Текст книги "Уснуть и только"

– Но, дорогой мой, – сказала Люси Бейкер, – боюсь, что я не совсем поняла, что произошло. Расскажите мне обо всем еще раз.

Она сидела в гостиной Джона Лэнгхема. В окне виднелись зеленые холмы и начавшее темнеть небо.

В этой уютной красивой комнате, да и вообще в этом просторном доме с его изысканно-пропорциональными очертаниями фасада и странной, но привлекательной смешанной архитектурой, Люси чувствовала себя так хорошо, что уже не могла дождаться дня – только Богу известно, скоро ли он наступит, – когда они с Джоном, наконец, будут жить здесь вдвоем, наслаждаясь гармонией и счастьем супружеской жизни.

Ее дорогой друг лишь покачал головой со смущенным и встревоженным видом.

– В том-то и дело, Люси, что я и сам не понимаю, что случилось. Единственное, что я могу вам сказать: Чаллис в течение нескольких мгновений был мертв. Его сердце не билось. По крайней мере, так мне показалось.

– И это произошло, когда вы погрузили его в сон?

– Да. Я знаю, что это дурно, но я провел с ним опыт. Я уже рассказывал вам, что дважды мне удава лось заставить взрослых людей принять позу плода. Я подумал, что будет забавно проделать то же самое с Чаллисом.

– И тогда он умер?

– Да. Я сказал ему. «Я хочу, чтобы вы вернулись назад, в то время, когда вы еще не родились, и вспомнили, что с вами тогда было», и при этих словах у него началась агония.

Люси встала и подошла к окну. Не оборачиваясь, она задумчиво произнесла.

– Но это означает, что он умер до того, как был рожден. Это значит, что он уже знал смерть до этой жизни.

Лэнгхем подошел к ней и ласково обнял ее за плечи.

– Что вы говорите, дорогая?

Люси взглянула на него.

– Что, может быть, эта жизнь – не единственная, которую нам дано пережить. Может быть, вы вернули Чаллиса в прошлую жизнь, к моменту смерти до его нынешнего рождения.

Джон испуганно покачал головой.

– Но это противоречит христианскому учению.

– Разве? Разве Он не сказал. «В доме Отца моего много домов»? Может быть, дома – это и есть жизни?

Лэнгхем выглядел вконец сбитым с толку.

– Я не могу в это поверить, Люси. Это вне пределов человеческого понимания.

Мисс Бейкер вздернула подбородок, и в ней сразу появилось что-то от той одиннадцатилетней девочки, которая в одночасье стала хозяйкой большого дома и главой семьи.

– Есть только один способ проверить это.

– Какой же?

– Проделайте это со мной, Джон. Верните меня назад, во время, предшествовавшее моему рождению.

Он неистово затряс головой.

– Ни в коем случае! Я не могу рисковать вами. Предположим только…

– Не надо ничего предполагать. Вы же знаете, как это было. Вы велели Чаллису вернуться в прошлое и вспомнить, что с ним было до его рождения. Используйте со мной другие слова. Велите мне вернуться в прошлое на много лет назад. Прикажите, чтобы я не воспроизводила свою смерть. О, Джон, вы должны это сделать! Вы просто обязаны пойти на это ради науки.

Лэнгхем боролся с собой. Конечно, он и сам был настолько увлечен своими опытами, что не мог противостоять искушению продолжить их. Но если что-нибудь случится с Люси…

Она угадала его мысли.

– Но, дорогой, Чаллис же не умер. Вы же сами говорили мне, что он проснулся, как ни в чем не бывало. Джон, если мы не попробуем, то никогда не узнаем, что это было.

Джон потихоньку начал сдаваться.

– Хорошо, мы попробуем, но будьте уверены, если вам будет угрожать хоть малейшая опасность, я тут же верну вас в настоящее и разбужу.

Пока Люси располагалась на кушетке, Джон Лэнгхем задергивал плотные занавеси. Затем он опустился на стул рядом с ней.

– Закройте глаза, Люси, вам нет нужды смотреть на мои часы. Сейчас я начну считать от одного до десяти, и вы будете ощущать, как с каждым мгновением ваше тело тяжелеет и вас неудержимо тянет ко сну.

Джон взглянул на нее. Теперь он уже видел в Люси только пациентку. Тело ее расслабилось, дыхание стало более спокойным и равномерным. Благодаря своему желанию помочь ему, Люси оказалась идеальным объектом для эксперимента.

– Люси, я хочу, чтобы вы вернулись назад. Назад, назад, и еще раз назад. Не в момент, предшествующий вашему рождению, а гораздо раньше. Ни к чему-то, что хотя бы отдаленно напоминает смерть, а… – Джон запнулся, но потом все-таки решился произнести кощунственные с точки зрения христианской религии слова: – А назад к жизни, к предыдущей жизни. – И как у него только повернулся язык?..

Однако Лэнгхем продолжал.

– Назад, моя дорогая, в прошлое, в еще более ранние времена.

Джон выпрямился, наблюдая за лицом Люси, и увидел, как на нем заиграла лучезарная улыбка.

– Вы уже там, Люси?

Она кивнула.

– Где вы, дорогая моя? И… – Он очень боялся произносить следующие слова, но все-таки заставил себя: – И кто вы?

Люси громко и радостно засмеялась, но вместо того, чтобы ответить на его вопрос, воскликнула.

– Он выбрал меня! Он выбрал меня!

– Кто выбрал вас? – спросил Джон, с трудом веря своим ушам.

– Роберт. Его отец предоставил ему свободу выбора, и он решил жениться на мне.

Люси Бейкер снова засмеялась – это был счастливый смех юной девушки.

Джон Лэнгхем никак не мог поверить в реальность происходящего. Однако разве не является это доказательством того, что Люси была права, и что человеку может быть дано несколько жизней?

– И вы собираетесь выйти за него замуж?

– О, конечно. Я люблю его, и кроме того, в один прекрасный день я стану хозяйкой Шардена.

– Шардена? – воскликнул Джон.

Его спокойствие улетучилось, в голосе зазвучало крайнее изумление.

– Тогда кто же вы, Люси? Кто вы?

– Как это, кто? Я – Маргарет Эвхарст, – с улыбкой отвечала она, – нареченная невеста Роберта де Шардена, наследника большого поместья, расположенного в Бивелхэмской долине. Эту долину называют волшебной, вы слыхали об этом?

– Да, – медленно ответил Джон, все еще не веря себе. – Да, я слышал об этом и начинаю верить, что это так и есть.

Глава тридцать девятая

Мать убегала от него, а когда Джейкоб, наконец, догнал ее, то увидел, что она неузнаваемо изменилась, темные глаза, которые он так хорошо помнил, превратились в зеленые, удлиненные, с золотистыми искорками. Она засмеялась, а потом прикрепила к его шляпе серебряное колечко. «Это убережет тебя от беды, сын мой», – сказала она и начала удаляться. Перепуганный Джейкоб устремился вслед за ней и проснулся, обнаружив, что во сне успел подбежать к окну. Потряхивая головой, чтобы прийти в себя, он облокотился о подоконник и выглянул наружу.

В открывшейся его взору панораме доминировал собор святого Павла, поскольку Джейкоб находился в центре Лондона, в Сити, куда приехал, чтобы сбыть награбленное знакомому укрывателю краденого. Добыча была немалой – два дня назад ему повезло, он повстречал карету самого Томаса Пелхэма, герцога Ньюкасла. Одни только драгоценности герцогини уже оправдали всю операцию. Джейкоб поспешил избавиться от них в первую очередь, оставив себе только изумрудное ожерелье, потому что оно напоминало ему глаза Генриетты. Сидя в тишине укромного домика в Коггин-Милл, Джейкоб вертел его в руках, и камни вспыхивали загадочным зеленым огнем. Чаллис понимал, что ожерелье будет неопровержимой уликой против него, но все же решил сохранить его.

Вздохнув, он снова улегся на кровать, но не мог заснуть. Он не видел Генриетту уже три недели, хотя за это время несколько раз ездил по ночам в Глинд и подолгу стоял среди деревьев, глядя на дом и гадая, за каким же окном она сейчас спит.

Джейкоб вскочил, разгоряченный мыслями о Генриетте и страстными видениями, в которых она играла главную роль. Повинуясь непреодолимому порыву, он начал одеваться, несмотря на то, что была середина ночи. Он тотчас же поедет к Генриетте, выдумает какой-нибудь предлог, выдаст себя за джентльмена, что угодно, лишь бы увидеться с ней! Все, что угодно, только бы увидеть, как заиграют на ее щеках эти сводящие его с ума ямочки, когда он обовьет вокруг ее прелестной шейки ожерелье герцогини.

– Еще одно письмо от мисс Бейкер, – сообщила миссис Тревор, держа в одной руке чашку с чаем, а в другой – письмо. – Генриетта, она спрашивает, не можешь ли ты снова погостить у них. Пишет, что ее домашние требуют твоего приезда, потому что в твоем присутствии их жизнь становится светлее и веселее.

– Но и здесь она тоже украшает нашу жизнь, – возразила семилетняя Арабелла, младшая из девяти мисс Тревор, искренняя обожательница своей старшей сестры.

– К тому же нам нужна ее помощь в рукоделии, – присоединилась к ней Элизабет, ближайшая по возрасту к Генриетте.

Когда старшая сестра уезжала, Элизабет приходилось принимать на себя часть ее обязанностей.

– Но мама сама может помочь вам, – спокойно отозвалась Генриетта.

– Нет, она не может. Это задумано как работа девяти мисс Тревор, и будет нечестно, если кто-то еще сделает хотя бы один стежок.

– Элизабет, прошу тебя, – вмешалась мать, – не повышай голос и не привыкай разговаривать в такой манере. Кроме того, твое мнение в любом случае не будет иметь значения. Я и только я решаю, когда и куда Генриетте ехать.

Наступило короткое молчание, во время которого Элизабет, надувшись, продолжала пить чай, а Генриетта и ее мать изучающе смотрели друг на друга.

«Она становится такой красивой, – думала миссис Тревор. – Нужно дать бал. Ей сейчас самое время выходить замуж. С ее внешностью и приданым, не сомневаюсь, она сможет заполучить титулованную особу».

Она вздохнула. Перспектива в одиночку решать все сложные связанные с бракосочетанием вопросы – приданое, имение, наследственная доля имущества, наследование титула и так далее – отнюдь не привлекала Люси Тревор, но что было делать? К тому же, если она хотела видеть всех девятерых своих дочерей замужем, ей предстояло пройти через это испытание девять раз! Люси с любовью взглянула на своего маленького сына, который молча сидел рядом с ней и с упоением поедал кекс. Вот с ним таких проблем не будет. Как сквайр и владелец Глинда, он сможет выбрать любую невесту по своему вкусу, желательно, конечно, богатую наследницу.

Голос Генриетты вернул ее в настоящее.

– Мама, так можно будет мне поехать к Бейкерам?

Миссис Тревор задумалась. А не стоит ли за этими постоянными приглашениями один из неженатых сыновей Бейкера? Эта мысль ее совсем не обрадовала. Несмотря на благосостояние Бейкеров, миссис Тревор была уверена, что Генриетта заслуживает большего.

– Я… Я не уверена. Ты только что вернулась из Мэйфилда.

– Да, но в тот раз я ездила по делу, на опознание. А теперь это будет обычный визит.

– Хм-м. Надеюсь, ты так стремишься туда не потому, что скучаешь с нами в Глинде?

– Нет, мамочка, не поэтому, – ответила Генриетта, мужественно выдерживая взгляд матери. – Просто там, во дворце, мне проще быть самой собой. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Миссис Тревор обвела глазами сидящих за столом девятерых детей и сразу же все поняла.

– Прекрасно, моя дорогая, на сей раз можешь поехать Но я надеюсь, после возвращения ты подольше побудешь дома. Нам надо сделать некоторые приготовления.

– Приготовления?..

– Я хотела бы, чтобы в течение ближайшего года, Грейс, ты вышла замуж. Когда ты вернешься из Мэйфилда, нам надо будет как следует подготовиться и устроить грандиозный бал.

– Но, мамочка…

Миссис Тревор улыбнулась.

– Можешь быть уверена, моя дорогая, что никто не будет оказывать давления на твой выбор. Конечно, богатство и высокое положение имеют значение, но не следует позволять, чтобы они играли решающую роль. В пределах определенного слоя общества ты сможешь выйти замуж за того, кого сама себе выберешь.

– О, дорогая моя, – улыбнулась Генриетта.

На пути из Лондона в Глинд Джейкоб Чаллис сделал лишь одну остановку, дав коню несколько часов отдыха. В разгар жаркого солнечного дня он прибыл в Мэйфилд и сразу же поехал дальше, к гряде меловых холмов, неподалеку от которых был расположен Глинд.

У него не было никакого определенного плана, только горячее, непреодолимое желание увидеть Генриетту. Джейкоб чувствовал, что ничто не может его остановить, что страсть поможет ему преодолеть любые препятствия. В таком приподнятом настроении он и пребывал, когда увидел двигавшуюся ему навстречу карету с гербом Треворов. Вначале он принял ее за плод своего воображения, но убедившись, что зрение его не обманывает, поспешно спрятался среди деревьев и, сощурившись, всмотрелся в приближающийся экипаж.

Это была она! Его страстное стремление к Генриетте одержало верх над обстоятельствами. Судьба сама послала, ее навстречу ему! Отбросив всякую осторожность, Джейкоб наскоро закрыл лицо платком и, защищенный только наступающей темнотой, ринулся наперерез карете, размахивая заряженными пистолетами.

– Стой! – закричал он, а заметив, что рука кучера потянулась к ружью, взревел. – Не смей, или, клянусь Богом, я пристрелю тебя!

Донесшийся из кареты женский вопль возвестил Джейкобу, что горничная мисс Тревор, Сара, находится рядом со своей хозяйкой, и действительно, в следующее мгновение ее испуганная физиономия замаячила в окне.

– О, кровь Господня, – запричитала она. – Это тот же самый, мисс. Тот, что остановил нас на Пенни-Бридж.

– Не может быть! – нетерпеливо возразила Генриетта, и вместо головы горничной в окошке кареты показалась голова ее госпожи.

Джейкоб взмахнул шляпой, совершенно позабыв о том, что, торопясь поскорее уехать из Лондона, он не надел парик. Глаза Генриетты остановились на шапке густых рыжих кудрей.

– Рыжий, как лисица, – констатировала она. – Значит, это действительно вы?

Он наклонился к окну и, понизив голос до еле слышного шепота, признался.

– Да, это я. Я должен поговорить с вами. Мне придется связать этих двоих, Генриетта, но, клянусь, я не причиню им никакого вреда.

– А мне?

Джейкоб заговорил еще тише.

– Клянусь, что не дотронусь до вас даже пальцем, пока – пока вы сами этого не захотите. – Он выпрямился и громко распорядился – Эй, ты, слезай с козел! И ты, – Джейкоб махнул пистолетом в направлении Сары, – тоже выходи.

Горничная разразилась рыданиями.

– Я не перенесу этого, мисс. Дважды за один месяц! Что со мной будет?

– Выполняй то, что он приказывает, Сара, и все будет в порядке. Ступай.

Плачущая девушка неохотно вылезла из кареты, а секундой позже к ней присоединился пыхтящий от негодования кучер. Генриетта тревожно прикусила губу, наблюдая, как ее слуги под дулом пистолета прошагали по дороге и скрылись между деревьями. Но, прежде чем она успела позвать на помощь, Чаллис уже вернулся. Еще мгновение – и он уже сидел рядом с ней, а его губы прижимались к ее губам. Не в силах противостоять себе, Генриетта закрыла глаза и отдалась на волю его поцелуям.

Когда она открыла их, то увидела его лицо – смягчившееся, нежное. Джейкоб снова целовал ее – бережно, ласково, его губы прикасались к ее векам, носу, и, наконец, прильнули к ямочкам на щеках.

– Генриетта, дорогая моя, – прошептал он.

– Вы должны идти, – ответила Генриетта. – Уходите, пока никого нет. Джейкоб, я не хочу, чтобы вас поймали.

– Уйду, но при одном условии.

– При каком же?

– Завтра утром вы встретитесь со мной в лесу над Бэйнденом.

– Я не могу. Я доберусь до дворца лишь поздно вечером. И, кстати, откуда вы знаете, что я еду именно туда?

Чаллис рассмеялся.

– Догадался. Но если вы не можете прийти утром, то, может быть, придете вечером? Я буду ждать вас, пока совсем не стемнеет.

– А когда стемнеет, отправитесь грабить какого-нибудь невинного путника?

Чаллис хотел поцелуями заставить ее замолчать, но приближающийся топот копыт заставил его вы прыгнуть из кареты и вскочить на свою собственную лошадь.

– Прощайте Вы найдете своих слуг привязанными к дубу в сотне ярдов отсюда, справа от дороги. До завтра.

С этими словами Джейкоб взмахнул шляпой и исчез в лесу раньше, чем Генриетта успела опомниться.

Ничего не могло быть приятнее такого возвращения. После недельного отсутствия вернувшись в Шарден, Николас Грей обнаружил ожидавшее его письмо от Люси Бейкер с приглашением отобедать во дворце в тот самый день, когда он приехал. В приписке сообщалось, что мисс Тревор гостит во дворце и тоже будет присутствовать.

По такому случаю, естественно, требовалось принять ванну. Сидя в теплой воде, Николас сознательно не позволял себе думать о неприятных перспективах, ожидавших его после того, как закончатся светские развлечения.

В это утро он расстался с Роджерсом и Джекиллом, оставив их в доме Роджерса, где проходило очередное совещание. Оба они, каждый по-своему, вновь вызвали у него неприязнь и опасения. Джекилл упорно настаивал, чтобы Грей, используя себя в качестве приманки, заманил в ловушку грабителя с Пенни-Бриджа.

– Раз вы знаете, кто он, партия уже наполовину выиграна. Он сделает все что угодно, лишь бы его отпустили. Тем более, что вы говорите, что у него уже есть основания ненавидеть Джарвиса. Если не ошибаюсь, они повздорили из-за женщины?

Николас пробормотал нечто невразумительное, в очередной раз проклиная себя за то, что прибегнул к их помощи.

Роджерс встал, его широченным плечам, казалось, было тесно в маленькой комнатке.

– Я намереваюсь предпринять кое-какие шаги, – заявил он.

– Какие именно? – поинтересовался Николас.

– Могу только сказать, что это связано с Джарреттами.

Этим сообщением и пришлось довольствоваться Николасу. С трудом выбросив из головы охотников за наградами, Николас вытерся и начал облачаться в свой лучший костюм – серые бриджи, шелковые чулки, розовато-серый, расшитый серебром, жилет и коричневый бархатный камзол, надеясь, что в таком виде он будет соответствовать величественной обстановке архиепископского дворца.

По прибытии во дворец его проводили в маленький салон Люси. Комната казалась переполненной людьми – помимо присутствовавших в полном составе Бейкеров, здесь были еще Джон Лэнгхем и прелестная мисс Тревор в открытом голубом платье. Николас отвесил общий поклон, жалея, что не может провести этот вечер наедине с Генриеттой и позабыть об остальных. Устыдившись таких неблагодарных мыслей, он вступил в беседу с хирургом.

– Смогли ли вы помочь Джейкобу Чаллису, сэр?

К огромному удивлению Николаса, на лице доктора появилось опасливое выражение.

– М-м, да… Да, конечно. Его раны благополучно зажили.

– Потрясающе! – продолжал Николас, надеясь выудить из доктора дополнительные сведения. – Но странное дело, коль скоро он не разбойник с Пенни-Бридж, а я безоговорочно верю мисс Тревор, что это не он, то за что же на него так взъелся Кит Джарвис?

Джон Лэнгхем пришел в еще большее замешательство.

– Кто знает? Может быть, женщина?

Николас медленно наклонил голову.

– Возможно.

Аромат цветов подсказал ему, что к ним подошла Генриетта, и лейтенант Грей, сияя, повернулся к ней. Именно в этот момент он понял, что уже никогда не будет таким, как прежде, что он, наконец, полюбил. И что на его долю выпало не спокойное нежное чувство, не обычная привязанность, постепенно перерастающая в нечто большее, – нет, уделом Николаса Грея должна была стать огромная, внезапная страсть, бесконечное томление, всепоглощающее пламя, заставляющее полностью посвятить себя служению любимому человеку.

– Мисс Тревор, – вымолвил он, удивляясь тому, что еще может говорить.

– Лейтенант Грей. – Генриетта сделала реверанс. – Как поживали с тех пор, как я в последний раз была в Мэйфилду?

– Благодарю вас, неплохо. Но меня тоже здесь не было.

– Вот как?

– Я уезжал по делам. А вы как проводили время?

– Была дома с матерью, сестрами и братом. Занималась рукоделием, гуляла по парку.

На щеках показались ямочки.

– Какая мирная, идиллическая картина.

Генриетта вздохнула.

– Это и в самом деле так. Но иногда мне кажется, лейтенант Грей, что покой – это еще не вес. Я часто думаю о том, как интересно было бы родиться мужчиной и жить насыщенной, полной приключений жизнью.

Он улыбнулся, немного удивленный ее словами.

– Очень трудно представить вас мужчиной, мисс Тревор.

Генриетта серьезно взглянула на него.

– И, тем не менее, мне это удается.

– И каким же мужчиной вы себя видите?

Девушка нахмурилась.

– Самым обыкновенным. Ничего особо выдающегося или интересного. Простой, заурядный человек со склонностью к плотницкому ремеслу.

Запрокинув голову, Николас рассмеялся так громко, что привлек к ним всеобщее внимание.

– Что случилось? – осведомился Томас, поднося к носу обшитый кружевами платок.

– Мисс Тревор сказала кое-что смешное, – смущенно признался Николас, осознав свой промах.

– Вот как? – неприветливо произнес Томас, и Николас подумал, что он выглядит карикатурой на стареющего щеголя, разодевшегося для придворного бала, вместо того, чтобы быть тем, кто он есть – младшим сыном провинциального сквайра, живущим в отдаленной части Суссекса.

Заметив нарастающую напряженность, Люси поспешила пригласить всех к столу. Члены семьи и гости парами проследовали вниз, в большой зал, посреди которого стоял длинный стол. Провожая Генриетту к ее креслу, глядя на остатки былого величия места, где некогда обедали архиепископы Кентерберийские, Николас как бы окунулся в прошлое и вновь ощутил необъяснимую родственную связь с дворцом.

Они заняли свои места: старый сквайр Бейкер во главе стола, справа от него – Генриетта, слева – Филадельфия. На противоположном конце сидела Люси с Николасом и Джоном Лэнгхемом. Между ними разместились Джордж, Томас и Найзел, причем последний, оказавшись рядом с Генриеттой, беспрестанно краснел. Это весьма позабавило бы лейтенанта, если бы молодой человек, оказавшись между Греем и предметом его обожания, не мешал Николасу с разговаривать с Генриеттой.

Проголодавшийся после проведенного в дороге дня, Николас очень обрадовался, когда на стол подали старую, добрую, солидную английскую еду, причем в изрядном количестве. По-видимому, решил Николас, Люси Бейкер не признавала сомнительных деликатесов французской кухни, входивших в то время в моду во многих богатых домах Англии, – первая перемена блюд была традиционная, истинно английская, и состояла из огромного линя, сваренного в эле, приправленного лимоном и розмарином, супа с вермишелью (единственная экзотическая черточка, отметил Николас), бараньего филе и пирога с курятиной.

Но когда с этим было покончено, Николасу довелось отведать и деликатесов: голубей и спаржи, телятины с грибным соусом, сладкого мяса и омара. Трапеза завершилась огромным абрикосовым тортом, украшенным пирамидой из взбитых сливок и озерцами желе, после которого подали свежие фрукты.

Когда принесли белый портвейн, Люси вдруг вздохнула.

– Как жаль, что у нас нет музыкантов.

Старый сквайр Бейкер, который так наелся, что побагровел и едва мог дышать, проворчал.

– Зачем тебе еще и музыканты?

– Ну как же, отец, они должны здесь быть. Посмотри, вон специально выстроенные для них галереи. Когда-то там сидели менестрели.

Николас не знал, что заставило его сказать.

– Хотите, я вам сыграю?

Хотя кое-кто из присутствующих явно был ошеломлен этим неожиданным предложением, Генриетта умоляюще сложила руки и произнесла.

– О-о, лейтенант, в самом деле? Это было бы прекрасно! На чем вы играете?

Приободрившись от такой поддержки, Николас отважно продолжал.

– Если мисс Бейкер пожелает, я мог бы сыграть на лютне.

– Разумеется, я пожелаю, – уверенно ответила Люси и приказала одному из слуг принести из гостиной лютню.

– Может быть, мне пойти на галерею? – полушутя предложил Николас.

– О, конечно! Это будет так увлекательно. Как вы считаете, отец?

– Мне все равно, – буркнул старик. – По мне, что эти чертовы ноты, что кошачий визг. Валяйте, Грей, раз это развлечет дам.

Николас поклонился, взял лютню и по узенькой лестнице поднялся на галерею. Там все еще стояли два маленьких стульчика, и Николас сел на один из них, так, что снизу была видна только его макушка. Он прикоснулся к струнам, но из-под его пальцев полилась совсем не та мелодия, которую он намеревался сыграть. Вместо нее зазвучала музыка из другого, забытого столетия, такая живая и веселая, что те, кто сидел внизу, невольно начали притоптывать ей в такт, а Люси, наклонившись вперед, шепнула.

– Как хорошо он играет.

И в ответ на их аплодисменты Николас играл еще и еще, веселые красивые мелодии и жалобные любовные песни сплетались, образуя волнующий водопад звуков. Даже старый сквайр перестал брюзжать и прикрыл глаза, но не заснул. Прислушиваясь к величественной каденции, Генриетта вдруг поняла, что Николас любит ее, что каждая нота, каждый звук – для нее. Девушка поняла, что и она неравнодушна к нему, но что за чувство она испытывает – любовь или дружескую привязанность, Генриетта пока не разобралась.

Наступившая тишина показалась всем внезапной, и сидящие за столом леди и джентльмены изумленно переглянулись. Как, уже все кончилось?.. Когда Николас, измученный, опустошенный, спустился с галереи, его встретили бурным взрывом аплодисментов. Он стоял, выпрямившись, и поверх голов остальных смотрел прямо в глаза Генриетты.

Там, под сводами этого древнего зала, они обменялись молчаливым приветствием, и его губы сами собой шепнули: «Я люблю вас».

Было уже совсем темно, когда обед, начавшийся в два часа пополудни, наконец, закончился. И когда Генриетта, стоя в дверях дворца вместе с Бейкерами, дружески махала на прощание двум отъезжающим гостям, она вдруг вспомнила, что совершенно забыла о Чаллисе, напрасно ждавшем ее в лесу над Бэйнденом. Девушка уже повернулась, чтобы войти в дом, но в этот миг встретилась глазами с Греем, на бесстрастном лице которого уже не было следов пережитого волнения. Они обменялись легкими улыбками, за которыми оба пытались скрыть различные по природе, но одинаково глубокие чувства. Затем они отвернулись друг от друга, Николас поехал по дороге рядом с экипажем Джона Лэнгхема, а Генр етта исчезла в дверях.

Переговариваясь с доктором через окошко кареты, на спуске, ведущем к Коггин-Милл, Николас вдруг услышал громкие крики и топот копыт. Он поспешил в ту сторону, откуда доносился шум, увидел группу людей с факелами и узнал в одном из них Джона Джарретта, того самого, что прославился не удачным арестом Фрэнесса Хэммонда.

Но, видимо, Джарретт не пожелал сдаваться, потому что сейчас в середине группы вооруженных людей опять брел Хэммонд, с унылым лицом и связанными за спиной руками.

– Что здесь происходит? – спросил Николас, когда процессия поравнялась с ним.

– А, лейтенант Грей, это вы. – Джарретт немного смутился. – Мы снова поймали этого мерзавца – и на этот раз он попадет к судье, карманы которого еще не успел набить золотом.

– Вы поймали его на воровстве?

– Нет, сэр, извините за грубость, на блуде. Он развлекался под деревом с деревенской девчонкой и как раз вошел во вкус, когда мы подоспели. Мы взяли его прямо со спущенными штанами. – Джарретт довольно ухмыльнулся и, понизив голос, добавил. – Блудливая скотина.

Николас не смог сдержать улыбки.

– Куда вы его ведете?

– На эту ночь запрем в подвале «Звезды». Вести его в «Дуб» слишком рискованно. Завтра прямо с утра он предстанет перед судьей.

– Желаю удачи, – сказал Николас. – Может быть, вам нужна помощь?

– Нет, сэр, спасибо. С таким уловом мы и сами справимся, с вашего позволения. Доброй ночи, сэр.

– Доброй ночи.

Лейтенант поехал своей дорогой, думая о том, что хотел бы жить в иное время и выбрать себе другую, более спокойную профессию, не требующую охоты за себе подобными, – занятие, которое в последнее время все меньше и меньше ему нравилось.