторчиком и сам на нем полетел, облетел всю Хохляндию и вернулся домой… потом стали передавать прогноз погоды…

– А на хрен нам про него передали?

– Ну как, это как рубрика – «Ну и ну»!

– Что такое ну и ну?

– Батя выписывал газету, «Труд», кажется, там была рубрика «Ну и ну», – маленькая такая колонка сбоку страницы, там писали всякие забавные факты – как выловили щуку, а внутри нее съеденная собака, потом что у Майкла Джексона нос отваливается, там впервые написали…

– Но это же новости, тут о глобальных вещах передают, на всю страну, да еще и по спутниковому люди по всему миру это ловят, зачем тут это ну и ну?

– Ну так, чтобы разбавить… – Пепси дул прямо из баночки и размышлял. – Смотри, сколько в мире несчастий, катастрофы, войны, вот, редактор когда планирует выпуск, старается все разбавить бесполезной, но приятной информацией, чтобы осадка неприятного не оставалось… после новостей…

– Чтобы вообще, в принципе, недоброй новостью не заканчивать… – добавил Хот-Дог.

– Да будут они думать о хорошем, о плохом… это же телевидение… нет, тут все хитрее, это сигнал, наверное…

– Сигнал?

– Кому?

– Ну не знаю, спецслужбам, еще кому-нибудь… смотрите, это вполне легальный телевизионный сигнал, включил и получил секретное сообщение, – по телефону что-то такое передавать беспонтово, – все на прослушке, на глобальной, вокруг спутники, все все контролируют, – а так – вполне легально, открыто, – надо кого-нибудь выхлопать в Хохляндии, – бац, репортаж, – народный умелец сумел прямо в дельтаплане… под Киевом… все! Кто нужно все понял и может начать действовать!

– Как?

– Ну не знаю как… надо подождать… посмотрим, что там сейчас начнет происходить…

– Пепси, как твой отец? – Мне казалось, что Наташу втыкает, но она не спала, она нас внимательно слушала, хотя наверняка ей это все было неинтересно. Обычный наш разговор, сколько она таких наслушалась. Просто когда Пепси вспомнил про газету «Труд» и отца, Наташа тоже о чем-то вспомнила и спросила.

– Акула нормально…

– Когда суд?

– Через месяц… наверное…

– Скажешь тогда…

– Да, скажу…

Отец Пепси, Акула, как раз и был основным потребителем программы Новости. Он был самым деятельным жителем нашего города. Он первый поверил программе «Новости», когда там объявили, что теперь в нашей стране будут строить капитализм. Акула как примерный гражданин подключился к этому процессу и стал одним из первых наших городских коммерсантов, – он купил бывший газетный киоск и стал продавать там вафельные трубочки с вареной сгущенкой. Как и полагается, вместе с первым частным предпринимателем в нашем городе появился и первый рэкетир. Оба эти человека учились в одной школе, а потом и работали на одной атомной станции, поэтому контакт они установили сразу же. Никто никого не убил, все остались довольны. И мелкий частный бизнес не заглох, ну и рэкет тоже. Договорились… Акула скопил кой-какой капитал на вареной сгущенке и вафлях, и вот совсем недавно он решил замахнуться на большой бизнес. Отец Пепси взял в аренду гору. На много-много лет, под какую-то огромную взятку. Но, к сожалению, и государство оказалось не промах. Оно как раз подсчитало, когда мелкий бизнес накопит деньги для перехода в большой бизнес, и всплыло. Государство объявило, что нужно соблюдать законы. Хорошее дело, Акула тоже решил соблюдать законы, но у него не хватило на это средств, ни материальных, ни моральных. Акула начал строить на горе… как ее… Шувакиш, да, есть такая гора у нас в пятнадцати километрах от города, гора Шувакиш… и Акула, опять же насмотревшись рубрику «Ну и ну» в новостях Первого канала, решил, что нужно заделать на этой горе горнолыжную базу… модный спорт, прибыльный бизнес, все хорошо рассчитал, единственно не рассчитал, что у государства теперь другой модный спорт… Да… бедный Акула… его замучила налоговая, которая заставляла отчитаться не только за текущую деятельность, но и за вафли… а последней каплей стало то, что однажды на гору нагрянуло ГИБДД… Постгаишники сказали, что зимой в городе проходит акция – «Горка-сирена», и все горки, которые выходят на проезжую часть, подлежат ликвидации. Акула долго думал, сколько ж это надо катиться с его горы, чтобы оказаться на проезжей части, но так ни до чего не додумался… не откупился и сел.

Мы все помогали семье Пепси найти адвоката. Нашли его в большом городе. Он обещал разрулить, но дело все затягивалось и затягивалось. Мы собирались пойти на этот суд, даже рисовали плакаты в стиле японских комиксов в защиту Акулы. Лишь бы Пепси их никуда не задевал…

– Нет, они у меня в гараже… с плакатами все в порядке…

Хорошо… Когда-то Акула мечтал, чтобы на его гору приехал президент, покататься, отдохнуть, теперь мечта Акулы была куда проще – он хотел, чтобы суд побыстрее состоялся, чтобы уже поехать туда, где и придется отсиживать.

– Лучше бы он пошел тогда в рэкетиры… у дяди Толи теперь боулинг-центр и ресторан…

– Где?

– Не у нас… в городе…

– А-а-а…

Мы взгрустнули и решили поспать. Сдвинули кровати. Легли все вчетвером и уснули. Хорошо, что у нас пока такой возраст, когда хочешь лечь спать, сразу засыпаешь… подольше бы это не кончалось.

Вдруг я почувствовал страшный приступ голода. Я встал и пошел в ресторан. Везде в отеле был полумрак. Стены зловеще отсвечивали, повсюду слышался многоголосый храп. В ресторане горел яркий свет. Столы были накрыты. Но ни официантов, ни посетителей не было. Я взял тарелку и начал выбирать себе еду. Почему-то из всей еды на шведских столах была только халва. Арахисовая, тахинная, подсолнечная, с орешками, с корицей, изюмом, кунжутная. Я насобирал халвы и сел за стол. Я еще не положил в рот и одного куска, как в самом конце зала открылась дверь из кухни, и в ресторан вышел Джалал. Такой же красивый, как и в обед, он подошел и сел за мой столик.

– Здравствуйте.

– Здоровее видали. Я все про тебя знаю. И про тебя, и про твоих друзей, и зачем вы сюда приехали тоже знаю.

– Вы из ФСБ? Вы крышуете Наташу… Это вы разрешили нам приехать сюда…

– Гм, – ухмыльнулся Джалал. – Гм… Ретик дал вам лук, вы можете сделать свое дело, и никто вас не остановит и не помешает вам никто, но только при одном условии.

– При каком условии?

– К нам тут приехал проверяющий, живет у нас тайно, как обычный турист, купается, на парашюте летает… От него зависит, сколько нам звездочек присвоят. Мир Запада на этом и стоит, понимаешь, – сколько тебе звездочек поставят, столько в следующем году и наваришь. У нас их уже пять, но это не предел. Мы хотим стать супер-ол-инклюзив хотелем, понимаешь?

– Да…

– И теперь все зависит от тебя.

– От меня?

– Да от тебя, ты что, глухой, что ли?

– Нет, просто я поддерживаю стиль нашего общения.

– Какой еще стиль?

– Мистически-сакральный…

– Нет… нет, у нас обычный стиль общения. Ты окажешь услугу мне, моему отелю, а мы – тебе. Вы сделаете то, что хотели, но прежде ты должен переспать с этим проверяющим…

– С кем?

– С критиком отельным ты должен переспать!

Я откусил кусочек кунжутной халвы. Маленький кунжутик тут же попал мне под пломбу. В зубе защемило. Я заворочался. Джалал смотрел на меня и ждал.

– Его номер – тысяча девятьсот шестьдесят девять… он ждет тебя.

– Ах, вот как уже… меня ждут…

Я встал, взял тарелку.

– Можешь не убирать… здесь же все ол инклюзив!

Я поставил тарелку обратно. Убирать ее я и не хотел, просто почему-то решил взять халву с собой в номер 1969. Странно, почему я даже не стал спорить, а ведь переспать мне предстояло мало того что с турком, да еще и с отельным критиком, да еще и с мужчиной. Хотя почему я так решил, что с мужчиной… критик, он может быть и женщиной… пекарь, парикмахер, учитель, – все они могли быть и тем, и тем…

– Да, – окликнул меня у самого выхода Джалал, – среди вас предатель!

Я пошел наверх. Пешком. С мыслью о предателе и о прекрасной турчанке, которая вполне могла бы оказаться этим критиком. Что делает предатель среди нас? Предает? Кого? Нас предавать не в чем. Тогда что? Наше дело. Какое? Убийство судьи. Зачем ему это надо? Бедный предатель, как ему тяжело быть среди нас. Я сбросил со своего живота ногу Пепси и вошел в номер 1969. Комната была в полумраке, откуда-то раздавались приглушенные турецкие мелодии, очень напоминавшие старинную песню В. Высоцкого про альпинистку-скалолазку. Рядом с кроватью горел светильничек, занавешенный красным платком, от этого полумрак выглядел ярко-красным. Кто-то, изогнувшись, лежал на кровати в ожидающей позе. Пока можно было разглядеть лишь удивительно соблазнительные гольфы, надетые на очаровательные ножки. Пальчики под гольфами шевелились и, казалось, подманывали меня к кровати. Я подошел поближе. Передо мной лежал во всей своей спортивной амуниции лысый судья. Нога Пепси сделала свое дело – я проснулся. Наташа спала, Пепси тоже спал. Не спал Хот-Дог. Он смотрел телевизор. Там опять шли новости. Показывали какой-то городок в Ираке, военных. К комментариям я не прислушивался, наверняка ничего нового.

 
Фотоаппаратом «Фуджи»
Сделал снимки в Эль-Фалуджи.
 

Хот-Дог прочитал стихи. Он сам их писал. И стихи получались такими красивыми и точными. Короткие, но всего вполне было достаточно, чтобы догнать и смысл и поэтику, о которых Хот-Дог не имел никакого представления. Причем вдохновиться Хот-Дог мог чем угодно. Вот сейчас он вдохновился этим бесконечным выпуском новостей. Однажды, вдохновившись каким-то мужским глянцевым журналом, Хот-Дог написал:

 
Упало на пол одеяло
С кровати метросексуала.
 

Скорее всего, Хот-Дог был гением. И главное, стихи его были такие, – раз услышишь, потом уже никогда не забудешь.

Я жизнь свою прожил не зря – В лесу имел я глухаря.

Это Хот-Дог расстался с кем-то и начал переосмысливать свой жизненный путь, а я запомнил.

Средь шумного бала Коала насрала.

Это когда Хот-Дог узнал, что болен гепатитом.

– Пора Пепси будить! Семь часов.

– Да… что там нового?

– Все по-старому… я все жду, когда президент выступит и скажет: улыбнитесь, вы все в скрытой камере. И флаги красные взовьются, и снова СССР, Берлинская стена из земли выдвигается…

– Уже не скажет, может, и хотел бы, но момент пропущен…

– Ничего… момент всегда найти можно… Пепси!

– А… да… когда?

– Сейчас, надо идти, репетировать.

Мы умылись, каждый в свою очередь, и пошли искать видеозал на минус первом этаже. Наташу будить не стали. Она сама встанет, когда захочет. Хорошо бы она проспала до следующего утра, тогда она не увидит, как мы оголяемся под музыку… хотя тогда она и не увидит, как мы убьем судью… да она и так это не увидит, она будет занята своим алиби, ей это нужно, значит, она проснется… сама.

Мы услышали музыку и пошли на этот звук. Играла группа «Наркотик траст» песенка «Ай лайк ит». Мы оказались правы, – это и была нужная нам комнатка. Небольшой видеозал на двадцать мест с натянутым экраном. На маленьком подиуме уже вовсю разминалась Илза. Она растягивалась под музыку и улыбалась. Видимо, всю жизнь танцует, раз привыкла вот так улыбаться просто под музыку.

– Ага, пришли!

– Мы не могли не прийти.

– Так, давайте, дорогие мои, переодевайтесь вот в эти костюмы.

Это были серебряные стринги, черные брюки и белые рубашки. Мы переоделись. Илза перемотала магнитофон и включила на какой-то старинной песенке на все времена, чего-то там про Гарри Купера.

– Значит так, смотрите, танцевать, конечно же, в основном буду я, с этой песенки у нас начнется программа. В этом номере вы делаете простые шаги, вот с этой позиции до этой, то есть элементарно, вперед-назад. Вместе. Да? Окей, при этом руки идут у вас вот так, бедра вот так, но, в принципе, вы должны помнить о вашем образе. Это очень важно, – каждый танец – новый образ! Здесь вы – молодые банкиры с Уолл-стрит. Вы одеты в костюм, будут еще пиджаки, это мне принесет персонал ресторана, вы, после того как я останусь в лифчике и чулках, скидываете пиджаки. При этом важен взгляд, – вы добились всего, весь мир у ваших ног, вы торгуете, продаете, перепродаете, и вот у вас перерыв, на бирже перерыв, и вы раздеваетесь, скидываете с себя пиджаки, при этом такой, да, не забывайте, взгляд успешных людей. Ну-ка, посмотрите на меня таким взглядом!

Мы посмотрели. Илза расстроилась.

– Нет, не такой! В стриптизе главное взгляд, понимаете! Не танец сам по себе. Многие идут в стриптиз с танцевальными данными, а они там вообще никому не нужны! В тебя должны влюбиться, чтобы стало интересно посмотреть на тебя голым! А влюбиться, что у нас первое влюбляется? Ну конечно взгляд! В этом номере у вас взгляд победителя. Вспомните, когда вы кого-нибудь побеждали и как вы на него смотрели. Ну!

Я не знаю, что вспомнили Пепси и Хот-Дог. Я стал вспоминать, кого я побеждал… да, я побеждал… одноклассника… самого сильного в школе… мы поспорили, кто выпьет больше горячего молока… он выпил пять стаканов, я восемь… я посмотрел тогда на него… взглядом победителя… тогда я добился всего… и весь мир был у моих ног…

– Так, ну, мы ведь и можем добавить вам, подрисовать, мы сделаем вам легкий фешн, и все будет как надо… главное, запомните, под каждый номер пойдет свое настроение, а значит, и особый взгляд, тут вы помните, Уолл-стрит… И дальше, значит… когда я скидываю с себя юбку и остаюсь вот в таком виде, как сейчас, вы расстегиваете пиджаки, спокойно, с достоинством, каждый в своем ритме, и не обязательно, что одновременно… расстегиваете и кидаете на пол… потом я снимаю один чулок, вы срываете с себя брюки… Попробуйте…

– Как? Рвать…

– Дорогие мои, рвать не надо, они на липучках, по бокам вместо прошитых швов липучки, давайте…

Мы рванули, штаны за полсекунды слетели с нас.

– Потом так: я снимаю другой чулок… угу… вы срываете… точно так же… рубашки!

И рубашки мы сорвали.

– Кидаете на пол, и пока я дораздевываюсь… как это… раздеваю последнее, ну вы понимаете меня… вы грациозно проходите между столиками, разрешаете залезть к вам в хозяйство, чтобы положили денег кто захочет, потом подбираете, в танце подбираете одежду, и выходите туда, куда мы будем уходить-заходить! Я в это время танцую чечетку, там вот он, слышите, вот, как раз проигрыш для чечетки… Дальше… дальше самое интересное… после этого номера, дорогие мои, у нас в программе индивидуальный танец. Смотрите, у меня есть своя хорошая музыка, мы можем подобрать, но танец индивидуальный, подо что вы хотите сами танцевать, потому что тут опять только ваше настроение. Поэтому вы должны сказать мне: нет, это нам не подходит, и мы подберем вам другую музыку, вашу.

Мы смолчали, потому что не совсем догнали, о чем сейчас Илза говорила.

– Ну так ты, Пепси, какая твоя любимая песня, подо что ты хочешь танцевать?

– Нет, ну а как, а ты?

– Это будет конкретно твой, Пепси, танец!

– Нет, я ведь не танцор, я, если надо сзади, по команде, что скинуть, это я понял, а так, что один… как?

– Что ты нам сейчас хочешь сказать? Что ты отказываешься?

– Нет, ну а как, мы же с тобой…

– Послушай, дорогой мой, речь сейчас идет о том, что ты танцуешь, это… не… сложно… Нам нужно подобрать музыку, назови песню сейчас.

– Ну если предположить, мне нравится «Вандефул лайф», помните такую, та-та-тата, та-та, итс э вандефул, вандефул лайф, та-та-тата, та-та…

– А, отличненько! Мы спросим у местного ди-джея, я ее знаю, и он наверняка знает… ну послушайте, это очень даже просто тебе будет, это образ романтика, твой персонаж – романтик, так… – Илза подошла к мешкам, набитым какой-то одеждой. – Так… вот, эта жилетка на голое тело, и шорты… ты сам почувствуешь, когда и что снять, принцип такой же… теперь… Хот-Дог, твой номер, твоя мелодия?

– Мой… вот эти, негры, Баста Раймз и женщина – «Бейби иф ю гив ит ту ми».

– Отлично! Молодец! Она и у меня есть. Это был мой номер когда-то… еще с теми, кого сейчас нет, так… что у нас для бейби… конечно же цепи… толстые нигерские цепи… потом плащ – его скидываешь как пиджак… вот она, дорогая моя, – олимпийка… ты такой уличный гангстер, который в душе нежный, то есть сначала выйдешь грубо, пройдешь между столиками резко, жестко, потом выходишь вперед, останавливаешься, скидываешь…сначала плащ, брюки эти же, потом олимпийка и в процессе раздевания ты меняешься… ты становишься нежным, подходишь, выбираешь кого-нибудь за столиком, в бруллиантах такую, к ней вот так ластишься, но только не касайся. – Илза подошла ко мне и стала ластиться, обучая Хот-Дога. Мне понравилось. Илза была другой, совсем другой, чем все, что у меня было. Только очень она скользкая. Мне казалось, что она меня коснулась, но это был воздух.

– Так, а с тобой у нас что? Дорогой мой, подо что танцуешь?

У меня всегда было недоверие к тому, кто говорит, слишком часто говорит это слово, – «дорогой». Когда мир состоит из одних дорогих, навряд ли что-то или кто-то имеет ценность в таком мире. Для Илзы мир был именно таким.

– Ну?

– Лайза Минелли… «Мани»…

– Ого! «Кабаре»! Это может быть слишком, а?

– У тебя нет?

– У меня как раз есть. Я под нее разминаюсь… иногда… я не думала, что ты вообще знаешь такую… молодец.

Ну вот, я уже и не дорогой, а молодец. Здорово. Прекрасно даже… предатель, я вспомнил про предателя, но Илза не с нами, значит она не предатель. Джалал сказал – один из вас. Она не одна из нас, а если станет, я буду осторожным.

– Цилиндр, перчатки, трость конечно же… ну а танцевать все равно особо не придется, – подберем побольше аксессуаров, чтобы ты в основном раздевался… и быстро передвигайся между столиками. И это для всех – когда останавливаетесь – это должно занимать не больше полминуты, – потом вы двигаетесь и тут же что-то снимаете, не обращайте внимание, если музыка пока идет, а вы еще танцуете, вы прекращаете, то есть пускай себе музыка идет, но если разделись, – пробежками между столиками за деньгами и убегаете, да?

Я вдруг понял, что Илза иногда говорит не по-русски, она путает слова, ставит не тот падеж… ей тяжело говорить по-русски, или она хочет сказать совсем не то, что мы слышим… странная манера… ведь были моменты, когда она говорила правильно… Мама моя, когда что-то скрывала от отца, от меня, говорила точь-в-точь как сейчас Илза.

– Мы поняли друг друга, да?

– На все сто.

– Отличненько. После ваших о-о-очень коротких номеров я танцую до-о-о-олгий танец живота, потом мы все отдыхаем, я с вами расплачиваюсь, и отдыхаем дальше! Отлично!

Мы даже ничего и не ответили. Илза сама решила, что все отлично, что ж, посмотрим. Честно говоря, я еще не решил, что будет лучше, – убить судью до своего индивидуального номера, причем так, чтобы меня сразу повязали, или блистать на танцполе после убийства, когда наверняка уже станет все равно.

– Можно ребят на минуту?

Это нас разыскала Наташа.

– Да, конечно, всех сразу? Просто мы бы могли с кем-то…

– Всех! – Наташа перебила Илзу и скрылась за дверью. Мы вышли в холл.

– Ну как, танцоры, цветы вам покупать? Я забила себе там столик, так что алиби будет у всех одинаковое. Главное, прорулите между собой, чтобы не забыть и этого выхлопать.

– Отлично все срослось, смотри, у нас будут индивидуальные номера. Пока я танцую, Хот-Дог парится в сауне, Пепси танцует – он еще может быть там. В десять, правильно, все это уже к концу у нас пойдет, мы прорулим, что Хот-Дог скачет последним из нас, он объявится, как только судья ляжет на стол, пока судья не ляжет, – парься в сауне и не парься, что тебя тут нет, мы подольше потанцуем. Ты появляешься, мы с Пепси берем лук, валим судью и обратно в ресторан. И-де-аль-но!

Все обратили внимание на мои последние слова и успокоились. Я сам с трудом понимал, как все совпадет, но в теории все было действительно идеально.

– Главное от всего получать удовольствие, тогда мы надолго сохраним вот это обаяние молодости, которое пока в нас есть!

– Смотрите… смотрите…

Наташе положено быть недовольной. Я не стал спорить, но видно было, что я ее залечил. Еще бы, я и себя залечил!

Наташа пошла в бассейн, мы вернулись к Илзе. Илза была слегка недовольна, но улыбалась.

– Отлично, прогоним ваши номера.

Мы стали прогонять. Сначала все вместе мы учились простой походке парней с Уолл-стрит, потом Илза начала работать с каждым индивидуально. Наверное, Илза была профессионал. По ее словам, все было просто. И мы исполняли все, что она говорила. И у нас получалось. По крайней мере, она нас в этом убеждала. В тотальном погружении в природу танца мы провели до половины девятого. Илза отпустила нас передохнуть, мы договорились встретиться уже в самом ресторане.

– Не в самом, конечно же, пройдете в ресторан, там вам покажут нашу комнату, мы там переоденемся. Я пойду с ди-джеем говорить, давайте.

Мы пошли в бар перед рестораном, где обедали, завтракали и ужинали. Мы только сейчас поняли, что это бар. Раньше мы шли на завтрак или обед и думали: это просто кожаные диваны для отдыха. Но стоило только сесть на эти диваны, как к тебе тут же подходила девушка и ждала, чего ты хочешь. Мы захотели три чая. Девушка принесла нам чай, который был в стакашках с талией. Еще одно напоминание о Джалале. К чему бы это.

– Бары, бары, тут все в барах! Два шага до ресторана, и опять бар!..

– Чай, кстати, тут надо пить!

– Да, тут реальный чай, не то что из автомата.

– Она даже кард не спросила.

– Чай… чая у них полно…

Дальше я уже не прислушивался к разговору Пепси с Хот-Догом. Я начал прислушиваться к себе, но ничего не услышал и стал отдыхать вместе с парнями.

– Надо за луком в номер метнуться.

– Метнешься?

– Может ты?

– Давай ты, тебе ведь его держать.

– Ну правильно, мне сложней работа, метнись ты.

– Чего это сложней, мне там париться, еще успевать прибежать к танцу…

– Я схожу. – Я встал и пошел за луком. Пока шел к лифту, я мог краем глаза видеть улицу, главный вход, такси, с таксистом рулится Илза. Ха, с таксистом рулится Илза. Я свернул к лифту, нажал кнопку, поехал наверх и уже не думал ни о чем. Мне надоело думать. Может, в самый неподходящий момент – надоело. Не хочу. Тем более про Илзу.

Просто надо взять лук, а потом выстрелить. Вот и все. Хорошо, что Ретик его упаковал, правда, он просвечивает. Уже в номере я снял с вешалки свою теплую куртку, в которой прилетел в теплую Анталию. Вот и куртка пригодилась. Я обернул лук курткой и вернулся обратно на кожаный диванчик к Пепси и Хот-Догу.

– Еще чай?

– Еще чай.

Девушка принесла еще чай.

– Пей.

– Это мне?

– Ну, я же у тебя спрашивал.

Я слишком перестал думать и уже не понимал, кому чай, кому лук.

– Пей и пойдем.

– Давай, пора…

Я выпил. Я без труда мог выпить горячий… и чай… и даже молоко… в школе… в пятом классе… я на спор смог выпить… а да… проехали…

Мы спустились к ресторану «Султан». Нас ждали. Толстенький маленький турок в национальном костюме проводил нас в подсобку. Илза уже была там.

– Слушай, Пепси, «Уандефул лайфа» у диск-жокея нет. Есть «Пефект дей». Они похожи. Ритм тот же, настроение тоскливое, все как мы тебе поставили.

Пепси волновался и уже соглашался со всем. Секунда быковства, и вот он уже одобрительно мотает Илзе головой.

– Прокатит.

Странно. Миром правят неочаровательные девушки, очаровательные вообще глубоко в заднице. Они там сидят и не высовываются. Всем вокруг рулят именно такие. Как Илза, как Наташа… они говорят нам что-то и выискивают для этого какие-то самые такие моменты, когда мы ведемся и делаем все, как они хотят.

– Ты готов, дорогой мой?

– Я уже не дорогой.

– А какой?

– Я молодец.

– Давай посмотрим, какой ты молодец. Одевайтесь, я пойду спрошу, когда нам выходить.

Мы превратились в повелителей мира с Уоллстрит в белых рубашках и стали ждать Илзу.

– У кого какие мысли?

– Все в порядке.

– Все в порядке.

– Ну мы прямо французский спецназ.

Почему я сказал так? Я видел французский спецназ в фильме про Годзиллу. Они сидели перед делом с такими же тупыми лицами, как у нас. Абсолютно не понимая режиссерской задачи. А какая у нас режиссерская задача?

– Ждать Илзу!

– Нет, Хот-Дог, твоя задача после общего дансинга рвать в сауну. Ей скажешь, что пописять.

– Понятно.

– Мы ждем тебя. Как только ты возвращаешься, пописять идем мы.

– Хорошо.

– Если мы будем еще на сцене, все равно дай нам знать, что ты вернулся и нам пора.

– Хорошо.

– Пепси, гляди, ты контролируешь лук. Он за этой бочкой в моей куртке.

Я сложил куртку за алюминиевую бочку с надписью «Efes».

– Понятно.

Вернулась Илза.

– Так, народ еще не подсобрался. Подождем.

Десять минут десятого, а народ еще не подсобрался. Намечалась проблема, хотя время еще было.

– Илза, мы потом поговорим? – неожиданную тему начал Пепси.

– Конечно!

– Просто если все пройдет, можно будет еще тут повыступать или поездить.

– Конечно пройдет! Все так и сделаем, что-то я пойду попрошу у них воды, вам принести?

– Да.

– Да.

Я ничего не ответил, потому что Илза не дождалась моего ответа, она уже вышла из комнаты.

– Что ты к ней пристал?

– Нет, а что, удочки уже надо закидывать. Мы тоже не мальчики тут наяривать, я вообще ни перед кем не оголялся. Для меня это, может, неприемлемо… было. Я должен знать, что она может нам устроить… в смысле предложить… глобально…

– Ты ни перед кем не оголялся?

– Нет.

– Совсем?

– Совсем.

– Что, у тебя не было в жизни таких эпизодов, что ты доставлял кому-то удовольствие и раздевался?

– Нет… я доставлял удовольствие, но не так!

– Ты сейчас мне ответил, как будто я глупость какую-то спросил, а ты такой умный и занимался всегда делом, а я ерундой.

– Я не так ответил, просто есть сотни способов доставить удовольствие не раздеваясь.

– Ну а если раздеться?

– У меня такого не было. Я специально ни перед кем не раздевался. Так, спонтанно, перед сном, сто раз. Специально, чтоб на меня посмотрели, – ни одного.

– Что ты к нему пристал! – Хот-Дог вступился за Пепси. – Я тоже специально ни перед кем не раздевался для удовольствия… даже перед мамой.

– А зачем маме такое удовольствие? Я имел в виду девушку.

– Я тоже все это имел в виду, чтоб ты понял, что ни разу. Понятно тебе?!

На меня орали два парня из-за какой-то ерунды. Два моих друга. Мы напряглись. Море, курорт, а мы даже перенапряглись. И ведь еще никого не убили. Вот убьем и помиримся. А сейчас я просто съем свою обиду и промолчу.

– Чего пристал? Я просто спросил у Илзы!

– Ты не хочешь – мы с ней будем ездить, сиди со своей Наташей, загорай, а нам надо и о будущем подумать, можно, если подзаработать…

Хот-Дог поддакивал беспомощным воплям Пепси, я молчал. Вошла Илза с маленькой бутылочкой минералки.

– Пейте.

Пускай они пьют. Я не буду пить, я просто потанцую, убью и пойду загорать. Хотя уже будет ночь.

Пойду на дискотеку. Хотя там беспонтово. Пойду спать. К Наташе. Вернее, это и мой номер тоже. Пойду в свой номер. А там и Наташа.

– Ну что, я первая, вы подключаетесь, готовы?

Я с трудом успел подскочить. Уже играла музыка. Мы вывалились в зал. Все в зале смотрели на Илзу. На нас смотрел только один человек. Это была Наташа. И ей было очень смешно. Я вспомнил про Уолл-стрит и перестал смотреть на Наташу. Я стал смотреть сквозь нее, взглядом человека, который только что выпил восемь кружек горячего молока. Наташа все равно смеялась. И я это все равно заметил, хоть и смотрел сквозь нее. Мы стали двигаться. Наташа сделала вид, что клюет что-то в своей тарелке. Иначе бы она просто упала под стол от смеха. Ха, а рядом с ней сидел какой-то мужчина. Я сделал разученные шаги вперед-назад и опять огляделся. Да, рядом с Наташей сидел молодой парень, крепкий, белокурый. Наверное немец. Может, он просто подсел на свободное место. Хотя, наверное, все-таки Наташа его специально подсела… для алиби. Очередное вперед-назад. На стене висят часы. Без пятнадцати десять, Гарри Купер. Пора тебе закругляться, дорогой Гарри! Илза скинула юбку и стала делать какие-то неимоверные выгибы. Не знаю, как в зале, а я увидел все! Вернее, всю. Ой, Пепси и Хот-Дог уже сняли пиджаки. Я догнал их, а Илза уже поставила кому-то на стол ногу и стала стягивать первый чулок. На старт, внимание… м-м-м… арш! Я скомандовал про себя и в то же мгновение, как чулок Илзы полетел кому-то в тарелку, сдернул с себя штаны. Надо же, если ты новичок, в смысле публичных выступлений, то абсолютно нет никакой разницы, в штанах ты или без. Голым даже спокойнее, у тебя уже есть что-то, что обратит на себя внимание и хоть как-то понравится. Да, дебют всегда успешнее без штанов… И Мадонна, и Сильвестр Сталлоне знали об этом… Так, Илза что-то медлит, наконец-то добралась до второго чулка – мы сдергиваем рубашки. Теперь отдадимся импровизации и начнем тереться между столиками. Турки сначала не поняли, что это мы так стали бегать между ними. Иностранцы поняли, но сделали вид, что увлечены едой. Особенно это получалось у немцев. Они уткнулись в свои тарелки, и мы уж было решили исчезать в подсобке, но тут Наташа притянулась ко мне и засунула пять евро в плавки. Твердая бумажка впилась мне в интимную кожу. Я однажды прочитал, что на каждой десятой купюре евро обнаруживают следы кокаина. Лишь бы эта не была десятой, не хватало тут еще подхватить что-нибудь из чужой наркоманской ноздри. Мы в танце подобрали свою одежду и скрылись. Илза осталась дотанцовывать. Мы стали подглядывать в щелочку и за Илзой и за реакцией публики.

– Без десяти, Хот-Дог.

Оказывается, Пепси смотрел на часы, которые висели на стене ресторана. Ни публика, ни Илза его не интересовали. Хот-Дог допил воду из маленькой бутылочки, которую принесла нам заботливая Илза, накинул на себя свою одежду и побежал париться. В комнату вбежала Илза.

– Ну как?

– Воды…

– Нету.

– А…

Илза выбежала на кухню ресторана. Мы опять стали подглядывать – публика ела. Хорошо ли это было? Мы не знаем. Ну хотя они не ушли, значит, нормально. Вернулась Илза.

– Нормально. Очень даже хорошо. Так, теперь ты, Пепси. Две-три минуты и пошел. Можешь уже переодеваться.

Пепси стал натягивать шорты и жилетку.

– Зазвучит музыка, и выходишь, сразу взгляд, такая томная тоска и желание угодить, потому что тебе уже угодили… Ди-джей ставит, ты выходишь, промежуток между танцами – пять минут, как слышите музыку – на сцену. Следующий после тебя кто пойдет, где Хот-Дог?