Текст книги "Я и моё чудовище"

20. Я и моё чудовище

Мы с папой едем из аэропорта домой и слушаем южный рок – папину любимую старую группу Lynyrd Skynyrd.

Папе нравятся эти ребята-рокеры, потому что они не врут: дождь не будет идти вечно, и однажды выглянет солнце. Так они поют. Папа говорит, они напоминали ему об этом каждый день, и когда он почти отчаялся, и впрямь выглянуло солнце. Он поднимает ладонь, и я даю ему «пять». Наверное, так делали рокеры, когда папа был мальчишкой и мечтал стать похожим на них.

Я смотрю, как клубятся низкие пухлые облака над полями вдоль шоссе. Из облаков струится солнечный душ – длинные лучи, уходящие в землю. А за горизонтом – море. Я слышу, как оно шумит, и от радости на мгновение закрываю глаза.

 
I try to be a stronger man.
I shed a tear or two but that don’t make me a weaker man[1]1
  Я стараюсь быть сильней духом, но даже если заплачу, это не значит, что я слаб (англ.).


[Закрыть],
 

– подпевает папа и улыбается чему-то, что ждёт его в конце уходящей вдаль дороги.

Папа совсем не помнит свой тринадцатый год. Все остальные – пожалуйста. Пятый, двенадцатый, двадцать восьмой, какой угодно. А вот тринадцатый где-то потерялся. Папа шутит, что, наверное, его отвергла какая-то красотка, или он подрался до сломанного носа, или забил мяч в свои ворота – вот и решил вычеркнуть из памяти это «смутное время».

– Если хочешь, поступи так же. Это несложно, – советует папа. – Запоминать надо только хорошее.

– Как можно напрочь забыть целый год? – удивляюсь я. – И потом, я не хочу забывать.

– Тогда запиши, – кивает папа. – У тебя же есть дневник первого года жизни, пусть будет и дневник тринадцатого.

Неплохая идея. Пожалуй, иногда слова всё-таки лучше фотографий.

 
Home is where the heart is
And my heart is at home with you,[2]2
  Дом там, где сердце, а моё сердце дома с тобой (англ.).


[Закрыть]
 

– поют из динамиков Lynyrd Skynyrd, и мы сворачиваем с шоссе и взлетаем на холм. Там, на холме, – дом.

Маркуша бежит, на ходу подтягивая колготки, обниматься с папой. А потом недоверчиво косится на меня:

– А ты кто?

Меня же всего сутки не было! Раньше мы уезжали без Маркуши и на неделю, и на две и он всегда помнил, а тут…

– Маркуш, ты чего? Это же я, Лера!

Маркуша хитренько щурится, как будто ловко меня провёл:

– Не забыла!

И мы все – папа, бабушка, Наташа и я – смеёмся до слёз. А Маркуша крутится возле моего фиолетового чемодана, плюхается на него, как на батут, и хохочет громче всех.

Вечер. Над морем у линии горизонта растворяются последние сполохи красного.

Сидя на бревне у самой кромки воды, Женька неумело бренчит на гитаре, иногда подкручивает струны и опасливо поглядывает на Юльку. Его длинные пальцы ещё плохо слушаются, но Женька старается изо всех сил.

Юлька задрала голову и мечтательно созерцает звёзды. Ей кажется, что Женька сочиняет для неё любовную песню, хотя на самом деле он пытается сыграть Knockin’ On Heaven’s Door.

Я чувствую на губах знакомый солёный ветер, распускаю хвост и позволяю ветру запутаться в волосах.

Всматриваюсь в почерневшие волны, а там… Главное – не моргнуть! Над поверхностью появляется огромное чёрно-фиолетовое крыло. А за ним второе. Взмах. Ещё взмах. Ещё…

Я тихонько толкаю Женьку в плечо, чтобы привлечь его внимание. Гитара со стоном выскальзывает у него из рук.

– Вот чёрт… – вскакивает Женька и шарит по карманам в поисках телефона, но понимает, что опять его где-то оставил.

– Что? – спрашивает Юлька, и я показываю на море.

Юлька застывает с широко распахнутыми глазами.

– Это же… Это же… – бормочет она.

Дракон стряхивает воду с крыльев и медленно поднимается в небо. Взмах. Ещё взмах. Он вертит головой и сам себе удивляется. Крылья быстро находят нужный темп. Перепончатые лапы словно отталкиваются от воздуха. Он похож на летучий корабль с фиолетовыми парусами. Дракон устремляется вверх и, набрав нужную высоту, летит к горизонту. Туда, где когда-то жили драконы, туда, где его настоящий дом.

– Видели? – ошарашенно кричит Юлька. – Вы это видели?!

– Не пойму, это… – полувопросительно произносит Женька. – Это… ч-чудовище?

– Лер… Лера!

Я слышу Юлин голос и моргаю. Дракон исчезает.

– Ты думаешь о маме, да? – заботливо склоняется надо мной Юля.

– Нет, о чудовище.

Она мне не верит. Хотя я и правда думаю о чудовище. О том, что сегодня вижу его в последний раз. Всему своё время. Одни истории заканчиваются, но хорошая новость в том, что им на смену всегда приходят другие.

Юля садится рядом и обнимает меня за плечи. Женька перебирает струны. Мелодия звучит громче и увереннее, уже почти без ошибок.

– Не переживай, она ведь будет приезжать.

– Угу.

– Ну не грусти.

– А я и не грущу.

Мне хочется расправить крылья и парить над водой, а потом нырнуть глубоко-глубоко, на самое дно. Я боюсь отпустить это удивительное мгновение. Потому что у меня есть мама, которая счастлива.

Потому что никому из нас не пришлось прыгать с воздушного шара.

Потому что рядом Женька и Юля и мы, как черепаха, морской конёк и маленькая рыбка, плывём на травяном плотике в океан.

А папу я буду беречь. Он у меня как редкий кит, из тех, что уже давно не заходят в Балтийское море.