Текст книги "Азбука счастливой семьи для приемных родителей. Книга-тренажер"

На протяжении первых уроков мы много говорили о себе – будущих приемных родителях или уже состоявшихся усыновителях, опекунах. И непременно продолжим это делать, поскольку успешно воспитывать ребенка можно, только хорошо зная и понимая самих себя, управляя своими чувствами и поступками, наращивая родительские умения и заботясь о личных ресурсах и ресурсах своей семьи. Все это необходимо каждому приемному родителю, является он родственником ребенка или нет. Но сейчас пришло время посмотреть на ситуацию со стороны самого ребенка. Как он видит и воспринимает свою жизнь?

Вот рождается, к примеру, в семье новый человек. И, возможно, поначалу все более-менее хорошо – мама ухаживает, целует, на ручках носит. Папа вечером приходит домой. Может быть, денег в семье не хватает, но это малыша не заботит – взрослые как-то справляются. Это главное.

К слову, за чертой бедности – доход ниже прожиточного минимума – в последние десять лет в стране находятся в среднем от 14 до 20 миллионов человек. Если говорить о семьях с детьми – это каждая четвертая семья. Так что низкие доходы еще не дают оснований подозревать, что в семье что-то не так. Если ребенок получает заботу, тепло, его кормят, за ним ухаживают и при этом никто не ссорится, не убивается из-за денег, малыш особых дефицитов не ощутит.

Но потом в семье что-то ломается. Малыш видит, что мама все время плачет, а папы больше нет. Произошел первый (стартовый) кризис – развод. Одновременно с уходом отца семья теряет основной доход, а мама еще и психологическую устойчивость. Если у нее самой было не слишком благополучное детство, ей сложнее справляться с жизненными трудностями. Мама ни с кем не разговаривает, все время лежит лицом к стене, у нее депрессия. На первый кризис накладывается второй – болезнь матери. В это же время на нее начинает давить окружение, особенно ее собственная мать: «Что ты лежишь? Ребенок сам себя не накормит! Иди займись им!» Бабушка теперь всегда недовольна, ругает маму. Это объяснимо – как правило, именно на бабушку ложится основная часть обязанностей в семье, если мама не может их выполнять. Но бабушка этого не выбирала. У нее были другие планы на свою жизнь. Ей обидно, страшно, она переживает за внука и дочь. Но чувства свои выражает агрессией, потому что по-другому не может, не умеет. Затяжной непримиримый конфликт между двумя близкими людьми становится третьим кризисом. Мама не справляется со своим состоянием, ей плохо, и она пытается «уйти от невыносимой реальности» преимущественно через алкоголь или наркотики. Четвертый кризис – зависимость. Семья дисфункциональна. Семейная система претерпела необратимые изменения. Отца больше нет. Бабушка становится матерью. Мать словно еще один ребенок на ее попечении. Роли в семье безнадежно запутались.

Но даже если хотя бы на этом этапе семье оказали поддержку родственники, друзья, знакомые, соседи, если бы их приняли в помогающее сообщество семей или пригласили в местный приход – во многих приходах сегодня есть направления по работе с зависимостью, – это могло бы изменить ход будущих событий. Если бы семье также предложили профессиональную социальную, медицинскую (лечение от зависимости и реабилитация мамы) и психологическую поддержку, шансы на успех возросли бы многократно. Проблема в том, что чаще всего эти семейные кризисы не видят окружающие и тем более социальные службы. Они не попадают в поле зрения специалистов сферы защиты детства, если только никто не избивает и не убивает ребенка. А если попадают, то для реабилитации родной семьи у специалистов пока еще нет достаточных ресурсов. Не хватает специалистов по работе со случаем, нет в необходимом для страны количестве опытных профессиональных психологов, недостает центров реабилитации от зависимости, недостаточно школ и клубов родителей, куда после лечения нужно направить маму, чтобы она получила поддержку и научилась справляться со своей новой материнской ролью. И тогда ситуация с каждым днем ухудшается, рано или поздно встает угроза изъятия ребенка из семьи.

А ребенку, скажем, уже 5 лет. Он любит маму. Любит бабушку. Любит свой дом, в котором знает каждый уголок. Но мама с бабушкой ругаются все чаще. Это страшно. Его охватывает ужас, когда бабушка кричит: «Вот я помру, а ребенка заберут в детский дом!» Он не хочет, чтобы бабушка умирала. Он хочет жить дома. Ему и в голову не приходят мысли о какой-то другой семье, где никто не напивается, не дерется, не бьет посуду. Ему нужно, чтобы кто-то мудрый и сильный помог его маме и бабушке справиться с жизнью.

Большинство детей, оставшихся без попечения родителей в нашей стране, воспитываются опекунами-родственниками.

Это без учета огромного количества детей, которые в условно благополучных семьях тоже являются «социальными сиротами». Их родители не ограничены в правах, не лишены прав, но воспитанием занимаются не мама с папой, а исключительно бабушки с дедушками, тети с дядями или чужие люди – няни. Никто не знает, сколько таких детей в нашей стране. Но у мамы с папой, к примеру, карьера или творческая профессия. Или брак распался, а родители находятся в поисках новых отношений. Или в новых отношениях родился новый ребенок, а тот, что от первого брака, живет теперь с бабушкой. К сожалению, не все мамы и папы в такой ситуации способны оценить катастрофические последствия отказа от ответственности за своего ребенка. И малыш растет в дисфункциональной семейной системе: мама и папа отказываются выполнять свои обязанности, снимают с себя ответственность, а ребенок не может удовлетворить в семье основных потребностей, которые связаны с отношениями с родителями. Роли мам и пап вынужденно берут на себя другие члены семьи. Но бабушка не может быть бабушкой и мамой одновременно. Дедушка не в состоянии сохранить роль дедушки и при этом полноценно выполнять роль отца. Это нарушение функций, сбой в иерархии, потеря родителей как важнейших фигур семейной системы.

Расширенная семья (бабушки, дедушки, сестры, братья, тети, дяди и так далее) по возможности должна не принимать родительские обязанности на себя, а оказать максимальную поддержку мамам и папам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации или в сложном положении. Сделать все, чтобы родители излечились, чтобы научились справляться со своими обязанностями. В этом и есть главный ресурс семьи.

Помните известную притчу? Несут люди каждый свой крест, всем тяжело. Но один человек так устал, что больше не может идти. Ему кажется, что его крест тяжелее, длиннее остальных. И тогда он просит тех, кто рядом, отпилить от его креста по кусочку. Люди по доброте душевной помогают, отпиливают, чтобы ему было легче идти. Но вот впереди глубокая пропасть. А за ней – земля Вечного Счастья. И каждый снимает с плеча свой крест, кладет его через пропасть, словно мостик, и с легкостью переходит на другую сторону. Только человек, который всех просил отпиливать от его креста, не может этого сделать – длины теперь не хватает. Так он и проваливается в эту пропасть…

У каждого человека в жизни есть свои задачи и свои обязанности. В какие-то периоды, особенно в кризисы, действительно становится невыносимо тяжело. И именно тогда нужна поддержка близких, родных, чтобы помочь подняться с колен, подставить свое плечо, поддержать в дальнейшем пути. А вот желание «отпилить кусочек от креста» приводит к тому, что в нужный момент его длины просто не хватит, чтобы справиться с жизнью.

Нельзя лишать мать возможности быть матерью, а отца – отцом только потому, что в определенные периоды жизни им становится слишком трудно и они совершают ошибки, спотыкаются, падают. Никто лучше их самих не воспитает их родных детей, а если им недостает ресурсов, качеств или умений, то тут нужно помогать: подбадривать, поддерживать, реабилитировать от зависимостей, укреплять самого родителя. Не принимать на себя его обязанности. Малейшее желание мам и пап быть со своими детьми и воспитывать их важно всеми силами, всеми ресурсами поддержать.

В 2013 году Благотворительный фонд профилактики социального сиротства провел исследование «Отказы матерей от новорожденных: причины и способы предотвращения». Основные причины оказались такими:

• 20 % отказов из-за социального неблагополучия (семейная дисфункция);

• 17 % отсутствие близкого окружения, способного оказать поддержку;

• 15 % неприятие ребенка семьей женщины;

• 13 % потрясение во время беременности (часто уход отца ребенка и т. д.).

А главное, в качестве решающей причины отказа были названы внутрисемейные конфликты – в 45 % случаев! То есть налаживая внутрисемейные отношения, снижая уровень насилия, критики, угроз, обращая внимание на состояние матерей и отцов, мы как раз занимаемся самым важным делом – сохраняем в семье ребенка.

Конечно, бывают ситуации, в которых родители сами не хотят воспитывать своих детей, не могут этой мысли принять – даже не по причине трудной жизненной ситуации, а вследствие определенных нарушений их психики, гормонального сбоя, отсутствия даже намека на родительский инстинкт или глубоко укоренившегося маргинального образа жизни. Такое в жизни бывает, но все же не так часто, как нам кажется.

Только если никакие способы укрепить родителей ребенка не сработали, именно родные и родственники становятся для него главной опорой и берут на себя обязанности его родителей.

По мнению самих детей, жить в семьях опекунов, которые приходятся им родственниками, намного комфортнее, чем в других приемных семьях. И это хорошо объяснимо.

Ребенок не теряет привычного окружения. Он остается с людьми, которых хорошо знает. Часто он сохраняет свое личное пространство – не приходится перемещать его из родного дома. Он продолжает ходить в свой детский сад, в свою школу. Стресса намного меньше, чем при полной потере привычного окружения. Адаптация проходит легче. Ну и главный плюс – ребенок избегает попадания в сиротское учреждение.

Как на сегодняшний день выглядит для ребенка потеря родной семьи? В дом приходят незнакомые люди – сотрудники опеки и полиции. Чужие тети и дяди в форме оформляют какие-то документы, а потом уводят его с собой, отрывая от родных, дома, от любимых вещей. Даже если в родной семье ему угрожала реальная опасность (родители били, не контролировали себя из-за зависимости, не кормили, не лечили и так далее), с домом все равно связано не только чувство угрозы. Там было много всего – и хорошие моменты, и любовь, и привязанность к кому-то из членов семьи. Например, к бабушке. Конечно, гораздо более справедливым решением было бы удалять из дома сам источник угрозы, а не ребенка. То есть, к примеру, изолировать отчима, который пьет и бьет, создавая угрозу жизни и здоровью ребенка, и оставлять детей с матерью, оказывая ей поддержку. Но на практике пока еще происходит изъятие несовершеннолетних.

Предположим, что сотрудники полиции и опеки будут ласковы. Они станут уговаривать, утешать ребенка. И все же изъятие из родной семьи – это всегда невероятно сильный стресс как для малыша, так и для ребенка постарше. Такое событие чаще всего оборачивается психологической травмой.

Забрав из дома, ребенка размещают в больнице. Там он находится неопределенное время преимущественно один. Считается, что это размещение необходимо для обследования, хотя на деле такая процедура могла бы занять всего несколько часов или в худшем случае пару дней. Однако дети живут в больнице неделями. Дискуссии о том, чтобы не помещать детей, оставшихся без попечения родителей, в стационары, ведется общественниками давно. Эта проблема доведена до высших органов законодательной и исполнительной власти. Даже до самого Президента. Но практика все еще – на момент 2023 года – остается в основном прежней. После больницы ребенка ждет приют. И только потом он перемещается в детский дом.

ПРИМЕР ИЗ ЖИЗНИ

Много лет назад наша средняя дочка Даша во время одного из откровенных разговоров рассказывала мне о самом страшном периоде в ее жизни – когда она потеряла семью. Сначала ее, совершенно здоровую девочку 9 лет, поместили в больницу на несколько недель. Там ее палату, где были и другие дети, оставшиеся без попечения родителей, закрывали снаружи на швабру, чтобы узники «сиротской палаты» не разбегались. В туалет выпускали по расписанию. Взрослых рядом не было – воспитателей не предусмотрено. Потом она попала в приют: решетки на окнах, камеры даже в душевых, никаких прогулок. И только после всего этого в детский дом. За короткий период произошли три перемещения, во время которых никто и ничего не объяснял ребенку. Сколько лежать в больнице? Что будет завтра? Куда повезут? Что стало с мамой? Когда можно будет ее увидеть? Ответа нет…

Рассказ нашего младшего сына Дани многие годы спустя был словно под копирку. Те же события и чувства. Сначала поместили в больницу и заперли на замок в палате. Если хочешь в туалет, нужно стучать в дверь. Дальше приют – «реабилитационный центр» – со все теми же железными решетками на окнах. Куда повезут дальше? Когда? Кто? Неизвестно. Только после больницы и приюта ребенка ждало распределение в детский дом.

Для чего нужна настолько травмирующая детей система перемещений, неизвестно. В идеале, если ребенок остался без попечения родителей, можно найти родственников, друзей семьи, людей из ближнего окружения или, в конце концов, приемных родителей с готовыми документами, которые смогут принять его хотя бы на время, пока родители не пройдут реабилитацию, или, может быть, навсегда, если будет такая необходимость. Но до сих пор схема перемещений детей, которые подвергались опасности в родной семье, остается прежней. Хотя дети не сделали ничего плохого, они не преступники. Нельзя, не задумываясь, перемещать их из одного учреждения закрытого типа в другое, нанося тем самым одну психологическую травму за другой.

Именно институциональное помещение одновременно с потерей родной семьи для многих детей оборачивается причиной множественных проблем в будущем – задержек в развитии, психических расстройств, сниженного иммунитета. Кроме того, государством тратятся гигантские средства на этот травматический опыт. (Сегодня на содержание одного ребенка-сироты в учреждении направляется от 60 000 до 200 000 рублей ежемесячно. По официальным данным Министерства просвещения на 1 декабря 2018 года, затраты государства составляли от 1 000 000 до 1 328 000 рублей в год на одного ребенка – с тех пор суммы существенно выросли.) И, главное, после этого потребуются гигантские ресурсы приемных родителей и специалистов на реабилитацию ребенка, пережившего потерю родной семьи и целую серию травмирующих перемещений.

К сожалению, некоторые взрослые не в состоянии поставить себя на место детей и пережить в эмоциональном плане то, что переживают они. Процедуры и услуги, которые определяют жизнь несовершеннолетних, работают порой вне учета их истинных интересов и потребностей. И даже не все родственники – родные люди – готовы замечать тот ущерб, который наносит институциональное размещение их ребенку.

Тем временем, согласно научным исследованиям, дети, переходящие под родственную опеку без помещения в сиротские учреждения:

• чаще чувствуют, что «их любят, несмотря ни на что»;

• охотнее соглашаются с утверждением «мне нравятся люди, с которыми я живу»;

• чаще хотят постоянно жить там, где они сейчас живут;

• реже убегают из дома или пытаются это сделать.

Обобщая, предлагаем зафиксировать плюсы сохранения ребенка в родной семье, даже если больше нет никакой возможности реабилитировать его родителей и вернуть их к выполнению своих ролей. В этом случае взять на себя опеку может кто-то из родных – бабушка или дедушка, тетя или дядя, старший брат или старшая сестра. Во всех этих случаях наблюдается:

• снижение остроты травмы потери родителей за счет сохранения семьи;

• отсутствие фиксации родной семьи в сознании ребенка как «плохой», «предавшей его»;

• восприятие ребенком родной семьи как ресурса;

• развитие семейной ответственности;

• сохранение и передача знаний о прошлом ребенка;

• сохранение и поддержка значимых для ребенка связей и отношений;

• сохранение возможности общаться с родственниками, бывать в знакомых местах, пользоваться своими любимыми вещами.

Разумеется, как и в любой ситуации, когда ребенок теряет главную опору в лице родных матери и отца, родственная опека имеет свои минусы. Мы к ним обязательно еще вернемся.

ИСТОРИЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

Бабушка продолжала злиться и агрессивно нападать на маму Дани. Та стала, пользуясь каждым удобным случаем, куда-то уходить. Возвращалась спокойная, ни на что не реагировала, никого вокруг не замечала. Довольно быстро выяснилось, что мать употребляет наркотики.

Постепенно обычным делом в доме стали драки двух женщин – так бабушка пыталась призвать мать к порядку. Даня сражался на стороне бабушки с собственной мамой, а потом очень от этого страдал. Чувствовал вину за то, что поднял руку на мать. Отношения в семье все ухудшались, конфликты нарастали. Мать перестала стесняться – приводила в дом чужих мужчин, они употребляли наркотики вместе. Теперь в драках на стороне матери участвовали ее часто сменяющиеся сожители. Дане сильно от них доставалось. Могли отшвырнуть его, как щенка, а могли со всей силы впечатать в стенку.

Когда мальчику было 5 лет, бабушка оформила опеку на него, а мать она лишила родительских прав. Но, по сути, ничего не изменилось. Главой семьи по-прежнему оставалась бабушка: она зарабатывала, вела хозяйство, готовила – ни дочь, ни внук к помощи по дому не привлекались.

Когда Дане исполнилось 7 лет, появился отец с предложением маме жить вместе, но он был категорически отвергнут. Мама Дани не смогла простить его, и отец снова пропал. Он опять не проявлял никакого желания участвовать в воспитании сына. Ни до, ни после этого мужчина не помогал материально. Официально он нигде не работал и алиментов не платил. Лишенная прав мама, бабушка-опекун и внук-подопечный продолжали жить в одной комнате коммунальной квартиры. По закону такое невозможно – ребенок должен быть изолирован от родителя, лишенного в отношении его родительских прав, – но на деле других вариантов не было.

Трудности в семье обострились с началом обучения в школе. В 7 лет бабушка сильно избила Даню за то, что он не понимает математику и не может сделать домашнее задание к уроку. Даня разозлился на нее и сам позвонил в полицию – думал, бабушку отругают и она навсегда перестанет его бить. Но приехала полиция вместе с опекой. Бабушка сказала: «Забирайте его и сами учите с ним математику!» Хотела проучить внука за непослушание.

Даню забрали в приют. Так плохо ему еще не было никогда – чужое место, чужие люди. Мальчик мечтал только об одном – скорее вернуться домой.

Бабушка, подождав некоторое время, начала навещать внука с намерением забрать его из приюта. Через несколько месяцев ребенка ей вернули. Проблемы с математикой никуда не делись, зато появился энурез, ночные кошмары, панические атаки. Учиться Даня не мог, потому что каждое домашнее задание вызывало у него теперь непреодолимый ужас.

Результаты прикладного исследования «Последствия возврата ребенка из замещающей семьи», проведенного профессором Вероникой Нисоновной Ослон, фиксируют следующие данные: любые приемные семьи (родственная опека или нет) чаще всего отказываются от детей, когда те достигают подросткового возраста. Приемные семьи, не являющиеся родственниками, по количеству возвратов лишь незначительно превышают родственников-опекунов (в основном это прародители – бабушки и дедушки). Абсолютному большинству мальчиков к моменту отказа бывает от 13 до 14 лет. Возраст девочек колебался в пределах от 15 до 17 лет.

Любой отказ становится для ребенка очередной серьезной психологической травмой и имеет множественные последствия, которым и было посвящено это исследование. Существенные различия ученые обнаружили между теми подростками, которые никогда ранее не жили в учреждениях для сирот (находились под родственной опекой), и теми, кто провел в детских домах определенное время (до того как попал под неродственную опеку).

Способности к установлению дружеских, доверительных отношений с другими людьми у детей, переживших отказ опекунов, ученые измерили с помощью опросника С. Хартер «Шкала самовосприятия подростка». Те ребята, у которых раньше не было опыта проживания в учреждениях для сирот, выше оценивали свои потребности и возможности по этому показателю и чаще отмечали, что способны найти друзей, которым «действительно можно доверять». В этом плане они не отличалась от среднестатистических подростков в России. У тех же, кто ранее проживал в учреждениях (даже не более двух лет), дела с доверием обстояли намного хуже. Они были уверены, что невозможно найти друзей, «которым действительно можно доверять».

Идентифицировали себя со своим возрастом чаще те подростки, которые находились под родственной опекой (тест «Человек под дождем»). Для сравнения: дети в группе подростков с институциональным опытом делали это вдвое реже. Такие ребята показывали регресс, больше нуждались в защите и опеке, испытывали заторможенность при взаимодействии с людьми и в целом вполне соответствовали образу ребенка-сироты.

Возможности совладания с трудными жизненными ситуациями (тест «Человек под дождем») оказались выше у тех, кто никогда не жил в детском доме.

Высокий уровень тревоги, негативных эмоциональных переживаний, постоянное ожидание неприятностей отмечалось практически у каждого подростка с институциональным опытом (91,1 %). У подростков, возвращенных из-под родственной опеки, эмоциональный фон был более благоприятен (у каждого второго).

Более высокий уровень сформированности потребности в прочной и глубокой привязанности наблюдался у подростков, не имевших институционального опыта (тест ЦТО). Такая характеристика позволит им в дальнейшем выстраивать надежные отношения с людьми.