Текст книги "Я выжил в Холокосте"

11

Эдвин Голдвассер познакомился с Тибором Рубиным на встрече ветеранов в Сан-Диего. Это был 1985 год, и организация, которую представлял Голдвассер, «Евреи – ветераны войн США» (ЕВВ), только-только про него узнала. Тибор Эду сразу же понравился, он связался с местной прессой, которая заинтересовалась его историей. Эд был убежден: Тибора Рубина несправедливо лишили Медали Почета.

Во время службы в армии Голдвассер принимал участие в операции по интеграции чернокожих и белых солдат в Форте Монро, Вирджиния. В Сеуле он работал в команде по мирным переговорам в Панмунджоне. К моменту увольнения он успел выработать четкое понимание того, как работает военная культура. Он продолжил изучать право, создал семью и бесплатно консультировал жертв домашнего насилия.

Как только Эд Голдвассер прочитал в свидетельских показаниях по делу Рубина про сержанта Пейтона, он сразу понял, что во всей этой истории густо замешан антисемитизм.

Обменявшись несколькими письмами с Робертом Цвайманом, «крестным отцом» ЕВВ, лидеры организации решили, что займутся делом Тибора. Сомнений не было: эта ситуация совпадает с их миссией «бороться с нетерпимостью и невежеством в рядах вооруженных сил» и «защищать память и свидетельства патриотической службы мужчин и женщин нашей веры».

Старейшая ветеранская организация в стране, ЕВВ была основана в 1896-м с целью бороться с обвинениями евреев в непатриотизме и нежелании служить в вооруженных силах. Исследования ЕВВ доказывали как раз обратное – если сравнивать количество служащих в армии в процентном соотношении к общей численности гражданского населения каждой этнической группы, выходило, что евреи занимали первое место. Дело Тибора Рубина было не просто вопросом справедливости – это было идеальным способом привлечь внимание к организации в масштабах целой страны.

Тибору не понравился подход ЕВВ. Он сказал Эду, что не считает необходимым поднимать вопрос об антисемитизме. Эд не согласился. «Если дискриминация имела место, мы открыто об этом заявим». Затем он заставил Тибора внимательно слушать, пока он вслух читает письма Рэндалла Бриера. В конечном счете Тибор с ним согласился.

Когда Эд стал национальным командором ЕВВ в 1986-м, он и местный конгрессмен, Бенджамин Гилман, отправились с этим вопросом прямиком в Белый дом. Во время рутинной встречи в Овальном кабинете Эд решительно обратился к президенту Рональду Рейгану и рассказал ему о ситуации, в которую попал Тибор. «Я прошу вас отменить все ограничения, – закончил он свое обращение. – Храбрость и героизм Рубина не имеют срока давности».

Президент посмотрел на Гилмана и сказал: «Я хочу, чтобы вы занялись этим вопросом».

Эд и конгрессмен встретились с Каспаром Уайнбергером, министром обороны США. Уайнбергер заявил, что антисемитизм тут ни при чем и что Рубину не полагается никакой Медали Почета. «Мы не награждаем Медалью за то, что человек делал в лагере для военнопленных», – отрезал он.

– Забавно, – ответил Голдвассер. – Я тут изучил вопрос и могу сказать, что по меньшей мере два, а то и три военнопленных получили медали.

Уайнбергер ничего на это не ответил.

Эд выяснил, что Медалью наградили военнопленного, который сбежал, но примерно через сутки снова оказался в плену. Он никак не мог понять, чем неудачный побег лучше одиночной защиты целого холма, или спасения товарища под снайперским огнем, или побега из лагеря и последующего возвращения с целью накормить голодающих солдат. Они там чем вообще думают?

12

Одним из первых заданий Мишель Спивак в роли национального руководителя по связям ЕВВ стало изучение интересовавшего организацию дела ветерана Корейской войны, рожденного в Венгрии. Ознакомившись с документами Тибора Рубина, она искренне им заинтересовалась.

Одной из причин, по которой она взялась за эту работу в начале 1986-го, стало желание следовать по стопам двадцати других членов семьи, которые все так или иначе были связаны с армией. Ее отец, Морис, получил Бронзовую звезду за Арденнскую операцию. Морис был в составе 11-й дивизии Паттона, которая освободила Маутхаузен. Он никогда не встречался с Тибором Рубиным, но видел, в каких условиях содержались узники концлагеря. Поэтому история этого иностранного ветерана показалась Мишель очень близкой.

Мишель было всего тридцать, когда она начала работать на ЕВВ, но она уже была опытным журналистом. Она год провела на Ближнем Востоке, вела собственное шоу на местном радио и занимала ответственный пост в новостном агентстве Scripps Howard.

Вместе с юристом она немедленно связалась с конгрессменами Томом Лантосом, Лесом Аспином и Робертом Дорианом. Следующими были члены ЕВВ и редакторы нескольких еврейских изданий, которых она попросила подписать петицию в Минармии США с просьбой открыть личное дело Рубина для всех. Мишель была убеждена, что чтобы раздуть дело до национальных масштабов, начать нужно именно с еврейских организаций. «Американский легион» и «Ветераны иностранных войн» были куда могущественнее, в их рядах числилось больше тридцати миллионов ветеранов, но достучаться до них было гораздо сложнее. Да и в прошлом они уже не раз давали понять, что неохотно берутся за дела ветеранов-евреев. Мишель просила редакторов и председателей ветеранских групп поменьше, регионального масштаба, писать письма в Конгресс и в Минобороны. Наконец, она начала серию долгих, поздних телефонных диалогов с живым мужчиной средних лет, который просил называть его Тэдди и бесстыдно с ней заигрывал, узнав, что она рыженькая. Мишель влюбилась в него с первого же разговора.

Мишель встретилась с Тибором только два года спустя, когда прилетела на собрание ЕВВ на Западном побережье. Она договорилась, что он выступит, но его рассказы были столь необычны, что она сама не могла представить, о чем именно он будет говорить.

Она немного опоздала на его речь. Войдя в комнату, она обнаружила толпу людей, завороженно слушающих невысокого, веселого мужчину с чокнутым синтаксисом и высоким смехом – кажется, если бы вороны умели выражать восторг, они бы делали это именно так.

Блеск в его глазах намекал, что Тибор – особенный, этакий нонконформист, дерзкий, но добрый; совсем не угрюмый, замкнутый герой, типичный для американской мифологии. Он не производил впечатление жесткого, обиженного человека. Его оживленный тон и энтузиазм говорили об одном: несмотря на все испытания он любил жизнь. Может, поэтому толпа так впилась в него своим вниманием.

Мишель вспомнила, как в один из вечеров Тибор заметил, что хоть и воспитывал детей в еврейских традициях, в Бога он не верил. Поэтому ей показалось странным, что Бог занимал такое значительное место в его повествовании. В самые тяжелые моменты Тибор взывал к Богу. Когда все шло плохо, виноват был Бог. Когда все шло хорошо, это было частью божьего промысла.

Мишель была одной из тех, кто верил в высшую сущность – ей особенно нравилась ремарка Эйнштейна «Никто так и не объяснил первую искру», – и ее заинтриговала игра Тибора в прятки с Богом. Если он не верил в Бога, зачем так долго тянет с Ним диалог? Она сделала ментальную памятку обязательно спросить об этом у него, как только представится подходящий случай.

Когда они встретились после его речи, их беседа началась ровно с того момента, на котором они остановились в последнем телефонном разговоре. Ей польстило, что он сразу же обратил на нее все свое внимание. Он взял ее за руку, проводил до ее машины, показал дорогу до одного из любимых ресторанов и настоял на оплате ужина, хотя она и говорила, что все расходы берет на себя организация. На следующий день он попросил свою дочь Рози показать ей Лос-Анджелес. Он принял ее как дальнюю родственницу, с какой-то безусловной благосклонностью.

Мишель Спивак и Тибор, год 1987-й. Предоставлено Мишель Спивак (Келли) и Ричардом Б. Келли

Мишель вернулась в Вашингтон полная решимости работать с его делом еще упорнее. Петиции в его поддержку копились у них в офисе, и национальный командор ЕВВ отправил в армию запрос начать официальный пересмотр его дела.

Запрос отклонили. Формальный ответ – слишком поздно рассматривать дело кого-либо, воевавшего так давно. Но Мишель уже накопала несколько случаев, когда солдат награждали Медалью Почета по прошествии десятков лет после их подвигов. Отношение Минобороны запутало ее.

Она начала копать еще глубже и поняла, что дело не просто во временных ограничениях. По секрету ей сообщили, что люди, ответственные за выдачу военных наград, с неохотой награждали ветеранов Корейской войны, попавших в лагерь для военнопленных. В частном порядке обсуждали – хотя на бумаге это не фиксировали, – что слишком многие из них сотрудничали с врагом, пока находились в заключении.

Никто этого открыто не заявлял, но Мишель нашла несколько подтверждений тому факту, что в Минобороны даже простые посещения лекций по индоктринации считали компрометирующими и достаточными для подозрений. Несмотря на большое количество докладов и отчетов об открытом сопротивлении китайской пропаганде репутация военнопленных Корейского конфликта была запятнана. Мишель считала такое отношение постыдным.

В конце 1988-го он встретилась с полковником в отставке Гербом Розенблитом, директором ЕВВ по юридическим вопросам, чтобы вместе попытаться разобраться, почему Мин-армии так упрямо сопротивляется именно в этой конкретной ситуации. Потому ли, что истории о Тиборе слишком невероятны? Или потому, что ключевые свидетели мертвы, а живых слишком мало? Или потому, что он был в плену у китайцев? Или, может, потому что он еврей? В конце концов, почему армия так уперлась в закон, который сама же не единожды нарушала в прошлом?

Так, очевидно, что сержант Пейтон руководствовался антисемитскими убеждениями. Мишель и Герб не думали, что в Минобороны тоже сидят сплошные антисемиты. Теперь свидетельские показания Рэндалла Бриера. Они там что, считают, что заместитель комвзвода, ветеран двух войн, недостаточно надежный свидетель? Или им нужны еще свидетели? Комитет отказывался давать комментарии по делу, и Мишель оставалось только гадать.

А тут еще этот устав с временными ограничениями. Мишель и Герб решили, что Минармии использует закон, чтобы помешать именно Тибору, ведь его уже нарушали раньше, чтобы наградить Медалью других.

Теперь «уникальность» корейских военнопленных. Ясно было, что других героев войны – отца Эмиля Капауна, например – обделили военными наградами несмотря на задокументированные свидетельства их отваги. Из того, что Мишель слышала от знающих людей, она сделала вывод, что «красная угроза» в совокупности с преувеличенными рассказами о промывке мозгов и нескольких случаях предательства заклеймили всех участников Корейского конфликта, попавших в плен к врагу. Ясно, что никто открыто в этом не признается, и Мишель и Герб не смогут победить эти предрассудки напрямую. Вместо этого им придется обходить проблему, а это будет нелегко.

Шли годы. Тибору, кажется, хватало периодических напоминаний от ЕВВ, что организация про него не забыла. Он никогда не выражал недовольства отсутствием прогресса. Даже наоборот.

Каждый раз, когда Мишель приезжала на Западное побережье, он обращался с ней как с королевой. Если она прилетала в Лос-Анджелес, ее встречали в аэропорту Рози или Ивонн. Если она останавливалась в отеле неподалеку, Тибор настаивал на совместном ужине.

Раньше она никогда не задумывалась о том, как живет Тибор, а потому ее первый визит к нему домой, который случился лишь через несколько лет, стал для нее откровением. Она и не думала, что Тибор живет так скромно, в компактном ранчо в небольшом пригороде под названием Гарден-Гров.

Зал представлял собой одну сплошную картотеку. Кофейный столик, стулья, даже диван едва было видно из-под груды документов, газетных вырезок, фотографий и писем, на многих из которых стояла печать ЕВВ. В каждом углу стояли пакеты, забитые бумагами. Копии статей – сотни их – были упакованы в картонные коробки, сложенные у стены. «Как только Тэдди на что решится, его не остановить, – заметила Ивонн, пока Мишель осматривала комнату. – Когда дети были маленькими, он решил бросить курить. В один день он просто раз и бросил. Больше никогда не курил. Вот такой он у меня».

В решительности Тибора никто не сомневался: доказательства смотрели Мишель прямо в лицо. В тот момент она решила, что никогда не бросит «маленького венгра», что с этой минуты его борьба – это и ее борьба. Единственное, чего она не знала, так это куда их заведет эта борьба.

13

Рэндалл Бриер знал, что есть как минимум один человек, который в курсе всех подвигов рядового Рубина вплоть до катастрофы под Унсаном – тот, кого назначили составить и отправить доклады о героизме Рубина вверх по командной цепочке. Этот человек получил конкретный приказ сдать бумаги, в которых Рубин рекомендовался к награждению Серебряной звездой и Медалью Почета. Этим человеком был старшина Артур Пейтон.

Рэндалл писал письма и делал звонки, пытаясь найти Пейтона. Но он как сквозь землю провалился. Официальные органы не смогли сообщить ему текущий адрес. Ветеранские организации также потеряли его из виду, хотя были какие-то обрывки информации, что он за последние тридцать лет несколько раз переезжал. Складывая кусочки мозаики, Бриер сделал вывод, что у Пейтона есть несколько друзей, которые могли бы знать, где он сейчас. Он набрался решимости вычислить Пейтона и заставить его ответить за свое поведение.

Стремление Бриера найти его объяснялось не только желанием отомстить ему за Рубина. По мнению Рэндалла, старшина предал своими действиями всю роту. Он бросил своих людей в тот момент, когда был нужен более всего – в пылу сражения, когда приказа отступать еще не было. Он попросту слился с фронта, не прихватив с собой ни единого товарища.

Связавшись со всеми ветеранскими организациями, о которых он только знал, Бриер нашел старый адрес Пейтона в маленьком сельском городке в Неваде. Он отправился и стал задавать вопросы. Те местные, кто хоть что-то про него знал, сообщили, что он много пил и уехал отсюда.

На следующий год на собрании военнопленных в Индиане Бриер через Национальное управление архивов и документаций узнал, что Артур Пейтон мертв. Он умер в ноябре 1986-го.

Смерть лишила Бриера шансов отомстить, и хотя он давно ждал этого момента, но быстро сумел справиться с разочарованием и продолжил поиски людей, готовых помочь делу Тибора. Он знал, что шансы невелики, но хотел добиться свидетельств от солдат из той роты, в которой служил Тибор, когда в одиночку удерживал холм в Чире. Он накатал еще пачку писем, но большая их часть вернулась с пометкой «возврат в место подачи».

В середине 1980-х по всей стране в еврейских и центральных газетах стали появляться статьи о Тиборе и кампании в его поддержку. Один за другим его сторонники стали публиковаться в прессе. Газета Orange County Register 16 сентября 1986-го напечатала историю о его лагерных подвигах. Подзаголовок звучал так: «Товарищи по службе помогают ему получить медаль за героизм, проявленный тридцать три года назад». В истории в том числе рассказывалось про законопроект Дориана, который позволил бы сделать исключение для Тибора и снять временные ограничения. Выражая свое недоумение по поводу упрямства Минармии, Дориан высказывал мнение, что сейчас Тибор сможет получить медаль, только если напрямую попросит об этом президента.

Но это бы не сработало. Бад Коллетт писал и президенту Рейгану, и его жене, но получил вежливый и бесполезный ответ: разбираться с героями войны и наградами не входит в полномочия президента.

В самом начале 1988-го Бад сумел организовать встречу с сенатором Джоном МакКейном. МакКейн, бывший летчик палубной авиации, сам был в плену у вьетнамцев, в тюрьме, печально известной как «Ханой Хилтон». Через минут пять знакомства Бад всучил в руки сенатора папку, забитую информацией о Тиборе Рубине. МакКейн ознакомился с содержимым, заинтересовался и связался с Министерством армии. Лейтенант Леланд Кляйн, координатор работы с Конгрессом, вскоре ответил, что «запрос» по поводу военного дела Тибора Рубина находится на рассмотрении. Чувствуя, что преодолел важный барьер, Бад сообщил об успехе в ЕВВ. В письмо Мишель Спивак он вложил два небольших рассказа о ветеранах Второй мировой, евреях, которым обещали, но так и не дали медалей. С точки зрения Бада, этих солдат лишили заслуженных наград только потому, что они были евреями.

Тибор терпеливо ждал решения. Время от времени он получал ободряющие письма и телефонные звонки от Бада, ЕВВ, Мишель и даже конгрессмена. В самом конце 1988-го Бен Гилман написал ему, что благодаря несгибаемой преданности этому делу ЕВВ, конгрессменов Дорнана и Лемана и сенатора МакКейна, он «уверен», что до Медали Почета осталось «совсем немного». Но в середине следующего года ЕВВ выяснили, что Минармии так и не начало пересмотр дела Тибора; их решение по-прежнему не изменилось.