Текст книги "Шестое чувство"

– Я влюбилась в него по уши, – размазывая сопли, признаюсь я, – как последняя глупая дурочка. Мы прожили эти каникулы в Риме. А потом. – у меня истерика, и я начинаю заикаться, папа молча гладит меня по спине. А я чувствую такую острую необходимость выговориться. Чувствую острую необходимость в том, чтобы он выслушал меня. Понял и принял.

– На меня напали, забрали телефон, и я потеряла с ним связь. А потом, – продолжаю я, и голос звучит хрипло, – он оказался парнем моей сводной сестры, а я его поцеловала. Я поступила как последняя тварь. Она не заслужила. Она такого не заслужила. Она была так добра ко мне.

– Тише, кроха, – шепчет он, и каким-то образом ему удается немного меня успокоить. Легкие поглаживания, тепло, исходящее от него.

– Я всю жизнь ненавижу Марго за то, что она сделала с нашей семьей. Я ненавижу тебя за все мамины слезы и за предательство. Ты ведь был для меня центром вселенной. Но я оказалась ничем не лучше вас двоих. Я так сильно ненавижу сейчас себя, – я признаюсь ему в своих чувствах, и он замирает. Я жду, когда он разозлится и посмотрит на меня с осуждением, но этого не происходит. В его глазах столько эмоций, но осуждения и недовольства в них нет.

– Я сейчас приду, – быстро говорит он.

Я не понимаю, куда он уходит, и резко замолкаю. Прослеживаю взглядом, как он поднимается и выходит из комнаты. Он возвращается быстро. В руках у него сверток. Он неуклюже пытается закрыть дверь ногой и неловко мне улыбается.

– Это твой подарок на день рождения, – видно, как он волнуется. Я тоже сбита с толку и, нахмурившись, забираю у него из рук коробку в подарочной упаковке с блестящим красным бантом. Я смотрю на нее, и у меня трясутся руки.

– Просто открой.

Я рву бумагу, приоткрываю и вижу внутри белую коробку с логотипом яблока сбоку. Поднимаю глаза на отца, он пожимает плечами.

– Это ноутбук, и он. – папа запинается, – розового цвета.

У него тоже в глазах стоят слезы, я делаю судорожный вдох. Розовый. Он запомнил. Он помнил. Папа вновь садится на кровать и нежно гладит меня по колену.

– Я не знал, как вручить его тебе. В день твоего рождения я не знал, как позвонить тебе спустя столько лет. Позже ты не брала трубку. Я хотел попросить тебя встретиться, чтобы наконец сказать тебе о том, что люблю тебя. И о том, что никогда не бросал. Ты возвела такую непробиваемую стену между нами, кроха, что я просто-напросто не знал, как вновь появиться в твоей жизни. Прости меня. – Искренность и сожаление в его словах находят отклик в моем сердце. Я бросаюсь ему на шею, обнимаю его крепко и чувствую, как его руки обнимают меня.

– Мама сказала, что тебе надо ходить к психологу, и, оказывается, твой врач Бертран считает, что нам с тобой нужны общие семейные сессии. Он утверждает, что тебе не нравится с ним разговаривать, потому что он спрашивает обо мне, – тихо начинает папа.

Я молча киваю, Бертран долго копался в моих отношениях с отцом. Будто все дороги вели именно к этому вопросу. Это главная причина, почему я не любила наши сессии. Он словно видел меня насквозь.

– Я очень скучала по тебе, – еле слышно говорю я.

И я так ненавидела скучать и чувствовать эту слабость в душе. Бертран будто специально напоминал мне о том, насколько сильно я нуждаюсь в папе.

– Я не думал, что развод до такой степени отразился на тебе, – как-то грустно заключает он. – Знай, я готов пройти любые сессии, если это поможет нам вновь стать ближе. Я тоже скучаю по тебе, кроха, – говорит он, щелкнув меня по носу, и мои глаза опять наполняются слезами.

Папа смотрит на меня внимательно, словно пытается подобрать правильные слова.

– Ты не виновата, – наконец говорит он, – в молодости все кажется трагедией, особенно, когда дело касается первой любви. Но мир не черно-белый, Лили. Грани стерты, нет четких рамок. Многие на твоем месте вовсе не чувствовали бы себя виноватыми. Напротив, действовали, исходя исключительно из собственного эгоизма. То, что тебе стыдно, то, что ты мучаешься и переживаешь, как бы смешно ни было. говорит о том, что ты хороший человек.

Он говорит это с твердой уверенностью, и это помогает. Он словно забирает половину груза с моих плеч и переносит на свои. И в его взгляде столько любви, доброты и поддержки.

– Я тоже не знал, что мне делать. – продолжает папа. – Но я решил быть честным. Если не знаешь, что делать, Лили, поступай с людьми честно. Если разлюбила, скажи как есть. Если все еще любишь – признайся. Это и есть правильно. Быть честным с самим собой и окружающими. Правда может ранить сильно, и от этого не убежать. Но сладкая ложь – все равно ложь, и на ней далеко не уедешь, просто будь честной, – повторяет он и сжимает мою руку.

Глава 25

Эмма

Папа смотрит на меня как на сумасшедшую, когда я прихожу за своими вещами и объявляю о желании жить с матерью. Мы сидим в зале, и он бросает на меня недоуменные взгляды.

– Я уделял тебе мало внимания? Знаю, что мы с Амели проводим много времени вместе, но мне казалось, в этом нет никакой проблемы.

Я качаю головой, а у самой в голове проносится мысль, что мы с ним очень похожи и во всем происходящем всегда ищем собственные ошибки.

– Пап, я очень счастлива, что в твоей жизни есть Амели и что ты проводишь с ней время. Я просто немного соскучилась по маме, – отчасти я говорю правду. Я соскучилась по маме, но из дома хочу уйти, чтобы не видеть Лили. Ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином, ни просто в одной квартире рядом с собой. Я очень сильно злюсь на нее. Даже странно, но на нее я злюсь больше, чем на Адама. Какая-то жалкая часть внутри меня хочет найти ему оправдание, дождаться его извинений и постараться все наладить. Однако я больше не так наивна, как пять месяцев назад. Я знаю, что ничего не наладится, ничего не будет, как прежде, да и Адам. Он не станет вымаливать у меня прощения.

Папа видит, что я не договариваю, но не настаивает и не лезет мне в душу. Между отцом и дочерью всегда есть дистанция, папа теряется и не знает, как поступить лучше. Амели заходит в зал с листом в руках.

– Лили уехала к отцу, – недоуменно произносит она. – Даже не спросила, не посоветовалась. уехала, оставив записку на кровати.

Видно, что Амели очень злится, она достает телефон и пытается дозвониться до дочери.

– Что между вами произошло? – тихо спрашивает папа, и Амели удивленно приподнимает брови, услышав его вопрос.

– Она тоже уезжает жить к маме, – объясняет он, и она переводит взгляд на меня

– Эмма, – зовет она, но я качаю головой.

– Может быть, она тоже соскучилась по папе, – пожав плечами, отвечаю я и встаю с кресла, – мне нужно собрать свои вещи.

Амели хочет настоять и спросить что-то еще, но папа останавливает ее.

– Она ничего не скажет, – доносится до меня его голос, он все-таки меня очень хорошо знает.

Дверь в комнату Лили открыта, в ней царит идеальная чистота, постель заправлена, на столе все аккуратно сложено, и вещи не валяются по всей комнате. Моя полная противоположность. У меня всегда царит легкий беспорядок, разбросана косметика и одежда, кровать почти никогда не бывает заправлена. Я смотрю на полочку, на которой в ряд стоят книги. Они выстроены по размеру, и среди них нет ни одного любовного романа. Биографии, энциклопедии, фантастика, восточные практики, книги по мотивации. В моей комнате одни любовные романы, сказки о первой любви с однообразным концом «и жили они долго и счастливо». Все же мы с ней очень разные. В комнате пахнет ее цветочными духами, и я так жалею, что она уехала. Мне хотелось высказать ей, глядя в лицо, все, что я о ней думаю. Вылить на нее негодование и обиду. Мое внимание привлекает торчащая из-под кровати тетрадь. Она ярко-красная, и в этой идеальной чистоте ее невозможно не заметить. Я беру ее в руки, из нее падает лист. Похоже на старую газету, грязно-желтая бумага с темными пятнами. Заголовок гласит «Добро пожаловать в Рим», а под ним плохого качества черно-белый снимок. При взгляде на эту фотографию у меня в глазах снова появляются слезы. На ней Адам и Лили. И они целуются. Целуются так, словно весь оставшийся мир исчез на мгновение. Это так романтично и так больно. Мне хочется разорвать этот снимок, но я открываю тетрадь, чтобы положить его на место. Листы исписаны мелким почерком. Я щурюсь, пытаясь разобрать написанное. Глаза привыкают к неразборчивым закорючкам. И я начинаю читать: «Дорогой Адам». Я резко захлопываю тетрадь, сердце стучит в ушах. Мне любопытно и страшно одновременно. Я знаю, этот текст не предназначен для моих глаз. Но ничего не могу с собой поделать. Медленно открываю тетрадь и продолжаю читать. Слова превращаются в предложения, чувствую, как ускоряется мой пульс. Слышу звуки шагов в коридоре и, испугавшись, что меня найдут в комнате Лили, быстро выхожу. У меня в руках ее личный дневник. Руки трясутся, а дыхание учащается. Я захожу в свою комнату и запираю ее на ключ. Дрожащими руками открываю первую страницу и продолжаю читать. От волнения все внутри дрожит, я оказываюсь не готовой к таким откровениям. Мне очень больно читать историю их любви. Мне больно читать про то, как Адам относился к ней, как на нее действовали его прикосновения. В душе все переворачивается. Ревность, смущение, обида, злость, терзания и какое-то бессилие. Перелистывая страницу за страницей, я чувствую, как слезы катятся по щекам. Что-то вызывает во мне горькую усмешку, что-то заставляет улыбаться, ее слова даже греют мою душу, потому что они пропитаны такой трогательностью, искренностью и любовью. Их любовью. Я смотрю на их снимки из фотобудки. Она приклеила их прямо на страницу. Адам и Лили такие счастливые, такие беззаботные и такие красивые. А мне очень больно на это смотреть. В какой-то момент мне приходит от нее сообщение, и злость новой волной затапливает сердце. Злость, обида, негодование, чувство, что меня обманули и предали. Но когда я дочитываю последнюю страницу, ощущаю ни с чем не сравнимую пустоту.

«Именно поэтому мне нужно уехать, именно поэтому мне надо быть от тебя подальше. Потому что я не смогу строить свое счастье на слезах Эммы. Как бы сильно я тебя ни любила.»

В этот момент я чувствую себя проигравшей. Хотя никакого соревнования вовсе не было, но это именно то чувство, которое я испытываю. Я ненавижу Лили за то, что она забрала у меня Адама. Но неожиданно на меня снисходит озарение. Адам никогда не принадлежал мне. Лили никогда не крала его у меня. Он все это время был ее Адамом. Она – та самая девочка из Италии, потерять которую он так боялся, та самая девочка, которую он рисовал и о которой рассказывал мне с горящими глазами. Если бы она не потеряла телефон, все было бы иначе. И человек, который влез в их отношения, – я. Я со своим эгоистичным желанием и глупой уверенностью. Я со своими капризами, обидами и уязвимым самомнением. Часть меня с этим не согласна, та самая – эгоистичная и думающая только о себе. Но мне надоело быть дурочкой, мне надоело быть той, что вечно требует внимания, той, которую всегда обижают, и той, что нуждается в чьей-то заботе. Я сама должна позаботиться о себе. Я сама должна взять свою жизнь под контроль и попытаться сделать себя счастливой. Ни Адам, ни кто-либо другой никогда не сделают этого за меня. Мне надоело прятаться и скрываться от этого сложного мира.

– Эмма, пора принять правила игры, – шепотом говорю я себе, – ты не можешь спрятаться от боли и разочарований в Адаме.

Собственный голос звучит глухо и хрипло. Но впервые в жизни я не хочу быть жертвой обстоятельств и винить других. Я хочу достойно встретить этот удар.

В комнату стучит папа, он всегда делает три быстрых стука, в отличие от Амели, которая стучит лишь один раз. Я открываю дверь:

– Что-то случилось?

– Амели поговорила с Лили, та говорит, что натворила что-то. Может, вы, наконец, расскажете нам правду?

Я смотрю в его глаза, он обеспокоен и нервничает.

– Хорошо, – говорю я и слышу, как входная дверь открывается.

– Привет, Адам, – здоровается Амели, – Эмма у себя в комнате, проходи.

Я очень удивлена его приходу, а затем он говорит то, что вызывает во мне печальную улыбку.

– Я ищу Лили, – неловко отвечает, мой бывший лучший друг? Мой бывший парень? Конечно, он ищет Лили, зачем еще ему приходить.

Амели озадаченно замолкает.

– Лили уехала к своему отцу в Лозанну.

Я выхожу из комнаты и встречаюсь с ним взглядом. Он расстроено опускает голову.

– Вы знаете, когда она вернется?

Я не даю ей ответить.

– Нам надо поговорить, – я обращаюсь к нему спокойным, холодным тоном. Адам поднимает голову и задумчиво кивает. Уверена, он ждет слез и истерик, но я собираюсь его удивить.

Он молча следует за мной в комнату.

Папа и Амели переглядываются, но ничего не говорят вслух.

Адам закрывает за собой дверь и стоит в ожидании моих слов. Я не заставляю его ждать долго.

– Я ненавижу тебя за то, что ты не рассказал мне правду, – стараясь сдержать эмоции, начинаю я, голос все-таки вибрирует, – но я понимаю, почему ты ничего не сказал. Я также ненавижу ее за то, что ты любишь ее, но понимаю, что ее вины в этом нет, – продолжаю признаваться я. – А еще, Адам, я ненавижу себя за свой эгоизм и слабость. За то, что так отчаянно нуждаюсь в тебе. В твоем понимании, твоей доброте, отзывчивости и любви. Ты был всегда рядом, и я, как последняя идиотка, решила, что так будет всю нашу жизнь.

Он нервно взъерошивает свои непослушные волосы.

– Я не знаю, что тебе ответить, Эмс, – тихо признается он, – я хочу перед тобой извиниться. Но понимаю, что любые извинения будут звучать нелепо. Просто знай, мне очень жаль.

– Мы оба наломали дров, Адам. Каждый из нас облажался.

Он упирается головой в стенку и закрывает глаза.

– Не имею ни малейшего понятия, что мне делать, – растерянность и смятение в его голосе трогают меня. Видеть его расстроенным не доставляет мне никакой радости.

Я смотрю на своего лучшего друга, на человека, который был рядом со мной с детства. И понимаю, как бы я ни злилась на него, как бы ни ненавидела, как бы ни корила за обман и предательство. Я все равно желаю ему счастья. Полин назвала бы меня ненормальной. Однако я не могу в одну секунду забыть двенадцать лет, которые нас связывают. Двенадцать теплых лет дружбы, любви и принятия.

– Если ты ее любишь, поезжай за ней, Адам, – я подхожу близко и беру его за руку. Если все, написанное в той тетради, – правда, то это действительно та любовь, за которую надо сражаться и бороться. Сейчас я начинаю осознавать смысл этой фразы. Драться за любовь надо, когда она взаимна. Но точно глупо добиваться ее и предлагать себя в качестве замены, когда человек любит другую. В надежде, что благодаря тебе он забудет и сможет двигаться дальше. Сейчас я понимаю, что быть любимой означает быть для человека особенной. Той самой.

– Не отпускай ее так просто, – шепчу я, – в этот раз тебе точно надо поехать в Лозанну.

Адам открывает глаза и смотрит в мои. Прямо, открыто, проникновенно. С грустью, печалью и сожалением.

– Ты удивительная, – говорит он.

Я качаю головой и беру с постели красную тетрадь.

– Купи билет до Лозанны и в поезде прочитай это, я уточню у Амели адрес.

Адам ловит меня за руку, тянет на себя и крепко обнимает.

– Ты когда-нибудь сможешь меня простить? – спрашивает он.

Я честно и без раздумий отвечаю:

– Не знаю.

Я действительно не знаю, пройдет ли когда-нибудь эта боль в сердце, перестану ли, глядя на него, чувствовать отчаяние. Я выбираюсь из его объятий.

– Я отправлю тебе адрес эсэмэской, а теперь. – я замолкаю, и в горле начинает першить. – Прощай, Адам, – мой голос дрожит, язык не слушается. Я хочу произнести это твердо, уверенно. Но не получается, я прощаюсь с ним с тоской по несбывшимся мечтам, с глубокой печалью по моей невзаимной любви.

В его глазах тоже целая буря эмоций. Он не готов прощаться – я вижу, однако понимает, что мы не можем иначе. Он подходит, нежно целует меня в лоб и, не сказав больше ни слова, выходит из моей комнаты. Вот так и заканчивается наша с тобой история… Мой дорогой. мой любимый друг.

На пороге моей комнаты стоят родители, по их взглядам понятно, что они ждут объяснений.

– Нам надо заварить чай, и мне нужен адрес Лили, – говорю им я, – после этого, обещаю, что все расскажу.

Амели диктует мне адрес, папа разливает нам чай. Я обхватываю ледяными пальцами горячую кружку и начинаю свой рассказ. Я рассказываю все как есть. Об Италии, о своих мечтах и о том, как мы все втроем запутались в этой любви, дружбе, жизни. О том, как каждый из нас совершил ошибки, и они, как снежный ком, покатились вниз, превратившись в настоящую лавину, которая снесла все на своем пути.

Глава 26

Лили

Время близится к часу ночи, я ворочаюсь в постели и не могу уснуть. Непривычно все. Запах в комнате, постельное белье и даже тени на стене, падающие от света уличных фонарей. А еще слишком тихо. Только я думаю о мертвой тишине, как ее разрывает звонок в дверь. Я замираю, но, разумеется, не выхожу из комнаты. Спустя мгновение дом вновь погружается в молчание, и звонок оживает снова. Я присаживаюсь на постели и прислушиваюсь к шагам в коридоре.

– Кто там? – сонно спрашивает Анна и громко зевает.

– Я ищу Лили, – голос Адама за дверью звучит глухо.

Я подскакиваю с постели и выбегаю в коридор. «Что он тут делает?» – думаю я. А у самой от волнения не хватает кислорода. Анна бросает на меня недоуменный взгляд. Папа и Марго тоже выходят в коридор, даже Арно, лениво облокотившись о дверь своей комнаты, посматривает на меня.

– Так. Ты знаешь, кто это? Мы открываем? – спрашивает Анна озадаченным голосом.

– Лили, нам надо поговорить, – отвечает Адам, – открой.

Я молча киваю Анне, обхватываю себя руками и жду, когда дверь отворится.

– С тобой не соскучишься, – говорит она едко. А все остальные молчат.

Адам стоит на пороге, и его освещает свет из коридора. На нем темно-синяя майка, а на спине рюкзак. Волосы, как всегда, в беспорядке. У Анны глаза на лоб лезут при виде его. Она тут же начинает поправлять волосы, но он на нее даже не смотрит. Все его внимание направлено на меня.

– Привет, – неловко пожав плечами, произносит он.

Звучит так неестественно и до нелепости глупо.

– Как ты нашел меня? Что ты тут делаешь? – растерянно бормочу я один вопрос за другим.

Адам взглядом обводит всех присутствующих.

– Мы можем поговорить наедине?

Я бросаю взгляд на папу, тот коротко кивает:

– Все спать. Лили, я не против, если ты пригласишь своего друга в комнату, – прочистив горло, смущенно бросает он.

– Пойдем, – зову я Адама. Мы заходим в мою новую спальню, я включаю свет и смотрю куда угодно, только не на него. – Ты можешь начинать отвечать на мои вопросы.

– Я люблю тебя, – вместо ответа твердо произносит он, его признание застает меня врасплох. Я замираю и не знаю, что сказать. Он сокращает расстояние между нами. – Адрес мне дала Эмма, она спросила у твоей мамы, а еще она отдала мне это.

Он лезет в рюкзак и достает мою красную тетрадь, при виде которой сердце пропускает удар. Все происходит слишком быстро, осознание того, что Эмма отправила его сюда, разрывает мне сердце от теплоты и благодарности.

– Эмма дала тебе адрес? – глупо переспрашиваю я.

Адам заглядывает мне в глаза.

– Она сказала, что за любовь нужно бороться, – тихо, с печалью в голосе говорит он, и мои глаза наполняются слезами, я открываю рот и не нахожу правильных слов. Адам ловит мою руку и аккуратно, не спеша переплетает наши пальцы. Я судорожно качаю головой и вырываю кисть.

– Это неправильно, тебе лучше уйти.

– Без тебя я никуда не пойду, – хмуро бросает он.

– Прекрати, Адам, – я сжимаю кулаки и сильно прикусываю губу, – просто уйди.

– Ты прекрати, Лили. Перестань! Хватит гнать меня. – Он обхватывает мое лицо и заглядывает мне в глаза.

– Это неправильно, – шепотом повторяю я, сердце борется с разумом.

– Неправильно притворяться, что ты ко мне ничего не чувствуешь.

– Мы не можем! – кричу я, и его взгляд становится как никогда серьезным.

– А расстаться мы можем? Это правильно?

Я отталкиваю его от себя и отворачиваюсь от него.

– Просто уйди.

Но он ловит меня за руку и тянет на себя.

– Лили, ты не поняла? Я никуда не уйду. Я, черт возьми, люблю тебя, а ты любишь меня!

Он упирается лбом в мой лоб и заглядывает мне в глаза.

– Я люблю тебя, Лили, – повторяет он, и от тона его голоса я покрываюсь мурашками, – пожалуйста, дай нам шанс. И, прежде чем ты снова начнешь идти на поводу у страха и собственного стыда, прежде чем ты начнешь придумывать оправдания и объяснять мне, почему мы не можем быть вместе.

Он тянет меня к себе и целует. Его губы накрывают мои, и в них столько нежности, томления и эмоций. Он тянется к моей шее и бережно гладит ее, а затем притягивает меня ближе. Наши тела соприкасаются. Адам целует меня. Этот поцелуй сводит меня с ума, он освобождает все те эмоции, что я так отчаянно пытаюсь похоронить в себе. Стоит Адаму лишь коснуться меня, внутри все словно взрывается, и моя любовь летит к нему навстречу. Он долго целует меня, поцелуй становится жадным, требовательным. Нам начинает не хватать воздуха. Он нехотя отстраняется, но не сводит с меня глаз. Я обнимаю его и утыкаюсь носом ему в грудь. Я так устала бороться с этой любовью. Я так устала сражаться со своими эмоциями. Так сильно хочу быть с ним и так сильно люблю его. Я заглядываю в глаза Адаму и понимаю, что быть честной, принимать ответственность за свой выбор очень-очень сложно.

– Мне страшно и стыдно, – не своим голосом признаюсь я.

– Я не хочу тебя терять, я не могу тебя потерять. – Взгляд карих глаз серьезен, и в них отражается столько эмоций. Я закрываю глаза и представляю, как он сейчас уйдет навсегда из моей жизни. Просто выйдет за дверь, бросив банальное «прощай». Мое сердце разрывается на части лишь от одной мысли о новом расставании. Я обнимаю его, отчаянно нуждаюсь в прикосновении к нему. Чувствую, как его руки обхватывают мои плечи. Мне становится так тепло. Я глубоко вдыхаю его запах.

– Просто дай нам шанс, – шепчет он мне на ухо.

Как же сложно принять правильное решение, когда его просто-напросто не существует. Я тянусь к его губам и целую. Потому что тоже люблю его.

Неизвестно, как закончится наша история любви. Будем ли мы жить долго и счастливо или же через год возненавидим друг друга. Ни у меня, ни у него нет ответа на этот вопрос. Но пока он целует меня и смотрит на меня таким взглядом, я не могу отпустить его. Не могу.