Текст книги "Мы живем на Сатурне. Как помочь человеку с пограничным расстройством личности"

Мы те, кто никогда не тонет… окончательно. Проблема «кто я и чего хочу»

Для пациентов с пограничным расстройством характерна изменчивая и непредсказуемая идентичность[28]28
  Линехан М. Когнитивно-поведенческая терапия пограничного расстройства. – М.: Вильямс, 2020. – С. 65.


[Закрыть] – неспособность сказать о себе хоть что-то определенное. Ответить прямо на вопрос «Кто я?» невозможно: можно только описать косвенно. Например, в маниакальной фазе[29]29
  Маниакальные (гипоманиакальные) и депрессивные (субдепрессивные) фазы обычно описывают состояния людей с биполярно-аффективным расстройством, а не с ПРЛ. Наши фазы похожи по характеру, но они гораздо короче: длятся не недели, а часы и даже минуты. Насколько мне известно, особых терминов для них нет – обычно просто уточняется, что речь идет о пограничных состояниях. Понятия «мания» и «депрессия» в отношении ПРЛ употребляет Марша Линехан.


[Закрыть] мне кажется, что внутри у меня сидит лев. А иногда я чувствую себя воплощением гнева и справедливости – и я будто богиня Кали, разрушающая мир. В депрессивной же фазе мне постоянно «хочется домой» – даже если я уже дома.

Одна девушка из чата взаимоподдержки описала себя как деталь инопланетного корабля, сложно устроенную и много чего умеющую, но по факту никому не нужную; такую, наверное, можно было бы прикрутить к станку – но она быстро износилась бы.

Этот человек как голограмма: смотришь на него и кажется, что это что-то настоящее, но это просто эффект внешних, отраженных им, пересекающихся лучей[30]30
  https://econet.ru/articles/174605-alfrid-lengle-9-simptomov-pogranichnogo-rasstroystva-lichnosti.


[Закрыть].

Альфрид Лэнгле, австрийский психолог и психотерапевт, о пограничных личностях

Хочешь потрогать – трогай, ай, увы, я голограмма.

Группа «АИГЕЛ». Чудовище

Добавьте сюда постоянное ощущение себя зеркалом, то кристально чистым, то пыльным и исцарапанным, но еще отражающим все и вся, – и вы окончательно запутаетесь.

Именно в такой путанице чувств и противоречивых ответов мы и живем; и, понятно, это не делает ни жизнь, ни работу, ни отношения слаще.

Иногда в компании есть человек, который знает самые странные вещи: из-за какой ошибки перевода Иисус ходил по воде, что за псковское нашествие крокодилов или как в деталях выглядит разрез пирамиды Хеопса.

Среди моих знакомых это я. Наверное, со мной было бы здорово играть в командные интеллектуальные игры – но я боюсь в них участвовать. На таких всезнаек слишком рассчитывают, и, если они не знают верного ответа, то ощущают свой позор сильнее прочих.

Или это мы так чувствуем?

Сколько ненужной информации я знаю благодаря ПРЛ! Одна из самых больших проблем пациентов с пограничным расстройством – масса увлечений, к которым они быстро охладевают. Бессмысленно постоянно упрекать нас чем-то вроде «покупаешь и не читаешь, не играешь, не пользуешься», «все бросаешь», «ничего нормально не умеешь», «не можешь определиться»: поверьте, мы и сами не рады.

Когда я посмотрела фильм «Подводная лодка» (1981), то буквально за несколько дней прочла роман, изучила всю историю строительства субмарин, заказала настольную игру, купила и даже частично собрала несколько моделей – хотя никогда этим раньше не занималась. Приклеивая гребной винт, я буквально молила болезнь, чтобы она дала мне закончить, и настраивалась на то, что закончу клеить через силу, если придется, просто клялась себе. Бесполезно: через неделю мания выключилась, и я больше не прикоснулась к модели. Это было буквально физическое отвращение, меня пугала сама коробка, мне было стыдно даже убрать ее с глаз долой.

Как-то ночью я вдруг решила, что хочу заняться вырезанием курительных трубок. Смертельно хочу, больше вообще ничего не желаю, нужны трубки. Всю ночь изучала вопрос, к утру заказала материалы и инструменты. Конечно, когда их доставили, мне уже ничего не хотелось.

Мне, как и многим пациентам с ПРЛ, сложно остановиться на чем-то одном и ответить себе на вопрос «Хочу ли я этого?», потому что не решен базовый вопрос «Кто я?». В детстве на эту рану сыпали соль мать и бабка:

– Ты же девочка, увлекайся чем-нибудь нормальным!

Определение «девочка» никак не помогало понять, кто я и чего хочу, только говорило: ты опять чувствуешь что-то не то, опять делаешь что-то не так, ты неправильная, плохая, проблемная. Когда я начала изучать пограничное расстройство, то обнаружила: я и в этой беде не одинока. Линехан рассказывает[31]31
  Линехан М. Когнитивно-поведенческая терапия пограничного расстройства. – М.: Вильямс, 2020. – С. 87.


[Закрыть], что в семьях пациенток с ПРЛ нередко осуждали «мужские» интересы и модели поведения, если их вдруг проявляли девочки.

Китайская живопись тушью, валяние, история Белого движения, нейронауки, разные религии мира, криминалистика, гитара, антропология, театр, холодное оружие – я хваталась буквально за все. Во-первых, в этом находили смысл жизни другие люди, а я ведь ничем не хуже, почему я не могу примкнуть хотя бы к кому-то? Во-вторых, было просто невыносимо думать, что где-то в мире что-то происходит без меня.

Можно смеяться, но, знаете, нас это серьезно волнует – как трехлетних детей.

Как-то я поймала себя на том, что сижу одновременно с двумя раскрытыми книгами и открытой перепиской в телефоне, игрой на компьютере и научно-популярной лекцией на YouTube – и везде успеваю смотреть, читать, печатать, играть и понимать, что происходит. Пустота внутри меня все росла и росла, требуя все больше внешних стимуляторов.

 
Мы любим все – и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все – и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений…
 

Александр Блок. Скифы

Самоопределение при таком количестве внешних раздражителей – дело невероятно трудное. Бывает, я просыпаюсь с мыслью: «Надо выучиться на зоопсихолога (минералога, оценщика, кузнеца, экскурсовода…)» – и начинаю на полном серьезе искать учебное заведение. Немного помогает охладить пыл мысль, что за жизнь у меня уже набралась критическая масса таких странных импульсов, и эта мысль мало-помалу перетекает в другую: успокойся, у тебя нормальная, полная, интересная жизнь.

Но вдруг хочу? Вдруг я все-таки неправильно чувствую и пропущу таким образом какое-то очень важное желание, которое могло бы привести меня к счастью?

Одно из последних увлечений – а особенно усилия, которые я вложила в него за короткое время, – навело меня на мысль, что мне действительно нужна помощь.

Распалила все, как обычно, случайная искра: видео с российским онкологом Сергеем Поликарповым. Он рассказывал о японском оружии так зажигательно и увлеченно, с таким уважением говорил о японцах, что я не устояла – и включилась в этот поток.

Месяца за два я перечитала все, что можно было найти про эпоху Мэйдзи, про жизнь страны в XX веке, успела прочитать почти всего Абэ, Рампо, Мисиму, Танидзаки и еще несколько самых известных авторов, подписалась на всех живущих в Японии русскоязычных блогеров, за три недели освоила обе слоговые азбуки в японском, несколько десятков иероглифов, научилась считать до тысячи, рассказывать о себе, отвечать на вопрос о времени и вести еще несколько простых диалогов; затем меня так впечатлил японский детектив, что я создала собственную сюжетную линию, героев вместе с вековой историей их семей, изучила послевоенную жизнь в Киото (потому что поместила действие именно туда), даже разработала собственный метод расследования преступлений и успела написать несколько больших глав.

Все. После этого на меня обрушилось мутное равнодушие.

Герои? А пусть стоят там, у дома на улочке Саннэнзака, хоть до скончания времен. Мне все равно, все равно, отстаньте, я больше не хочу видеть этот сюжет – и неважно, что у меня есть буквально все, чтобы закончить роман.

Я редко бросаю что-то, когда не получается. Наоборот, интерес потухает на самом пике, когда я уверена, что в этом есть смысл, что я обязательно закончу и у меня выйдет здорово. Эту книгу я пишу с таким же страхом, зная, что мания может покинуть меня в любой момент и вы никогда не узнаете, как мы живем.

Пожалуйста, не называйте нас слабыми и легкомысленными, не добавляйте масла в огонь: мы не управляем своей ненавистью и любовью, это делает болезнь – и из-за нее у нас в жизни часто нет почти ничего, чем мы могли бы гордиться.

После того как я бросила писать детектив, до меня наконец дошло, что нужно искать помощь.

Чтение художественной литературы в какой-то степени помогает принять свои особенности и понаблюдать за жизнью похожих на нас персонажей. Крейсман и Страус называют целый ряд вымышленных героев[32]32
  Это, например, Салли Боулз из «Кабаре», Трэвис Бикл из «Таксиста» или Говард Бил из «Телесети» (Крейсман Дж., Страус Х. Я ненавижу тебя, только не бросай меня: Пограничные личности и как их понять. – СПб.: Питер, 2021. – С. 36.).


[Закрыть] с пограничными чертами, но большинство их мне незнакомы – как, наверняка, и многим читателям, – поэтому приведу собственный список.

Мне кажется (помните, я только пациент, не имеющий права никого диагностировать), что самая яркая пограничная личность в русской литературе – это Настасья Филипповна из «Идиота» Достоевского.

Теперь это была совершенно иная женщина, чем та, какую он знал месяца три назад. Он уже не задумывался теперь, например, почему она тогда бежала от брака с ним, со слезами, с проклятиями и упреками, а теперь настаивает сама скорее на свадьбе.

Ф. М. Достоевский. Идиот

Эффектная, умная Настасья Филипповна, которая поражает окружающих «варварской смесью двух вкусов», действительно «много страдала», как и предполагает князь Мышкин, – поэтому сама изводит окружающих, продолжая, однако, мучиться и от этого.

– Я точно раньше видел такие глаза, как у вас; я только что вспомнил где! ‹…›

– А что это был за человек?

– Его, как и меня, приговорили к смерти.

Диалог Киндзи Камэды (князя Мышкина) и Таэко Насу (Настасьи Филипповны). Фильм «Идиот» (1951 г., режиссер Акира Куросава)

Мышкин предполагает, что Рогожин на ней «женился бы, а чрез неделю, пожалуй, и зарезал бы ее» (что в итоге и происходит). И действительно – пограничные личности провоцируют партнеров на насилие, лишь бы почувствовать что-то: «Ничем не дорожа, а пуще всего собой, ‹…› Настасья Филипповна в состоянии была самое себя погубить».

В фильме Анджея Вайды «Настасья» и ее, и Мышкина играет один человек – актер театра кабуки Бандо Тамасабуро. А во мне, кажется, уживаются сразу трое: и она, измученная и колючая, и он, сострадательный и понимающий, а еще вспыльчивый, порывистый Рогожин.

Еще один персонаж, в котором я вижу сходство с пограничными личностями, – это Кириллов из «Бесов» того же Достоевского (сам автор, кстати, сделал его эпилептиком). Умный, тонкий, благородный, но вспыльчивый, беспокойный и импульсивный Алексей Нилыч вызывает неуютные и противоречивые чувства практически у всех персонажей.

– …Вы хотите строить наш мост и в то же время объявляете, что стоите за принцип всеобщего разрушения. Не дадут вам строить наш мост!

– Как? Как это вы сказали… ах черт! – воскликнул пораженный Кириллов и вдруг рассмеялся самым веселым и ясным смехом. На мгновение лицо его приняло самое детское выражение и, мне показалось, очень к нему идущее.

Ф. М. Достоевский. Идиот (диалог Верховенского-старшего и Кириллова)

У Кириллова даже есть классическая для пограничных личностей favourite person[33]33
  Значимая личность для пограничного пациента. Об этом явлении в книге есть отдельная глава.


[Закрыть] – Ставрогин: его он обожает и считает духовным учителем. Довершает картину суицид, на который все-таки решается Кириллов. Что характерно, не из-за каких-то бытовых проблем, а по философским соображениям, да еще и сознательно поддавшись на уговоры ненавистного ему Верховенского-младшего – и делая, таким образом, невозможный, нелогичный и театральный жест.

Впервые читая «Бесов» в 19 лет, я неистово влюбилась в Кириллова – и до сих пор считаю его одним из ярчайших персонажей в литературе.

В той или иной степени пограничные черты можно найти у персонажей Михаила Арцыбашева. Многие из них молоды и талантливы; беспокойны и жестоки – но мечтательны и чувственны; они разрываются между мортидо и либидо, доводят до суицида других и совершают его сами.

Хоть бы что-нибудь!.. Хоть бы землетрясение, что ли. Ведь бывают же где-то землетрясения… Говорят, катастрофа… кой черт! Не катастрофа, а благодать: дома валятся, земля колышется, женщины бегут нагишом, все забывают о том, кто они и почему и в каких смыслах… Тут тебе и самопожертвования, и грабеж… там кого-то спасли, там кого-то под шумок изнасиловали… весело!.. Я землетрясению рад был бы, а не то, что бы там… Катастрофа! А это не катастрофа, что миллионы людей впадают в состояние трупов?..

М. П. Арцыбашев. У последней черты (внутренний монолог Чижа)

Пациенты с ПРЛ (видимо, все или почти все) примерно так и рассуждают: лишь бы случилось нечто значительное, из ряда вон выходящее – а хорошее или плохое, вопрос второстепенный.

Сам Арцыбашев пережил попытку суицида, когда ему было около двадцати[34]34
  «…Стрелялся молодой человек Арцыбашев; по тем немногим словам исправника, оставшимся у меня в памяти, покушение произошло на почве тяжелой семейной драмы…» Агафонов Е. Воспоминания о М. П. Арцыбашеве. Собрание сочинений в трех томах. Т. 3. – М.: Терра, 1994. http://lib.ru/RUSSLIT/ARCYBASHEW/vosp.txt.


[Закрыть].

Задолго до того, как узнать о пограничном расстройстве личности, я заметила, что нечто похожее происходит с молодыми людьми и сейчас[35]35
  У Крейсмана и Страуса на с. 38 есть целая подглава о том, что «в той или иной степени все мы страдаем от тех же проблем, что и пограничные личности».


[Закрыть]. Еще тогда я связала это со стремительными переменами и всеобщей неопределенностью: Арцыбашев писал свои романы 100 лет назад, когда в России и мире было так же неспокойно, как сегодня.

Текучесть, гибкость и изменчивость современного мира в целом, где искажены сами понятия «традиция» и «рамки», тоже вносят вклад в кризис самоидентификации каждого отдельного человека[36]36
  Крейсман Дж., Страус Х. Пограничное расстройство личности. Комплексная программа, позволяющая понять и контролировать свое ПРЛ. – М.: Вильямс, 2020. – С. 111.


[Закрыть]. Проще говоря, усложнилась среда и роли в ней, и ответить на вопрос «Кто я?» стало трудно даже людям без расстройств.

Что уж говорить о нас?

Целое здание, населенное женщинами с пограничным расстройством личности, стоит на Большой Ямской улице во вселенной Куприна. Почти любая проститутка из «Ямы» (кроме, пожалуй, Тамары) пережила в свое время обман, травму, насилие, а теперь не мыслит себя без разврата, разгула, пьяных драк, истерик и любовных переживаний. Все эти несчастные женщины застряли в бунтарском подростковом возрасте, все отчаянно ищут тепла и тут же цинично отвергают его, боясь настоящей близости.

Каждый вечер приносил с собою такое раздражающее, напряженное, пряное ожидание приключений, что всякая другая жизнь, после дома терпимости, казалась этим ленивым, безвольным женщинам пресной и скучной.

А. И. Куприн. Яма

Если я и позволяю себе предположить пограничные черты у некоторых персонажей, то исключительно потому, что речь идет о вымышленных героях. Благодаря тому, что они и их отношения с миром так детально описаны, мы можем рассмотреть их как бы с безопасного расстояния и понять: существуют люди с такими же проблемами, как у нас.

Но хочу еще раз напомнить: человек без соответствующего клинического образования не должен ставить диагноз реально существующим людям.

Пожалуй, единственный не отягощенный изнуряющей борьбой аспект моей жизни с пограничным расстройством личности – работа. Не потому, что в профессиональной сфере не сложилось. Наоборот: мне повезло попасть в компанию, где меня приняли со всеми минусами и плюсами, которые дарит ПРЛ.

Несмотря на то что здесь у меня были минимальные проблемы, кое-что интересное я все-таки могу рассказать.

Сам путь до подходящей мне компании не так уж интересен, поэтому его я опущу. Скажу только, что он был достаточно разнообразным: я немного поработала в детской комнате милиции, затем преподавателем французского и немецкого, оттуда ушла на производство и после этого стала редактором в веб-агентстве.

Такая резкая смена деятельности – вполне в стиле жизни с ПРЛ.

Я не меняла компанию уже шесть лет и не собираюсь. Для человека с ПРЛ это большой срок, но дело тут совершенно не в каких-то волевых усилиях: просто характер работы подошел мне как пограничному пациенту, и я могу твердо сказать: не бойтесь сложных и новых профессий, там у нас есть преимущества.

Иногда я встречаю мнение, что нам подходят только сугубо креативные профессии. Действительно, в опросе, который я проводила для этой книги, пациенты с ПРЛ называли творческие специальности, в которых сумели найти себя: сценарист мобильных игр, веб-дизайнер, актер…

Люди, которые обладают такой биологической эмоциональной уязвимостью, в то же время обладают и определенными эмоциональными талантами – большей чувствительностью, которая дает способность к работе с людьми, к состраданию, к творчеству, к различным вещам, которые стали особенно ценны последнее время в нашем обществе.

Но в то же время это может быть и огромным проклятием, если мы не имеем тех навыков, которые позволяют нам справиться со своим эмоциональным состоянием и себя отрегулировать.

Дмитрий Пушкарев. Запись выступления «Пограничное расстройство личности» на YouTube-канале Ресурсного центра ПРЛ[37]37
  https://www.youtube.com/watch?v=wVLC5xYur-8.


[Закрыть]

Это может повергнуть в отчаяние тех, кто не чувствует сил заняться творчеством. И не надо – некоторые пограничные люди прекрасно справляются с профессиями, не имеющими отношения к чему-то особенно креативному.

Одна девушка с ПРЛ, например, работает ведущим инженером-химиком и параллельно учится на ветврача, другая – радиотехник, третья занимает руководящую должность в американской компании. Еще мне называли такие профессии, как психолог, психолог в сфере зависимости от психоактивных веществ, клинический психолог, психотерапевт, психиатр, SEO-специалист, финансист, научный работник.

Видите? Пограничное расстройство личности – совсем не повод сказать себе: я по определению не могу этим заниматься, я болен, я не справлюсь. Да, можно с чем-то не справиться – но ведь так происходит у всех людей, вне зависимости от того, есть у них ПРЛ или нет.

Расстройство осложняет любую работу так же, как и жизнь в целом. Но не перечеркивает совсем возможность найти что-то для ума и души.

Звучит вдохновляюще, но давайте ненадолго спустимся на землю. Я знаю, среди читателей есть те, кому неинтересно ничего из перечисленного; неинтересна вообще сама возможность зарабатывать на жизнь увлекательными и осмысленными действиями, а не тупым переворачиванием бумажек. Это не делает их хуже – это всего лишь сигнал того, что у них меньше ресурса. И о подобных случаях тоже необходимо кое-что сказать.

Как-то в чате взаимоподдержки одна девушка честно написала, что ничего не умеет и не хочет, просто надо как-то жить, вот она и бегает с одной низкооплачиваемой однообразной работы на другую.

Повисла тяжелая атмосфера. Когда до этого другие кричали о помощи, было хотя бы за что зацепиться, а здесь с первого взгляда была гладкая отвесная скала.

Мы, те пациенты, кто на тот момент сам был стабилен, начали говорить с ней. Долго, терпеливо, осторожно, преодолевая ее закрытость. Последнее особенно сложно: да, если человек пришел за помощью, он хотел бы ее получить; в то же время повышенное внимание может вызвать отторжение. Но пока девушка позволяла, мы говорили с ней, говорили, говорили – и выяснили, что она, оказывается, дважды поступала в лучшие вузы, бросала их сама (хотя объективно «тянула»), но при этом собирается штурмовать третий! Заговорили про любимые занятия и сначала услышали, что их нет, а потом – что… ну да, пожалуй, ей нравится природа и забота о ней.

Дождавшись, пока девушка сама озвучит все это и поймет, что и она не без способностей и предпочтений, мы тихонько отступили – как вода во время отлива. Разговор и без того вышел тяжелый, и мы могли все испортить одной фразой вроде: «Ну вот видишь, все ты можешь». До мысли «я могу», даже если уже фактически высказал ее, еще нужно дойти сердцем – и обязательно самому. Потому что мысль эта, как ни странно, тоже вызывает сопротивление: если я все могу, значит, мне придется взять ответственность за свою жизнь, что очень страшно.

А что насчет того, чтобы опуститься еще ниже – и рассмотреть возможность совсем опустить руки и сдаться?

Она, такая возможность, есть всегда. За это не беспокойтесь. В любую секунду можно бросить работу, лишиться жилья, начать голодать, бродяжничать или повиснуть на чьей-то шее. Но, к сожалению или к счастью, в этом тоже нет ни облегчения, ни радости: так можно только добавить себе дискомфорта.

Сдача позиций – это не долгожданный отдых от своих и чужих ожиданий. Когда мы сдаемся, в полной мере начинается именно то, от чего мы всегда бежали: страх, боль, тоска. Даже если нам казалось, что мы уже хлебнули этого в попытках не сдаваться.

У меня был период в несколько месяцев, когда я не работала: из-за приема антипсихотика спала почти круглые сутки, а просыпаясь, с трудом поднимала руки и ноги. И это время я запомнила как чернейшее в жизни. Так что любое занятие для нас жизненно важно, мозг – особенно пограничный – так устроен, что ищет новую информацию, новые ощущения, киснет без них.

Спасение для нас только в действии. Не ради абстрактного «надо бороться» (скорее всего, вы ненавидите такие бодрые утверждения так же, как я), а просто ради того, чтобы не стало хуже.

Последняя пара страниц далась мне непросто. Вам, может быть, тоже. Давайте-ка снова вынырнем и подышим: я расскажу, как пограничному пациенту работается с обычными людьми, а им – с ним.

Найти подходящую сферу деятельности мало. Везде трудятся живые люди, у которых тоже есть установки и эмоции, – и с этими людьми надо выстраивать отношения. И оглядываясь назад, я понимаю, что у нас все конфликты развязывала именно я.

Нет, наверное, конфликты случались и у других. Просто проходили где-то тихо и не влияли на общую работу. А те, в которых участвовала я, протекали достаточно заметно и громко.

Постоянная эмоциональная боль, которую испытывает пациент с ПРЛ, просто не дает спокойно оценивать поступки других. Нам постоянно кажется, что этим черствым и толстокожим людям живется в разы лучше, чем нам, что они не чувствуют и не понимают элементарных вещей, что они преуменьшают значение реально важного. Один из коллег, например, перепутал рабочую и сломанную мышку – и отдал вторую девушке из моего отдела; я кричала на него так, что, наверное, весь этаж слышал. Нежелание вести проект по личным убеждениям я излила в адском скандале с переходом на какие-то исторические параллели (сейчас мне это кажется настоящим безумием) – и, конечно, тоже на повышенных тонах. Неосторожное слово коллеги во внутренней рассылке повергло меня в истерику с угрозами в его адрес.

Короче, во мне было мало приятного – но со мной все равно общались без ответной агрессии.

Через два года после устройства на работу мне пришлось перейти на удаленку, и это время я использовала для попытки вылечить неизвестное мне тогда расстройство. Хотя мне и поставили неверный диагноз, но выписали более-менее работающий антипсихотик. После этого я вернулась в офис, а через четыре месяца на новогоднем корпоративе получила лучший подарок. Мне сказали:

– Даш, ты изменилась. В хорошую сторону. Что произошло?

Я честно ответила, что просто пропила курс таблеток. Никакой терапии, никакой работы над собой тогда не было. Агрессия снизилась, а социальные навыки, наоборот, укрепились благодаря одной только химии.

Сложно взбираться по абсолютно гладкой стене, и пациенту нужно для начала зацепиться хоть за что-то: за медикаменты, терапию или доброе слово.

После этого я медленно, с перерывами и ошибками, начала осознанно работать со своим гневом. Поняла, что от природы во мне заложена огромная эмпатия, но я использую ее только во вред – кусая человека в самое больное место, которое благодаря этой эмпатии сразу открывалось мне. Думать об этом было ужасно стыдно, я проходила весь ад признания, от стадии отрицания до слез, но мне продолжали делать шаги навстречу – и, понятно, еще охотнее, чем раньше.

Второй значимый подарок я получила относительно недавно, в период неопределенности и сложных перемен в моем отделе. В ответ на мои страхи и опасения эйчар-директор сказала одну из самых приятных фраз в моей жизни:

– Ты же как феникс: сгораешь каждый раз дотла – и каждый раз возрождаешься из пепла. Так будет и в этот раз, правда ведь?

Правда.

Каждый пациент с пограничным расстройством личности – это феникс. Как и настоящие сгорающие заживо люди, мы постоянно находимся в сознании и не можем даже отключиться от болевого шока, но каждый раз чудом находим ресурсы, чтобы воскреснуть. Это чудо – наша мотивация быть с другими, быть «своими»: втайне или открыто, но мы очень боимся, что нас все покинут.

Когда мы своими импульсивными действиями отталкиваем от себя людей, это рождает новый виток эмоциональной боли и новый впечатляющий акт самосожжения.

Многие видели мои старания и не стеснялись говорить мне об этом. Конечно, всего этого бы не было, если бы у самих ребят не был прокачан эмоциональный интеллект. Эмпатия, желание и умение понять другого, встать на его место – все это заложено в ДНК нашей компании (хотя и не только это). Может быть, агрессия, недоверие и боль не всегда лечатся терпением, принятием и любовью – но в моем случае это сработало.

Так что, пожалуй, здесь каждый в прямом смысле внес вклад в то, что я еще жива.