Текст книги "Петербург как предчувствие. Шестнадцать месяцев романа с городом. Маленькая история большого приключения"

Февраль

Музыка и любовь

В феврале на улице темнеет рано. Последний зимний месяц отличается повышенной капризностью, сильными ветрами и витающими в воздухе болезнетворными бактериями. Мы меньше гуляем, отсиживаемся по теплым углам и то и дело подносим к покрасневшим носам платочки. И громко шмыгаем, мечтая о лете, солнце, зелени.

Прогулки по Петербургу теперь совершаем в основном по выходным. В частности, выбираемся в первое воскресенье февраля, чтобы совершить «моцион». На улице очень холодно, «мороз и солнце, день чудесный…». Прохожие радуют: часть людей силуэтами похожа на снеговиков. Остальная часть – на «моржей», любителей ледяных обливаний, по степени раздетости. Сама я по типу одевания – «снеговик», а потому надежно упакована в непродуваемый пуховик, и капюшон застегнут наглухо, так что торчат лишь красные круглые щеки. Руслан обычно более тяготеет к «моржам», но и он сейчас укутан и утеплен в соответствии с царящим на улице морозом.

Путь наш сегодня лежит по любимому маршруту: Невский проспект – Спас на Крови – Михайловский сад – Пантелеймоновский мост – конфетный магазин на Пестеля, 17. Некоторым отступлением от заведенного порядка становится конечный пункт «моциона» – посещение Шереметевского дворца (второе название – Фонтанный дом – дала ему Анна Ахматова). Осенью мы заглядывали в усадьбу со стороны Литейного проспекта и любовались памятником Ахматовой, но не посетили музей, который работает в южном флигеле.

Парадный фасад Шереметевского дворца выходит на набережную Фонтанки, и долгое время, проходя мимо, мы видели здесь только нелепый деревянный забор и все признаки ремонтно-строительных работ. Но однажды забор убрали, и нашему взору открылась удивительной красоты усадьба, отгороженная от Фонтанки узорчатой чугунной решеткой. Великолепная решетка украшена золочеными деталями и бронзовыми фонарями на воротных столбах. Двухэтажный дворец с мезонином благодаря пышной лепнине и затейливому рисунку наличников выглядит праздничным и торжественным.

Помимо двух своих названий дворец также именуется Музеем музыки: здесь размещается государственная коллекция музыкальных инструментов.

Мы проходим в витиеватые арочные ворота, украшенные гербом рода Шереметевых, и глаза слепит от яркого солнца и сугробов белого снега, через которые проложена дорожка ко входу в здание. Внутри, на первом этаже, – низкие потолки, тепло и уютно. Скромные смотрительницы-билетерши спрашивают нас, куда мы идем: на выставку или слушать концерт. Удивляемся тому, что во дворце, оказывается, проходят концерты, и покупаем билеты «на выставку» за символическую плату в 90 рублей. Билет включает в себя осмотр временной экспозиции работ великого русского художника Ореста Кипренского, выставку той самой коллекции музыкальных инструментов и прогулку по дворцовым интерьерам. Музыкальные инструменты находятся на первом этаже, и мы, только войдя в презентационную комнату, сразу жалеем о том, что не взяли с собой фотоаппарат, потому что перед нами предстают исключительные предметы! Например, невиданная ранее вещь – роговой оркестр образца ΧVΙΙΙ века. Это комплект высоких конусообразных трубок, каждая из которых способна издавать лишь один звук определенной высоты. Прообразом инструмента послужили обыкновенные охотничьи рога. Роговой оркестр имела при дворе императрица Елизавета Алексеевна, супруга Александра I, был он и у графов Шереметевых.

Примечательны также вырезанные из слоновой кости и украшенные искусной резьбой имитации средневековых рыцарских рогов – олифантов. Этими безделицами баловались наши цари: хранящиеся в музее олифанты были подарены императору Николаю I его супругой. Возможно, он для развлечения трубил в них, стоя на балконе Зимнего дворца? То-то удивлялись, наверное, петербуржцы…

Изящные старинные арфы вызывают наше искреннее восхищение. Эти инструменты почему-то ассоциируются у меня с длинношеими красивыми лебедями. Однажды мы с Русланом слушали арфу в петербургской филармонии, и это было незабываемо!

Но жемчужиной коллекции, безусловно, является скрипка работы Франческо Страдивари (сына великого Антонио Страдивари), созданная в конце XVII века. Между прочим, она служила эталоном при изготовлении серийных музыкальных инструментов в СССР.

Помимо перечисленных сокровищ здесь представлены русские музыкальные колокола, балалайки различных размеров, баяны, европейские виолы, клавесины, флейты, виолончели, корнеты… Глаза разбегаются. Как вам копии античных инструментов, изготовленных в XIX веке на основе оригиналов, найденных при раскопках древней Этрурии? Ничего себе! А еще рояль с мифологической росписью, подаренный Николаем ΙΙ своей дражайшей супруге…

На выходе смотрительница поясняет нам, что коллекция уникальна тем, что содержит все основные группы музыкальных инструментов: ударные, духовые, смычковые, клавишные и щипковые. Хоть сейчас оркестр собирай! И еще – периодически эти драгоценные предметы участвуют в концертах классической и народной музыки, устраиваемых во дворце. Послушать настоящую скрипку Страдивари, оказывается, мечта, выполнимая для истинных ценителей.

Выставка работ Кипренского располагается на втором этаже, и мы поднимаемся по лестнице, на ходу прислушиваясь к звукам фортепиано, доносящимся сбоку, – там идет концерт. Кипренский, собранный здесь, меня немного разочаровывает: живописных произведений немного, все больше графические, а знаменитый портрет А.С. Пушкина, написанный художником здесь, в Шереметевском дворце, и вовсе представлен хорошей копией. Оригинал, похоже, так и остался в Государственной Третьяковской галерее.

Комментарий Руслана

Не совсем понятно, зачем организовывать выставку, если демонстрировать в основном копии, а не оригиналы. В последнее время подобных «экспозиций» становится все больше – к сожалению, распознать подвох заранее невозможно. Такие выставки можно и онлайн посещать, не выходя из дома, яркий пример тому – проект google arts.

Зато внутреннее убранство Шереметевского дворца нас приятно удивляет. Восстановленные интерьеры XVIII века – уютные и красивые, но без излишней пышности и помпезности, как в царских дворцах. Кругом изящная мебель, канделябры, зеркала, портьеры, рояли, статуэтки, картины… Обстановка свидетельствует о хорошем вкусе ее хозяев.

Нашим особым вниманием пользуется, конечно же, небольшой зал, посвященный Прасковье Ковалевой-Жемчуговой, обелиск памяти которой мы видели ранее в саду Фонтанного дома. Загадочная крепостная актриса, завоевавшая любовь и статус супруги одного из представителей самого богатого и знатного рода России… Говорят, была красивой и талантливой. Рассматривая ее портреты, представленные в экспозиции, в частности копию с работы Николая Аргунова, трудно сейчас сказать однозначно, правда ли это. Но хочется верить, что да. А красота, талант, любовь способны вершить судьбы и покорять даже таких баловней судьбы, каким был сиятельный граф Николай Петрович Шереметев. В экспозиции Ореста Кипренского, кстати, представлен большой портрет сына этой необыкновенной четы – графа Дмитрия Шереметева, тоже красавца и мецената, как и его отец.

Напоследок Шереметевский дворец, еще раз напоминая о том, что здесь расположен Музей музыки, представляет нам постоянную экспозицию «Возвращенное наследие», посвященную последнему, зарубежному периоду жизни русского композитора Александра Глазунова. Мы, теперь уже как невежды от музыки, мало осведомлены о личности этого достойного человека, но воссозданную обстановку его последней парижской квартиры рассматриваем с удовольствием: письменный стол, фотографии, рояль, картины, книги, ноты, патефон. Умиляют выставленные под стеклом концертный фрак самого композитора и вечернее платье его дочери-пианистки. А еще тонкие лайковые перчатки, миниатюрный лорнет (какая прелесть!) и шляпка-таблетка.

Покидаем мы теплый, наполненный уютом Шереметевский дворец с некоторым сожалением. Музыка и любовь царят здесь, то сплетаясь воедино, то разъединяясь и властвуя в одиночку. Коллекция инструментов, принадлежавших ранее истинным ценителям музыки прошедших эпох, концерты, посещаемые уже современными ценителями и, наконец, просто красивая любовная история графа Шереметева, страстно любившего музыку и талантливую певицу из своего театра, одаренную великолепным голосом. Она музыку тоже боготворила…

На улице темно и стыло, и мы, оглянувшись напоследок на дворец, подрагивая, торопимся по набережной Фонтанки до Аничкова моста, а оттуда по Невскому до станции метро «Гостиный Двор».

Дома с интересом запрашиваем в Интернете информацию об Александре Глазунове. Оказывается, помимо написания симфоний он был директором Петербургской консерватории и очень заметной фигурой в истории русской музыки. Сохранился его портрет кисти Ильи Репина и карандашный рисунок работы Валентина Серова. Включаем и слушаем подряд несколько романсов в обработке композитора и постепенно словно оказываемся в начале прошлого века, знакомого по фильмам, картинам, книгам. И, конечно, музыке. Она сегодня правит бал.

Прикосновение к вечности

Вика, моя коллега, девушка любознательная. В отличие от Миши, обожающего компьютерные игрушки и своего чихуахуа Оскара и отдающего им все свободное от работы время. Миша не ходит по музеям, не гуляет по городу, а театры посещал (правда, интенсивно) лишь на заре своей туманной юности, когда учился на театрального критика. Коренной питерец Миша по сути не бывает в Питере и совершенно не пользуется тем, что город предоставляет своим жителям. Вика, петербурженка, но не коренная, в этом плане более прогрессивный человек. Интернет и социальные сети она использует не только для того, чтобы похвастаться перед друзьями новым аватаром или фотографиями последней поездки в Москву, но и чтобы оперативно получить информацию о грядущих значимых событиях и мероприятиях в Петербурге.

И вот сидим мы как-то с Викой и Мишей, обедаем. К слову, обедаем мы обычно в интересном заведении – кафе школы гимнастики для девочек. Девочки тут кругом, тоненькие, гибкие, юркие, в спортивных костюмах и нарядах для выступлений. А еще их мамы – целый арсенал родительниц, каждый день просиживающих в кафе с чашечкой кофе и горсткой овощного салата и шушукающихся о спортивных достижениях своих дщерей. Что-то я отвлеклась…

Итак, сидим, не спеша вкушаем пищу и делимся друг с другом планами на выходные, и тут Вика сообщает мне, что видела на сайте «ВКонтакте» информацию о занятной выставке, которая сейчас проходит в Эрмитаже. Я, конечно, само внимание. Выставка, оказывается, привезена из Италии и представляет собой древности, найденные в Геркулануме – городе, который, как и Помпеи, погиб под лавой и пеплом во время извержения Везувия в начале нашей эры. Кстати, в грядущие выходные древности будут демонстрироваться в последний раз, а потом их благополучно вернут в Италию. Так что надо поторопиться. Я согласно киваю, доедая котлетку и пюре и рисуя в уме затейливые картинки. Конечно, мы с Русланом видели в Эрмитаже различные произведения античного искусства. Но «сокровища из Геркуланума» – звучит интригующе.

В воскресенье – последний день работы выставки – мы находимся дома: Руслан ищет на сайте Эрмитажа информацию о Геркулануме, а я стою над душой и даю ценные указания. Радует нас то, что вход заявлен вообще бесплатный. Смущает же место проведения выставки – недавно отреставрированный Пятый двор Главного штаба. Что это и где это? То есть мы знаем, что Главный штаб – полукруглое здание с аркой, украшенной колесницей, на Дворцовой площади, но где у этого необъятного памятника архитектуры расположен так называемый Пятый двор? Вот головоломка-то.

В конце концов мы понимаем, что тянуть время нельзя, собираемся и выдвигаемся в сторону метро. Авось на месте разберемся.

При выходе со станции «Адмиралтейская» по наитию направляемся сразу в сторону арки штаба. Здесь уже довольно длительное время находятся строительные вагончики и синий металлический забор – признаки проходящего где-то здесь, но невидного постороннему глазу ремонта. Внимательно оглядываем заборчик, в котором находим, как ни странно, сразу несколько непонятного назначения дверей. Уже хотим подергать крайнюю справа, но вдруг замечаем по центру небольшую афишу с изображением некоего мифологического существа в древнегреческом стиле. Наверное, нам сюда.

Внутри прячутся короткий узкий проход и охранник, внимательно поглядывающий на входящих. Проходим еще одну дверь и неожиданно оказываемся в огромном пространстве света и воздуха. По ширине помещение невелико, а вот по высоте… Дух захватывает. Сквозь застекленный потолок просвечивает небо. Но и это явно не конечная цель пути, а что дальше – узнать мы пока не можем: дорогу преграждает вполне приличная по размерам очередь, тянущаяся до высокой двери. У двери стоит корректный молодой человек и пропускает людей внутрь небольшими группами через определенные промежутки времени.

Некоторое время мы томимся в очереди, утешая себя мыслью, что такое количество желающих – очередное подтверждение тяги питерцев к искусству и культуре. Очередь быстро двигается, и позади нас уже тянется длинная змейка вновь прибывших до самого входа. Наконец молодой человек дает отмашку, и мы проскальзываем внутрь этой загадочной пещеры Аладдина. Тут видим обширную раздевалку и лестницу, уходящую наверх. Сдаем вещи в гардероб и поднимаемся по мраморным ступеням.

Здесь нас настигает легкий шок, когда мы оказываемся в еще более огромном пространстве – крытом стеклом дворе, который смотрится как настоящий атриум с гигантской лестницей в виде амфитеатра, ведущей к масштабной двери, высотой почти достигающей необъятного застекленного потолка. У подножия лестницы стоят римские статуи и выглядят при этом довольно органично.

Сначала мы подходим к стенду, дающему историческую справку, и выясняем, что Геркуланум был основан самим Гераклом. Процветающий город погиб в 79 году, как и Помпеи, но бо́льшая часть его жителей спаслась. Обнаружен он был в начале ΧVΙІΙ века неким итальянским крестьянином, копавшим колодец и наткнувшимся на мраморные обломки. С тех пор с переменным успехом город пытаются откопать. В настоящий момент от пепла освобождено несколько городских построек, среди которых числятся театр, гражданский Форум и Августеум. Ведение раскопок очень затрудняет тот факт, что сейчас над старичком Геркуланумом воздвигся современный город Эрколано. Интересно, что чувствуют его жители, зная, что под их ногами расположено древнее поселение, погибшее в огне? Хотя… В Италии и шагу нельзя ступить, чтобы не на ткнуться на старинную архитектурную достопримечательность. А потому жители, наверное, привыкли и спокойны как удавы.

Сейчас на выставке представлены произведения искусства, извлеченные из Августеума – здания, предназначенного для церемоний императорского культа. Центральное место занимают скульптуры императоров Августа и Клавдия – массивные, сидящие на тронах фигуры в образе римского бога Юпитера. Поражает мастерство неизвестного мастера, сумевшего придать столь воинственную мощь сидящим спокойно фигурам.

За спинами «императоров» в нишах расположены фрески на мифологические темы. Причем указано, что это копии 60-70-х годов н. э. с еще более древних греческих оригиналов. Фрески потрясающи. Считается, что по ним учились живописи многие художники, поскольку известны эти произведения миру с конца XVIII столетия. На той, что продемонстрирована на афише, указавшей нам путь к выставке, изображен древнегреческий герой Ахилл и его учитель кентавр Хирон во время обучения мальчика игре на лире. Довольно знаменита и полная трагизма фреска «Медея» – героиня трагедии Еврипида запечатлена в тот момент, когда из ненависти к бывшему супругу Ясону собирается убить собственных детей.

Мы долго гуляем по «римскому атриуму», разглядывая бесценные фрески и статуи и впитывая атмосферу места. Кажется, что сейчас из-за угла выглянет величественная фигура в тоге и направится к статуе Августа – зажечь огонь в факеле, зажатом в мраморной руке… Мягкое сияние пламени озарит все вокруг, и начнется таинственная обожествляющая императора церемония… Но тут из-за угла выходит громогласное семейство соотечественников, и иллюзия тает. Да и в руке Августа-Юпитера нет никакого факела – только обломок скипетра.

Посетителей на выставке, кстати, порядочно. Фотографировать шедевры и притрагиваться к ним руками строго запрещено – за выполнением правил следят бдительные смотрительницы, похожие на церберов. Люди ничего и не трогают, и не фотографируют: ходят спокойно, смотрят.

Я, в общем, человек законопослушный и обычно ничего противозаконного не совершаю: не освистываю опозорившихся артистов на театральных подмостках, всегда оплачиваю проезд в общественном транспорте (даже когда там много народу) и выкидываю мусор в строго отведенные для этого места. И в музеях веду себя как подобает. Обычно. Но сейчас я как завороженная смотрю на одну из фресок. Она совсем рядом, стоит лишь протянуть руку. Ни защитного стекла, ни смотрительницы поблизости. Ни-че-го! Ни-ко-го! Фотографировать запрещено, значит, даже ни одного изображения не смогу сегодня унести отсюда с собой. А потому… Я еще раз воровато оглядываюсь по сторонам и храбро касаюсь древней вещи рукой. Тут же следует резкий окрик – все-таки одна из суровых женщин поодаль «засекла» меня и сейчас буравит гневным взглядом. Медленно краснею от стыда и воздеваю глаза к застекленному небу.

– Аки дитя… – ворчит сердито женщина в униформе. Руслан толкает меня в бок и тоже смотрит осуждающе. А я что? Ничего. Я сегодня умудрилась прикоснуться к почти вечности. Может быть, даже мылом мыть руку сегодня не буду. Пусть на ладони какое-то время побудет память.

Напоследок мы с Русланом тихо (раз уж я все равно «запятнала» нашу репутацию посетителей) решаем сфотографировать общий фон «августеума». Приходится долгое время топтаться возле спуска к гардеробу, потом сделать пару кругов возле лестницы-амфитеатра, когда наконец бдительность «охранников» несколько притупляется. Быстро выключив вспышку, мы делаем один кадр и прячем фотоаппарат в сумку. Уф, пронесло…

Комментарий Руслана

Ну, если с «прикосновениями к вечности» все ясно – можно испортить культурное наследие, то абсолютно непонятно, чем объясняется такая нелюбовь к фототехнике – можно было последовать примеру основных залов Эрмитажа и продавать право на проведение фотосессии рядом с арт-объектами (дополнительные 200 рублей на входе).

В гардеробе одеваемся, на всякий случай, быстро. Мало ли что. На улице пытаюсь объяснить Руслану, зачем я потрогала шедевр, и начинаю сама «путаться в показаниях»:

– Это так красиво.

– Ага.

– А охранница стояла далеко…

– Угу.

– Такое произведение искусства! В XVIII веке благодаря этим фрескам произошло развитие общеевропейского стиля – неоклассицизма! А Неаполь, где они хранились, стал популярен…

– Конечно.

Я умолкаю и закусываю губу: «Ну да, ты прав. Я поступила глупо. Больше так не буду. Зато теперь… – Я торжественно поднимаю вверх свою „провинившуюся“ руку. – Теперь я чувствую себя чем-то большим, чем есть на самом деле. Вот так».

– Статуя Свободы! – фыркает Руслан, однако мы оба понимаем, что последнее слово остается за мной.

Дома ношусь со своей рукой и по-прежнему чувствую значимость. Заодно готовлю простой, но странноватый салат: маринованная сельдь, тертое яблоко и французская горчица. В оригинале еще присутствуют зеленые листья салата, но я их игнорирую. К салату варю картофель. Блюдо получается что надо. Правда, Руслан в некотором шоке от полученных вкусовых ощущений. Зато я сегодня могу отговариваться своей «значимостью»…

На следующий день за обедом из котлетки, пюре и под громкий шум, производимый группой девочек-гимнасток, я рассказываю Вике и Мише про поход на выставку. Вика слегка завидует – она попасть не успела. Миша спокоен как танк – ему Геркуланум мало интересен. Вот если бы про него делали компьютерную игру, тогда другое дело.

– Оскар вчера ночью лаял на окно, – сообщает он, – боюсь, как бы не привидение.

– А звуки посторонние были? – заинтересовывается Вика.

– Да полно, дом-то старый, – грустно отвечает Миша и, подперев рукой голову, задумывается.

Я пытаюсь отвлечь его от грустных мыслей и рассказываю про «диверсию» на выставке. Вика улыбается и качает головой. Миша слегка хихикает. Оба посматривают на меня с удивлением.

– А вы делали когда-нибудь нечто такое, за что вам потом было стыдно? – задаю я сакраментальный вопрос.

Миша усмехается чему-то и уже открывает рот, но неожиданно закрывает. Вика пожимает плечами. Все ясно, им просто не хочется вспоминать неприятное. В конце концов, у каждого из нас есть свой Геркуланум, похороненный под пеплом. Так стоит ли его откапывать?