Текст книги "Стеклянный небосвод: Как женщины Гарвардской обсерватории измерили звезды"

«По части переменных звезд мисс Ливитт просто чертовка, – восторженно отзывался Чарльз Янг из Принстона в письме Пикерингу от 1 марта 1905 года. – За валом новых открытий уследить невозможно». Сходные чувства выражала миссис Дрейпер, 11 марта написавшая о «замечательных открытиях переменных мисс Ливитт». Список продолжал расти, и в майском письме миссис Дрейпер снова приветствовала «большое количество переменных в Малом Магеллановом Облаке. Безусловно странно, что так много их находится поблизости друг от друга. Передайте от меня, пожалуйста, мои поздравления мисс Ливитт». Она поздравила и брата Пикеринга, Уильяма, «с открытием десятого спутника Сатурна, [так что] он теперь обладатель двух спутников этой планеты».

Уильяму пришлось ждать четыре года, пока другие астрономы подтвердят его открытие Фебы – девятого спутника Сатурна. К 1904 году маленький спутничек разглядели не только в «Брюс», но и в другие мощные телескопы, а кроме того, оказалось, что у него самая необычная орбита в Солнечной системе. Феба обращалась вокруг Сатурна в обратном направлении, против движения других спутников и колец. Это открытие привело Уильяма к закономерному выводу о том, что изначально Феба была бродячим астероидом. Когда она пролетела слишком близко к Сатурну, планета-гигант захватила ее и удержала на орбите.

Удача с Фебой побудила Уильяма исследовать другие снимки окрестностей Сатурна, сделанные с помощью «Брюса», в поисках новых спутников. Когда 28 апреля 1905 года он, как ему показалось, обнаружил десятый спутник, то назвал его Фемидой – в честь еще одной титаниды из греческой мифологии. Он никак не мог вычислить ее орбиту, а расчетчицам было некогда помогать ему. По заведенному в Гарвардской обсерватории правилу звезды обладали приоритетом перед планетами.

Эдвард Пикеринг держал коллег-астрономов в курсе открытий мисс Ливитт, выпуская бюллетени один за другим. В ряде публикаций были напечатаны фрагменты фотоснимков, которые она изучала. Отпечатки, увеличенные для наглядности и усеянные десятками, сотнями, тысячами звезд, давали представление о масштабах ее геркулесова труда, который включал и оценку доли переменных на каждом снимке. «Очень трудно пересчитывать тусклые звезды на заднем плане, – писал Пикеринг, явно преуменьшая, – по причине их близости друг к другу, и число их, безусловно, занижено».

Время от времени Пикеринг причислял находки мисс Ливитт к сверхновым или к переменным типа Алголя, но огромное большинство переменных проявляли лишь слабые признаки изменчивости, не более чем на половину звездной величины и с очень короткой периодичностью. Непрерывно мерцая, они проходили цикл от максимума до минимума не реже раза в день. Их быстрые колебания привели к рождению нового метода съемки, при котором одна и та же фотопластинка кратко экспонировалась несколько раз, так что каждая звезда отображалась в виде серии точек. Во время своего двухдневного визита миссис Дрейпер была, как никогда, потрясена проделанной «обширной работой». «Вы так свыклись с ней, – написала она Пикерингу 29 мая 1905 года, – что не можете как следует оценить ее».

Осенью 1905 года Пикеринг повторил свою библиотечную метафору, сокрушаясь о том, что архивы фотопластинок недостаточно используются. К содержанию почти 200 000 стеклянных «томов» было привлечено всего 20 «читательниц», и директор отчаянно нуждался в расширении штата. Президент Гарварда Чарльз Элиот согласился помочь. «Я собираюсь посетить мистера Карнеги в Нью-Йорке 15 ноября, – писал он Пикерингу из своего кабинета в кампусе, – и, если будет возможность, уговорю мистера и миссис Карнеги посетить нашу обсерваторию».

Миссис Флеминг тоже пыталась оживить интерес филантропа к библиотеке фотопластинок. Она отправила его жене, Луизе Уитфилд Карнеги, длинное письмо, приложив к нему небольшой подарок.

Миссис Карнеги прислала сердечный ответ с семейной виллы в Фернандине, штат Флорида, 11 января 1906 года: «Мы уехали из Нью-Йорка через три дня после Рождества и были так заняты обустройством на зиму, что я только сейчас смогла ответить на многочисленные знаки внимания, оказанные нам друзьями в рождественскую пору. И главный среди них – ваш великолепный дар, чудесная "История звезд" в изящной рождественской упаковке, с замечательными диапозитивами. Он составляет одно из самых необычайно милых посланий, какие только можно вообразить, и, когда мы думаем о вашей доброте, у меня не хватает слов, чтобы выразить, как глубоко мы тронуты и как ценим этот дар. И еще добавлю, когда такой дар – оригинальный труд самой великой первооткрывательницы, чувствуешь себя в числе избранных, которым посчастливилось познакомиться с вами. Мы так гордимся тем, что вы шотландка! и тем, что вы женщина! Ибо я верю, что женский ум более способен "постичь глубины Вечной Мысли"[15]15
  Цитата из американского церковного гимна. – Прим. пер.


[Закрыть], поскольку женское сердце находится ближе к Природе и Творцу Природы».

Объяснив, что цель поездки во Флориду – «вернуть крепкое здоровье нашей дочурке», миссис Карнеги выражала в письме надежду, «что мы однажды будем иметь великое удовольствие принимать вас не только в нашем нью-йоркском доме, но, более того, оказать вам "горское" гостеприимство у нас дома в милой Шотландии». Миссис Карнеги родилась в Нью-Йорке, в районе Грамерси-парк, но считала себя шотландкой по мужу – Эндрю был выходцем из Данфермлина.

Маргарет Карнеги, единственный ребенок в семье, была девятилетним вундеркиндом, страдавшим от растяжения связок ноги. Миссис Флеминг чувствовала привязанность к «мисс Маргарет» и часто посылала ей сувениры, которые, по ее мнению, могли порадовать ребенка – фотоснимки звезд, книгу о прокладке трансокеанских кабелей и даже образец самого кабеля. «Я была чрезвычайно рада узнать из вашего письма от 16 февраля, – сообщала она миссис Карнеги, – что здоровье мисс Маргарет улучшается и что она блаженствует под солнцем, среди цветов прекрасной Флориды. А также о том, что ей доставили радость валентинки. Мы с братом просидели весь вечер 13 февраля, вырезая и надписывая валентинки для одноклассников и друзей его маленьких товарищей. Вторая после научной работы отрада в моей жизни – радовать других».

В следующие месяцы миссис Флеминг продолжала исповедоваться миссис Карнеги: «Из моих двух сыновей только один дожил до взрослых лет. Сейчас ему двадцать шесть, он окончил Массачусетский технологический институт в 1901 году, во времена Притчетта[16]16
  Генри Смит Притчетт (1857–1939), возглавлявший Массачусетский технологический институт в 1900–1906 годах, был астрономом. – Прим. пер.


[Закрыть]. Он горный инженер, особенно интересуется медью и последние полтора года работает на фирме Phelps Dodge Co. на медном руднике Коппер-Куин в штате Аризона… Он хороший парень и всюду находит настоящих друзей, но по причине своего пола и профессии почти со мной не видится. Впрочем, одиночество мне не грозит – мне нужно заботиться о матери, а она не дает сидеть сложа руки». Кроме того, с миссис Флеминг проживал ее младший брат, недавно овдовевший, с двумя сыновьями 8 и 12 лет.

Газетное объявление о том, что семья Карнеги планирует путешествие, встревожило миссис Флеминг – это означало, что весной они пробудут недолго в Нью-Йорке. Похоже, не стоило ожидать, что они приедут в Кеймбридж посмотреть обсерваторию, и в таком случае ей оставалось «терпеливо дожидаться осени» в надежде принять их.

Пожалуй, самое приятное потрясение в своей жизни миссис Флеминг испытала 11 мая 1906 года, за четыре дня до того, как ей исполнилось сорок девять: Королевское астрономическое общество избрало ее своим почетным членом. Общество, основанное в 1820 году, признавало заслуги женщин-астрономов еще на заре своей истории – в 1828 году оно наградило золотой медалью Каролину Гершель за открытие ряда комет. Разумеется, женщин не принимали в полноправные члены, но за прошедшие годы несколько британок стали почетными членами общества. Последней по счету, в 1903 году, была леди Маргарет Хаггингс, жена сэра Уильяма Хаггинса – былого соперника Генри Дрейпера. Миссис Флеминг стала первой американкой, удостоившейся этой чести, а точнее, первой женщиной, занимавшейся астрономией в Америке. Она все еще была шотландкой до мозга костей и говорила с акцентом. Но после столь долгой и плодотворной жизни в США решила, что, возможно, пора обратиться за американским гражданством.

Пикеринг уподобил собрание фотопластинок библиотеке без читателей. В 1906 году Инспекционный комитет обсерватории сравнил его с золотым рудником без обогатительной фабрики: «Это словно горнопромышленная компания, которая извлекла из земли огромное количество драгоценной руды, но не может переработать ее и добыть металл для продажи. Обсерватория обладает огромным объемом необработанных знаний, но ей не хватает средств, чтобы придать этим знаниям полезную форму на благо миру».

Солон Бейли, все еще остававшийся в Кеймбридже и взбудораженный ростом численности переменных звезд, упрашивал Пикеринга в 1906 году объединить астрономов всего мира в новом совместном проекте. Мисс Ливитт работала одна с несколькими областями космоса. Ее феноменальные открытия, безусловно, оправдывали исследования снимков «всего неба с тем, чтобы установить численность и распределение всех переменных звезд вплоть до самых слабых величин». Бейли опасался, что в отсутствие подобного согласованного подхода любое исследование будет обречено на ненужные повторы и пустую трату сил.

Пикеринг согласился. Он выпустил еще один бюллетень с приглашением обсерваториям всего мира обзавестись необходимыми телескопами и камерами «для изучения распределения переменных звезд и выяснения, какую роль они играют в устройстве звездной вселенной».

По оценкам Пикеринга, на небе было до 50 млн звезд ярче 16-й величины. Он хотел проверить постоянство блеска у каждой. «Сравнение такого огромного количества звезд на ряде снимков, безусловно, такое грандиозное предприятие, что на первый взгляд кажется невозможным», – признавал он в своем объявлении. Но он ожидал, что результат будет «важным достижением для нынешнего поколения наблюдателей».

Так как Гарвард находился в авангарде изучения переменных звезд, Пикеринг не стал дожидаться, пока на его призыв откликнутся другие. Он взялся за дело с собственным штатом и попросил мисс Кэннон и мисс Ивлин Леланд освоить метод мисс Ливитт. Затем он разделил небесную сферу, как Галлию[17]17
  «Галлия разделяется на три части» – из «Записок о Галльской войне» Юлия Цезаря. – Прим. пер.


[Закрыть], на три части, и поручил по одной каждой из них.

В феврале 1903 г. Лиззи Пикеринг упала у себя в спальне и сломала щиколотку, и с тех пор ее здоровье стало ухудшаться. Перелом приковал миссис Пикеринг к постели более чем на полгода; когда же она снова смогла ходить, то была не в состоянии вернуться к прежнему образу жизни. Она даже не приехала к Анне Дрейпер в Нью-Йорк 29 декабря 1905 года на празднование 20-летия Мемориала Генри Дрейпера. Миссис Дрейпер подумала, что подруга не явилась из-за временного недомогания, но, побывав у Пикерингов в марте 1906 года, убедилась, что болезнь серьезна. В последующем письме Пикерингу она выражала надежду, что его жена скоро поправится. А что еще ей было писать?

В мае, когда миссис Дрейпер в очередной раз пожелала взглянуть, как продвигаются дела в обсерватории, она остановилась в отеле Brunswick на Копли-сквер и дала ясно понять, что развлекать ее не нужно: «Не утруждайтесь обедом ради меня, я могу заранее пообедать в отеле». Кроме того, миссис Дрейпер общалась с миссис Пикеринг, продолжая сердечный обмен письмами как ни в чем не бывало. За прошедшие годы они так часто вспоминали друг о друге, что это нередко приводило к забавным казусам – их письма попадали на почту в одно время.

Операция, перенесенная миссис Пикеринг в июне 1906 года, облегчила ее страдания, но ни она сама, ни муж не надеялись, что это продлит ей жизнь. Они строили планы, учитывая перспективы.

Все лето директор продолжал работать в обсерватории в нескольких шагах от своей квартиры, где лежала больная миссис Пикеринг. В середине августа, когда он узнал, что в Кеймбридж едет чета английских астрономов – Джон и Мэри Орр Эвершеды, то послал им на пароход телеграмму с настолько любезным приветствием, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. «Крайне серьезная болезнь миссис Пикеринг не позволяет нам принять вас у себя дома, о чем мы очень сожалеем». Миссис Пикеринг скончалась 29 августа и была похоронена на кладбище Маунт-Оберн подле могил своих родителей, Джареда и Мэри Спаркс.

«Мои дальнейшие интересы в жизни, скорее всего, станут более ограниченными, и вряд ли я смогу оставаться полезным еще много лет, – писал Пикеринг две недели спустя Эдвину Сиверу из Инспекционного комитета. – Обсерватория столь отчаянно нуждается, а немедленное вложение средств позволяет достичь столь многого, что я готов отдать ей значительную часть собственных сбережений». В сентябре он внес первую часть из обещанных $25 000, подлежавших выплате в течение трех месяцев, подавая пример другим благотворителям в надежде, что они поступят так же.

Наряду с многочисленными соболезнованиями в ту осень Пикеринг получил обращение от Элизабет Линдстон Бонд, внучки первого директора обсерватории. Мисс Бонд извинялась, что беспокоит его в такое время, но ей и ее сестре требовался совет по личному делу. «Вы, конечно, знаете, как бедна моя тетя Селина», – написала она 13 октября. Да, он знал. Неожиданное разорение вынудило Селину Кранч Бонд просить у Пикеринга работу едва ли не с самого начала его руководства обсерваторией в 1877 году. Хотя ее отец Уильям Кранч Бонд обеспечил наследников благодаря успешному семейному бизнесу по производству часов и хронометров в Бостоне, бессовестный доверительный управляющий обманом лишил их наследства. Пикеринг все еще время от времени посылал 75-летней мисс Бонд задания для расчетов, которые она могла выполнять у себя на дому в Рокленде, штат Мэн.

Элизабет и ее сестра Кэтрин, дочери Джорджа Филипса Бонда, разорились вследствие той же катастрофы, что и их тетка Селина. Они тоже ненадолго устраивались к Пикерингу в качестве переписчиц и переводчиц, прежде чем нашли работу школьных учителей. Элизабет считала, что тетя Селина, «престарелая дочь столь выдающегося человека, как мой дед, и в такой бедности», может по праву претендовать на пособие гарвардского пенсионного фонда. Сестры надеялись, что Пикеринг направит их к какому-нибудь члену комитета, управляющего пенсионными фондами, и посоветует им, как действовать, ввиду «его положения в обсерватории и неизменной доброты и внимания, которое он всегда им оказывал».

Элизабет признавала, что может возникнуть множество затруднений, и не в последнюю очередь – нежелание тетки принимать от кого-либо деньги: «Она возвела свою независимость в культ».

Пикеринг заверил встревоженных племянниц, что поможет, и в тот же день письменно обратился к президенту Гарварда Элиоту с вопросом о пенсионном фонде. Узнав, что фонд поддерживает только бывших преподавателей, Пикеринг придумал вариант годового пособия, позволяющий обойти это ограничение. Он собирался вложить $1000 из собственных средств, к которым должны были добавиться такие же суммы от сестер Бонд и их родственников, в Гарвардскую корпорацию в качестве инвестиций. Селине Бонд должны были сразу же начать выплачивать по $500 ежегодно (почти вдвое больше ее нынешнего жалованья расчетчицы на дому с неполной занятостью) и пожизненно. Кроме того, она освобождалась от всяких обязанностей и получала звание почетной сотрудницы обсерватории «в знак признания выдающегося и длительного служения астрономии ее отца, брата и ее самой».

«Возможно, вы придумаете что-нибудь получше, – написал Пикеринг сестрам Бонд. – В любом случае ей лучше не знать, откуда эти деньги, – пусть она получит первое уведомление от казначея Гарварда».

Элизабет и Кэтрин Бонд приняли план, но не позволили директору заплатить и доллар ради его выполнения. «Можно я прибавлю следующее соображение? – спрашивала Кэтрин Пикеринга в середине ноября, когда все устроилось и тетка была удивлена, но довольна снизошедшим на нее признанием. – Учитывая ваше одиночество и горе, то, что за прошедшие недели вы сняли такой груз с плеч сестры и дочерей вашего предшественника, должно служить для вас утешением. Мы с сестрой и прежде радовались, что именно вы преемник нашего отца, а сейчас рады этому как никогда!»

Глава восьмая
Lingua Franca

В течение 1906 года триумвират охотниц за переменными – мисс Кэннон, мисс Ливитт и мисс Леланд, – прочесывал гарвардские фотографические карты небес. Порученная каждой треть небес разбивалась на более мелкие участки, которые требовалось обследовать по отдельности и неоднократно. Генриетта Ливитт, то ли потому, что у нее было больше опыта, то ли потому, что ей просто повезло с секторами, сразу выбилась в лидеры. В первые месяцы с начала охоты в 1906 году она обнаружила 93 новые переменные; за ней шли Энни Кэннон с 31 и Ивлин Леланд с восемью. Они не соревновались, кто откроет больше переменных, но Пикеринг подсчитывал и обнародовал их результаты. Так как главная задача состояла в том, чтобы разобраться в распределении каждого типа звезд во Вселенной, отсутствие переменных в определенных областях вызывало едва ли не такой же интерес, как их многочисленность.

Пикеринг мог бы разделить небесную сферу натрое так: поручить мисс Кэннон Северный полюс, мисс Ливитт – тропики, а мисс Леланд – крайний юг, с которым она была уже хорошо знакома, поскольку несколько лет помогала профессору Бейли просеивать звездные скопления. Однако, вместо того чтобы использовать примитивное деление по небесной широте, директор распределил 55 участков гарвардской «небесной карты» словно при раздаче игральных карт. Поэтому мисс Кэннон достались номера 1, 4, 7, 10 и т. д., мисс Леланд – номера 2, 5, 8, 11 и т. д.; а мисс Ливитт – остальные.

Для каждого участка звездного неба девушки собирали фотопластинки в пяти экземплярах – четыре негатива, отснятые последовательно с промежутком во времени, плюс отпечатанный позитив (с белыми звездами на темном фоне) за пятый день в качестве эталона для сравнения. Негативы по одному накладывали поверх соответствующего позитива, как поступала мисс Ливитт при исследовании туманности Ориона. У звезд с постоянной яркостью позитивные и негативные изображения взаимно нейтрализовались. Оттенки переменных (в черно-белых тонах) были заметны опытному глазу.

Женщины отмечали все перспективные объекты для дальнейших исследований. Одни оказывались действительно новыми находками, другие уже были знакомы по предыдущим поискам. Имея больше времени или штат, Пикеринг мог бы выделить на каждую область больше пяти снимков, но в текущих условиях разумнее был принятый порядок работы. Он даже позволял Пикерингу приблизительно определять, сколько переменных ускользнуло от обнаружения. Если, скажем, мисс Ливитт находила на одном участке десять заслуживающих внимания объектов, девять из которых оказывались новыми – о них никогда не заявляли другие обсерватории и они не попадались в ходе предыдущих исследований в Гарварде, – тогда поблизости, вероятно, скрывалось еще много неоткрытых переменных. Если же, напротив, из десяти найденных переменных девять оказывались уже известными, то эта зона сулила мало других находок.

«Нашла две новые переменные, – писала мисс Кэннон в дневнике в субботу 23 февраля 1907 года. – Ходила в клуб. Очень холодно». Женский бостонский клуб выпускниц колледжа часто выманивал ее из дома – там она могла поужинать и развлечься. Мороз стоял и в воскресенье: «Не пошла в церковь».

Покинув дом на Апленд-роуд, чтобы освободить место для матери, брата и двоих племянников миссис Флеминг, мисс Кэннон пригласила свою вдовую старшую единокровную сестру Эллу Кэннон Маршалл перебраться к ней в Кеймбридж из штата Делавэр. Все свободные вечера и воскресенья они проводили вместе – ходили на концерты и лекции, за покупками, ужинали с друзьями, разливали чай на дамских чаепитиях. Слуховой аппарат Acousticon позволял мисс Кэннон ощущать все радости жизни. Иногда она приводила мисс Леланд или другую сотрудницу из обсерватории к себе домой пообедать вместе с «сестренкой».

Вглядываясь в глубины космоса на снимках в поисках новых переменных, мисс Кэннон вместе с тем продолжала наблюдения в телескоп и пополнение своей коллекции каталожных карточек. Дважды обновив «Предварительный каталог переменных звезд», чтобы внести туда новые открытия 1903 и 1904 годов, она понимала, что ее «Второй каталог переменных звезд», вышедший в 1907 году, вряд ли будет последним. Мисс Кэннон походила на переписчика населения во время демографического бума. «Второй каталог» был полным, но включал только долгопериодические переменные. Туда не входило множество короткопериодических переменных, открытых мисс Ливитт в Магеллановых Облаках. Они требовали отдельного описания, которым занималась сама мисс Ливитт, и дело уже близилось к концу.

«Могут спросить, – писал Солон Бейли в статье для Popular Science Monthly, – в чем необходимость и даже интерес до бесконечности открывать новые переменные». Помимо «значимости прибавления всякого нового факта о Вселенной к сумме человеческих знаний» он предлагал астрономический аналог поговорки альпинистов «Потому что гора существует». По его словам, только после того, как будет открыто очень много переменных и их изменчивость тщательно изучат, могло начаться исследование причин изменчивости.

На второй год продуктивного поиска новых переменных Пикеринг продолжал добиваться улучшения материально-технической базы, чтобы книги и брошюры из библиотеки, все еще размещавшейся в старом деревянном корпусе обсерватории, получили такую же надежную защиту от пожара, как стеклянные фотопластинки. Недавние усилия Инспекционного комитета не помогли собрать достаточных средств. Словно для того, чтобы продемонстрировать опасность, в полупустой квартире Пикеринга 4 марта 1907 года начался пожар. Пламя грозило уничтожить жилые покои директора и перекинуться на примыкающее восточное крыло обсерватории. К счастью, сотрудники обсерватории, натренированные за годы учебных тревог, услышали сигнализацию и погасили пламя еще до приезда муниципальных пожарных.

В 1907 году Мина Флеминг открыла 19 новых переменных. Она определяла их, как всегда, по особенностям спектров, а не путем наложения снимков областей неба. Лишь позже, после открытия, она обратилась к картирующим снимкам ради подтверждения своих находок. Если звезду удавалось застать в разное время в разных обличьях – то ярче, то тусклее, ее переменный характер надежно подтверждался. Однако для определения точной закономерности ее изменений во времени порой требовался десяток и более соседних постоянных звезд. В идеале самая яркая из этих соседок должна быть чуть ярче, чем переменная на максимуме, самая тусклая – тусклее, чем переменная на минимуме, а различия между промежуточными не должны превышать половины звездной величины. В 1907 году миссис Флеминг опубликовала свои методические рекомендации по отбору и оценке таких последовательностей звездных эталонов. В «Фотографическом изучении переменных звезд» давались координаты и величины свыше 3000 звезд, собранные ею для того, чтобы выловить более 200 переменных.

«Многие астрономы заслуженно гордятся открытием одной переменной и удовольствуются тем, что оставляют приготовления к ее наблюдениям на долю других, – замечал Герберт Холл Тёрнер, заокеанский коллега миссис Флеминг из Королевского астрономического общества, по поводу этой работы. – Открытие целых 222 переменных и забота о будущем в таком масштабе граничат с чудом».

В каждой группе звезд миссис Флеминг измеряла блеск соседок переменной с помощью «мухошлепки», давала им буквенные обозначения, начиная с a для самой яркой, а затем вычисляла разницу блеска между a и b, b и c и так для каждого промежутка в последовательности. Затем она таким же образом оценивала эту же группу звезд на второй, третьей и четвертой фотопластинках. Хотя порядок выборки в ее последовательностях оставался постоянным, этого нельзя было сказать об интервалах яркости. Одни снимки были сделаны через 8-дюймовый телескоп Дрейпера, другие – через «Бейч». Из-за разницы между телескопами, а также между фотоэмульсией на разных пластинках возникали противоречия. Она справлялась с ними, усредняя четыре значения на каждый интервал. Эти усредненные значения давали ей ряд опорных точек с начала до конца каждой последовательности.

Условно приняв величину каждой звезды, помеченной как a, за нулевую, она устанавливала величины b и последующих звезд, последовательно прибавляя интервалы. Затем миссис Флеминг сдвигала эти промежуточные значения с нулевой условной точки отсчета, соотнося их с видимыми звездными величинами. Директор и его сотрудники как в Кеймбридже, так и в Арекипе неоднократно наблюдали многие из ее эталонных звезд и фиксировали их величины. Она брала эти значения из опубликованных отчетов и соотносила со своими. Вычитание для каждой звезды разницы между зрительной и фотографической величиной давало среднюю разность для каждой последовательности, которая на последнем этапе прибавлялась к каждой звезде, чтобы получить ее «общепринятую величину».

На титульном листе своего «Фотографического изучения» миссис Флеминг подписалась как «куратор астрофотографии». Позже в своем заявлении на гражданство США она указала просто «астроном», так как графа для указания профессии в анкете была слишком мала. В другой графе она вычеркнула «жена», вписала туда «муж» и указала в скобках «покойный» рядом с именем Джеймса Орра Флеминга. Миссис Флеминг официально стала американкой 9 сентября 1907 года.

Установив и распространив свои фотографические стандарты, миссис Флеминг приступила к необъятной работе – применению их к 222 переменным. Многие из этих звезд были запечатлены на сотне с лишним фотопластинок, и она намеревалась измерить их величины на всех имеющихся снимках, чтобы достоверно выстроить все 222 кривые блеска. В процессе работы или в дальнейшем, когда станут известными истинные величины ее эталонных звезд, кривые блеска переменных можно будет скорректировать.

В сфере определения величин все было относительно. Фотографические стандарты миссис Флеминг зависели от фотометрии Пикеринга, которая, в свою очередь, опиралась на десятилетия визуального сравнения одних звезд с другими. Чтобы достичь великой цели – определения «истинной», или «абсолютной», величины, – предстояло узнать расстояние до звезд и запыленность космоса: расстояние приглушало любой свет, а звездная пыль, если она и вправду усеивала небеса, могла заслонять свет звезд.

В то время когда Пикеринг одобрил «Фотографическое изучение» миссис Флеминг как «первое крупное собрание последовательностей эталонных звезд для фотографического исследования переменных», сам он был занят разработкой единой звездной последовательности, которая служила бы универсальным стандартом. Существенный вклад в эту работу внесла мисс Ливитт. Пикеринг предполагал, что в будущем все фотографические величины будут опираться на гарвардский «Северный полярный ряд» – длинную цепочку из сорока с лишним звезд.

В 61 год у Пикеринга все еще было достаточно острое зрение для визуальной фотометрии. Он собирался начать новый раунд визуальных оценок тусклых звезд с помощью своего новейшего фотометра и 60-дюймового (1,5 м) телескопа-рефлектора, приобретенного после смерти предыдущего владельца, британского астронома Эндрю Энсли Коммона. «Личностное уравнение» директора – координация его зрения с мозгом и руками, естественно, отличалось от «личностных уравнений» его сотрудников Уэнделла, Бейли и Серла, и тем не менее многолетняя практика повторения измерений «до тошноты» привела к тому, что их результаты удовлетворительно сошлись. Опубликованная в 1908 году «Гарвардская фотометрия в новой редакции» показала это. В ней содержались сводные данные по звездным величинам 9000 ярких звезд. Пикеринг надеялся, что астрономы всего мира будут опираться на этот свод его трудов с 1879 года как на стандартный справочник в своей области.

В знак признания вклада Пикеринга в развитие фотометрии и спектроскопии Тихоокеанское астрономическое общество вручило ему в 1908 году золотую медаль Кэтрин Брюс по совокупности заслуг. Возможно, Пикеринг был бы рад еще больше, если бы эту честь оказали миссис Флеминг, как он неоднократно предлагал, но ее шансы получить награду представлялись маловероятными.

«Гарвардская фотометрия в новой редакции», с которой ознакомились во всем мире, содержала не только усредненные данные, прежде разбросанные по нескольким томам «Анналов», но и сведения о спектральном классе каждой из 9000 звезд, установленном мисс Кэннон по классификационной системе Дрейпера. Это ценное дополнение вскоре вызвало критику со стороны молодого датского астронома Эйнара Герцшпрунга из Копенгагена.

Герцшпрунг разделял приверженность Пикеринга практической фотометрии. Несколько лет он пытался при расчете звездных величин учесть расстояние, чтобы определить истинную яркость звезд. К тому времени геометрическим методом был вычислен ряд расстояний до звезд в пределах 100 световых лет от Солнца. Относительные расстояния до более дальних звезд могли искажаться в силу их постепенного смещения с луча зрения с течением времени, причем у наиболее дальних так называемое собственное движение проявлялось меньше всего. С учетом этого Герцшпрунг обнаружил, что некоторые из наиболее ярких звезд находились дальше всего от Солнца. Он мог только гадать, какие раскаленные гиганты способны излучать столь мощное сияние из самых глубин космоса.

В спектрах самых ярких дальних звезд Герцшпрунг нашел очень узкие, четко выделяющиеся водородные линии. Он опознал их как признаки, которые Антония Мори сочла характерными для категории c в ее сложной двухступенчатой системе классификации. Герцшпрунг стал одним из первых, кто оценил проницательность методов мисс Мори, и его огорчило использование модифицированной классификации мисс Кэннон в «Гарвардской фотометрии в новой редакции». В результате 22 июня 1908 года он написал Пикерингу, что система, принятая в новом издании, чрезмерно упрощена, и сравнил ее с ботанической классификацией, основанной на размере и окраске цветков, а не на морфологии растений. Ради наглядности Герцшпрунг повторил аналогию на примере животных: «Игнорировать c-признаки при классификации звездных спектров, по-моему, то же самое, что зоологу, установившему решительные различия между китом и рыбой, продолжать относить их к одному классу».

Пикеринг, некогда опубликовавший классификацию мисс Мори, ценил ее достоинства, хотя у него и были претензии к сложности. Но мисс Мори выстроила свою систему на материале лишь по нескольким сотням звезд, и она могла не выдержать проверки на десятках тысяч. Выводы, которые Герцшпрунг сделал из работы мисс Мори, тоже показались Пикерингу поспешными.