Текст книги "Я выжил в Холокосте"
Автор книги: Дэниэл М. Коуэн
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)
12
Третьего октября газеты всего мира сообщили, что южнокорейские патрули пересекли 38-ю параллель и вошли на территорию Северной Кореи. Враг не оказывал сопротивления. Южнокорейский парламент на встрече в Пусане попросил у ООН разрешения продолжить продвижение на Север. Воспользовавшись моментом, генерал МакАртур по радио из Токио предложил всем северокорейским частям, находящимся «на всей территории Южной Кореи», сдаться, заявив, что «полное уничтожение ваших вооруженных сил и военного потенциала теперь неизбежно».
В день радиотрансляции командующий офицер Восьмой армии объявил солдатам, что пришло время дипломатических маневров. Если северокорейский премьер Ким Ир Сен примет условия МакАртура, война закончится и войска смогут вернуться домой к Рождеству. Когда роте Тибора, находившейся непосредственно возле невидимой границы с Северной Кореей, зачитывали новости, парни ликовали и аплодировали.
Рота получила приказ разбить лагерь в открытом поле недалеко от леса. Заслон из густых зарослей высотой по грудь и площадью примерно с три футбольных поля был настолько плотным, что полностью поглощал свет и мешал рассмотреть что-либо дальше первой линии деревьев даже в бинокль. Штаб предупредил роту, что среди толп беженцев, спускавшихся по главной дороге, может быть неприятель, но Пейтона больше волновали те, кто мог прятаться среди деревьев. Он видел тощих, как сучья, снайперов, прятавшихся за самыми тонкими ветками, тихих, как гусеницы, терпеливо выжидающих, когда американские солдаты окажутся в поле их зрения. Он по собственному печальному опыту знал, что эти опытнейшие пехотинцы-снайперы подавали признаки жизни только за секунду до убийства. И что если их не заметить и не вычистить, американцы обречены.
Пейтон поговорил с южанами, но никто не выразил желания сходить на разведку. Тогда он свистнул Бриера. «Отправь за Рубиным как можно быстрее, – приказал он. – Он волонтер. Он справится».
Когда Тибору объяснили задание, он сказал, что шататься по лесу одному – не лучшая идея.
– Тебя уже представили к Медали Почета, – сказал Пейтон. – Докажи, что ты достоин ее.
– Пока что я ничего не получил, – отшутился Тибор. Разговоры о медалях и почете все еще ничего для него не значили. И потом, как только убили их командира, эти разговоры закончились сами собой. Вдобавок Тибор все еще сознательно игнорировал армейский протокол, даже немного гордился этим – считал, что пока что он выживал не благодаря, но вопреки ему.
– Приказ уже отправили, – ответил Пейтон. – Мы ждем только подтверждения.
На самом деле, конечно, ничего он никуда не отправлял и отправлять не собирался. Пейтон рассказал Бриеру и другим сержантам, что никогда не будет рекомендовать Рубина ни к какой награде.
Пейтон приказал Тибору прочесать лес на наличие там войск противника или чего-нибудь подозрительного. Как обычно, он предложил ему в помощь сколь угодно много южнокорейцев; как обычно, Тибор отказался.
– Меня уже раз обрезали, – сказал он. – Второй раз вокруг шеи мне не нужно.
Пока Тибор собирался и обвешивал себя обоймами и гранатами, Пейтон похлопал его по спине: «Что-то случится – стреляй три раза. И не геройствуй там».
Пока сто шестьдесят нервных солдат устраивали себе прикрытие и рыли землю для окопов, Тибор вприсядку пересекал кишащее пчелами поле в траве по колено. Пробравшись через жидкий кустарник, он нырнул в более густые заросли. За первой линией сосен лес был вполне себе проходимый. Деревья украшали короны частой листвы, а внизу царили прохлада и спокойствие. Чистый октябрьский воздух напомнил ему о Калифорнии, а деловая болтовня стайки птиц заглушала далекое и надоевшее уже эхо артиллерии. Пока Тибор методично передвигался зигзагами от одного дерева к другому, флора и фауна вокруг него жили своей жизнью, не обращая на чужака ровно никакого внимания.
Внезапно из-за лиан и ветвей возникли три тонкие фигуры. Тибор напрягся. Ему показалось, или трое вооруженных северокорейцев только что материализовались в пятнадцати метрах от него? От резкого прилива адреналина закололо по всему телу, от лба до кончиков пальцев.
Тибор взвел курок и замер. Зрачки расширились, в животе все перевернулось, когда десять… двадцать, нет – пятьдесят человек возникли из-за стволов деревьев. Затем появились еще и еще, пока корейцы не стояли у каждого дерева – так далеко, насколько хватало глаз. Северокорейцы. Встали, как сторожа, так тихо, что даже птиц не спугнули.
Позвоночник Тибора стал бетонным. Он хотел рвануть, но не мог: корни деревьев словно вылезли из земли и вцепились ему в ботинки. Обычно такой надежный движок, позволявший ему срываться с места, сейчас почему-то даже не заводился. Он выругался сам на себя и приготовился к шквальному огню. Но ничего не последовало: ни огненных вспышек, ни внезапного удара свинцом, разрывающим на куски. Корейцы вообще не двигались, даже оружие не подняли. Тибор завис, в голове звенела одна-единственная мысль: сдавайся. В те бесконечные секунды, что последовали за этой мыслью, он неловко сорвал военную рубашку, под которой была белая фуфайка: хоть что-то, похожее на белый флаг. Вдруг, думал он, эти ребята пожалеют его и не будут стрелять. Прошла еще секунда – он все еще не умер. Жалящая мысль пронеслась в голове: оказаться в плену у северокорейцев – это смертный приговор, только вот умирать ты будешь дольше и куда болезненнее, чем от быстрой и такой милосердной пули. То есть он все равно умрет, но процесс будет куда мучительнее.
Появился белый объект. Нет, не может быть. Человек, стоящий впереди, похоже, офицер, кажется, махал белым флагом. Тибор был дико взволнован: кто его знает, может он им все это время махал; может, от молниеносного шока встречи с врагом он и не заметил этого сначала. А может, Тибора уже пристрелили. Может, в последние его секунды сознания Господь сжалился над ним и облегчил его муки видением мира. А может, Господь жестоко его разыгрывает – ну так, в качестве прелюдии к невыносимой боли, которая его ждет.
Рядом с ухом зажужжал комар. Тибор понял, что он не умирает и что белый флаг – это не плод его воображения. Три солдата продолжали движение к нему, и сомнения не было: их лидер размахивал белым флагом. Дистанция между ними сокращалась, Тибор увидел полоски на плечах впереди идущего; похоже, это лейтенант. Он не успел даже поприветствовать его, как офицер начал говорить, хотя его слова благополучно утонули в пении птиц, треске ветвей и спутанном диалоге в голове Тибора.
Кажется, офицер представился «Ли», однако мысли Тибора был настолько спутаны, что он не был в этом до конца уверен. Рот офицера произнес еще какие-то слова скороговоркой, Тибор не уловил и их, хотя они и звучали как названия блюд в китайском ресторане – что-то вроде «хусюю», кажется, или «хурюсю». Что отвечать? Офицер подошел на расстояние плевка, и теперь стало понятно: он спрашивает «ху а ю?» – «кто ты такой?»
Кто я такой? Тибор безучастно посмотрел на него. Вопрос был одновременно конкретным и абстрактным. Он поколебался немного, пытаясь привести мысли в порядок, принять как данность то, что видели перед собой его глаза, свести воедино различные элементы окружавшей его реальности. Ли – лейтенант. Вряд ли лейтенант будет сдаваться рядовому. Так что если уж Тибор сейчас будет принимать солдатов врага в плен, звание у него должно быть повыше. Он знал, что высокие американские военные чины редко носили отличительные знаки: они делали их легкими мишенями. Корейцы это тоже наверняка знали. Внезапно он понял, что может сказать лейтенанту Ли все, что душе угодно, надо только понаглее быть. Он с трудом выдавил из себя несколько слов, хотя пока что понятия не имел, что собирается сказать.
– Майор Рубин, – услышал он собственное бормотание.
Лейтенант приподнял голову и выстрелил в него сомневающимся взглядом. Или взглядом недоверия? Или, быть может, он просто не разобрал акцент Тибора.
– Майор Рубин, – сказал он снова, на этот раз громче.
Лейтенант продолжал тихо сверлить его взглядом.
– Майор Рубин, из Нью-Йорка.
Может, это поможет парню прийти в себя.
Лейтенант закивал головой.
– Майор Рубин, мы хотим сдаваться вам, – сказал он извиняющимся тоном. Затем он наклонился в сторону, пытаясь заглянуть за Тибора. – Где ваши люди?
Тибор небрежно указал большим пальцем в сторону поля.
– А вон там. Мы уже знаем, что вы здесь. У нас там целая вооруженная до зубов дивизия, и мы готовы с вами поговорить.
Лицо лейтенанта расплылось в мальчишеской улыбке.
Уверенность Тибора нарастала.
– Как вы знаете, – продолжал он важно, – ваш лидер, Ким Ир Сен, сейчас находится в Токио на мирных переговорах с МакАртуром.
– Нет, я не знал об этом. Но я рад слышать это.
Тибор кивнул. Он понятия не имел, правда это или нет. Чуть позже он узнает, что Ким Ир Сен даже близко к Токио не подходил – он в это время был занят тем, что объявлял о своей неминуемой победе из-за китайской границы.
– Довольно скоро война будет закончена, – продолжал Тибор. – Но сейчас, парни, нам придется взять вас в плен.
Кореец с секунду помолчал. На лице его появилась тень – нет, облако сомнения, будто мозг застрял в процессе переключения передач. Уверенность Тибора дала трещину. Пока во рту совсем не пересохло, он попытался скрасить ситуацию: «Все будет в порядке. Мы вас накормим, одежду дадим. Как объявят мир, мы все поедем по домам к семьям».
Лейтенант с энтузиазмом закивал.
– Что нам надо делать?
– Снимите винтовки, выньте бойки, сложите амуницию. – Тибор указал направо. – Вот сюда.
Пока солдаты разбирали винтовки и укладывали их на землю, «майору» в голову пришла устрашающая мысль – точнее даже логическая неувязка. Нельзя просто взять и отвести всех этих пленников обратно в лагерь. Во-первых, их было слишком много: как только они увидят роту, сразу поймут, что их в разы больше, чем захватчиков. Во-вторых, и это даже важнее: как только Тибор и его пленники выйдут из леса, первые же солдаты, которые их увидят, откроют пальбу. Тибор лихорадочно искал в голове план действий.
– Итак, вот что сейчас произойдет, – объявил он. – Один или двое из вас, ребята, пойдут со мной. Вы отдадите мне офицерский пистолет. Я возьму его к своим парням, и мы обсудим, что с вами делать. Остальным ждать здесь.
Лейтенант сразу же отдал ему свой пистолет. Тибор пожал ему руку: «Отлично, теперь все официально. Вы сдались».
Лейтенант и двое его людей пошли за Тибором в поле, но как только они прошли последнюю линию деревьев, он приказал им пригнуться. Не хотят же они, чтобы по ним случайно открыли огонь.
Солдаты все еще окапывались, когда Тибор с важным видом вышел к ним из поля. Раньше всего остального они увидели воодушевленное выражение его лица. Он подошел к сержанту Бриеру и сказал, что ему срочно надо поговорить с сержантом Пейтоном.
Старшина, похоже, был даже рад видеть Рубина целым и невредимым. Это означало, что в лесу не было засады.
– Ну как там все, Рубин? – спросил он.
Тибор чуть не взорвался от ликования.
– Сержант Пейтон, у меня для вас хорошие новости.
Пейтон быстро его оглядел. Рядовой выглядел как сумасшедший ребенок. Пейтон вернулся к расписанию нарядов.
– Я тут занят, Рубин. Уйма отчетов.
– Сержант Пейтон, я только что взял в плен восемь сотен – нет, тысячу северокорейцев.
Пейтон отмахнулся от него: «Ты дурак что ли?»
– Сэр, вам лучше позвать командира роты. Я только что поймал тысячу узкоглазых!
Пейтон помрачнел.
– Да что ты, бл, несешь? Устал ты или чего?
Он посмотрел рядовому прямо в глаза: – Еще медальку захотел? Вы, евреи, не знаете, да, когда пора остановиться?!
Рубин приосанился.
– Сержант, не нужна мне медаль. Пожалуйста… Мне нужно поговорить с командиром.
Тибор напрягся, пока Пейтон встал и начал медленно надвигаться. В глазах сержанта горели искры, готовые вот-вот взорваться. Тибор начал сомневаться в собственной адекватности.
– Ну хорошо, – презрительно усмехнулся Пейтон. – Но если ты врешь, вылетишь у меня к херам отсюда.
Пейтон, Тибор и сержант Бриер отправились в штаб батальона, где встретились с командующим ротой и его офицерами. Пока Тибор рассказывал свою историю, Бриер изучал находившихся в комнате. Казалось, офицеры были заняты, они слышали Рубина, но не слушали его. Впрочем, когда Рубин рассказал, что представился корейцам майором, все присутствующие, как один, резко засмеялись.
– Рубин, майор? – заорал Пейтон. – Да он даже по-английски говорить не умеет! – Он повернулся и уставился на разозлившегося рядового. – Ты вообще как с ними общался-то, с узкоглазыми?
– По-английски, – ответил Тибор невозмутимо.
Мужчины засмеялись еще громче.
Командир подмигнул Пейтону и обратился к Тибору:
– Хорошая работа, сынок. Ты получишь за это медаль. Мы гордимся тобой, и я прослежу, чтобы тебе предоставили несколько недель отдыха.
– Думаете, я с ума сойти? – возразил Тибор. – Да нет же! Там в лесу тысяча узкоглазых, сдавшихся майору Рубину. Пожалуйста, пойдемте их заберем.
Командир жестом успокоил Пейтона, затем терпеливо сказал Тибору: «Ладно, сходим, проверим».
Командир, Пейтон, Бриер и еще несколько штабных забрались в джипы и отправились в поле. Пейтон всю дорогу ворчал: «Гребаный венгерский жидяра, – бурчал он. – И правда с ума сошел».
Они дотащились до леса. Тибор бегом выскочил из джипа и кого-то окрикнул. Трое северокорейцев вышли из леса с полусогнутыми за головой руками.
Американцы молча таращились друг на друга, рты их словно парализовало. Командир прокашлялся, и это послужило неким сигналом для неразборчивого бормотания среди остальных.
Пейтон подошел к лейтенанту Ли и приказал ему повторить то, что рассказал им Рубин. Дружелюбным тоном Ли объявил, что раз Ким Ир Сен сейчас в Токио подписывает мирный договор, он и его люди сдались майору Рубину.
– Да какой он на хер майор! – заверещал Пейтон. – Он мудак, вот он кто! А Ким Ир Сен ничего нигде не подписывал!
Тут он запнулся, будто кто-то одновременно толкал его в два противоположных направления. Затем плюнул в ноги корейцу: «Но подпишет!»
Пока начальство пыталось разобраться в ситуации, молодые солдаты бросились избивать корейских рядовых.
– Гребаные узкоглазые ублюдки! – кричал кто-то из них.
– Не надо! – запротестовал Тибор. – Я обещал им обращаться с ними хорошо. Они пленники. Нельзя бить их теперь.
Пейтон пришел в себя и указал жестом в сторону лагеря: «Ну, хватит цирка. Едем обратно».
Тибор вскочил перед ним: «Да нельзя уехать, – взмолился он. – Они там все в лесу, хотят сдаться. Обещаю!»
Пейтон с ненавистью глянул на него, потом посмотрел на командующего: «Откуда нам знать, что это не засада? Вы что, доверитесь Рубину?»
Командир пожал плечами и подошел к корейскому лейтенанту, который настаивал на том, что его люди сдались. Некоторое время спустя вся команда шла за Тибором и лейтенантом Ли в лес.
Там их ждали по меньшей мере две полных роты безоружных корейцев – слонялись без дела, будто собрались в ожидании почты из дома. Вид американской формы, похоже, поднял им настроение.
Солдаты были в шоке от такого поворота событий – моментально бросились связывать пленников, пока те не испарились в воздухе. Пейтон сгонял их в кучу, усаживал на колени, а командующий уставился на происходящее и мотал головой, не веря своим глазам: «Я никогда в жизни ничего такого не видел, – повторял он раз за разом. – Это выдающееся достижение».
Пейтон пристально смотрел, как офицер отвел Тибора в сторону и сказал ему, что если бы враг внезапно атаковал роту такими силами, в живых бы не осталось никого. Старшина сжал зубы, когда командир роты обнял Тибора и объявил, что представляет его к Медали Почета.
Приехали грузовики, забрали пленников. В тот момент, когда открылся первый борт, новоиспеченные военнопленные весело побежали забираться в машину. Не требовалось ни понукать их стволами, ни угрожать. Пейтон все это время был мрачнее тучи.
Только Рэндалл Бриер слышал, как старшина равнодушно поздравил Тибора: «Рубин, ты хорошо поработал. В один прекрасный день, если узкоглазые тебя не убьют и ты все-таки доберешься домой, старики будут гордиться тобой».
Тибор объяснил, конечно, что стариков давно уже нет, что их убили нацисты. Пейтон ответил, что сожалеет, что он гордится им и что надеется, что однажды Тибор станет гражданином США. И все же он так и не заполнил бумаги для медали Тибора. Он не сделал этого тогда в Тэгу, не собирался делать это и сейчас.
13
Численность КНА неуклонно сокращалась, силы ООН подошли к Пхеньяну. Разведка доложила, что город защищали всего около восьми тысяч когда-то грозных инмингун, у которых к тому же теперь совсем почти не было боеприпасов – в общем, город они были способны защищать разве что номинально. Так и вышло, и 20 октября Пхеньян оказался в руках ООН.
Большая часть территории Северной Кореи была захвачена; дивизия Тибора расположилась в северных пригородах Пхеньяна. Он и его товарищи наконец могли вздохнуть спокойно и расслабиться. Несмотря на продолжавшиеся стычки с врагом, в октябре жертв почти не было. Прошел слух, что конец войны рядом и что День благодарения парни будут отмечать в Японии.
Чего парни не знали, да и представить себе не могли, так это что еще до того, как силы ООН вошли в Пхеньян, тысячи китайских партизан уже форсировали реку Ялуцзян на пути из Маньчжурии в Корею. Одетые в зеленую униформу, сливавшуюся с ландшафтом, и вооруженные минометами, они продвигались по горам ночью, а днем скрывались в ущельях и зарослях.
В то же самое время, пока китайцы собирались в Корее, генерал МакАртур встречался с президентом Трумэном на маленьком атолле, убеждая его, что китайцы не вступят в войну. А даже если и вступят, настаивал генерал, воздушные силы США разнесут их в клочья. Поскольку большая часть штаба МакАртура соглашалась с его оценкой ситуации, военным судам с боеприпасами и запчастями было приказано отступить, а отряды 8-й американской армии собирались передислоцировать. Реальность же была такова, что к середине октября почти сто тысяч китайских коммунистов прятались в горах к югу от реки Ялуцзян.
28 октября три армейских батальона, все еще находившиеся в Пхеньяне, получили приказ готовиться к бою. Больше двух с половиной тысяч человек, грузовики, танки и артиллерия двинулись на север, к границе с Маньчжурией. Но парни в роте не переживали – офицеры описали миссию «операцией по зачистке». Командование понятия не имело, что горы вокруг места назначения, маленького города Унсан, кишели китайцами и что те занимали области к западу, югу и северу от городка. Американские силы не успели даже дойти до точки назначения, как уже были окружены противником с трех сторон.
Два дня спустя после получения приказа три батальона разбили лагерь недалеко от Унсана, примерно в восьмидесяти километрах от коммунистической Маньчжурии. Первый батальон расположился на севере города. Второй занял место в полутора километрах к западу. Третий, тот, где служил Тибор, разбил лагерь в виде трехстороннего периметра рядом с речушкой к югу от Унсана. В их задачи входило охранять дороги на юг и восток, поскольку те служили путями отступления.
Оказавшись возле Унсана, Тибор и его приятели получили небольшой намек на то, что их ждало, хотя по-настоящему оценить масштаб происходящего на тот момент они не могли. Итак, они находились возле командного пункта – глубокой землянки, располагавшейся на невысоком холме. Окруженная деревянными балками и покрытая крышей из соломы и грязи, она была встроена прямо в холм. Листья и ветки служили камуфляжем. В просторном помещении, вмещающем одновременно до сорока-пятидесяти человек, располагалась радиорубка, а также проводились различные духовные мероприятия.
В конце октября ночи стали холодными и морозными. Дивизии, начавшей войну в неприлично жаркое лето, еще предстояло получить зимнее обмундирование: теплые носки, белье и длинные шерстяные шинели. Одетые в летнюю форму, Тибор и товарищи старались проводить как можно больше свободного времени в относительном тепле землянки.
Тибор, Хэмм и Бриер играли в карты, когда на них сверху посыпалась грязь. Они не успели толком укрыться, а грязи с потолка прибавилось. Несколько секунд спустя шмоток травы и дерна приземлился прямо туда, где лежали карты. Тибор и Хэмм посмотрели наверх и увидели две ноги, болтавшиеся из дыры в крыше. Еще секунду спустя маленький азиатский солдат, с глазами как два чайных блюдца, упал на спину прямо перед ними. Никто и встать не успел, а ноги чужака уже дергались, будто он ехал на велосипеде.
Такую униформу Тибор и Хэмм раньше не видели: плотные ватные штаны и пиджак, кепка с шерстяными наушниками и резиновые теннисные туфли. Штаны и пиджак были зелеными снаружи и белыми внутри – будто их специально сшили сразу на два сезона. В роте слышали, что северокорейцев тренировали китайцы и русские, но вот китайцев на поле боя они еще не видели. И вот теперь один из них барахтался в грязи прямо перед ними.
Двое рядовых с командного поста схватили китайца за ноги, пока третий принялся его колотить. Слышались призывы убить сукиного сына и даже оторвать ему яйца. За считаные секунды злые солдаты раззадоривали друг друга до состояния слепой ярости.
Китайский солдат свернулся, обхватив руками колени, когда Тибор растолкал группу рассвирепевших сослуживцев.
– Нельзя так! – прокричал он. – Он пленник.
Нападавшие игнорировали его и жаждали крови. Хэмм протолкался через нескольких ребят и помог Тибору сохранить жизнь китайцу.
Тибор не видел смысла причинять боль маленькому человеку: никакой угрозы он никому не представлял. Более того, ему хотелось узнать, что он тут делает. Тибор и Хэмм прикрывали незваного гостя, словно щиты, пока не пришел лейтенант и не поставил китайца на ноги. Секунду спустя толпа бросилась ржать – враг намочил штаны от страха.
Лейтенант дотащил пленника до стула и силой усадил его. Вскоре его уже допрашивали офицеры. Парализованный ужасом маленький невооруженный солдат отказывался говорить. Американцы интересовались, что он мог делать в Северной Корее, но толку от этого было, как если бы они спрашивали друг у друга.
Тибор не увидел никакой связи между одиноким китайским солдатом и мощными клубами дыма, поднимавшимися с гор на следующее утро. Рота только закончила укреплять периметр, как из-за горизонта потянулись густые черные волны, сначала с северо-востока, а позже с юго-запада. Насчитали по меньшей мере семь башен дыма, но их могло быть и больше. К концу дня темные столбы слились в зловещий, плотный занавес, постепенно окружавший их. В роте понятия не имели, что все это значило.
Тибор раньше видел вражеские костры на поле боя. Инмингун иногда нарочно дымили, чтобы скрыть свое передвижение с позиции на позицию либо чтобы укрыться от авиации. Но это был не просто лесной пожар: казалось, горели сами горы.
На самом деле происходило вот что: 1 ноября китайцы скопились в холмах к северу, западу и югу от трех батальонов. К одиннадцати часам той ночи двадцать тысяч пехотинцев вышли из укрытия и вдарили по 1-му и 2-му батальонам, находившимся чуть выше батальона Тибора, к северу и западу от Унсана. После нескольких часов жестоких рукопашных схваток шестнадцать сотен человек были смяты и обратились в бегство. Численность и мощь вражеских сил оказались полной неожиданностью.
В полночь 3-му батальону предстояло оценить масштабы потерь, понесенных первыми двумя. Но они хотя бы знали, что грядет враг и что теперь их очередь держать удар, пока побитые напарники ретировались на юг. Солдаты окопались и приготовились к фронтальной атаке.
Майор Роберт Ормонд, командующий 3-м батальоном, рассчитывал, что как только артиллерийские расчеты на юге как следует прицелятся по китайцам, от тех и следа не останется. Но китайцы атаковали артиллерию с тыла ракетами и пулеметами. В результате внезапного нападения батарее ничего не оставалось, как бежать, оставив 3-й батальон один-на-один с врагом.
Ормонд расположил командный пост в поле за рекой, протекавшей с севера на юг. Танки встали прямо у берега так, чтобы они могли помешать противнику пересечь реку, если он пойдет с запада. Но майор не торопился взрывать мост: начальники обнадежили его, что на подмогу как раз с той стороны могут прибыть южнокорейские силы.
Три роты – Тибора, «Любовь» и «Майк» – расположились к северу от штаба Ормонда. «Майк» спряталась за деревьями на том же берегу реки. Тибор, Пейтон, Бриер, Хэмм и остальная рота находились выше на север и чуть восточнее, вдоль берега небольшой речки. Их задачей было удерживать позицию, чтобы другие два батальона смогли нормально отступить. Но хотя им об этом и не сказали, в полночь «нормальное» отступление превратилось в натуральный хаос, а остатки батальонов разбежались по холмам.
В час ночи Ормонд узнал по радио, что враг блокирует все дороги к югу от него. Зная, что его собственный батальон вряд ли долго продержится, он и его офицеры начали планировать путь отхода на восток – единственное направление, в котором не был замечен враг.
Еще до того, как план был готов, Ормонд увидел на дальней стороне моста войска. Он решил, что это южнокорейская армия, прибывшая с запада поддержать его, как и обещали в штабе дивизии. На какое-то время он даже успокоился. Но майор ошибался. Хотя некоторые там и носили форму южнокорейской армии, на деле это все были китайцы.
В полвторого ночи напряженную тишину нарушил далекий хор боевых рожков. Почти все люди Ормонда находились на своих постах, но половина из них спала. Те же, кто бодрствовал, никак не мог понять, почему звучали рожки и откуда вообще шел шум. За музыкой последовали звуки огня и взрывы гранат. Потом наступил форменный ад: толпы китайцев рванули по мосту, под ним, прямо через реку. Людей, спящих в окопах, разбудили непонятно откуда взявшиеся китайские винтовки и штыки. Весь командный пост Ормонда снесли за считаные минуты.
Основные части роты «Любовь» и роты Тибора удерживали северо-восточную линию обороны, когда они получили информацию о надвигающейся атаке. Мужчины быстро укрылись за мешками с песком и в траншеях. Зарядили пулеметы и базуки. Когда прозвучали странные незнакомые рожки, роты были уже готовы. Но три с лишним сотни человек никак не ожидали увидеть то, что увидели в первой огненной вспышке: вражеские орды вихрями неслись на них, словно пшеничные колосья, подхваченные ураганом.
Шквал белых искр огня обнаружил вторую волну нападавших прямо за первой; поразительно, но многие из них казались безоружными. Тибор и его напарники высаживали в них целые обоймы за доли секунд. Два пулемета быстро свели на нет первую волну. Китайцы падали, словно аркадные игрушки, но те немногие, кто выживал, забрасывали американцев снопом гранат. Снаряды летели к пулеметным гнездам по длинным, кривым траекториям. Взрывные волны и шрапнель въедались в камни и землю, но не доставали до целей – шквальный огонь не прекращался. Однако нападавшие все перли и перли, сопровождаемые на верную смерть визгливыми свистками и рожками.
Тибор был потрясен их количеством. Пулеметы и карабины сносили волну фигур только для того, чтобы за ней увидеть еще одну. И половина из них была невооруженной, хотя теперь их стратегия стала ясна. Те немногие, кто ухитрялся выжить, останавливались подобрать оружие павших товарищей, затем ревностно продолжали путь – прямо в пасть ротных пулеметов. Тибор никогда не видел столько людей, сознательно идущих на смерть. Он одновременно восхищался и боялся их.
Остатки первых волн противника забрались в траншеи и расщелины перед речушкой. Из-за их выстрелов Тибору и другим пришлось прятаться, полностью полагаясь на непрекращающийся огонь пулеметов.
Атака, казалось, уже захлебнулась, когда взорвалась прилетевшая граната, и ближайший к Тибору пулемет отрыгнул и затих. Он и остальные повернулись и увидели вздернутый вверх ствол. За пулеметом никого не было. Затем другой пулемет, защищавший второй фланг, тоже замолчал. Китайцы резко повыскакивали из траншей, словно языки пламени, и рванули на американцев.
Огневой мощи роты было явно недостаточно для того, чтобы сдержать даже этих, и парни знали это. Без пулеметов самые удачливые рано или поздно доберутся до их рядов. И как только они это сделают, обе роты окажутся отрезанными от штаба.
Лихорадочный голос прокричал: «За пулемет! За пулемет!»
Двое рванули по мешкам с песком до пустого гнезда. Один отшатнулся и упал. Второй добежал сквозь пули, но исчез за укрытием. Когда пулемет не смог завестись, кто-то позвал зарядника. Тибор инстинктивно рванул вперед. Глаза его смотрели ровно на несколько метров вперед и больше никуда. Ноги сами несли его – быстрее, чем он мог даже подумать остановить их.
Гнездо представляло собой натуральный хоррор. Трое солдат лежали в массе собственной крови и кишок. Пока новый стрелок прицеливался, Тибор поднял целую пулеметную ленту и быстро вставил ее в приемник. Стрелок управлял потоком свинца примерно тридцать секунд, пока не откинулся назад с рассеченной посередине головой. Не раздумывая ни секунды, Тибор встал за ствол и нажал на курок. Связка китайцев прямо за периметром испарилась. Еще какие-то фигуры возникали из темноты, но Тибор продолжал молотить по ним, направо и налево, пробивая дыры в их рядах все шире и шире, пока ручей и кустарник за ним не покрыл ковер из недвигающихся и угловатых тел, как мозаика уложенных посреди наполовину пустых мешков с песком.
На какой-то момент атака прекратилась, словно пулемет заткнул поток людей у самого источника. Но струйки темных фигур теперь продирались через несколько узких, случайных траншей, опасно близко расположенных у ручья. Огонь винтовок из невидимых щелей прошивал защитные мешки с песком и выбивал в них зияющие дыры. Обороняющиеся отвечали шквалом гранат – горы трупов росли.
Когда атака зашла в тупик, кто-то сообщил, что командный пост батальона попал в осаду и нуждался в подмоге. Внезапно у роты Тибора появилось две задачи: сдерживать китайцев и помочь товарищам.
Люди начали бросать линию обороны. Тибор слышал приказ, но остался у оружия; руки, кажется, приклеились к стволу. Он орал остальным уходить, кричал, что догонит их. Когда парни из его взвода замедлились, он снова заорал на них. Он прикроет их, вопил он, но им надо уходить, пока у него есть патроны. Несколько стрелков отскочили от мешков с песком, пока Тибор продолжал строчить из пулемета, вынуждая врага не высовывать головы из траншей.
Почти вся рота отступила, но пулемет Тибора продолжал сдерживать врага на том берегу ручья. Он говорил себе бросить ствол и уходить, пока он не остался один на линии, но все никак не мог улучить момент. Винтовки продолжали постреливать. Выбора не было – надо продолжать огонь.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
