Текст книги "Уснуть и только"

Глава девятнадцатая

Согнувшись, чтобы не удариться о потолок крошечной низенькой спальни, Дженна Кэсслоу пристально вглядывалась в зеркало, подаренное ей леди Мэй, как будто видела себя впервые в жизни. Необычное для девушки лицо глядело на нее: длинное, угловатое, худое, с высокими скулами и мерцающими золотисто-зелеными глазами, обрамленное массой тяжелых, гладких, как шелк, прямых черных волос.

И рука, протянувшаяся за щеткой для волос, тоже была худой и костистой, хотя по-своему красивой, с длинными, изящными, но, в то же время, сильными и ловкими пальцами. По правде говоря, особа, которая сейчас отошла от зеркала и шагнула к кровати, была бесспорно незаурядной – тип женщины, которую нужно вначале разглядеть, но которую уже не сможет забыть оценивший ее мужчина.

Однако Дженна сейчас думала вовсе не об этом. Нырнув под кровать, она вытащила из-под нее запертую деревянную шкатулку, ключ от которой всегда висел у нее на шее. Опасливо оглянувшись, она открыла тяжелый замок и, откинув крышку, вытащила обтянутую кожей старинную книгу. Дженна листала испещренные неразборчивыми мелкими письменами потемневшие страницы, пока, наконец, не нашла то, что ей было нужно, и торопливо начала читать, одновременно перебирая рукой травы в своей корзинке.

В отличие от большинства своих современников, Дженна умела читать и писать, научившись грамоте у отца, перенявшего это умение у тетки, Алисы Кэсслоу, а ей в свое время, в благодарность за травяные настои и притирания, давала уроки сама леди Грэхем. Алиса Кэсслоу и была той самой родственницей Дженны, которую обвинили в наведении порчи на соседских быков и свиней, умершей в Хоршэмской тюрьме в ожидании приговора.

Перебирая страницы, Дженна то и дело вздрагивала. На английском троне сейчас сидел король-шотландец, столь сведущий во всех происках Князя Тьмы, что даже сам написал и издал трехтомный труд под названием «Демонология». В первый же год его правления парламент издал закон, предусматривавший смертный приговор для каждого, кто с помощью колдовства наводил порчу или насылал гибель на людей, и тюремное заключение для тех, кто был уличен лишь в порче скота, изготовлении любовного зелья или отыскании кладов посредством ворожбы. Даже просто хранить книгу Алисы – и то уже было опасно.

Тем не менее Дженна давно уже знала большую часть ее почти наизусть: вначале описывались обычные, вполне невинные травяные настойки, лекарства, микстуры, мази, притирания, а уже вслед за ними шли вещи куда более опасные. Травы, с помощью которых можно подчинить человека чужой воле, при вести его в чью-то постель и оставить там навсегда. А дальше – уже совсем страшное: яды, приводящие к гибели, параличу или сумасшествию, снадобья, позволяющие добиться исполнения сокровенных же ланий.

Во вторую часть книги Дженна не осмеливалась заглядывать, и сейчас ее тоже интересовали только средства, с помощью которых можно сделать более красивыми лицо и тело. В соответствии с рекомендациями своей тетки она брала из корзинки и втирала в кожу и губы листья тех растений, которые нужны были, чтобы на щеках появился румянец, стал алым рот, ярче заблестели глаза.

Закончив, она вопросительно взглянула в зеркало и в самом деле показалась себе более привлекательной. Но прежде чем вернуть книгу на прежнее место, она не удержалась и еще раз заглянула в нее. Несколько дней назад Дженна приготовила настойку из трав и цветов, которую нужно было оставить на ночь в укромном месте под светом однодневной луны. Теперь она достала спрятанную на груди склянку и, взболтав, обильно смочила пахучей жидкостью шею, волосы и грудь. Заперев книгу и спрятав шкатулку, Дженна спустилась вниз.

В этот день, сказав, что ей нужно покормить скотину, Дженна рано ушла из дворца. На самом же деле ей хотелось поскорее заняться приготовлением ужина для Бенджамина Миста. Скромный достаток позволял семье Кэсслоу есть мясо не чаще одного раза в неделю, но сегодня Дженна уговорила Даниэля устроить настоящее пиршество: жареное говяжье филе, язык быка, а также блюдо из сметаны, яиц, пшеницы, шпината, корицы и мускатного ореха, рецепт которого Дженна выпросила у повара леди Мэй. Эта аристократическая трапеза, столь непохожая на то, что они обычно ели, должна была завершиться сливочным кремом.

Довольная сделанными приготовлениями, Дженна напевала, расставляя на столе деревянные тарелки, и была крайне удивлена, услышав мужской голос:

– Очень мило. У вас приятный голос. Дженна быстро обернулась, на секунду подумав, что это Бенджамин явился раньше времени и ей удастся немного побыть с ним наедине.

Но стоящий в дверях мужчина был ей не знаком, но, судя по элегантной одежде и короткому бархатному плащу со стоячим воротником, он был джентльменом со средствами.

– Не удивляйтесь, – продолжал он, оценивающе глядя на Дженну. – Я хочу видеть Даниэля Кэсслоу. Мне сказали, что я могу найти его здесь.

Дженна сделала реверанс, болезненно ощущая, что она выше гостя.

– Он вышел, сэр, но скоро вернется. Не хотите ли его подождать?

Ее сердце упало, когда она увидела, как он переступает порог и входит в комнату.

– Насколько я понимаю, вы его дочь.

– Да, сэр.

Человек поклонился, и Дженна подумала, уж не смеется ли он над ней, но он совершенно простым и естественным тоном произнес:

– А я – Роберт Морли из Глинда, – и, сделав еще один шаг по направлению к столу, добавил: – Этот эль выглядит весьма привлекательно. Нельзя ли мне попробовать?

Зная, кто он такой, могла ли она отказать? Хотя Дженна никогда и не видела его, но была наслышана о младшем брате Герберта Морли, которому предстояло унаследовать Глинд, поскольку у Герберта были только дочери. Говорили, что это он отец большинства незаконнорожденных детей в Бивелхэме и Мэгфилде, что он затащил в постель одну из леди Пелхэм, когда той было сорок один, а ему – двенадцать! Дженна могла только догадываться, что из этого правда, а что – ложь, но, во всяком случае, у него была усмешка бездельника и глаза весельчака и распутника.

– Сейчас я налью вам, – неохотно сказала она.

Гость присел на край стола и, покачивая ногой, поинтересовался:

– И как же вас зовут?

– Дженна, сэр. Дженна Кэсслоу.

– Как необычно. Я никогда не встречал такого имени.

– Меня собирались назвать Дженет, сэр, но мать передумала, решив, что Дженна звучит более музыкально.

Прикончив свой эль, господин Морли встал:

– Не будете ли вы любезны передать вашему отцу, что я заезжал к нему и вернусь завтра в это же время? Брат поручил мне разузнать, как тут идут дела в долине.

Дженна чинно присела:

– Я обязательно все передам, сэр, благодарю вас.

– Тогда до свидания. Надеюсь, вы будете здесь, когда я вернусь завтра, музыкальная Дженна.

– О-о, я совсем не музыкальна, сэр, – возразила она. – Этот дар достался моей сестре Агнес.

Капля крови, упавшая с подбородка Бенджамина, окрасила воду в тазике в слабо-розовый цвет. Раздевшись до пояса, он стоял в нижней комнате своего домика и старательно выскабливал бритвой подбородок, собираясь идти в гости к Даниэлю. В глубине души Бенджамин побаивался этого визита: сегодня он должен был сообщить семейству Кэсслоу о своей помолвке, а предубеждение его нареченной относительно Дженны в какой-то мере передалось и ему.

Вздохнув, Бенджамин опустил бритву и взглянул в окно. Вдали виднелись холмистые берега реки Розер, густо поросшие деревьями и кустами, слева простирались изумрудно-зеленые поля Бэйндена. Неподалеку от дома стоял сарай для скота: как и большинство деревенских жителей, Бенджамин содержал небольшое хозяйство, являвшееся существенным подспорьем к его заработку плотника.

Свой дом, лежавший в четверти мили от дворца неподалеку от дома железных дел мастера Айнекомба, Бенджамин унаследовал от отца. В этом отношении его положение выгодно отличалось от положения Даниэля Кэсслоу, нанимавшего свое жилище у владельца Глинда. Благосостояние Бенджамина отражалось и в обстановке, в гостиной стоял буфет с посудой, добротная деревянная мебель была выдержана в одном стиле. Словом, хоть и небогатый, его домик нес отпечаток респектабельности.

Вернувшись к прерванному занятию, Бенджамин заглянул в зеркало и вдруг увидел в нем мелькнувшее и сразу же исчезнувшее лукавое личико эльфа с четко очерченным подбородком. Но когда он обернулся, то не увидел ничего, кроме причудливой игры света и теней. Успокоившись, плотник продолжил сборы: надел чистую шерстяную рубашку, натянул чулки и застегнул на коленях свои лучшие штаны. Затем он запер дверь и оседлал свою старенькую лошадку.

Вечер был так хорош, что Бенджамин решил проехаться через поля и леса Бэйндена. Углубившись в рощу, он вдруг услышал громкий звук лютни, раздавшийся так неожиданно, что его лошадь вздрогнула. Несколько секунд Бенджамин не двигался, прислушиваясь к чарующим звукам. Спешившись, он тихонько пошел туда, откуда доносилась музыка, и, подойдя поближе, увидел тучную и непривлекательную Агнес Кэсслоу, сестру Дженны. Однако сейчас, когда она играла, девушка выглядела странным образом преобразившейся и ничуть не была похожа на обычно толстую, пыхтящую коротышку Агнес.

Услышав его приближение, она подняла голову и на мгновение задержала на нем взгляд, и в эту минуту Бенджамину показалось, будто это не Агнес, а кто-то другой смотрит на него сквозь круглые серые глаза девушки.

– Добрый день, – сказал он.

Вспыхнув, девушка вскочила на ноги, так крепко сжимая в руках лютню, будто боялась, что у нее отберут инструмент.

– Я не слышала, как ты подошел, Бенджамин. Ты идешь к нам?

– Да, – подтвердил он, надеясь, что мрачное настроение не отражается на его лице.

– Тогда я побегу вперед, предупрежу Дженну. – И не дожидаясь ответа, девушка метнулась прочь и исчезла между деревьями.

Ведя в поводу лошадь, Бенджамин пошел следом.

Проходя мимо Бэйндена, он разглядывал дом, мирно нежившийся в лучах заходящего солнца, бриллиантовым блеском отражавшихся в застекленных окнах. Испокон веку этот дом был собственностью владельцев Глинда, и одно время в нем даже размещалась резиденция хозяев, устраивались приемы и судебные заседания. Теперь это была обычная ферма, которую Ричард Мейнард арендовал у Герберта Морли. Однако Герберт оставил за собой право в любое время останавливаться и жить в долю, сколько ему будет нужно.

Спускаясь с холма, на котором стоял дом, Бенджамин размышлял о прежних арендаторах Бэйндена: какими были люди, обитавшие здесь много десятков и сотен лет назад; какую жизнь они вели; чего в ней было больше – радости или печали, надежды или отчаяния. Без всяких причин Бенджамин вдруг сильно вздрогнул.

Вдали уже виднелся коттедж Даниэля, из трубы струился дымок, а пруд, возле которого он был выстроен, отсвечивал золотыми искрами. Домик выглядел мирным и живописным, и трудно было поверить, что здесь жила женщина, обвиненная в колдовстве, что когда-то, в такой же закатный час тридцать лет назад, из него выволокли хрупкое, похожее на эльфа создание, и увели навсегда.

Бенджамин подошел к дому. Через открытые двери были видны Даниэль в рубашке с закатанными рукавами, с кувшином эля в руках, и Дженна, хлопочущая возле стола.

– Добрый вечер, – поздоровался Бенджамин, и они оба обернулись к нему.

Дженна сразу же отвела взгляд, и плотник понял, что Дебора права, и эта высокая девушка с шелковистыми черными волосами, ниспадающими из-под кружевного чепчика, действительно влюблена в него.

– А-а, Бенджамин, – приветливо улыбнулся Даниэль. – Добро пожаловать. Проходи и садись. А я как раз собирался чего-нибудь выпить. Составишь мне компанию?

– Само собой, – отозвался Бенджамин, устраиваясь за массивным деревянным столом и снимая шляпу. – Говорят, что ваше пиво – самое лучшее во всей округе, Даниэль.

За этим наигранным воодушевлением плотник пытался скрыть неловкость, которую он испытывал, чувствуя на себе сияющий взгляд Дженны. Однако бедная девушка, видя, что возлюбленный не обращает на нее внимания, едва не расплакалась.

– …Очень вкусно пахнет, – услышала Дженна.

Бенджамин наконец обратился к ней, расхваливая ее стряпню, но чувствовалось, что он делает это лишь по обязанности. И сразу же перед мысленным взором Дженны сама собой возникла страница из книги Алисы Кэсслоу. «… измельчи и смешай душицу критскую, мяту блошиную и вербену и перемешай их с самой тайной женской кровью. Затем освяти светом прибывающей луны и на следующий день дай тому, кого хочешь приворожить».

Дальше подробно описывалось, к чему это приведет: через один день и одну ночь тот, кто отведает этого зелья, будет молить женщину, чья кровь использовалась для приготовления напитка, о любви, о постели, о том, чтобы ласкать самые сокровенные части ее тела.

– Надеюсь, тебе понравится ужин, Бенджамин, – медленно произнесла Дженна.

Вкусная ода, крепкий эль, тепло и уют оказали свое действие на Бенджамина Миста. Раскинув ноги и сложив руки на животе, он сидел, блаженно улыбаясь, и благосклонно поглядывал на рассуждавшего об истории этих мест хозяина. Во всяком случае, так показалось слушавшему вполуха Бенджамину, основная часть внимания которого принадлежала игравшей на лютне Агнес. Сегодня вечером она играла поистине вдохновенно, ее лютня пела о любви и отчаянии, о страсти и безнадежности.

– …старинная местная фамилия, – говорил Даниэль. – Известно ли тебе что-нибудь о твоих предках, Бенджамин?

– Насколько мне известно, все они происходили из этих мест, – рассеянно ответил плотник, которому гораздо больше хотелось слушать музыку Агнес, нежели рассуждения Даниэля.

– Так я и думал. По-видимому, когда-то ваша фамилия звучала как ле Мист. Ты знал об этом?

– Нет. – Больше всего на свете Бенджамину хотелось, чтобы Даниэль замолчал и не мешал ему слушать.

Агнес начала новую мелодию – веселую, задорную. Она запела, и ее необычный хрипловатый голос постепенно заполнил всю комнату, наконец, заставив замолчать и Даниэля.

Прислонившись к косяку двери, Дженна смотрела на тех, кого любила больше всего на свете. Ее глаза, казавшиеся темными в полумраке комнаты, обратились сначала на отца, затем на склонившуюся над струнами сестру, ячменно-желтые волосы которой упали вперед, скрывая лицо, и лишь потом остановились на Бенджамине. В сотый раз девушка поразилась тому, какое сильное чувство она к нему испытывает, несмотря на его нескрываемое равнодушие.

– Сегодня такая яркая, полная луна. Пойдем вместе взглянуть на нее, Бенджамин? – мягко предложила она.

Бенджамин удивленно посмотрел на Дженну, ему не хотелось идти, но потом он все-таки сказал.

– Прекрасно. Пойдем, когда Агнес перестанет играть.

– Она не перестанет, – прошептала Дженна. – Она будет играть, пока мы не вытащим лютню у нее из рук, иначе она поднимется с нею наверх и будет играть, лежа в постели. Так у нее всегда.

Бенджамин неохотно поднялся, понимая, что настало время сообщить Дженне, что он помолвлен.

– Тогда идем, – вздохнул он.

Там, за дверями маленького домика, волшебница-ночь уменьшила все пропорции и сделала нечеткими все очертания. Над головами Дженны и Бенджамина таинственно мерцали звезды, а посреди черного бархатного покрывала неба сияла невероятно огромная, испещренная лицами и силуэтами луна, сияла так ярко, что они отчетливо видели друг друга.

В ее странном, мерцающем свете волосы Дженны вспыхивали сапфировыми и алмазными искрами, а из глаз исходило ровное золотисто-зеленое сияние. На бледном и лишенном красок лице Бенджамина, наоборот, казались живыми только глаза.

– Так что же ты хочешь мне сказать? – спросила она.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты избегаешь меня старательнее, чем обычно. В чем я провинилась?

Не зная, что сказать, Бенджамин попытался изобразить улыбку.

– Ты собираешься жениться на Деборе Вестон, – ровным тоном продолжала Дженна.

Бенджамин был поражен.

– Откуда ты знаешь?

– Об этом уже поговаривают, но твое поведение красноречивее всяких слухов. Я все поняла по твоему молчанию.

Он попробовал усмехнуться, но смех получился тяжелым, как свинец.

– И ты не пожелаешь мне счастья?

В Дженне заговорила непредсказуемая сторона ее натуры:

– Нет, Бенджамин, не пожелаю. Если этот сладкий кусочек мяса и есть то, чего ты хочешь, мне нечего тебе сказать.

Круто развернувшись, Дженна побежала к реке, и хотя Бенджамин один или два раза окликнул ее по имени, ответом ему был только крик лисицы, вышедшей на охоту в эту серебряную ночь.

Глава двадцатая

Бесконечно тянется ночь, и так же, как эта ночь, бесконечно отчаяние Дженны, мечущейся в постели в ожидании рассвета.

«Лучше бы мне сразу оказаться в аду, – думала она. – Как это ужасно – лежать здесь, слушать соловьиную ночь, видеть эту луну и звезды и чувствовать, что умираешь».

И такие она испытывала страдания, такую боль, что Дженне казалось, будто она больше не выдержит, что в следующую секунду ее сердце разорвется. Лежа в крошечной душной спальне, она смотрела в окно на небывало яркую луну и прислушивалась к рыданиям Агнес, плакавшей во сне так горько, будто это не сестра, а она была безнадежно влюблена в Бенджамина Миста.

Луна начала меркнуть, и, наконец, настал момент, которого так долго ждала Дженна. С минуты на минуту должен был начаться новый день, с его приходом закончатся ее ночные мучения, но с первыми проблесками рассвета Дженну ждали новые испытания. Нужно продолжать жить, готовить еду, выполнять домашнюю работу, держаться, как ни в чем не бывало. Она должна вынести насмешки тех, кто, зная о ее любви к Бенджамину, скоро услышит о его женитьбе.

И вдруг Дженна поняла, что она должна сделать. Ей даже не пришлось бороться с собой, чтобы решиться на этот шаг. Ответ был так прост, он лежал на поверхности, он был у нее в руках. Накануне она уже просматривала книгу Алисы Кэсслоу, теперь она заглянет в нее еще раз и узнает, как получить власть над людьми и событиями, и без колебаний, решительно и беспощадно воспользуется этим знанием.

Собираясь с мыслями, Дженна села в кровати. Наказанием за то, что она собиралась сделать – с помощью тайных чар внушить Бенджамину любовь к себе, – была тюрьма, а не смерть. Конечно, дело все равно рискованное, но кто сможет уличить ее? Отбросив сомнения, она спрыгнула с кровати, зажгла свечу и, ощущая обжигающий холодок возбуждения, достала из тайника книгу. Все было так, как ей запомнилось, все перечисленные травы росли в ее садике, разбитом позади дома. Чтобы снадобье приобрело колдовскую силу, нужно добавить к ним ее сокровенную кровь.

Под рецептом была приписка, которую Дженна раньше не заметила. «Давай зелье на исходе следующего после новолуния дня, тогда оно подействует сильнее всего и будет действовать до следующего новолуния».

Стало быть, у нее есть шесть недель: две до новолуния, а потом еще четыре, прежде чем колдовство утратит силу. Но разве оно обязательно должно ее утратить? Перевернув страницу, Дженна нашла то, что искала. «Жасмин, собранный в ночь полнолуния и измельченный в жидкую кашицу, сохранит любовь живой навеки».

Вес ответы были здесь. Тетка, которую она никогда не видела, оставила ей в наследство великую силу. Она вложила в руки внучатой племянницы ключи к счастью – или, может быть, к смерти? Глаза Дженны вспыхнули зеленоватым огнем. Она склонилась над исписанной неровными темными строчками страницей, но внезапно раздавшийся за ее спиной голос напугал девушку так сильно, что она вздрогнула и уронила книгу на пол.

– Что ты делаешь? – спросила Агнес.

– Читаю. Я думала, ты спишь.

– Меня разбудил свет твоей свечи.

– Тогда ложись, пожалуйста, и оставь меня в покое.

Агнес с подозрением взглянула на сестру.

– Ты собираешься приворожить Бенджамина Миста? – спросила она.

Ярость Дженны была внезапной и холодной. Наклонившись над кроватью, которую она делила с сестрой, Дженна схватила бедную девушку за плечи и начала трясти. И вдруг ею овладело ощущение, что когда-то это уже было: она стояла возле кровати, желая убить Агнес, и глаза сестры смотрели на нее так же жалобно, как сейчас.

– Дженна, почему ты так рассердилась? – прошептала Агнес. – Не делай мне больно. Пожалуйста! Ты же знаешь, как я люблю тебя.

Разрыдавшись, Дженна выпустила сестру и рухнула на постель, зарывшись лицом в ладонях.

– Прости меня, – бормотала она. – О, Агнес, прости меня, умоляю. Я тоже очень люблю тебя. Просто мне сейчас так плохо, что я готова выместить злость на ком угодно.

Агнес вылезла из кровати. Ее пышные формы колыхались под белой рубашкой.

– Дженна, не надо ничего мне объяснять. Бенджамин собирается жениться на Деборе Вестон, и это неправильно. Ты, только ты должна стать его женой, даже если ради этого тебе придется прибегнуть к колдовству.

– Но ты знаешь, какое за это полагается наказание.

– Тебя осудят, только если кто-нибудь обвинит тебя. А кто может это сделать?

– Его невеста.

Агнес задумалась.

– А что, если она влюбится в другого?

– Это возможно, – медленно произнесла Джснна.

– Значит, так и нужно сделать. Заставь ее потерять интерес к Бенджамину и увлечься кем-нибудь другим.

– Да, – кивнула Дженна. – Наверное, ты права.

Луна убывала и, когда она была уже на исходе, в организме Дженны завершился ежемесячный связанный с луной цикл. Собрав несколько пунцовых капель в пиалу, Дженна смешала их с ароматическим маслом душицы, добавив туда одну блошиную мяту, или полей, а в самом конце – бледные и нежные лепестки вербены. Затем она спрятала склянку в ожидании новолуния. Когда тонкий полумесяц опять начнет робко расти, Дженна пересечет реку Розер и взберется на холм, где стоят кольцом несколько высоких деревьев. Там она будет бодрствовать до рассвета.

Через два дня после того, как она приготовила любовный напиток, Дженна, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, снова открыла книгу Алисы Кэсслоу. Листая страницы, она вдруг поняла, что уже не может остановиться и вынуждена вновь обращаться к колдовству, чтобы достичь своей цели. Дженна осознала, что одно ее действие влечет за собой второе, третье, что все развивается уже как бы само собой, независимо от ее первоначальных намерений.

– Это в последний раз, – бормотала она, зажигая свечу.

Наконец она нашла то, что искала: «Чтобы привести кого-то в определенное место по твоему приказанию, возьми лопатку ягненка и девять ночей подряд прокалывай ее острым ножом в разных местах, приговаривая: «Пронзаю я отнюдь не кость, а в сердце я вонзаю гвоздь. Пускай не ест, не спит, не пьет, пока ко мне он не придет».

Это должно быть сделано. Завтра же она раздобудет кость во дворцовой кухне. Коль скоро Дебора Вестон должна потерять интерес к Бенджамину, очень важно, чтобы Роберт Морли еще раз посетил Бэйнденн.