Текст книги "Петербург как предчувствие. Шестнадцать месяцев романа с городом. Маленькая история большого приключения"

Болеть нельзя

Когда мы собирались в Петербург, родные, друзья и знакомые хором твердили нам, что климат здесь сырой, «гнилой» – сплошные болота. Так что ехать лучше не надо. А если все же решимся, то будем болеть всеми простудными заболеваниями, какие есть на свете, причем сразу с того момента, как сойдем с трапа самолета. У нас будут вечно заложенный нос, покрасневшее горло и воспаленные глаза. Ужас. Невские зомби какие-то, право слово.

Несмотря на пессимистичные прогнозы, мы с Русланом «держались». Всю первую здесь весну, лето и начало зимы нам лишь изредка требовались походы в аптеку за очередным «противопростудным».

Климат на самом деле оказался не самый мягкий. Но ведь и мы приехали с Урала, где зимы суровые, а лета редко бывают хорошими – все дожди да слякоть. Прямо как в Петербурге. Так что знакомая картина.

Первый месяц зимы вообще прошел как на курорте с учетом плюсовой температуры и бесснежного сухого асфальта. Я такое и не припомню на своей памяти. Тем более еженедельно, как по расписанию, посещала баню, грела там озябшие на балтийском ветру легкие. А еще придумала свой простейший рецепт «зимнего лимонада»: в горячую воду выжимается досуха кусочек лимона, и напиток цедится медленно – вместо чая. Можно сладкой конфеткой заесть.

Так что на расспросы родных и друзей, как же мы здесь поживаем, больные и хворые питерские страдальцы, довольно бодро отвечали им, что все О’К: если и заболеваем, то ненадолго, и не чаще, чем в родном климате. Словом, развенчали, можно сказать, на собственном примере миф о том, что в Питере обитать невозможно. Возможно, да еще как!

Однако наступил февраль… Месяц обычно сам по себе нелегкий: ветреный, хмурый, тоскливый. Организм к этому моменту уже исстрадался по солнечным лучам и витаминам, хандрит, брюзжит, требует весны, а лучше сразу лета, чтобы не ждать, а – раз! – и окунуться в благословенное тепло.

В начале февраля я заболела. Ничего серьезного: сопли, кашель – все как обычно. Напилась таблеток и быстро выздоровела. На улице сырой воздух хватал меня за горло, но я сопротивлялась, дышала в варежку, куталась в капюшон. Словом, выдержала.

В середине февраля симптомы повторились. Поступила аналогичным образом, да еще в помощь достала привезенные с Урала шерстяные носки – паркетный пол в нашей съемной квартире не особенно теплый, лучше поберечься.

Но вот в двадцатых числах начавшиеся «несерьезные» симптомы неожиданно перерастают в хронические. Я, как и раньше, пью противовирусные таблетки, бегаю на работу, обедаю с коллегами в кафе, готовлю вечерами дома ужины. Взять больничный мне и в голову не приходит. Кто в наши времена берет больничный? На это нет времени, сил и нервов – пробиваться сквозь очереди в поликлинике и доказывать, что ты нетрудоспособен. А все ради маленькой бумажки с печатью, которая даст тебе всего лишь пару дней форы, чтобы отсидеться дома. А на работе, как обычно, полно дел…

Поэтому я держусь, как стойкий оловянный солдатик, и таскаю с собой небольшую аптечку. И тактично стараюсь чихать в угол, а не на коллег. С коллегами же – Викой и Мишей – мы по-прежнему ходим обедать в кафе школы для минигимнасток.

Поглощаем как-то на неделе наш скромный бизнес-ланч. Я уминаю горячую солянку, согревающую щеки и кровь после холодного уличного воздуха. Миша тоже предпочитает солянку остальным блюдам, да еще не устает нахваливать. Вика солянку не любит, а потому довольствуется щами.

– Как поживает твой песик? – интересуюсь я у Миши в перерыве между его кулинарными восторгами.

Миша неожиданно и резко мрачнеет. Я пугаюсь: неужели животное заболело? Нет, оказывается, не заболело, вполне живо, здорово и даже слегка упитанно для небольшого годовалого чихуахуа. Однако…

– Оскар по-прежнему лает на окно, – уныло признается Миша, – вскакивает на стол и лает…

– Возможно, он лает на шум проезжающих мимо машин? – пытается утешить его Вика.

– Но у нас мимо дома проезжает мало машин. Окно выходит во двор.

– И ты все-таки склоняешься к версии о привидении? – затаив дыхание, спрашиваю я.

Миша пожимает плечами.

Его дом расположен на Петроградской стороне, недалеко от Австрийской площади. Старинное и уютное место, застроенное бывшими доходными, довольно красивыми, на мой взгляд, домами начала ΧΧ века.

Здесь Миша, его жена, кот и злополучный Оскар делят большую коммунальную двухкомнатную квартиру напополам со старушкой-соседкой. Старушка, по словам Миши, невредная, но у нее есть противная внучка, которая периодически является переночевать. Тогда нередко вспыхивают скандалы по разным поводам.

– Нелегко жить в коммуналке? – сочувствую я, аккуратно чихая в носовой платок.

Миша вновь пожимает плечами. Да и что он может ответить? Я уже в курсе того, что комната в этой коммунальной квартире принадлежит Мише и его жене, а потому они свободны от аренды квартиры, в отличие от нас с Русланом, например. Живут себе и живут, не хуже и не лучше многих жителей города, который был и, увы, остается «коммунальной столицей» России. Сейчас в Петербурге осталось более сотни тысяч подобных квартир, в них обитает примерно девятая часть жителей города. Такие грустные цифры официальной статистики…

Минусы коммуналки нам с Викой более-менее понятны: мы обе когда-то проживали в студенческом общежитии, а потому нам не понаслышке известны тяготы совместного быта. Хотя, конечно, одно дело – временное проживание, а другое – на постоянной основе.

Минусы проживания в старинном доме нам с Викой знакомы лишь со слов Миши: плохое состояние коммуникаций и, соответственно, низкое качество воды, бегущей из крана, давно не проводимый капремонт, ветхие стены, проблемы с отоплением, электричеством, а главное – болезненная тема для Миши – перебои с Интернетом.

А теперь еще и привидение… Старый дом. Кто знает, какие тайны он хранит? Он просуществовал более ста лет, видел и слышал многое. Дом пережил революцию, блокаду, перестройку… По ночам он скрипит половицами, шуршит ставнями и внутренними перекрытиями и словно слегка вздыхает.

Миша смотрит несчастными глазами. Оно и понятно: кто же хочет жить бок о бок с привидением? Даже питерским. Питерское привидение хотя наверняка интеллигентное, но все же…

Комментарий Руслана

Центр Петербурга находится под охраной ЮНЕСКО, поэтому строить новые здания здесь запрещено. Вот и получается, что жить нужно либо на окраине (где, впрочем, есть метро), либо все-таки в центре, но в условиях, близких к постапокалипсису – большинство домов не подвергалось ремонту очень давно.

Вика между тем активно доедает большую порцию курицы с рисом. Несмотря на миниатюрный внешний вид, аппетит у нее будь здоров.

– А я сделала себе финскую визу, – жизнерадостно объявляет она, явно надумав сменить грустную тему, – теперь раздумываю, куда бы съездить.

Для информации: всем жителям Петербурга, имеющим местную прописку, как особенно привилегированным счастливчикам, при желании быстро и нетрудно оформляется финская виза, являющаяся своеобразным пропуском в Европу.

– И какие варианты? – снова чихаю я.

– Можно съездить на выходные в Таллин, например. Или в Финку.

«Финка» на петербургском наречии означает Финляндия. В «Финку» ездят закупать продукты и одежду, да и просто развеяться. Знакомые Руслана по работе с придыханием говорят, что товары и продукты там гораздо качественней, причем любые, вплоть до стиральных порошков и моющих средств. Приходится верить на слово.

Комментарий Руслана

Для коренных жителей действует специальная программа – они получают шенгенские визы на основании постоянной регистрации. Сделать заветный пропуск можно в Едином центре документов (ул. Красного Текстильщика, 12). А так как поездка до Лаппенранты – ближайшего финского городка с международным аэропортом и бюджетными рейсами (можно ухватить билет за 25 евро, ryanair.com до Милана, Брюсселя и Дюссельдорфа) – обходится примерно в 600-800 рублей (маршрутное такси), то желающих повидать мир хватает.

Наш обед на этом заканчивается. Забираем в местном гардеробе одежду и выходим на улицу. Стихия тут же норовит сбить нас с ног. Рядом со школой яростно колышутся на ветру Андреевский флаг – белый с двумя диагональными полосами синего цвета, образующими наклонный крест, – и флаг Петербурга – красное полотнище с двумя скрещенными белыми якорями. Дорога до офиса проходит по Ремесленной улице, мимо безликого здания гардинно-кружевного объединения, красивым у которого является только название. Напротив, через дорогу, высится странное краснокирпичное жилое здание, очень напоминающее корпуса фабрики «Красное знамя». У дома есть небольшой мезонин, а летом возле его подвальных окон любят посиживать коты разнообразных возрастов и расцветок. Самое интересное, что нам ни разу не встретился хотя бы один житель этого дома.

В офисе сразу же бегу в туалетную комнату – прокашляться и погреть руки под краном с горячей водой. Заходит Ника из соседнего отдела и оглушительно чихает. Мы улыбаемся друг другу, как две заговорщицы. Нашего – простывшего и болеющего народу – везде много.

В таком режиме я работаю вплоть до 22 февраля, за которым следует день, священный для всего мужского населения нашей страны. Сегодня в головном офисе устраивается нечто вроде праздника, куда приглашаются все желающие. Я праздник игнорирую по причине своего плохого самочувствия и лишь радуюсь тому, что рабочий день сокращен на час и можно уйти пораньше, что и делаю.

Весь следующий день я лежу дома и болею. Грипп настиг меня и захватил с ног до головы, не пошевелиться. Пью лекарства, ем лимон и наивно полагаю, что завтра выйду на работу. Тем более что у меня есть замечательный аргумент в пользу проведения полноценного активного дня: у нас куплены на вечер билеты в Молодежный театр на Фонтанке. Спектакль «Лев зимой» по Джеймсу Голдмену о взаимоотношениях родителей короля Ричарда Львиное Сердце. Играют замечательные актеры, в том числе любимая нами легкая и обаятельная Ольга Медынич.

Назавтра я пытаюсь подняться, но не тут-то было. Организм будто мстит за наплевательское отношение к нему, бессильно падает обратно на диван, приходя в горизонтальное положение, и даже чуть ли не впервые в жизни подает голос:

– В следующий раз будешь, как белый человек, брать больничный, а не гонять меня туда-сюда по городу. Да еще и в такой холод!

– Но поход в больницу – это более плохой вариант, – пытаюсь я с ним договориться, – там куча бактерий витает в воздухе. Тебе было бы еще хуже!

– Ничего не знаю, – упорствует мой организм, – хуже, чем сейчас, мне быть уже не может! Посмотри, на кого я стал похож: кожа да кости, вылитый Кощей.

– Какие кости? – возмущаюсь я. – Ты в зеркале-то себя давно видел? А эти огромные розовые щеки на лице – тоже как у Кощея?

– Да хоть как у Марьи Искусницы, – язвит организм, – мне по фигу. Главное, одно – ты сегодня не идешь ни на какую работу. Быстренько отпрашиваешься у начальницы Леры – говоришь, что заболела и все такое, и ложишься обратно. Понятно?

– Понятно, – вздыхаю я, но тут же подпрыгиваю на месте, – а как же театр сегодня вечером? Это же Молодежный на Фонтанке!

– Насчет театра – посмотрим, до вечера еще дожить надо. – Организм уже злится: ему хочется лежать и отдыхать, а я ставлю перед ним препоны.

Вздыхаю, отправляю эсэмэску Лере с грустным сообщением о болезни, на всякий случай набираю Вику и дублирую ей голосовое сообщение, а потом падаю обратно. Организм наконец-то успокаивается и благодушно пристраивается вздремнуть, ведь сон – лучшее лекарство.

Так он пребывает в покое довольно долго, пока я не вспоминаю про театр.

– Ну что, пустишь меня в театр? – упрашиваю я организм.

Он выспался, чувствует себя лучше, но тем не менее настроен неоптимистично:

– Тебе на улице станет хуже. Ты вон как кашляешь. И в театре будешь кашлять, мешать другим зрителям.

– Да, но как же я пропущу такую постановку! Мы с Русланом давно хотим посмотреть «Лев зимой», вот купили наконец билеты…

Я всхлипываю.

– Эгоистка! – припечатывает организм, но умолкает – видимо, устал со мной бороться. Я некоторое время лежу как мышь, прислушиваясь, потом пытаюсь приподняться – организм молчит. Сдался наконец.

Кое-как одевшись и прихватив с собой аптечку, шатаясь, топаю до метро. Руслан будет ожидать меня на станции «Сенная площадь». Я немного трушу: а вдруг меня увидит кто-нибудь из коллег? Поди, объясни им потом про плохое самочувствие и мой прогул на работе. Потому двигаюсь короткими перебежками. Ну а февральская вечерняя темнота мне на руку.

Руслан при встрече тоже окидывает суровым взглядом: вид у меня неважнецкий. Кашель то и дело схватывает горло, глаза воспаленные. Он крепко берет меня за руку и ведет к Фонтанке: теперь уже ничего не поделать, идем смотреть спектакль, коли уж я приехала.

Вот и знакомый любимый Измайловский сад… Малая сцена… На двери, однако, замечаем неожиданное объявление: «Спектакль „Лев зимой“ отменен по техническим причинам. Приносим извинения». Как??? Слезы разочарования брызжут из моих воспаленных глаз. Я приехала… больная… а тут… Но все же заходим с Русланом внутрь. Там нас встречают, как обычно, билетерши, спокойные и предусмотрительные, одним своим видом внушающие доверие. И сразу сообщают, что взамен отмененного спектакля состоится другой – «Ночь ошибок» по пьесе англичанина Оливера Голдсмита. Я сразу воспаряю духом. Жаль, конечно, что долгожданный «Лев» вновь отложен на неопределенный срок, но все же…

Спектакль оказывается чудесным, как и все ранее виденные нами постановки театра. Легкий, игривый, сыгранный как по нотам, с крепким актерским составом и добротной режиссурой. Хороший юмор, отсутствие пошлости и цинизма – все поднимает настроение и учит ценить прекрасное. А уж эти костюмы, призванные отображать стиль XVIII века: комичные камзолы, шляпки, платья, перья…

Несмотря на то что весь спектакль я действительно, как мне и было предсказано, кашляю, краснею и зажимаю рот платком, чтобы не мешать окружающим, но зато еще смеюсь, хохочу и подпрыгиваю на месте. Выхожу довольная как слон, поддерживаемая под руку таким же довольным Русланом. И как ни странно, неожиданно понимаю, что чувствую себя гораздо лучше! Голова не кружится, руки и ноги не ломит, взор ясный и светлый. Общее состояние организма можно охарактеризовать как «почти нормальное». Да и сам организм, похоже, доволен и тихо намекает, что насчет театра я была однозначно права. Какое счастье…

Сила искусства и его влияние на нас, простых обывателей, огромны. Волшебство, священнодействие, магия… Все эти слова могут характеризовать искусство как таинственную, притягательную, волнующую часть жизни. Дарящую радость и рвущий душу восторг. И, конечно, наделяющую исцелением. В нашем современном ритме жизни остановиться на некоторое время и посвященнодействовать, погрузившись в этот волнующий мир, – вот рецепт от привычных нам стрессов и болезней. Так просто! Особенно для Петербурга, этого большого доброго эскулапа, предлагающего бессчетное количество подобных рецептов. И потом – было бы слишком обидно пропускать все самое интересное в жизни… как, например, чудесный вечер в великолепном театре… из-за какой-то болезни! Фи…

Прошедшие затем два выходных дня более-менее ставят меня на ноги. В понедельник являюсь на работу, как обычно. И даже почти не чихаю в угол.

За обедом интересуюсь у Миши, как дела у его персонального привидения. Взор Миши светлеет:

– Кажется, мы с женой поняли, почему Оскар лаял на окно!

– Да-а-а? – Мы с Викой воплощенное внимание.

– Он видел свое отражение на стекле!

– То есть лаял сам на себя? – удивляюсь я.

– Получается, что так. Задернули окно шторой, и он сразу замолчал. Песик у нас оказался не самым умным.

– Может быть, ему это и не требуется? – утешает его Вика.

Миша кивает и воодушевленно рассказывает о том, как им с женой давеча пришли по почте заказанные в интернет-магазине вещички для Оскара – комбинезон и ботинки.

– Комбинезон с мехом, ботиночки на шнуровке… Велики, правда, оказались. Так что, если он еще не подрастет, носить их ему не придется.

Вика смеется. Потом сообщает нам, что надумала ехать по визе в Таллин – на выходные, но не прямо сейчас, а попозже – весной.

Радуюсь за своих товарищей. А еще за себя – я все-таки выздоравливаю. Тяжкий зимний месяц вот-вот закончится. Скоро придет весна – волнующая, полная света и надежд и радостного настроения. Никаких болезней. Никаких привидений. Все будет хорошо.

Март

«В Москву! В Москву!»

Незаметно приходит весна. Ровно год назад, в марте, мы круто поменяли свою жизнь, выйдя из самолета в аэропорту Пулково. С тех пор утекло немало воды: были резкие взлеты и небольшие падения, но главное ощущение от прошедшего, которое сразу приходит на ум, – счастье. Счастье – жить в городе, который постоянно подкидывает тебе пищу для размышлений. Быть окруженными красотой. Дышать воздухом истории и поэзии. Находиться в среде единомышленников. Много эпитетов, но мало подходящих слов…

Петербург постепенно воспитывает наш вкус в литературе и музыке. А еще, поддерживая реноме своих театров, постоянно совершенствует нас, предоставляя повод пофилософствовать, поразмышлять о жизни и людях, наблюдая за театральными постановками: «Жизнь – театр, а люди в нем актеры». И наоборот.

И, конечно, наше «театральное» образование было бы неполным без гениального Антона Павловича Чехова.

Чехова люблю с самого детства. Читать я начала довольно рано, и первыми прочитанными вещами были книги из нашей домашней библиотеки. Библиотека была не особенно богатой, как и у многих советских семей, хотя в ней присутствовало полное собрание подписки на «Всемирную литературу». Но это были довольно «взрослые» для маленького ребенка книги. А вот сборник пьес незнакомого мне тогда Чехова, как-то случайно попавший в руки, рассматривать и листать было интересно, потому что в нем присутствовала вкладка с черно-белыми фотографиями. На них были изображены дамы в длинных платьях и шляпах и мужчины во фраках, все – красивые, недосягаемые, глаза с поволокой. Надписи под фото тоже завораживали: «В.Ф. Комиссаржевская в роли Нины Заречной в пьесе „Чайка“. 1896 г.», «Константин Станиславский и Ольга Книппер в спектакле „Дядя Ваня“. МХТ, 1901 г.», «Сцена из пьесы „Вишневый сад“ в постановке К.С. Станиславского. МХТ, 1904 г.» и так далее…

Потом с чудных фотографий я перешла к чтению пьес. Довольно простой язык, лаконичная сюжетная линия, лиричность произведений – внимать им было приятно. По малости лет я, конечно, много чего не поняла, но пьесы Антона Павловича полюбила. А потом рассказы и повести.

Годы шли, Чехов по-прежнему оставался любимым и уважаемым мною драматургом, и потому досадным упущением было то, что те самые пьесы, благодаря которым состоялось мое знакомство с творчеством этого великого русского писателя, я ни разу не видела поставленными на сцене. Обидно, ах, обидно!

Руслан, в отличие от меня, Чехова не любит. Как сказал Максим Горький: «Никто до него [Чехова] не умел так беспощадно, правдиво нарисовать людям позорную и тоскливую картину их жизни в тусклом хаосе мещанской обыденщины». Руслан эти «картины» на дух не переносит, а потому довольно длительное время мы с ним дискутировали на тему посещения спектакля «Три сестры», постоянно идущего в Молодежном театре на Фонтанке. Режиссер-постановщик – худрук театра Семен Спивак. Я упирала на то, что наше полное «театральное» образование невозможно без посещения спектакля по пьесе Антона Павловича, тем более в интерпретации самого Спивака; Руслан сопротивлялся, но в конце концов под моим напором был вынужден сдаться.

Поскольку «Три сестры» – спектакль довольно популярный и пребывает в десятке лучших постановок Молодежного театра, билеты на него были приобретены нами заранее. Лежали в укромном месте и грели мою душу.

Исполняется спектакль из-за своей продолжительности только по выходным. Так наконец, в одну из мартовских суббот мы принаряжаемся и направляемся по любимому маршруту. Постановка проходит на Малой сцене, и это довольно органично – атмосфера Малой сцены придает игре актеров еще большую глубину и достоверность.

Спектакль оставляет очень сильное впечатление. Замысел режиссера таков, что действие всей постановки проходит будто на вокзале: рельсы, стрелочники и железнодорожники. Три сестры, «сидя на чемоданах», все время ждут чего-то светлого, нового, возвышенного; они лелеют мечту о том, как переедут наконец в Москву и вырвутся из удушающего мирка унылой, пошловатой действительности нынешнего окружения.

Комментарий Руслана

За время проживания в Питере также приходилось летать в Москву – правда, желание посещать столицу у меня пропало после первого десятка поездок. Да и у самих москвичей желания другие: «Из Москвы, из Москвы…».

Вот Андрей жалуется Ферапонту на постылость жизни, на мелочность своей жены, на то, что в их небольшом городке «нет ни одного человека, кому можно было бы позавидовать… талантливого, умного, образованного…» Воистину Чехов был архитектором человеческих душ!

Мы видим уныло-грустных персонажей, как в болоте, завязших каждый в своем одиночестве: проблемах, неразделенной любви, комплексах. Они разобщены, не понимают друг друга. И не видят выхода из нравственного тупика. Тем не менее эти люди кажутся мне такими родными! Каждая их реплика знакома – словно всколыхнулись детские образы и воспоминания и оживают сейчас на сцене… А еще – пусть герои не достигают желаемого, зато ищут, думают, мечтают…

Чехов говорил о своих пьесах: «Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни». Показывая за обыденными вещами тонкую драматичную сюжетную линию, сплетенную некой невидимой на первый взгляд нитью, драматург и режиссер-постановщик заставляют нас пройти с каждым героем пьесы нелегкий путь и горячо ему посочувствовать. До слез…

Пронзительной для меня оказывается сцена, когда Маша прощается с отбывающим с полком Вершининым: она просто забирается в чемодан и закрывает крышку. Все. Но это тихое отчаяние настолько красноречиво…

Конец спектакля эффектный: три сестры произносят финальные слова «Будем жить!» и замирают; в зале темнеет, слышится грохот поезда, проезжающего мимо и поочередно освещающего лица сестер.

Домой я еду задумчивая. Почетный и уважаемый житель Петербурга Семен Яковлевич Спивак в тандеме с великим Антоном Павловичем сделали свое дело: заставили меня вновь задуматься о великом. Кто мы? Зачем приходим в этот мир? Как надо правильно жить? Что есть правильно? Извечные вопросы, на которые так трудно искать ответы. Но и без этого нельзя. Так что правильно искать ответ на вопрос о том, что есть правильно.

Интересно, какую пищу для размышлений подкинет Петербург, а в частности замечательный Молодежный театр на Фонтанке, в следующий раз? Неизвестно. Будем ждать…