Текст книги "Я и моё чудовище"

18. Братья

«Их двое. Всего двое. Два брата, а не сорок разбойников. Я с ними справлюсь», – размышляла я по дороге в ресторан. Идти от подъезда недолго, всего с десяток шагов, и всё же я успела передумать кучу разных вещей. Если они начнут меня подкалывать, я не стану переводить всё в шутку, а спокойно промолчу. Пусть мама увидит, как мне неохота с ними общаться, с этими сводными братьями. А ведь они обязательно будут подкалывать!

Мы пришли в мрачный китайский ресторан, напоминающий древнее подземелье, где пытают людей. Под потолком болтаются красные бумажные фонарики. Под стеклянным полом течёт ручей, где лениво плавают оранжевые карпы. Мы сели за деревянный стол, и официантка в восточной одежде раздала меню. Братьев пока не было.

– Я буду как обычно, – оповестила нас мама. Олег кивнул. Наверное, они не раз и не два обедали тут вдвоём. Может, для них это место всё равно что рыбный ресторан, куда мама ходила с папой, когда они ещё ладили друг с другом.

Я заказала лапшу с курицей, но Олег посоветовал попробовать другое блюдо, нечто вроде жареных пельменей. Мне не хотелось, но под давлением мамы пришлось согласиться.

– А какая твоя любимая еда? – спросил Олег.

– Вообще пицца, но пельмени тоже ничего, – я решила на всякий случай уточнить: – Пиццу здорово готовят в ресторане моего папы.

Мама раздражённо постучала пальцами по столу, и я проглотила язык. Конечно, пора бы мне запомнить, что в присутствии Олега упоминать папу «неприлично».

– О-о-о, я вас отведу в одну пиццерию, – протянул Олег. – Мы туда часто ходим. Отличное место!

– Спасибо! – обрадовалась мама и добавила с нажимом: – Лере наверняка очень понравится.

Лучше вообще ничего не отвечать. Но когда мы придём в эту пиццерию, я принципиально закажу спагетти.

Братья появились, и у меня всё внутри сжалось в комок. Старший, двадцатилетний Артём, отличался какой-то детской игривостью. К счастью, он больше походил на маму-дизайнера, чем на Олега, и не внушал какого-то ужаса. Он плюхнулся на стул и улыбнулся широкой доброй улыбкой.

А вот младшему брату повезло меньше. Он – точная копия Олега. Хмурое лицо уже заросло жуткой чёрной щетиной, хотя Никите только шестнадцать лет. Взгляд у него одновременно затравленный и воинственный. Один в один как у серо-голубого бродячего кота, который вечно слоняется по променаду и попрошайничает. Кажется, что если посмотришь на него не так, то он обязательно расцарапает тебе ноги.

– А я тебе подарок принёс, – проворковал Артём и вручил мне маленькую коробочку.

У Никиты для меня подарка не нашлось, и он насупился. В коробочке я обнаружила серёжки в виде маленьких цветочков, и мама тут же вставила их мне в уши, не переставая восхищаться безупречным вкусом Артёма.

– Большое спасибо, – через силу улыбнулась я. Серёжки мне совсем не понравились. Как и братья. Старший уж слишком навязчиво хочет произвести впечатление, а младший чересчур нелюдим.

– Это от нас двоих, – кивнул на Никиту Артём.

– Очень красивые, – соврала я.

В то время как Артём болтал без умолку, в основном про институт и свою девушку Машу, Никита отмалчивался. Он всё делал угрюмо. Угрюмо смотрел исподлобья, угрюмо зевал, угрюмо заталкивал в рот креветки в кляре, угрюмо их пережёвывал и так же угрюмо мычал в ответ на любой вопрос. Я заподозрила, что у него не всё ладно с головой, но оставила своё мнение при себе.

Лишь позже, когда Артём поел, извинился и уехал по каким-то делам, Никита чуть-чуть разговорился. Сказал, что планирует учиться на кинооператора или на разработчика компьютерных игр.

Наверное, мама и Олег решили, что мы с Никитой нашли общий язык и нас можно оставить вдвоём, пока они сами сходят в кино. Меньше всего на свете мне хотелось торчать дома с унылым Никитой, но выбора не было. Во всяком случае, в кино меня не пригласили.

В Никитиной комнате апельсиново-оранжевые стены. Как, впрочем, и диван, и стол, и ковёр. А ещё говорят, что оранжевый – цвет хорошего настроения. Стоит один раз взглянуть на Никиту, и сразу становится ясно, насколько велико это заблуждение.

– Очень яркая комната, – искренне похвалила я. – Твоя мама-дизайнер здорово тут всё оформила.

– Моя мама – стоматолог, – буркнул Никита и, не проявляя никакого гостеприимства, уселся за компьютер.

– Но Олег Захарович сказал, что его бывшая жена – дизайнер интерьера.

– Бывшая жена – дизайнер. А моя мама – стоматолог, – повторил неприветливый Никита.

Я замолчала в недоумении. Как это так? Никита не скоро пришёл мне на выручку. Казалось, он на несколько секунд совершенно обо мне забыл.

– Наша с Тёмой мама – папина бывшая-бывшая жена. Дважды бывшая, короче, – он недобро усмехнулся. – А дизайнер – это Света, мачеха. Ну то есть теперь уже бывшая мачеха.

В Никитином голосе отчётливо слышалось злорадство. Как будто он не питал никаких чувств ни к маме, ни к Свете и только счастлив, что они числятся в списке «бывших». Мне вдруг стало страшно находиться с ним в одной квартире.

– Значит, вы живёте то с мамой, то с папой? Или в основном с папой?

– Обычно мы здесь, – равнодушно ответил Никита. – У мамы нельзя.

– Почему?

– У неё проблемы. Они когда развелись, мама из окна чуть не прыгнула. А потом после собрания в школе бросилась под грузовик. В общем, нас у папы оставили, а маму положили в больницу. Ну в психиатрическую.

– Но теперь ей лучше?

– Лучше, – кивнул Никита, сосредоточенно просматривая какой-то сайт с играми. – Но она не умеет смеяться. Вернее, умеет, только всегда не в тему. Ну, знаешь, если кто-то умер или что-то сломалось… Это уже не лечится. Слушай, ничё, если я покурю? Ты никому не донесёшь?

Я была в замешательстве. Стояла как столб и боялась шелохнуться. Никита обернулся и выжидающе уставился на меня. Как будто он не сказал ничего необычного. Я всё пыталась представить его маму. Чем она заслужила такое равнодушие с его стороны?

– Эй! – обратился ко мне Никита. – Так я покурю?

– А… у нас в семье никто не курит… я не привыкла… Можно я в другую комнату тогда уйду?

– Иди, – он пожал плечами и полез открывать окно.

Я не ушла, я убежала в комнату, где на полке лежат ракушки. Единственное, что напоминает о доме. О нашей семье, которую мама вот-вот покалечит. Знает ли она вообще про маму, которая не умеет смеяться, и про мачеху Свету? Замечает ли, что с Никитой что-то не так? Неужели ей охота быть частью этого семейства? Становиться «мачехой Женей»?

Я ходила по комнате туда-сюда, потом рванула к двери и заперлась. Позвонила маме. За те двадцать секунд, что она не брала трубку, воображение нарисовало мне тысячу кошмарных картин. Вот сейчас ворвётся Никита с ножом. Или его бывшая мама, хохоча, влезет в окно…

– Алло?

– Мама! – завопила я. – Мама, ты когда придёшь?

– А что случилось? – удивилась она. – Вообще-то, мы только билеты купили, ещё даже фильм не начался.

– А можно я тогда приду к тебе? Как к тебе идти? – я чуть не плакала.

– Да ты объясни толком! Вы что, с Никитой поссорились? Так ты скажи ему, что папа запрещает тебя обижать!

– Что он там сделал? – встрял Олег. – Пусть Лера скажет, что я приду и по голове ему настучу!

– Слышала? Иди ему передай. И не ссорьтесь там! Ну давай, Лерусь, через два часа будем и пойдём все вместе по бульварам гулять. Или на каток, или по магазинам – как ты сама захочешь.

– Мама! – отчаянно позвала я, но она уже отключилась.

Я с минуту постояла в оцепенении. А потом поняла, что нужно делать. Если мама не может мне помочь, то поможет папа. Так было и будет всегда. Так должно быть всегда.

Папа ответил сразу.

– Привет, дочь! Ну как там? – весело спросил он.

– Папа, папочка! Забери меня отсюда! – мне захотелось забиться в какой-нибудь укромный угол и не вылезать оттуда, пока не появится папа.

– Так, спокойно, отдышись, – посоветовал папа. – Дай-ка мне маму.

– Мамы нет! – взвыла я. – Она ушла!

– А ты где? Кто там с тобой?

– Только Никита. Но он… он курит, – шёпотом добавила я.

– Кто это – Никита? Ну всё равно позови его, я с ним поговорю, – велел папа. Голос его сделался строже.

– А ты не можешь меня забрать? Ты просто забери, и всё. И маму тоже. Тут страшно и плохо! Пожалуйста, папа! Ну пожалуйста…

– Лера, послушай меня внимательно. Отвечай предельно точно. Кто-то обидел тебя или маму?

– Нет, то есть, пока нет… Так ты за мной приедешь?

– Приеду, – твёрдо, без всяких «посмотрим», произнёс папа. – Сейчас позвоню маме, а потом сразу приеду, как только будет рейс.

– Нет, ты лучше маме не звони. Она же тебе не разрешит! – предостерегла я.

– Если я тебе нужен, я всегда буду рядом, слышишь? Ещё не хватало, чтобы там мою дочь обижали!

– Пап, ты только поторопись, ладно?

– Ладно. Я буду очень спешить!

Теперь папа всё знает и скоро приедет. А значит, мне нечего бояться. Только ещё немного потерпеть Никиту, и всё.

Я осторожно вышла из комнаты и в тёмном коридоре столкнулась с Никитой. Он шаркал тапочками по полу и бросал теннисный мячик Биллу. Толстый пёс носился за мячом и царапал паркет давно не стриженными когтями.

– Ты куда делась? – безразлично спросил Никита.

– Да так, папе звонила.

– А-а. Ну и чё там в кино?

– В каком кино? – я не сразу сообразила, что он говорит об Олеге. – Нет, я звонила своему папе, в Калининград.

– А-а, ну и чё там в Калининграде? – ухмыльнулся Никита. Наверное, эта фраза показалась ему забавной.

– Всё нормально, – сказала я.

Он снова зашвырнул мяч. С такой неистовой силой, что чуть не разбил большое зеркало в прихожей. Я вздрогнула. Билл погнался за добычей и с размаху врезался в стену. Никита загоготал:

– Мсье Де Билл во всей красе!

Бульдог тряхнул головой и радостно принёс мяч хозяину. Никиту удивило, что я не рассмеялась. Он даже обернулся проверить, уловила ли я «шутку». Но я стояла, вжавшись в стену, и не решалась встретиться с ним взглядом. Тогда Никита перевёл разговор на другую тему:

– У тебя вроде как младший брат имеется?

– Да, Маркуша, ему три годика.

– Понятненько, – Никита поморщился. – Чё, не бесит он тебя? Я вот мелких как-то недолюбливаю.

– Он хороший, – сказала я.

Никита недоверчиво хмыкнул, как будто о моём брате ему было известно гораздо больше, чем мне.

– Не знаю, как папаня его потянет. Ты-то ещё ладно, а так нас четверо, что ли, будет? Это, sister, многовато. Лучше братишка пускай там остаётся.

На языке вертелось столько обидного! Такого, что ранит до слёз. Но я удержалась. Испугалась или пожалела Никиту – не знаю. Наверное, и то и другое. Да и какая разница? Скоро за мной приедет папа и всё это закончится. Нужно только дождаться.

Едва злость немного утихла, я поняла, что, вообще-то, должна быть благодарна Никите. Он ни в чём не виноват. Просто он не пытался что-либо изменить и не боролся за то, что ему дорого. После встречи с ним я просто не имею права опускать руки.

«Однажды твоя мама вспомнит, как смеяться по-настоящему, и всё будет хорошо», – мысленно обратилась я к Никите. Я не могла произнести это вслух. Никита бы меня не услышал. Он по-прежнему бросал мяч, словно хотел разгромить всё кругом, а примерный пёс Билл без устали бегал по коридору.

19. Акулы и черепахи

Так уж вышло, что в Москве я почти ничего не увидела. Мама с Олегом собирались отвести меня в дельфинарий, в несколько музеев, в театр, в цирк, на крытый каток и ещё много куда, но после моего звонка папе все планы отменились сами собой. Папа потребовал, чтобы мама немедленно везла меня назад, а не то он сядет в самолёт и сам меня заберёт. В общем, мы с папой определённо испортили маме вечер.

Мама прибежала из кино раскрасневшаяся и запыхавшаяся и напустилась на меня прямо с порога, разве только туфли успела скинуть:

– Что ты ему наговорила? Что тебя тут обижают? Да что с тобой такое?!

Следом в квартиру ввалился Олег и полез разбираться, в чём дело. Меня усадили за стол и заставили во всём «признаться». Хорошо, Никита заперся в оранжевой комнате и играл, так что в наушниках у него гремели взрывы. Под его тяжёлым взглядом я бы и рта не смогла открыть. И хотя я понимала, что от Никиты мне потом всё равно влетит, я подробно описала нашу с ним беседу.

Из всего, что я сказала, мама и Олег уловили только то, что Никита курил в квартире. Я-то упомянула об этом вскользь, скорее, случайно. Я совершенно не хотела его подставлять.

– Нет, ты что-то перепутала! Не мог он курить! Или покрасоваться хотел… Нет, ну не мог! – бубнил Олег, а мама его поддерживала:

– Зачем ты обманываешь, Лера?! Никита такой хороший мальчик! Чего ты добиваешься?

– Ничего! Просто хочу домой.

– Ну а тут-то тебя что не устраивает? – разгорячилась мама. – Назови, и всё!

Легко сказать – назови. Если бы у того, что витает в этой мрачной квартире, было название, я бы его тут же озвучила. Если бы хоть кто-нибудь заметил, сколько гнева и жестокости в каждом Никитином слове и жесте… Если бы только мама услышала, как он произносит «бывшая мачеха»! Так, словно женщина, о которой идёт речь, умерла страшной мучительной смертью в сыром подземелье с крысами.

В фильмах, когда счастливое, ничего не подозревающее семейство переселяется в дом к привидениям, происходит всё то же самое. Взрослые до последнего не обращают внимания на странные скрипы и шорохи и не верят, что их дети взаправду слышат жуткие голоса из подвала! А всем известно, к чему это ведёт.

Олег с мамой уставились на меня и выжидали. У Олега лоб и щёки покрылись испариной – так он гнался за мамой из кинотеатра. Мама тоже утомилась, громко дышала, и в горле у неё что-то посвистывало.

Я не понимала, что ещё маме от меня нужно. Я ведь стараюсь её уберечь! Никита возненавидит её и меня заодно в первую же неделю, как мы сюда переедем. Артёму ни до кого, кроме Маши и однокурсников, дела нет. Он наверняка даже не заметит особых перемен в семье. Просто подарит мне ещё одни серёжки. А что до Маркуши – так ему тут вообще не рады. Я сразу это поняла, когда Олег не стал оспаривать слова Никиты по поводу моего брата. Только робко покосился на маму.

– Так папа меня заберёт? – с надеждой спросила я.

– Нет! – вскрикнула мама и всплеснула руками, как будто потеряла равновесие. – Не заберёт! Я тебя никуда не пущу, пока не пойму, почему тебе тут не нравится!

– Может быть, мы поторопились, – пробормотал Олег и аккуратно взял маму за локоть.

Я ликовала: сейчас он даст задний ход! Мама быстро-быстро замотала головой, точно не могла поверить, что из-за меня у неё с Олегом ничего не получится. А у мамы всё непременно должно получаться. Так уж она устроена.

– Чего ты добиваешься? – повторила она и без сил опустилась на стул.

Олег поспешил ретироваться под видом того, что Биллу пора на вечернюю прогулку. Билл никак не хотел надевать поводок, и Олег, пыхтя и ворча, провозился с ним минут десять. Когда дверь за ними захлопнулась, мама подпёрла лоб рукой и взялась изучать узоры на мраморном полу.

Какое-то время мы молчали, а потом я наконец сказала, что думаю:

– Мама, ну пожалуйста, не расстраивайся. Просто мы тут все слишком разные и ни за что не подружимся.

– Мы могли бы попробовать, – возразила она.

– Не выйдет.

– Ну почему сразу – не выйдет? Разве можно судить по одному дню? Мальчики так к тебе тянутся! А ты их от себя гонишь. Ты даже шанса им не дала.

– Первое впечатление – самое верное. Ты же сама говорила.

Пытаться сделать из нас семью – всё равно что запустить в один аквариум акулу и морскую черепаху и потом удивляться, почему они так отчаянно жаждут поскорее избавиться друг от друга, хотя вроде и живут в одном и том же океане.

Мама прикрыла глаза:

– Но мы же только что приехали…

Я молчала, раздумывая, как нам поступить. Мама умоляюще посмотрела на меня:

– Малыш, ну, может, потерпишь ещё чуть-чуть? Всё образуется! Ко всему новому тяжело привыкать… И потом, мы ведь так никуда и не сходили. Да, тут всё по-другому, и тебе хочется домой. Это естественно. Но…

«Мама, – мысленно говорила я ей, – я всё понимаю и не хочу мешать. Но и сама мучиться тоже не хочу. Наверное, ты будешь счастлива с Олегом, он о тебе позаботится. А кто позаботится о папе?»

Артём закончит институт и переедет к Маше, Никита тоже когда-нибудь заживёт сам по себе. Я представила, как старенькие мама с Олегом прогуливаются по осеннему бульвару, а впереди бежит пузатый Билл с высунутым набок языком и шуршит опавшими листьями.

Кажется, мы с мамой думали об одном и том же: ей нужно отпустить меня, а мне – её. Ведь мы не станем от этого любить друг друга меньше. Я вспомнила папины слова: «Так всем лучше. Так правильно». И приняла решение.

– Мам, ты должна остаться. А мы с Маркушей будем тебя навещать на каникулах. Мы даже сами можем летать, ты только договоришься с авиакомпанией, и за нами проследит стюардесса – так часто делают.

– Но я не хочу, чтобы вы меня навещали. Я хочу, чтобы мы жили все вместе. Как же я одна… – тихо отозвалась она, хоть и понимала, что я права.

– Всё нормально, мам, точно тебе говорю, – улыбнулась я.

Мама со вздохом кивнула и тут же покачала головой:

– Ладно, Лер, ты займись чем-нибудь, а я пойду бабушке позвоню.

Заняться было особо нечем. Пытаться завести дружбу с Никитой – гиблое дело, да и не удастся оторвать его от игры. Он уже пару часов таращится в экран, словно всё остальное перестало существовать.

Олег и Билл надолго застряли на прогулке. Отсутствие Артёма, похоже, никого не удивляло. Мама говорила с бабушкой по телефону и поначалу рыдала так, что, казалось, вот-вот захлебнётся слезами. Слов было не разобрать, но, к счастью, мама мало-помалу успокаивалась и плач её становился всё тише и тише. Я уверена, что бабушка дала ей хороший совет.

Я побродила по квартире. Рассмотрела большой глобус на погрызенной Биллом подставке. Посидела на затёртом кожаном диване, который был сплошь усыпан короткими белыми волосками. О нет, так Билл ещё и линяет! Я зажала нос и поспешила убраться из этой комнаты, чтобы не расчихаться от аллергии.

Потом я пролистала туристические каталоги и проспекты, которые лежали повсюду аккуратными стопками. Китового сафари на Лофотенских островах среди предложений не оказалось. Надо посоветовать Олегу срочно это исправить, а не то его турагентство очень скоро загнётся. Не могут же люди каждый год ездить на одни и те же экскурсии! А судя по фотографиям, древние развалины и залы археологических музеев выглядят абсолютно одинаково, где бы ни находились.

Вернулся Олег. Кряхтя приподнял тяжёлого Билла и принялся вытирать ему лапы. Билл брыкался, лаял и смешно фыркал. Когда лапы стали почти чистыми, Олег выпустил бульдога и тот понёсся грызть подставку глобуса.

– Хочешь чаю? – предложил Олег.

– Давайте я заварю! – вызвалась я. – Где у вас тут…

– Ничего, я сам, – отозвался Олег. Он думал о чём-то своём, и мне было как-то не по себе. Наверное, он считает, что я во всём виновата.

Я хотела объяснить, что ему недолго со мной мучиться, что я вот-вот уеду домой, но вместо этого спросила:

– Олег Захарович, а вы слышали про китовое сафари?

– Что? – он нахмурил брови, как будто я отвлекла его от важных мыслей. – Китовое сафари? Это где-то в Арктике?

– Нет, на Лофотенских островах в Норвегии. Каждый год зимой там можно наблюдать разных китов. Туристов вывозят в море на лодке, чтобы они увидели касаток и кашалотов с близкого расстояния. Я просто заметила, что в ваших проспектах нет такой экскурсии. А ведь это очень интересно! Киты такие великолепные!

– Н-да, действительно, – рассеянно пробормотал Олег, наполняя чашку кипятком. Он забыл добавить заварку, поэтому я поспешно сунула в его чашку чайный пакетик. Но Олег этого, кажется, не заметил.

– Вашим туристам ещё не надоели развалины? – усмехнулась я.

– Дело в том, что развалины были и будут всегда. В одних и тех же местах. А твои киты могут приплыть, а могут и не приплыть. Могут выпустить фонтан, а могут и не выпустить. А что если туристы не успеют сфотографироваться на фоне кита? Люди платят деньги за то, чтобы всё шло по плану. И в Норвегии море холодное, не искупаешься. Мои клиенты любят тёплые моря.

В кухню вошла мама. От слёз вокруг её глаз появились красные круги. Но выглядела она так, словно печаль и сомнения уже позади. Я сразу догадалась, что бабушка уговорила её отправить меня домой, и вздохнула с облегчением.

– О чём беседуете? – поинтересовалась мама.

– Лера даёт мне советы, как вести бизнес, – ухмыльнулся Олег.

– Да я просто сказала про китов.

– Про китов, значит, – протянула мама.

Потом она велела мне собирать вещи, потому что папа купил билеты на самолёт и прилетит рано утром, чтобы меня забрать.

При этом она прижала меня к себе и поцеловала в макушку.

Олег шумно отхлебнул чаю и цокнул языком.

– А ты? Остаёшься? – осторожно спросил он маму.

Олег выглядел так, словно решается его судьба. Он покорно стоял, выпятив живот, с горячей, обжигающей кожу чашкой в руке. Но, кажется, не чувствовал боли.

На несколько секунд стало так тихо, что я слышала, как Билл скребёт зубами деревянную подставку глобуса в гостиной.

Мама сдвинула очки на лоб и вытерла глаза.

– Я уже получила отпуск, – проговорила она. – Как-то настроилась провести его здесь.

Узнав, что мама никуда не собирается, Олег тут же вызвался закончить предложение за неё.

– К тому же у нас билеты в театр! Нехорошо, если пропадут.

Мама улыбнулась и вытащила пакетик из Олеговой чашки, а то его чай уже почернел от заварки. Олег с благодарностью на неё посмотрел, и я даже за них порадовалась.

– А насчёт китов, – обратился ко мне Олег, – думаю, у меня всё-таки есть пара-тройка клиентов, которые уже все развалины на свете объездили.

Вообще-то не такой уж он и плохой, этот Олег. Хоть и похож на тролля. На такого добродушного тролля.

Весь остаток вечера я переписывалась с Юлей. Она была вне себя от счастья, что я вернусь раньше времени. А то, что я так ничего и не увидела в Москве – ни Красной площади, ни цирка с зоопарком, ни одной выставки, – это, по Юлиному мнению, не страшно. В конце концов, это её родной город и она тут всё знает. Написала, что в дельфинарии живёт большой белый кит, белуха, по имени Юля. Она крутится в воде с красным цветочком в зубах, как будто танцует вальс. А в Дарвиновском музее мне не понравится: там повсюду понатыканы чучела животных. Может, искусственные, а может, и настоящие – кто их знает! А вообще, веселее всего в Москве – это гулять в Юлином дворе. Но без Юли мне это покажется жуткой скукотищей. Так что я перестала расстраиваться и легла спать – уже завтра я буду дома.

От волнения уснуть удалось не сразу. Квартира наполнилась тысячей ночных звуков. Должно быть, в старину в этом доме с высоченными потолками и тонкими стенами невозможно было хоть что-нибудь утаить. Особенно когда здесь жили пять семей. Скорее всего, они совершенно не ладили друг с другом. Интересно, кому вообще пришла в голову идея селить вместе совершенно чужих людей? Наверное, тогда Москва была ещё небольшая и места на всех не хватало.

Я слышала каждый маленький шорох, из какого бы угла он ни доносился. Умиротворённо похрапывал под глобусом Билл. Иногда хрюкал и царапал когтями паркет, будто проверял, на месте ли его любимый пол и не превратился ли он часом в траву или асфальт, пока бульдог дрых.

Жужжали и гудели на улице фонари. Их здесь почему-то не выключают даже глубокой ночью. Они похожи на светящиеся во мраке океанских пещер приманки рыб-удильщиков.

Порой с оглушительным рёвом и скрежетом на бульвар вырывался автомобиль без глушителя, и мне всякий раз казалось, что это преступник на бешеной скорости удирает от полиции.

Тихонько переговаривались на кухне Олег и мама. В комнате Никиты полным ходом шла война. Время от времени он снимал наушники и чудилось, будто на нас нападают со всех сторон, а пули вот-вот повыбивают стёкла.

Вдруг на улице что-то затарахтело. Я даже встала проверить, не проезжает ли мимо трактор. Но это всего лишь байкер в блестящем шлеме притормозил у подъезда. Из-за его спины спрыгнула смеющаяся кудрявая девушка в развевающемся голубом платье и тяжёлых кожаных сапогах. Она до того развеселилась, что еле держалась на ногах. Байкер подхватил её на руки и понёс в дом, а она пошутила, что у них свадьба.

Через пять минут их счастливые голоса послышались в прихожей. Мама вышла навстречу и поздоровалась. По разговору я поняла, что это Артём и Маша.

– Тёть Женя, а где же ваша дочка? – спросила Маша и почему-то опять рассмеялась. Наверное, вспомнила какую-то забавную историю.

Артём повёл Машу по коридору:

– Да она уже спит давным-давно. И тебе пора. Детское время прошло.

– А «Спокойной ночи, малыши»? – в шутку обиделась Маша и тут же снова расхохоталась. – Давай потанцуем!

И они действительно танцевали, потому что в комнате Артёма в самом конце коридора почти до утра гремела музыка. Сначала она меня жутко раздражала. Неужели в этой квартире никто никогда не спит? Но мысли о доме меня успокоили, и я перестала замечать музыку. Она превратилась в неотъемлемую часть городского шума и растворилась в нём.

Я замоталась в одеяло, как в кокон, укрылась с головой и быстро заснула.

Рано утром мы с мамой отправились в аэропорт, где меня уже ждал папа. Олег решил поехать с нами. Я была уверена, что папа не придёт в восторг от этой идеи, но спорить не стала.

Напоследок я заглянула в оранжевую комнату, чтобы попрощаться с Никитой. Он по-прежнему сидел за компьютерным столом. Похоже, вообще не ложился.

Я сказала, что уезжаю домой. Он не особенно удивился и даже подмигнул мне:

– Давай, sister. У тебя же там море. Слышь, а правда, что у вас тюлени прямо на пляжах лежат?

Я рассмеялась:

– Правда.

Никита с уважением покивал и добавил:

– Море – это круто. У нас вот только река. А там всякие раки-мутанты ползают, – он усмехнулся и почесал подбородок. – Я в прошлом году в Карелию ездил в лагерь, мы там на байдарках сплавлялись. Без компа, конечно, уныло, и ещё комариные орды бесят, но вообще мне понравилось.

– У меня тоже есть байдарка! Двухместная! – обрадовалась я. Неужели у нас с Никитой всё же нашлось кое-что общее? Просто невероятно! – Ты, если хочешь, приезжай! Покатаемся! И комаров почти нет.

Никита посмотрел на меня так, словно мы знакомы уже сто лет. Посмотрел по-дружески. Даже немножко по-братски.

– Я ведь приеду, – предупредил он с улыбкой.

– Приезжай! – поддержала я. – Обязательно приезжай.

Из коридора меня позвала мама. Они с Олегом уже собрались выходить.

– Ну, значит, до встречи, – сказала я Никите.

– До встречи, – он помахал мне рукой, и я закрыла дверь.

Папу мы нашли в полупустом зале ожидания. Он пил кофе из бумажного стаканчика и вертел в руке купленный только что сувенирный магнитик с Красной площадью.

Я кинулась к папе, оставив маму и Олега позади, и прошептала ему на ухо:

– Привет, папа.

И услышала, как он улыбнулся мне в волосы.