Текст книги "Шестое чувство"

– Лили.

Это было наше последнее утро вдвоем. В тот день мы не гуляли и даже не ели. Мы провели его в постели. Ты пах мной, а я тобой. Неизбежность расставания делала каждое касание нужным. Я так и не увидела твой набросок. Ты хотел доработать его и показать мне готовую картину. А я не стала спорить и настаивать.

– Я приеду на выходные в Лозанну, – пообещал ты, – я уже купил билет на поезд и зарезервировал комнату в отеле. В пятницу в восемь вечера встретишь меня на вокзале?

Я тогда так крепко обняла тебя и поцеловала, отдавая в этом поцелуе всю благодарность, признательность и любовь.

– Встречу, – прошептала я тебе в губы.

Я бы встретила тебя, Адам, хоть на краю света. А в Лозанне тем более. Уже стемнело, когда мы шли на автовокзал. Помнишь, по дороге мы остановились около фонтана Треви. Днем его практ ически невозможно рассмотреть из-за толпы туристов, окружавших его. Но нам повезло, вечером он был свободен и прекрасен. Нежно-голубая подсветка подчеркивает масштаб памятника, он будто оживает и кажется, что перед глазами разворачивается античная драма, выполненная в камне. Ты тогда остановился и достал из кармана монетку.

– Нужно загадать желание и, непременно стоя спиной к фонтану, закинуть монетку, – с улыбкой сказал ты.

Конечно, я загадала тебя, Адам. Я загадала: Лили + Адам + Италия = вечная любовь. Знаю-знаю, до ужаса банально, доужаса сопливо, доужаса нелепо. Но, стоя там, в Вечном городе, у потрясающего фонтана, я в это верила, Адам. Верила всей душой и всем сердцем. Так закончилось наше приключение в Италии. Ты посадил меня на автобус, зацеловав до беспамятства. Я со слезами на глазах заняла свое место, но в сердце вместе с грустью порхала и надежда. Ведь ты обещал приехать ко мне, ведь я совсем скоро тебя увижу.

Вот на этом я закончу свой рассказ, Адам. Дальше нас ждали боль, разочарование и бессилие. По крайней мере, меня. А мне хочется помнить ту надежду, что ты вселил мне в сердце. Она распускалась в нем, словно прекрасный пион – пышным, благоухающим цветком.

Лили + Адам. Чему равняется это сейчас? Я не знаю.

Для надежды ничего не имеет значения. Каждый раз, когда я вижу тебя, она распускается с новой силой в моем сердце и тихо шепчет: «Аморе». Мне нужно уехать, мне нужно держаться от тебя подальше. Я не смогу строить свое счастье на слезах Эммы. Как бы сильно я тебя ни любила.

Я закрываю тетрадь, беру телефон и делаю то, что поклялась никогда не делать. Я звоню отцу. Он отвечает с третьего гудка.

– Да.

– Это Лили, – выпаливаю я, прежде чем передумаю и брошу трубку.

– Лили? – удивленно переспрашивает он. – Что-то случилось?

– Можно я приеду к тебе? – вместо ответа говорю я.

Секунду он молчит, а затем тяжело вздыхает:

– Конечно, можно, Лили. Я куплю тебе билет, когда ты хочешь приехать?

– Сегодня, – тихо отвечаю я.

Он вновь замолкает:

– Я сейчас посмотрю расписание поездов и самолетов, – наконец произносит он.

– Спасибо, – искренне благодарю я.

Кладу трубку и оглядываю комнату. Это самое правильное решение, говорю я себе и начинаю собирать вещи. Затем оставляю маме записку на столе. Через полчаса мне на телефон приходит электронный билет на поезд. Отправляется он через час. «Я встречу тебя на вокзале», – написал папа. А я пытаюсь вспомнить день и год, когда мы последний раз виделись, и. не могу.

Глава 23

Эмма

Я бегу со всех ног по пустому коридору, слезы застилают мне глаза, ноги путаются в подоле платья. Он меня догоняет и ловит за руку.

– Эмс, – тихо зовет он, – давай поговорим.

Я вырываю свою ладонь и бросаю на него взгляд, полный злости, обиды и боли.

– О чем поговорим, Адам? О том, что ты даже не целуешь меня последнюю неделю? Или о том, что ты за моей спиной целуешься с моей сводной сестрой?

Он виновато опускает голову:

– Она и есть та девушка из Италии, – говорит он то, что я уже и так знаю. То, от чего я убегаю последние дни и о чем стараюсь не думать. Ведь проще сделать вид, что все хорошо. Проще не замечать, как он смотрит на нее, проще не видеть его рисунков. Проще убегать от осознания, что человек, которого я люблю всю жизнь, никогда не ответит мне взаимностью.

– Я ненавижу ее, – честное признание слетает с губ вместе со слезами, – я так сильно ее ненавижу.

Адам поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза.

– Эмма, дело вовсе не в ней, – тихо говорит он.

– Нам же было хорошо, – язык меня не слушается, руки трясутся.

Адам закрывает глаза и глубоко вздыхает.

– Я всегда тебя любил, но не понимал, что это за любовь, что это за привязанность, Эмс, – он открывает глаза и смотрит прямо в мои. – Я люблю тебя как друга, как сестру, как одного из самых близких людей на свете. Но ведь этого недостаточно. Ни тебе, ни мне. Это не та любовь, которая нам необходима. Я очень долго пытался полюбить тебя иначе. – Он замолкает и виновато сжимает губы, видно, что он дико нервничает. – Я не могу, Эмма. Я просто не могу.

– Почему? – наивно спрашиваю я. – Когда мы были вместе, неужели тебе правда было меня недостаточно?

Он тяжело вздыхает:

– Пять месяцев назад мне было больно. А ты была рядом, Эмс. Такая добрая, такая светлая и такая любящая. Я просто. – Он замолкает и не заканчивает.

Смотрит мне в глаза.

– Я очень сильно перед тобой виноват. Я не хотел, чтобы так получилось. Я должен был все сразу рассказать, как только увидел Лили.

– Я просто была заменой? – шепчу я невысказанное им и жду, когда он возразит и скажет, что я ошиблась. Но он молчит и виновато хмурится.

– Я всегда думала, что ты тот самый человек, который позаботится обо мне и никогда не обидит.

– В этом и заключается вся проблема, Эмма. Я не тот человек, я не тот самый, который сделает тебя счастливой, и я очень долго живу с этой мыслью. Но я не хотел делать тебе больно. Я, черт возьми, не знал, как поговорить с тобой. Поверь, я пытался.

Я вспоминаю тот вечер, когда он приходил ко мне в комнату, когда я бросилась на него, слезно умоляя не оставлять меня.

– То, что между нами, – это не любовь, Эмма, – неожиданно говорит он, – это болезненная потребность убежать от окружающего мира и спрятаться друг в друге. Я бежал от Лили, а ты бежишь от себя.

Его слова больно ранят, слезы подступают к глазам с новой силой. Я толкаю его и кричу:

– Я люблю тебя, и то, что я чувствую, называется долбаной любовью!

Он не защищается, позволяет мне излить на него всю злость, и когда я, запыхавшись, останавливаюсь, Адам просто говорит:

– Это не любовь, Эмс. И когда-нибудь ты это точно поймешь.

Я проглатываю ком в горле:

– Почему ты не сказал мне правду?

– Ты не хотела слушать.

И я знаю, что он прав. Я, черт возьми, знаю это. Я не знаю, что ему ответить, оставляю его в коридоре и бегу в раздевалку. Там играет музыка, Полин радостно хватает меня за руку и пытается затянуть в танец, но я резко вырываюсь и быстро переодеваюсь.

– Что такое? – спрашивает она озадаченно и заглядывает мне в лицо.

Я ничего не отвечаю, просто не в силах вымолвить хоть слово, знаю, что за словами последуют истерические рыдания, поэтому стойко молчу. Я догадывалась об Адаме и Лили. Скорее нет, я все знала. Но знание не уберегло меня от боли. Я снимаю салфетками потекший макияж, надеваю джинсы и майку, а затем выхожу к родителям. Папа встречает меня с прекраснейшим букетом пионов.

– Ты была на высоте! – гордо заявляет он и обнимает меня.

– Лучше всех, – добавляет с радостной улыбкой Амели.

– Такие красивые цветы, – смущенно говорю я и прячу в букете лицо. Чувствую, как глаза вновь увлажняются.

– Лили выбирала, – говорит мне отец, и я сильно прикусываю губу, чтобы не разрыдаться прямо здесь и сейчас.

– Жером, Амели, и вы тут! – неожиданно доносится голос мамы, и я резко оборачиваюсь. Она стоит недалеко от нас и, как всегда, безупречно выглядит. В строгом белом костюме с идеально уложенными светлыми локонами и стильной сумочкой на плече.

– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я, не в силах сдержать своего удивления.

Она приподнимает подбородок.

– Как это что? Ты все уши мне прожужжала про этот театр. Конечно, я прилетела!

Не знаю, что со мной происходит, но тот факт, что она прилетела из Штатов ради этого, так трогает меня. Быстрым движением я возвращаю букет папе в руки. И не в силах больше сдерживать слезы, я бросаюсь к ней на шею и начинаю громко плакать. Чувствую, как она напрягается, понимаю, что запачкаю ее белый костюм, и она будет ругаться. Жду, когда она остановит меня и строго потребует объяснений. Но вместо этого я чувствую ее теплые прикосновения и поглаживания.

– Эмма, что с тобой? – тихо спрашивает она меня.

– Я так сильно по тебе соскучилась, – еле слышно произношу я и понимаю, что так и есть. Я чертовски по ней соскучилась.

– Жером, я заберу ее к себе, – говорит мама, голос ее звучит грубовато, она очень много курит.

Я смотрю на папу, он выглядит озадаченным и даже расстроенным.

– Конечно, – просто соглашается он.

И мама выводит меня из театра. Отец давно понял, что проникнуть в мою голову и понять все нюансы моего внутреннего мира у него не выйдет. Он просто дает мне личное пространство, и я ему за это благодарна. Мама вызывает такси, и мы приезжаем к ней.

В этой квартире есть моя комната, но можно посчитать на пальцах одной руки, сколько раз я оставалась здесь на ночь. Окна выходят на площадь Виктора Гюго, я смотрю на забитые туристами террасы кафе и не знаю, что сказать.

– Амели обижает тебя? – как-то резко спрашивает мама, и я сразу же качаю головой.

– Нет, она замечательная, с ее приездом дома стало теплее и уютнее.

Мама как-то растерянно кивает.

– Хорошо, тогда в чем проблема?

– Почему вы развелись с папой? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Мама замирает, бросает на меня озадаченный взгляд.

– Объясни, почему ты спрашиваешь? – просит она и тянется к сумке за сигаретами, а со стола прихватывает пепельницу.

Я сажусь на белый диван, на колени кладу зеленую подушку с вышитыми белыми гортензиями и играю пальцами с шелковой бахромой. Я не смотрю ей в глаза. От волнения пересыхает горло, я так давно хотела задать ей этот вопрос, но страхи, подпитанные моей трусостью, не позволяли мне этого сделать.

– Это было из-за меня? – хрипло, едва слышно спрашиваю я. – Только прошу, ответь честно.

Она делает затяжку и неловко поправляет волосы:

– Почему ты думаешь, что это было из-за тебя, Эмма?

Нервно ломаю пальцы рук, боюсь, что если она услышит мой честный ответ, то воспримет его как мою очередную слабость и начнет меня воспитывать. Но мне надоело заниматься самообманом. Я хочу услышать правду, а для этого нужно и самой быть честной.

– Ты всегда была мной недовольна, а папа всегда меня защищал. Я была причиной каждого семейного скандала, – не своим голосом произношу я, и мама нервным движением стряхивает пепел с сигареты.

Минуту мы молчим, я боюсь поднять глаза и встретиться с ней взглядом. Что же творится в ее голове, не имею ни малейшего понятия. Я обхватываю себя руками и съеживаюсь в углу дивана. Начинаю жалеть о сказанном. Надеюсь, что она не начнет отчитывать меня прямо здесь и сейчас, а просто пропустит мои слова мимо ушей. Мама аккуратно присаживается рядом и кладет свою руку мне на бедро.

– Я очень люблю тебя, – неожиданно тихо произносит она, – и, поверь, ребенок не виноват в том, что два взрослых человека не нашли общий язык. – Она замолкает, словно ищет правильные слова. – Я вышла замуж очень рано и практически мгновенно забеременела тобой. – Она рассеяно ведет ладонью по моей ноге, и я слышу дикое волнение в ее голосе: – Когда ты подросла и больше не нуждалась во мне, я стала понимать, что не знаю, где мое место в жизни, Эмма. Я была матерью, женой, но я не нашла себя.

Ее признание застигает меня врасплох. Я поворачиваю голову, и наши взгляды встречаются. В ее глазах я впервые вижу уязвимость и несвойственную ей ранимость.

– Не знаю, поймешь ли ты меня, – неловко бормочет она.

Я беру ее за руку и тихонько сжимаю, маленький жест – просьба продолжать и не молчать.

– Мы развелись, потому что совместная жизнь не делала нас счастливыми. Мне нужна была свобода и время подумать, понять, кто я есть. Я больше не могла быть только женой и матерью. – Последнее предложение она говорит почти шепотом. – Прости меня, я знаю, что это крайне эгоистично. Но я не могла продолжать так жить. Я ненавидела свою жизнь. Ощущала себя в оковах.

Очередная затяжка и виноватый взгляд в мою сторону.

«Сегодня день каких-то дурацких извинений», – думаю я.

– Ты смогла найти то, что искала? – спрашиваю я, и мне действительно интересно.

Она выдыхает дым и стряхивает пепел.

– Я поняла, кто я есть.

– Как? – шепчу я.

– Через любовь к себе, – безо всяких раздумий отвечает мама и, заглянув мне в лицо, продолжает: – Все, что ты хочешь получить от другого человека, – любовь, внимание, заботу – научись давать себе сама.

Она тушит сигарету и обнимает меня, а я не выдерживаю и начинаю плакать. Ее объятия становятся крепче.

– Адам любит другую, а я думала, что смогу. – голос обрывается.

Собственные мысли кажутся такими глупыми. Я думала, что смогу заменить ее. Занять ее место в его сердце. Я думала, что смогу сделать так, что он забудет о ней и полюбит меня.

– Тише, все будет хорошо, – шепчет мама, но из меня выходит очередная порция рыданий.

– Я так любила его. Я была уверена, что он тот самый. Он всегда был моим. Мой Адам.

Мама гладит меня по волосам нежно, бережно, что очень непривычно.

– Никто никогда не будет принадлежать тебе, Эмма. Ты никого никогда не сможешь заставить полюбить себя. Как бы отчаянно тебе не хотелось.

– Но почему он выбрал ее? – наивно сквозь слезы спрашиваю я.

Мама тяжело вздыхает и пальцами вытирает слезы на моих щеках.

– У любви нет ответа на вопрос «Почему?», Эмма.

Я не знаю, как остановить поток слез. Мама понимающе грустно улыбается, словно знает, что именно я сейчас чувствую.

– Эмма, я рядом. Поверь, в конечном итоге все происходит к лучшему.

Но я ей не верю и начинаю злиться – не могу представить, как именно расставание с Адамом может обернуться к лучшему.

– Тебя никогда нет рядом, – вырывается у меня. Ведь рядом всегда был только Адам. А теперь и его нет в моей жизни – от одной этой мысли все внутри меня сжимается, а сердце сдавливает в груди. Мама молчит. Уверена, она не знает, что ответить.

– Просто доверься мне, – тихо просит она, и я сквозь слезы честно отвечаю:

– Не могу. Я не знаю, как тебе верить. Стоит мне одеться не так, как ты хочешь, и. – я замолкаю. Зло вытираю слезы и опускаю глаза.

– Я лишь хочу как лучше, – растерянно говорит она, и я качаю головой.

– Ты хочешь, чтобы все было по-твоему. Но это не значит «как лучше».

– Эмма, – начинает мама, – я просто.

Она тоже замолкает, и вот в этот момент между нами снова вырастает стена недопонимая и обид. Я жду, что она обвинит меня в инфантильности и неумении реагировать на критику. Я жду, что она скажет, что у меня нет вкуса и мне нужно к ней прислушиваться.

– Я знаю, что ты права. И знаю, что ты хочешь, как лучше. У меня нет вкуса, мне надо похудеть и выгляжу я как клоун. – Новый поток слез стремительно стекает по лицу.

Мама неожиданно обнимает меня крепко-крепко и шепчет:

– Эмма, детка, выкинь всю эту чушь из своей головы! Послушай. Я, конечно, не ты и не понимаю тебя. И да, мне не нравятся твои образы. Но, быть может, это твой путь? Смелый и яркий! В конце концов, я ничего сверхъестественного не достигла. Я всю жизнь плыву по течению. Вся моя жизнь происходит в рамках «нормального». Быть может, твоя должна быть другой? Никого не слушай. Даже меня. Продолжай быть смелой и яркой, Эмма! Знаю, мне не достанется звание «Матери года», но прошу тебя. Давай попробуем. Ты самое дорогое, что у меня есть.

Это признание застает меня врасплох, даже обескураживает. Я обнимаю ее в ответ. Чувствую ее теплые руки у себя на спине, ощущаю ее запах. Смесь сигарет и духов J'adore от Dior. Кажется, она пользуется ими всю жизнь. Помню, как скучала по этому аромату. Мне хотелось приходить домой и ощущать этот запах в воздухе, но его не было. Я обнимаю ее крепче и вновь начинаю плакать. В одно мгновение я отчетливо осознаю: никто не идеален и все совершают ошибки. Пять месяцев назад я воспользовалась состоянием своего лучшего друга, потому что в моих мечтах мы были идеальной парой. Думала ли я тогда, что это ошибка? Нет. Я была уверена, что поступаю правильно. Я была уверена, что сделаю его счастливым. Вместо этого я заставила его чувствовать вину за то, что он не любит меня. Мои мечты не сбылись, они превратились в настоящий кошмар.

«Это не любовь», – сказал он. Я до сих пор не согласна. Ведь я правда люблю его и очень нуждаюсь в нем. Но в чем-то он был прав. Для него это не любовь. Для него это груз вины. Для него любовь – Лили. Миниатюрная, худенькая, абсолютно не в его вкусе. Но что-то щелкнуло в нем рядом с ней. Что-то такое, что неподвластно доводам рассудка.

– Когда ты возвращаешься в Штаты? – хриплым голосом спрашиваю я.

Жить с Лили под одной крышей – выше моих сил. Мама продолжает гладить меня.

– Я останусь в Париже, – неожиданно отвечает она, – не обещаю, что надолго. Но пока я нужна тебе, я побуду рядом.

А мне большего и не надо. Я крепче обнимаю ее за плечи.

– Тогда я поживу с тобой, – тихо произношу я и чувствую ее тепло и поддержку. Никогда бы не подумала, что получу все это именно от нее.

Глава 24

Лили

Папа встречает меня на перроне. Я смотрю на него издалека и боюсь подойти ближе. Я видела фотографии, которые выставляют его приемные дети. Но одно дело – смотреть на него на снимках, другое – видеть так близко. Он постарел, но не сильно. Черные волосы чуть тронула седина, вокруг глаз собрались морщинки. Я делаю глубокий вдох и подхожу к нему, волоча за собой свой маленький чемодан на колесах.

– Привет, – прочистив горло, говорю я.

Он резко поворачивает голову в мою сторону.

– Не видел, как ты вышла, – неловко поясняет он и добавляет: – Привет.

Как банально звучит простое «привет» спустя несколько лет безмолвия! Он смотрит на мой чемодан и недоуменно хмурится.

– Ты же сказала маме, что уезжаешь? Я не стал ей звонить, потому что мы. – он обрывается на полуслове.

– Потому что вы не общаетесь, – заканчиваю я за него. – Да, я предупредила ее.

На самом деле я написала записку и оставила ее в комнате. Знаю, мама будет очень злиться. Но звонить ей или дожидаться ее прихода, чтобы объяснить всю ситуацию, у меня не было сил.

– Ну, пойдем, – говорит он и тут же, спохватившись, спрашивает, – тебе помочь с чемоданом?

– Нет, он маленький, – просто отвечаю я.

Мы молча идем на парковку, он подходит к белой Audi А4 и достает ключи. Вижу, как ему неловко, и испытываю те же ощущения. Куда я приехала и, главное, зачем? Вопросы, не дающие мне покоя. Он открывает багажник и тянется за чемоданом. Но я опережаю его и сама засовываю его внутрь. В Лозанне идет дождь, город встречает меня серыми тучами и лужами, словно не рад мне. Мы садимся в машину. Он заводит двигатель и включает радио, чтобы заглушить нашу неуютную тишину. Я снимаю с плеча сумку и замираю. Моя красная тетрадь не торчит из нее. Начинаю судорожно рыться в сумке. Ее нигде нет. Но я отчетливо помню, что клала ее и точно не оставила в комнате.

– Все хорошо? – подает голос папа, и мы останавливаемся на красный свет.

– Потеряла кое-что, – признаюсь я, – впрочем, это даже к лучшему.

Есть в этом определенный символизм. Словно сама жизнь намекает мне, что пора поставить большую и жирную точку. Интересно, тот, кто найдет ее, откроет, прочитает? Или же выбросит сразу же в мусор? Скорее всего, я потеряла ее по дороге на Лионский вокзал или же на вокзале, а может быть, в поезде. Какая к черту разница, где? Папа заезжает в старый квартал. Я догадывалась, что он живет именно здесь. Мы с друзьями частенько гуляли тут, но я никогда его не встречала. В этот раз он ждет, пока я сама вытащу свой чемодан. Мы поднимаемся в лифте на четвертый этаж. Все это делаем молча. Уверена, он написал предупреждающую эсэмэску своей семье, что мы будем с минуты на минуту. Как только двери лифта открываются, входная дверь квартиры тоже распахивается.

– Добро пожаловать, Лили, – восклицает Марго, жена моего отца, и на ее губах выступает взволнованная улыбка. – Как доехала?

– Без приключений, – отвечаю я и прохожу в просторную прихожую. Там уже ждут двое ее детей. Девушку зовут Анна, и она на три года меня старше, сына зовут Арно, он старше меня на год. Они оба похожи на свою мать. Светловолосые, кареглазые с курносыми носами и тонкими губами. Арно старается мне приветливо улыбнуться, и Анна бросает хмурый взгляд на брата, после она замечает мой чемодан и недовольно поджимает губы.

– Так она решила с нами пожить? Несколько лет делала вид, что нас не существует. А тут вдруг вспомнила! – Нотки негодования в ее голосе удивляют меня. Я, если честно, теряюсь и не знаю, что ответить.

– Иди в свою комнату, – просит ее папа, и Марго бросает предостерегающий взгляд на дочь. Та уходит, но громко хлопает дверью.

– Мы тебе очень рады, – пытается спасти ситуацию ее брат и неловко улыбается.

На кончике моего языка вертится «вижу», но я прикусываю губу и молча улыбаюсь ему в ответ.

– Пошли, я покажу тебе комнату, – говорит папа и проводит меня в гостевую спальню. Здесь голубые занавески и минимум мебели. Кровать, стол, стул и все.

– Ванная общая, прямо по коридору, – сообщает он.

– Спасибо.

– Тебе что-нибудь нужно, Лили? – спрашивает он и рассматривает меня. Он делает так с тех самых пор, как увидел меня, и от его взгляда мне некомфортно. Ощущение, что у меня на голове вырос рог.

– Немного устала, хотела бы отдохнуть, – отвечаю я, намекая, что ему следует уйти.

– Да, конечно. Если что, мы все дома.

Он закрывает за собой дверь, и я сажусь на кровать, подо мной мнется идеально голубое одеяло, и я в который раз за последние пару часов спрашиваю себя, что же я тут делаю.

Я сижу в этой комнате несколько часов. Дочитываю одну книгу и начинаю другую. В дверь стучатся.

– Это я, Марго. – Она приоткрывает дверь и заглядывает внутрь. – Ужин на столе, если ты проголодалась, можешь присоединиться к нам.

Сначала я хочу отказаться, а затем решаю быть вежливой и, натянув улыбку, говорю:

– Я с радостью.

Они ужинают в столовой, здесь большой камин, на котором стоят фотографии в рамках. Один снимок заставляет меня замереть на месте. На нем я с папой. Мне лет пять, мы где-то на природе, он держит меня на руках, мои же крохотные ручки обвивают его шею. У меня улыбка от уха до уха – зеркальное отражение его собственной. Я подхожу ближе и беру рамку в руки. Я смутно помню этот день, кажется, мы тогда купались в озере. Чувствую внимательные взгляды всех присутствующих.

– Давно это было, – говорю я и кладу снимок на место. – Пахнет очень вкусно, – делаю я комплимент Марго, лишь бы сменить тему. Я еле-еле сдерживаю эмоции, чувствую, как трясутся руки, и сжимаю их в кулаки. То, что здесь стоит этот снимок, никак не вяжется с моим восприятием действительности. Ведь мне казалось, что папа просто-напросто вычеркнул меня из жизни. Анна бросает на меня злой взгляд, но по крайней мере молчит. Мне кажется удивительным тот факт, что она в чем-то меня обвиняет. Мой папа ушел в их семью, однако я не устраиваю истерик. Возможно, она хотела со мной подружиться в самом начале, но я видеть их не хотела. Ни ее, ни Арно, ни тем более Марго. Однако, глядя на них сейчас, во мне больше не кипит та злость, что раньше. Возможно, я смогла смириться с тем, что случилось. Или, быть может, мое собственное прошлое научило меня, что в жизни не все так просто, как хотелось бы. Или правду говорят, что боль со временем притупляется? С последним я не согласна. Мне кажется, со временем мы учимся лучше ее прятать. Марго передает мне тарелку с салатом, и я накладываю себе порцию. Арно рассказывает про футбольную игру и предстоящий полуфинал УЕФА. Я не слушаю его. Телефонный звонок нарушает его монолог. Папа достает трубку из кармана и, прищурившись, смотрит на экран.

– Это твоя мама, – удивленно бормочет он и отвечает на звонок. Я замираю, а сердце бешено колотится в груди.

– Да, Амели, не переживай, она со мной, – пауза. – Прямо сейчас ужинает, – очередная пауза. – Нет, она ничего не рассказала, – он снова замолкает. – Хорошо, поговори с ней сама. – Он передает мне трубку, я встаю со стула и подношу телефон к уху.

– Мам, – тихо говорю я.

Она начинает ругаться:

– О чем ты только думала? Как ты могла так со мной поступить? Что произошло, черт возьми?! Почему ты и Эмма вдруг решили пожить у других родителей?! Лили, выкладывай. Иначе я приеду в Лозанну и вытащу из тебя правду клешнями! – орет она.

– Эмма уезжает к маме в Штаты? – удивленно переспрашиваю я. Мама тяжело вздыхает:

– Ее мама сейчас в Париже. И на вопросы должна отвечать ты, а не я, – зло бросает она.

– Мам, я пока тут поживу. Думаю, окончу старую школу.

– Нет, – тут же отрезает она, – ты не будешь жить там, ты будешь жить со мной под одной крышей, ясно тебе? Собирай свои вещи прямо в эту же секунду, я сейчас куплю тебе билет.

– Мам, – шепотом зову я, и, видимо, что-то в моем голосе ее пугает, потому что тон сразу же меняется.

– Да, детка, тебя кто-то обидел? – в вопросе слышится беспокойство. Мне становится стыдно, ведь никто не обидел меня. В этой истории главный злодей и есть я сама.

– Я очень сильно облажалась, – признаюсь я не своим голосом. Слезы собираются в уголках глаз.

– Что случилось, малыш? – тут же спрашивает она.

– Мне стыдно, и я пока не готова тебе рассказывать, – честно говорю я и хмыкаю носом, – мне так стыдно, мам.

– Детка, приезжай. Уверена, мы все поговорим и найдем выход.

Я качаю головой, хоть и знаю, что она меня не видит.

– Я не могу, пожалуйста, не заставляй. Я побуду здесь.

Она замолкает. Никогда в жизни она так просто меня тут не оставит. Уверена, все, о чем она думает, это как убедить меня уехать. Но, видимо, она решает дать мне время подумать, потому что говорит:

– Мы вернемся к этому разговору, а сейчас передай телефон отцу.

Я делаю что меня просят, а затем извиняюсь перед всеми:

– Мне как-то нехорошо, я побуду у себя.

Я ухожу в комнату и забираюсь на постель с ногами. Эмма тоже решила пожить у матери. Не представляю, как сильно удивился Жером, услышав эту новость. Я разрушила их маленькую семью. Тянусь за телефоном и вижу миллион пропущенных от мамы, в поезде перевела его на беззвучный режим, а потом забыла включить. Теперь понятно, почему она позвонила отцу. Я нахожу наш диалог с Эммой. И не знаю, что мне делать. Выхожу из приложения и захожу несколько раз подряд. Затем набираюсь смелости и пишу ей: «Никаких слов на свете не хватит описать, до какой степени я ненавижу себя за случившееся. Я знаю, что извинения ничего не решают. Это пустые слова. Но знай, ты последний человек на планете, которого мне бы хотелось обидеть. Я поживу у отца в Лозанне. Тебе не нужно уходить к матери. Ты больше меня не увидишь ни в школе, ни в доме. Обещаю».

Я нажимаю отправить до того, как успею передумать и струсить. Эмма сразу же читает мое сообщение. Я не жду ее ответа. Я знаю, она не ответит. Я бы на ее месте вообще заблокировала бы свой номер. Убираю телефон подальше и закрываю глаза. Как же все сложно. Как же стыдно и больно. Неуверенный стук в дверь нарушает тишину.

– Лили, я могу войти? – глухо звучит папин голос.

– Входи, – говорю я, не двигаясь с места.

Он оглядывает меня, смотрит на чемодан в углу, который я так и не разобрала.

– Мама рассказала про нападение на тебя, – он явно нервничает, толком не находит слов продолжить предложение.

– Мне так жаль, Лили. Ты должна была позвонить мне, ее же вообще не было в городе. Как ты могла весь день просидеть в больнице в ожидании ее приезда. Почему не сообщила мне? – Он выглядит растерянно.

Я смотрю ему прямо в глаза.

– Как часто ты звонил мне? – Голос звучит грубо, и я ничего не могу с этим поделать. Папа виновато опускает голову, и я закатываю глаза.

– Послушай, ты не должен чувствовать вину или угрызения совести. В конце концов все закончилось хорошо, мама приехала и забрала меня.

– Тебя чуть не изнасиловали и обокрали, а я об этом не знаю! – гремит он и обессиленно опускает руки. – Лили, так не должно быть! Я должен был встречать тебя на автовокзале, посадить в свою машину и довести до дома. Ты не должна была идти одна ночью, потому что у тебя не было денег на такси!

– Ты мне ничего не должен, – резко перебиваю его я, – ты сделал свой выбор очень много лет назад. А последние годы вообще не вспоминал о моем существовании.

– Я не знал, как говорить с тобой! Как вести себя! Что бы я ни сказал и что бы ни сделал, ты огрызалась и хамила мне. Я решил дать тебе время свыкнуться с мыслью.

– Ах, так теперь это все моя вина, – горько смеюсь я.

– Во всем виноват я один! – неожиданно кричит он и прикусывает губу. – Я влюбился в другую женщину, и в этом заключается моя главная вина перед тобой и твоей матерью! Но что ты хочешь от меня? Я должен был продолжать жить с Амели? Я должен был продолжать, глядя ей в глаза, врать? – Он переводит дыхание и продолжает. – Лили, ты же уже не маленькая. Ты же понимаешь, этот мир далек от совершенства. Люди неидеальны, и каждый из нас имеет за спиной багаж ошибок и сожалений. Но сколько можно держаться за обиды прошлого? Может, стоит попробовать. – он запинается. А я начинаю плакать, горько, навзрыд. Сама от себя не ожидала, но все эмоции, которые я сдерживала весь сегодняшний день, вываливаются из меня. Папа выглядит сбитым с толку. Но его слова про багаж ошибок попадают в самое сердце. Я злюсь на себя за излишнюю эмоциональность, за слабость, но ничего не могу с собой поделать.

– Лили, – бормочет он и рассеянным жестом ерошит волосы. Жест напоминает об Адаме, и поток слез становится сильнее. Папа неуверенно садится на кровать и легонько гладит меня по коленке.

– Все будет хорошо, кроха. Вот увидишь.

Детское прозвище едва ли помогает мне успокоиться, напротив, будит во мне новую волну обид, боли и стыда.

– Мне так сильно тебя не хватало, – сквозь слезы говорю я, и он с сожалением поджимает губы, – этой осенью я поехала во Флоренцию. Скучала по тебе так сильно. Ты не поздравил меня с восемнадцатилетием. А я так ждала. Чувствовала такое бессилие. Не нашла смелости в себе высказать тебе, до какой степени скучаю и злюсь на тебя. А потом я вспомнила про Флоренцию, и мне захотелось посмотреть город, в котором ты когда-то жил… и там.

– Иди сюда, – хрипло говорит он и неуклюже приобнимает меня.

– А там я встретила его.

Ирония заключается в том, что я рассказываю о своем разбитом сердце отцу, с которым думала, что не заговорю до конца жизни.