Текст книги "Шестое чувство"

– Мерд, мерд, мерд, ничего не получается!

Ты резко закрыл альбом, так что у меня не было возможности разглядеть рисунок. Что было потом, ты прекрасно знаешь. Уверена, не только я часто вспоминаю в подробностях момент нашего знакомства.

– Если ты подвинешься, то на твоей куртке будет местечко и для меня, – я сказала этоуверенно, не особенно задумываясь о наглости просьбы и не боясь быть отвергнутой. Что-то во мне щелкнуло в тот момент, отключив всякие страх и неловкость. Ты поднял голову, слегка нахмурился, присматриваясь, и я увидела, как выражение твоего лица меняется. Я чертовски понравилась тебе, Адам. С этим, пожалуй, не поспоришь. Это читалось в твоих глазах: то, как ты смотрел на меня, не сводя глаз, было громче всех слов в мире. Ты неуверенно пожал плечами, отодвинулся на самый край куртки и сказал:

– Конечно, вот, присаживайся.

Я выбила тебя из колеи, ты был немного растерян. Я села рядом, поправила юбку и опустила голову на колени, поворачивая к тебе лицо:

– Ты говоришь по-французски с парижским акцентом, – заявила я.

Ты затянулся сигаретой.

– Неужели парижский акцент столь очевиден?

Мне нравился твой голос, глубокий, но не очень грубый, я бы сказала, бархатный. Второе чувство – слух. Я хотела слушать тебя. Но если быть до конца откровенной, в тот момент для меня наше знакомство было игрой. Я весь день провела одна и нуждалась в компании. Некоем приключении, о котором я буду вспоминать, думая о Флоренции. Если совершать безумные и необдуманные поступки, то уж по полной программе.

– Если честно, я сказала наугад, – улыбнувшись, ответила я, – но ты явно не из Швейцарии.

– А ты явно да, – лукаво улыбнувшись, отметил ты.

Меня зацепила твоя улыбка, было в ней что-то такое необъяснимое. Мое сердце забилось сильнее, я почувствовала, как краснеют щеки. Ты смотрел прямо, смущение пропало, в твоих глазах горел интерес. Тебе хотелось разгадать меня, Адам.

– Я, кстати, Лили. Из Лозанны.

Не поверишь, но я представилась лишь с одной целью, чтобы узнать твое имя.

– А я Адам, как ты успела догадаться, из Парижа. – Еще одна ленивая затяжка и изучающий взгляд карих глаз. – Чем обязан. Лили?

Ты сделал паузу нарочно, выделяя мое имя, выговаривая его, ты выдохнул дым и смотрел мне в глаза сквозь него. У меня по коже побежали мурашки, но я тут же собралась и, выпрямившись, заявила:

– Не смотри на меня таким взглядом, этот твой дешевый трюк с сигаретой не сработает. Я предупреждаю тебя сразу: у меня нет планов переспать с тобой, как бы томно ты не играл в гляделки.

Ты, наверное, подумал, что я сумасшедшая. Но, надо отдать тебе должное, не подал виду. Рядом с тобой, Адам, я не чувствовала стеснения и робости. Я видела, как ты разглядываешь меня, как твой взгляд бегает по моим ключицам, по плечам, останавливается на груди, затем падает на кисти рук и возвращается к глазам. Нет, ты не смотрел на меня голодным взглядом, и мне не хотелось спрятаться, скорее в твоих глазах читалось. восхищение. Ты смотрел на меня как на предмет искусства. Как на прекрасную картину, стараясь угадать ее тайный смысл. Твой взгляд будил во мне уверенность: я чувствовала себя красивой, чувствовала, что мне под силу контролировать ситуацию. Наверное, это очень наивно, но тон, которым ты произнес мое имя, заставил трепетать что-то внутри меня. Часть моей природы, с которой я еще не была знакома, и, признаюсь, даже не подозревала о ее существовании. Чтобы не растаять от твоих слов и прийти в себя, я выбрала лучшую защиту – нападение.

– Напомни это себе сегодня вечером: вцепишься в меня так, что отпускать не захочешь, – самодовольно ответил ты на мое заявление, и я рассмеялась:

– Мечтать, говорят, не вредно.

Ты приподнял бровь и затушил об асфальт сигарету.

– Если серьезно, такое в моей жизни впервые. Красивая девушка наглым образом усаживается на мою куртку и тут же заявляет, что мне ничего не светит. Может, есть какие-нибудь идеи или подсказки, как мне стоит себя вести?

Я заправила выбившуюся прядь за ухо и честно ответила:

– Покажи мне Флоренцию, Адам из Парижа. Я здесь совсем одна и ничего не знаю об этом городе.

Я решила не быть мямлей и не ходить вокруг да около. Мне хотелось продолжить знакомство с тобой, и я дала тебе это понять. Расстроилась бы я, если бы ты отказался? Немного… Но, как я уже сказала, для меня это было игрой. Веселым, ничего не значащим приключением. Ты придвинулся ближе и шепнул:

– Мне отведена роль гида, а не любовника. Ну что же, будем довольствоваться тем, что имеем. Перед тобой статуя Давида, но не обольщайся, это всего лишь копия знаменитого шедевра. Оригинал находится в галерее Академии изящных искусств. Есть желание постоять в очереди часа четыре?

Я не смогла скрыть свой ужас и полнейшее нежелание стоять в огромной очереди, воскликнув:

– Уж точно нет!

Ты улыбнулся и повернулся к статуе:

– Что ты о ней думаешь?

Я последовала твоему примеру и принялась рассматривать скульптуру. Точеное тело, каждая мышца прорисована, напряжена.

– Он упрямый, гордый, мужественный, сильный. и очень красивый. В нем есть характер и благородство. Идеальный герой. Ведь они так все между собой похожи.

– В твоем голосе слышится разочарование, будто быть героем плохо.

Я пожала плечами:

– До чертиков скучно.

Ты хмыкнул и с любопытством на меня посмотрел.

– Рассказать тебе интересную историю?

– Валяй, я вся внимание.

Ты сделал вид, что не почувствовал сарказм в моих словах или же решил не спорить.

– С 1501 по 1504 год Микеланджело высек это идеальное мужское тело из старого куска мрамора, который отвергли из-за изъянов другие скульпторы. По факту он создал шедевр из бракованного материла. Впечатляет?

– Немного.

– Ты не из тех, кого легко впечатлить?

– Я из тех, кто любит впечатлять.

Ты прикусил губу, будто пытался сдержать смешок.

– Даже не сомневаюсь, – пробормотал себе под нос и потянулся в карман за новой сигаретой. – Давида планировали установить под куполом Дуомо, но во многом благодаря да Винчи передумали. Леонардо был в составе экспертной комиссии и высказал мнение, что из-за излишних анатомических подробностей статуе не место на вершине храма. Что думаешь об этом?

– Его анатомические подробности меня тоже не впечатляют.

Ты глухо рассмеялся и сказал:

– Да Винчи просто подложил свинью своему сопернику.

– Они что, соперничали? Я думала, люди искусства, уверенные в своей гениальности, не замечают никого вокруг.

– Люди искусства жаждут признания и славы, а еще хотят быть единственными и неповторимыми. Обыватели бесконечно сравнивают их творения, сопоставляют, тем самым разжигая соперничество. Каждый из них был гениален и считал себя и свои суждения единственно правильными. Они просто не могли понять друг друга.

– Это как?

Ты выдохнул дым и пояснил:

– Их взгляды на искусство не совпадали. Они часто спорили: что важнее – живопись или скульптура? Микеланджело считал, что живопись плоская, а Леонардо – что скульптура грубая. Видишь, они были слишком разными, чтобы их сравнивали, к тому же своим творчеством оба доказали, что эти споры неуместны.

В этот миг я вспоминала, как папа рассказывал мне о Микеланджело. Даже иллюстрации из детской энциклопедии про эпоху Возрождения мелькнули перед глазами, и я быстро захлопнула дверь воспоминаний.

– Я не люблю искусство, – признание вылетело у меня, – и не надо смотреть на меня, будто я прилетела с Луны, – пробормотала я под твоим скептическим взглядом, который ты даже не пытался скрыть.

– Флоренция – колыбель эпохи Возрождения. Зачем ехать в этот город, если не ради искусства?

Ты действительно негодовал… Я отвернулась, ведь не могла рассказать правду первому встречному. Я приехала сюда, потому что скучаю по папе, а он двадцать лет назад ходил по этой самой площади и разглядывал скульптуру Давида. На глаза предательски выступили слезы. Ты уже знаешь, что я очень эмоциональная и мне сложно скрывать свои чувства. Но я научилась притворяться, прячась за маской легкомыслия. В тот момент я решила поступить так же, как и всегда. Я взяла себя в руки, широко улыбнулась и, вновь встретившись с тобой взглядом, заявила:

– Ради приключений!

Ты внимательно заглянул мне в глаза, будто искал в них ответ, и молчал секунды три, изучая, отчего мне стало капельку не по себе. Не знаю, что увидел в них художник из Парижа, что именно прочитал, но ты мне очень тепло улыбнулся и сказал:

– Тогда я буду твоим приключением. – Сделал паузу и добавил: – И никаких музеев.

Я уже говорила, что твоя улыбка отпечаталась в моем сердце. Когда ты смотрел на меня так тепло, по-доброму, мне приходилось напоминать себе, что любви не существует, что все происходящее со мной – лишь игра гормонов. Я мысленно повторяла мантру: «Приди в себя, Лили. Ты превращаешься в лужицу». Тем временем ты встал и подал мне руку, ты не знал, какие мысли крутятся у меня в голове и как ни в чем не бывало произнес:

– Да начнется приключение, Лили!

Я положила свои пальцы в твою теплую ладонь, отгоняя назойливые мысли и весело повторила:

– Да начнется приключение, Адам!

Ты и я. Все началось с одного приключения во Флоренции. С лучшего приключения в моей жизни.

Глава 8

Лили

Первая половина дня тянется очень долго, один урок за другим. Одна перемена за другой. Одноклассники пытаются разговорить меня, но слышат только «да», «нет».

– Лили, время обеда! – кричит Полин, стараясь заглушить голоса школьников.

Она хватает меня за руку и тянет к другому выходу, у которого стоит Амар и проверяет разрешение на обед вне школы. Мы достаем дневники из сумки и показываем ему. На улице светит яркое солнце, его лучи отражаются в окнах, слепя глаза и создавая красивую игру света на молодой листве.

– Да где же они? – торопливо набирая текст в телефоне, бормочет Полин, пока часть учеников продолжает вываливаться из школы.

Наконец я вижу Адама. Его не заметить просто невозможно, он возвышается над толпой. Рядом с ним Эмма – они держатся за руки. Я проглатываю неприятный ком в горле. А за ними вылетает Поль и с довольной улыбкой посматривает на меня.

– Ну что, Лили, как тебе наш сумасшедший дом?

– Ничего, видела и похуже. – Я стараюсь вести себя обычно. Отшучиваюсь в ответ и заправляю прядь волос за ухо. Чувствую на себе взгляд Адама и не знаю, куда от него спрятаться. – Вы случайно не знаете номер телефона Сесиль? Она приглашала меня пообедать вместе, но я вряд ли найду ее в этой толпе.

Эмма озадаченно хмурит брови.

– Я думала, ты пообедаешь с нами. Поль, ты обидел ее чем-то? – немного грубо интересуется она, и Поль удивленно поднимает брови:

– А почему сразу я? В нашей стае роль главной стерве отведена Полин!

Он комичным жестом указывает на сестру. Я только сейчас осознаю, как сильно они похожи. Полин равнодушно пожимает плечами и, не отрываясь от телефона, говорит:

– Я вела себя ангелом, спустившимся с небес.

– Никто меня не обидел, – я перебиваю всех, – просто не хочу влезать в вашу компанию и быть лишним звеном.

Эмма подходит ближе и берет меня за руку.

– Лили, – она тепло улыбается и в ее взгляде столько доброты, – я понимаю, что переезд был не твоим решением. Ты не лишнее звено, мы теперь с тобой одна семья. И я буду рада узнать тебя получше.

Ее признание обескураживают меня. «А я не хочу знать тебя и не хочу видеть Адама рядом с тобой», – кричит мой внутренний голос. Но я выдавливаю из себя неловкую улыбку и киваю:

– Отлично, тогда где мы будем обедать?

– В парке! Сегодня отличная погода. Предлагаю купить сэндвичей и устроиться прямо на траве под солнечными лучами!

– Я рад, что ты с нами! Я даже куплю тебе по этому случаю сладкую булочку, не обещаю, что она будет слаще меня, но слаще меня мало что есть в этом мире, – весело заявляет Поль и играет бровями.

– Если это твой способ флиртовать, то умереть тебе девственником, – будничным тоном заявляет Полин, и Эмма прыскает со смеху.

– Полин, сестренка, это я разогреваюсь, – он с сияющей улыбкой смотрит на меня и томным голосом произносит: – Лили, вот я сижу и думаю, видел ли я девушку прекраснее тебя. Джулия Робертс в молодости ничего такая, но, поверь, с тобой и рядом не стояла.

Это выглядит столь комично и нелепо, что я улыбаюсь, и Эмма вновь начинает хихикать.

– Видишь, Полин, не все потеряно!

– Поздравляю, твой стендап удался, братишка. Следующая стадия – цирковые представления!

Он небрежно машет ру кой.

– В тебе говорит зависть, ведь все обаяние досталось мне. И вообще, мы выяснили, что я не вселенское зло, никого не обижал, может быть, вы хотя бы извинитесь за наезд? – со смешком интересуется Поль.

– Хватит кривляться, – слишком резко и грубо говорит Адам.

Мы все замираем, Адам стоит, облокотившись о какую-то машину, и курит сигарету. Он смотрит прямо на Поля. Смесь равнодушия и агрессии читается в его взгляде. Поль открывает рот и хочет что-то сказать, но Эмма опережает его:

– Пожалуйста, не надо.

Она смотрит ему в глаза, и он, прикусив губу, мешкает.

– Пожалуйста, – повторяет Эмма тихим голосом.

Поль бросает на Адама взгляд, полный злости:

– Когда-нибудь ее не будет рядом, чтобы защитить тебя.

– Она всегда будет рядом, – с издевательской усмешкой отвечает он и выдыхает дым.

Поль неожиданно для меня просто берет и уходит. Глядя на остальных, я понимаю, что такое происходит далеко не в первый раз.

– Поль, – зовет его Эмма, – мы же собирались пообедать!

Он ничего не отвечает, достает телефон и набирает кому-то эсэмэску.

– Оставь его, – говорит ей Полин, – иначе он вернется и будет очередная драка.

«Очередная драка» – прокручиваю я у себя в голове и смотрю на Адама, пытаясь понять, что только что произошло. Он смотрит куда угодно, только не на меня.

– Адам, ты можешь перестать так вести себя с ним? – зло спрашивает Эмма. – Он был так мил с Лили, а ей как раз нужна сейчас поддержка!

– Да пошел он, – хмуро говорит Адам и делает очередную затяжку, – я вспомнил, мне надо кое-что сделать.

С этими словами он отходит от нас. И в этот раз Полин и Эмма выглядят крайне удивленными. Очевидно, ему такое поведение не присуще.

– Адам! – кричит Эмма и бежит за ним. – Подожди, давай поговорим.

Она догоняет его, и они исчезают за поворотом.

– Какая муха его укусила, – задумчиво бормочет Полин, а затем, взглянув на меня, добавляет: – Видимо, нам придется обедать вместе, а раз так, то пошли в кафе. Ненавижу сидеть на траве и отгонять муравьев.

– Адам всегда такой? – решаюсь спросить я, и Полин качает головой.

– С Адама можно писать историю о доблестном рыцаре. Знаешь, когда все добродетели сочетаются в одном человеке? Это Адам.

– Почему он тогда себя так ведет?

– Поль его бесит до чертиков. Впрочем, это как никогда взаимно. Лили, не бери в голову, дело вообще не в тебе. У людей порой бывает плохое настроение, и они отыгрываются на других.

Полин достает пачку женских тонких сигарет и предлагает мне.

– Я не курю, спасибо, – машинально отвечаю я, и она указывает подбородком на ближайшее кафе на углу.

– Как тебе парижские брассери?

– Еще не посещала, – хмыкнув, отвечаю я.

– В таком случае нам определенно нужно сесть на террасу и пофлиртовать с офисными клерками!

Она выбирает столик рядом с мужчинами постарше и, мило улыбнувшись, просит у них зажигалку. Мужчины тоже расплываются в улыбке, и между ними завязывается короткая беседа.

– С твоим ростом надо внимательно подбирать гардероб, – внезапно бросает Полин и добавляет: – А то можно с легкостью спутать тебя с четырнадцатилетним подростком. Никаких кед, футболок и толстовок, – поучительно говорит она и бросает выразительный взгляд на мои конверсы.

– Да пошла ты, – откидываясь на спинку стула и глядя ей прямо в глаза, с улыбкой говорю я, и она начинает смеяться.

– Ты мне определенно нравишься, Лили. Может, Эмма поучится у тебя.

– А давно они с Адамом встречаются? – решаю я задать главный вопрос, который вертится у меня в голове с того самого момента, как я впервые их увидела вместе.

– Адам и Эмма всю жизнь вместе, – отвечает Полин, – знаешь те сладкие парочки, которые познакомились в начальной школе и нашли свою судьбу? Нарожают в будущем детей и умрут в один день, – со смешком добавляет она. – Чертовски скучные и до нелепости счастливые! Эти двое, как никто другой, подходят под эту категорию.

В миллионный раз за последнее время мое сердце пропускает удар. Мне сейчас очень больно. Я чувствую предательский, горький ком в горле и не знаю, как подавить в себе эти эмоции. Я ведь рассказала ему о своем отце, он знал мое отношение к верности. Но люди порой удивляют. Они иногда делают очень больно и плюют в самую душу. Я выдавливаю улыбку и спрашиваю Полин:

– Что будешь заказывать?

Я не слушаю ее ответ.

– Лили, ты вся побледнела, – озабоченно произносит она, и я киваю.

– Да, мне немного нехорошо. Извини, мне правда неловко оставлять тебя одну. Но мне лучше пойти домой.

– Тебе вызвать Uber?

– Нет-нет, тут же недалеко.

Я встаю и закидываю сумку на плечо.

– До завтра, Полин!

Она хмурится.

– Не уверена, что могу отпустить тебя одну.

– Я дойду, – довольно резко вылетает у меня, и Полин молча кивает.

Я иду домой, здесь совсем близко. Чувствую себя лучше от того, что начинаю ориентироваться в городе. Вызывать каждый раз Uber не хочется. Для меня важно уметь контролировать свое местонахождение, иметь возможность уйти. Иначе я ощущаю себя беспомощной, а я это ненавижу. Шрам невыносимо болит, и я растираю его. Фантомные боли стали слишком частым явлением. Это очень раздражает. Нет, скорее сильно бесит. Так же, как и боль внутри. Огорчение вперемешку с разочарованием. На коврике перед квартирой лежат несколько писем и извещение с почты на мое имя. Бабушка выслала мне книги, наверное, их сегодня приносили, но никого не было дома. На извещении адрес отделения, в котором мои книжки ждут меня. Надо загуглить, где это. Но только позже. Я захожу домой и очень рада, что никого нет. В моей комнате окна открыты нараспашку, и весенний ветерок играет с занавесками. Я падаю на постель и закрываю глаза. Хочется уснуть и проспать до конца года. Не видеть его, не слышать его и не любить его. Наверное, это мечта каждого человека – уметь управлять своими чувствами, получить контроль над ними. Но, увы, мне это неподвластно. Руки сами собой тянутся к красной тетради, в которой я описываю прошлое. Что это? Мой личный дневник или заметки о моем путешествии? Я не знаю. В одном я уверена точно, здесь каждая строчка пропитана моими воспоминаниями о нас. Я беру ручку, перечитываю последнее предложение и продолжаю:

Ты помог мне встать, и я поняла, что дохожу тебе до плеча. Мне было неловко, когда ты держал меня за руку. Третье чувство – осязание. Я почувствовала тебя. Твою кожу на своей коже. Твое прикосновение ко мне было третьим чувством, связанным с тобой, Адам.

Ты ухмыльнулся, проследив за тем, как румянец ползет по моим щекам. А я, почувствовав, что краснею, занервничала сильнее.

– И каков план? – откашлявшись и отпуская твою руку, спросила я.

Ты поднял куртку с асфальта и небрежно пожал плечами, после махнул рукой в неизвестном мне направлении.

– Предлагаю отправиться в ту сторону.

– А что там?

– Ничего особенного.

– Тогда почему мы идем туда? Что именно мы будем там делать?

Я разнервничалась, и вопросы сыпались из меня со скоростью света. В этот раз ты выбил меня из колеи, ты и твоя рука, Адам. Ведь когда я коснулась тебя, по моей коже, как в сопливом девичьем романе, побежали мурашки. Первый раз в жизни у меня были мурашки от прикосновения к кому-то.

– Я заведу тебя за угол и. – ты сделал театральную паузу и посмотрел на меня в упор. Твои глаза, такие теплые, красивого древесного оттенка, загадочно всматривались в мои.

– Дай угадаю, ты заведешь меня за угол и раскромсаешь на кусочки прямо в толпе туристов? – наивно хлопая ресницами, с иронией поинтересовалась я.

Ты широко улыбнулся:

– Господи, ну у тебя и фантазия! Я планировал накормить тебя итальянским мороженым. Но, похоже, Лили из Лозанны, у вас другие интересы, боюсь, рожок с двумя шариками не вписывается в ваши повседневные развлечения.

– Адам из Парижа, мороженое – это лучшее, что есть в мире, и оно точно вписывается в мои планы. Даже странно, что приходится об этом говорить!

Ты рассмеялся так звонко, так свободно, что я не смогла сдержать улыбки, так мне понравилось тебя смешить. И действительно, за углом ты купил мне мороженое. Фисташковый и кокосовый шарики гордо восседали на вафельном рожке. Себе ты взял шоколадный и ванильный.

– Почему итальянское мороженое считается самым вкусным в мире? – спросила я, наслаждаясь таящей на языке сладкой прохладой.

– Да просто потому, что оно вкусное, – серьезно ответил ты и подмигнул мне. В твоих глазах блеснули веселые искорки.

Мы шли какое-то время в тишине, молча уплетали мороженое, а я украдкой рассматривала тебя. На тебе были черные узкие джинсы, из кармана которых ты достал очки, скрывая глаза от солнца. Они чертовски тебе шли, делая тебя похожим на модель с обложки модного журнала. Серая футболка обтягивала грудь и бицепсы, и я увидела еще одну дырочку, в этот раз под воротником, но мне понравилась твоя небрежность. В тебе чувствовалась свобода, спокойствие и что-то еще неуловимое, я до сих пор не разгадала, что именно. Ты уверенно вел меня, будто знал каждуюулочку. Ты отгонял от меня надоедливых продавцов, которые что-то хотели продать туристке. Под мышкой у тебя был альбом, за ухом карандаш, а на плечо ты закинул ту самую джинсовую куртку, что свела нас. Ты ел мороженое и расправился с ним намного быстрее меня. Знаешь, Адам, может, это и смешно, но мне нравилось на тебя смотреть. Ветер слегка раздувал твои волосы, мне хотелось запустить в них руку и потрогать. Они выглядели такими мягкими и так красиво блестели на солнце. Ты помнишь, куда вел меня? Что ты показал мне во Флоренции в первую очередь? Единственный в своем роде жилой мост. Честно, до этого я не видела домов на мосту, даже не могла представить, что такое возможно.

– Это Понте-Веккьо, – сказал ты и посмотрел на меня, – в переводе с итальянского означает «Старый мост».

– Насколько старый? – тут же поинтересовалась я, доедая хрустящую вафлю.

– Думаю, раз его так окрестили, то достаточно, – с ухмылкой ответил ты.

Но я не унималась.

– Ну сколько ему лет?

– Это экзамен? – со смешком спросил ты.

– Ну ты же мой гид? Рассказывай, в каком году построили это чудо и прочие детали.

Ты небрежно пожал плечами и вытащил карандаш из-за уха, сунув его в задний карман джинсов.

– Точную дату не помню, но знаю, что ему почти 700 лет, это самый старый мост в городе и единственный, сохранивший свой первоначальный облик.

Мы пошли по мосту, и ты кивком указал на лавки, где продавались золото и драгоценности:

– Его еще называют Золотым мостом. В семнадцатом веке здесь жили и творили золотых дел мастера. Некоторые лавочки работают с тех самых пор.

Мы пробирались сквозь толпу туристов, разглядывая нескончаемые лавочки, в которых чего только не продавали. Мы задевали друг друга плечами и нечаянно касались руками. Мне нравилось быть так близко к тебе, я даже подходила ближе, чем требовалось, лишь бы случайно коснуться тебя.

– Откуда ты все это знаешь? – спросила я.

– Я родился во Флоренции, когда мне было семь лет с семьей переехал в Париж, но я очень часто приезжаю сюда. – Ты бросил на меня взгляд и пояснил: – Тут жила моя бабушка, она очень много рассказывала мне об истории города. А потом и она переехала ближе к морю, но я все равно продолжаю сюда ездить. Я люблю этот город. Очень люблю.

И в твоем голосе чувствовались эта любовь, нежность и даже трепет.

– Да, здесь очень красиво, – согласилась я, и ты довольно кивнул и тихо пробормотал себе под нос:

– Очень.

Ты довел меня до центра моста, где постройки прерывались, образуя две открытые панорамные площадки с видом на реку. Мы остановились именно там и молча смотрели на воду, мосты и город.

– Как называется река?

– Арно, – ответил ты и вдруг резко потянул меня на себя. От неожиданности я так растерялась, что потеряла равновесие и впечаталась лицом тебе в грудь. За моей спиной послышался грохот и недовольные крики… Я сделала глубокий вдох, от тебя пахло свежестью, мятой и сигаретами. Мне захотелось потереться об тебя носом, вдыхая этот запах.

– Что случилось? – спросила я, неловко поднимая голову. Твои руки лежали на моей талии, и я боялась пошевелиться.

– Маленькая авария у туристов-велосипедистов, уже вторая по счету за эти каникулы. Во время первой, кстати, разбился вдребезги мой телефон. Но в этот раз я смог быстрее среагировать, – пояснил ты, глядя на меня с озорной улыбкой, – я только что спас тебе жизнь.

Я закатила глаза, но не смогла сдержать улыбки, твое мальчишеское обаяние покоряло меня все больше и больше.

– И как же мне отблагодарить моего рыцаря? – с сарказмом поинтересовалась я.

На мгновение твой взгляд упал на мои губы, ты наклонился, сокращая расстояние между нашими лицами. И я больше ничего не слышала из происходящего у меня за спиной. Ни ругани, ни извинений, ни велосипедов, ни-че-го. Все исчезло под воздействием твоего взгляда.

– Как насчет того, чтобы поцеловать своего спасителя? – шепотом спросил ты, и я почувствовала твое дыхание у себя на лице. Ты ведь не предпринял попытку и сам не поцеловал меня, Адам. Хотя мог бы, я бы точно ответила на этот поцелуй, но ты хотел, чтобы я сделала первый шаг. Часть игры, верно? Уверена, для тебя наше маленькое приключение поначалу тоже было игрой. Веселой, беззаботной, немного романтичной, капельку сумасшедшей. В тебе тоже проснулся дух авантюризма. Но я не поцеловала тебя. Потому что струсила. Я нервно сглотнула и выбралась из твоих объятий.

– А ты, оказывается, наглый, до чертиков самоуверенный спаситель. Не хочется тебя обламывать, но такие, как ты, точно не в моем вкусе. Так что никаких поцелуев, приятель. Смирись, и тебя не будет ждать разочарование в будущем.

– Такие, как я, не в твоем вкусе? – насмешливо переспросил ты. – Такие шикарные? Невероятные? Сексуальные? – ты продолжил подтрунивать надо мной.

– Скорее такие нарциссы, – не оставаясь в долгу, со смешком ответила я.

– Да ты просто трусиха, – уверенно заявил ты, и мне так сильно захотелось сбить с тебя спесь.

– То есть если девушка не хочет тебя целовать, значит, она трусиха?

Ты подошел ко мне вплотную и, нагло ухмыльнувшись, заявил:

– Лили, ты хочешь меня поцеловать.

Я рассмеялась в голос и легонько толкнула тебя в грудь.

– Мечтай, – пробормотала я себе под нос и отвернулась, продолжив идти вперед.

Но знаешь, Адам, ты был прав. Я очень сильно хотела тебя поцеловать. Провести пальцами по гладко выбритому подбородку, прикусить твою нижнюю губу и почувствовать тебя на вкус. А хочешь еще правду? Опять же, ты был прав, назвав меня трусихой. Меня пугало то, насколько сильно я хочу поцеловать тебя. Поэтому я не рискнула этого сделать. Я боялась узнать, что почувствую, когда наши губы соприкоснутся. Ведь это все было лишь игрой. Игрой, Адам.