Текст книги "Уснуть и только"

Подвижные черты Грея снова выразили нечто большее, чем простой интерес, и Кит не смог сдержать усмешки.

– Понимаю, я должен быть очень осторожен. Но, наверное, негодяй все-таки обитает не в самом Мэйфилде?

– Вот тут-то вы и ошиблись, сэр. Он живет буквально в двух шагах от меня. Да что говорить, я могу просто показать вам его дом.

– Мне будет очень интересно взглянуть на это место, мистер Гибб. – сказал лейтенант Грей, на сей раз безупречно владея собой. – Может быть, вы даже знаете его имя?

– Знаю, знаю, сэр. Его зовут Чаллис. Джейкоб Чаллис.

– Так-так! Наверное, он новичок в этом деле. Я никогда не слышал о нем.

– Да, он и в самом деле новичок, сэр, – усмехнулся Кит Джарвис, – но я предполагаю, что его карьера продлится недолго. Если только агент тайной полиции нападет на его след…

– Совершенно верно, – отозвался Николас Грей.

– О, дорогая Грейс, – воскликнула миссис Тревор, ломая печать на письме, только что врученном ей лакеем, – это от мисс Бейкер. – Она быстро просмотрела содержание и, облегченно вздохнув, продолжала: – Она пишет, что в Мэйфилд прислали шестерых драгун, что свидетельствует о неминуемом близком аресте, неизвестно только, кого будут арестовывать. Ох, любовь моя, как ты думаешь, неужели им удастся схватить того головореза, который ограбил мистера Бейкера?

Миссис Тревор гордилась тем, что всегда правильно употребляет имена и титулы, и настаивала на том, что Джорджа Бейкера нельзя называть сквайром, поскольку наследником титула является его старший брат преподобный Питер Бейкер, да и в любом случае, их отец еще жив. Она также любила называть Генриетту ее вторым именем Грейс, хотя признавала, что оно совершенно не подходит ее старшей дочери.

Но на сей раз Генриетта даже не стала возражать против этого неприятного ей обращении, а просто поднялась на ноги со словами:

– Если его арестуют, меня вызовут в Мэйфилд для опознания, а это ужасно. Я не хочу нести ответственность за то, что человека пошлют на виселицу.

– Но он преступник, грабитель, и виселица – самое подходящее для него место.

– Я знаю, что ты права, мама. Просто сама мысль об этом мне невыносима.

Генриетта беспокойно закружила по комнате и, наконец, подошла к окну. Спальня матери, где они находились, была расположена в восточном крыле старинного помещичьего дома. Насколько хватало глаз, перед Генриеттой простирался великолепный ландшафт: величественный парк, поля, луг, на котором под прозрачным апрельским небом мирно щипали травку светло-коричневые пятнистые коровы бок о бок с овцами и ягнятами. Во всем этом было столько красоты и жизни, что Генриетте становилось жутко при мысли, что одно ее слово – и кто-то уже никогда не сможет увидеть ни этот, ни какой-либо другой пейзаж.

Догадавшись о мыслях дочери по ее напряженной спине, прекрасная вдова Тревор подошла к Генриетте и обвила рукой ее талию.

– Может быть, мистер Бейкер сможет сам опознать его.

– Нет, мамочка, не сможет, по крайней мере, если не решится солгать. Только я видела лицо разбойника.

– И что же оно собой представляло?

– Безобразное, страшное. Впрочем, на самом деле – нет. В каком-то смысле даже красивое. Очень суровое, резкое, непреклонное. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Честно говоря, не очень, – призналась миссис Тревор. – Я только поняла, что в нем есть некое обаяние.

Генриетта бросила на нее быстрый взгляд. Порой ее мать, несмотря на все заботы и трудности, связанные с воспитанием десяти детей, проявляла удивительную проницательность и чуткость.

Миссис Тревор поцеловала дочь в лоб, в то место, откуда начинали расти блестящие медовые волосы, отмстив про себя, что шаловливые ямочки куда-то исчезли.

– Дорогая моя, если тебя вызовут для опознания этого очаровательного бродяги, ты должна будешь исполнить свой долг. Если ты этого не сделаешь, могут пострадать невинные люди. Не все могут перенести ограбление так легко, как богатый мистер Бейкер.

Генриетта порывисто обвила руками шею матери.

– Ты совершенно права, Люси Тревор, – провозгласила она, используя обращение, которое родилось, когда она была еще совсем маленькой и со временем стало их маленькой тайной шуткой. – Я сделаю то, что должна сделать.

– Тогда пойдем, моя милая, подышим воздухом. Две женщины, старшая и совсем юная, взялись за руки и вышли в огромный вишневый сад, раскинувшийся перед Глиндом.

Глава тридцать шестая

Высунувшись из окна первого этажа, Николас Грей подумал, что никогда не видел ничего более прекрасного, чем этот окруженный рвом лесистый склон Шардена, освещенный первыми рассветными лучами. Хотя здание, где он находился, было выстроено на месте оригинального средневекового замка в пятнадцатом веке, вокруг него еще отчетливо были видны очертания рва, а на прозрачной зеленой глади, совсем как встарь, приветствовали рассвет два гордых лебедя.

Испытывая несвойственное ему возбуждение, Николас тихонько вышел из комнаты, стараясь не разбудить хозяев, супругов Медли, которые действительно приходились ему дальними родственниками. Затем, даже не став завтракать, он сел на лошадь, пересек старую немощеную дорогу и поехал вверх по склону к гряде Рашхерст-Кросс.

Поднявшись на гряду, он увидел под собой раскинувшуюся во всем величии Бивелхэмскую долину, холмы, рощи, поля и луга, на которых мирно паслись стада коров и овец. И, проезжая между зеленеющими деревьями леса Холи-Вуд, готового вот-вот взорваться цветением миллионов синих колокольчиков, Грей дал себе слово когда-нибудь объехать всю волшебную долину целиком, от Бэйндена на одном конце до темного леса Снейп-Вуд на другом.

Подъезжая к прелестной крошечной деревушке Коггин-Милл, Николас невольно взглянул на три видневшиеся вдали домика, в одном из которых прошлой ночью с помощью шести драгун он арестовал Джейкоба Чаллиса.

Грей легко мог бы арестовать также Кита Джарвиса и его брата Эдварда, которым ни на минуту не удалось обмануть лейтенанта, но он счел это преждевременным. Николас надеялся, что, выждав некоторое время, он сможет разгромить всю организацию, представить достаточно доказательств их преступлений, чтобы ни подкупленный мировой судья, ни кто бы то ни было еще не могли отвести обвинения, и таким образом наконец навсегда покончить с Мэйфилдской бандой, которая была опасна еще и тем, что поддерживала якобитов – сторонников незаконного претендента на престол Джеймса.

Николас въехал в Мэйфилд и, руководствуясь данными ему накануне указаниями, свернул с цен трального тракта. И вот он впервые увидел древний дворец. Никогда в жизни Николас Грей не испытывал ничего подобного. С каждым шагом его изумление все возрастало: он никогда не бывал здесь, но, тем не менее, твердо знал, куда ему нужно ехать. Это было похоже на возвращение домой.

Повинуясь этому таинственному невидимому поводырю, лейтенант Грей повернул лошадь к большому залу и, подъехав поближе, пришел в ужас, увидев, какое там царит запустение. Одно из окон было разбито, и в него свободно влетали и вылетали птицы, по-видимому, свившие внутри гнездо.

Пока он разглядывал эту часть дворца, справа от него распахнулась дверь и, обернувшись, Николас увидел долговязого мужчину в завитом парике, с большим носом и маленькими блестящими глазками.

– Лейтенант Грей? – громко окликнул он, а когда Николас кивнул, пригласил: – Сюда, сюда, пожалуйста. Там нежилая часть дома.

Мисс Тревор уже приехала, и теперь остановка только за арестованным.

Николас спешился и протянул мужчине руку:

– Сквайр Бейкер?

– Вообще-то сквайр – мой отец, но и меня так называют. Где же Чаллис?

– Его конвоируют драгуны. Я счел нужным, сэр, прибегнуть к их помощи, коль скоро так много преступников разгуливает на свободе.

– Так много?.. А-а, вы имеете в виду контрабандистов? Да-да, конечно… В любом случае, пойдемте и поскорее покончим с этим неприятным делом.

Наваждение продолжалось: входя внутрь, Николас заранее знал, что он там увидит, и действительно, все оказалось точно таким, как он ожидал – широкая каменная лестница, а за ней – вход в кладовую.

– Мой отец, мировой судья, ждет нас в приемной. Хочу предупредить вас, что хотя он уже очень стар, но находится в здравом уме и вполне способен выполнять свои обязанности.

Николас, слишком переполненный чувствами, чтобы говорить, только кивнул в ответ и вслед за сквайром начал подниматься по каменным ступеням. В кабинете на втором этаже, выходящем окнами на лужайку перед дворцом, он увидел стоявшую в ожидании мисс Тревор. При взгляде на него ее глаза расширились, и Николасу показалось, что все это ему снится.

– Лейтенант Грей! Значит, это вы. Я предполагала, что такое возможно.

– Вы уже знакомы? – удивился Джордж.

– Совершенно случайно и очень кратко, сквайр Бейкер. Мы познакомились в гостинице, когда я возвращалась из Мэйфилда.

Сквайр собирался что-то сказать, но ему помешал грохот марширующих драгун.

– Они уже здесь, – произнес чей-то голос, и Грей услышал, как сержант приказал конвоирам остаться внизу, а сам вместе с арестованным поднялся в кабинет.

Открылась дверь, и на пороге возник Джейкоб Чаллис со скованными за спиной руками. Он обвел глазами комнату с таким видом, как будто собирался принимать группу докучливых просителей. На мгновение он встретился взглядом с Греем, и Николас наконец понял, что же было в этом человеке такого, что поразило его еще накануне: Чаллис принадлежал к числу людей, при первой же встрече с которыми возникает чувство, будто вы давно знакомы.

Вспомнив о своих обязанностях, Николас обратился к Генриетте:

– Мисс Тревор, я предлагаю вам вместе со мной подойти поближе к арестованному. Затем вы скажете, тот ли это человек, который напал на карету сквайра Бейкера. Вы не должны его бояться – у него связаны руки и если вы объявите, что он виновен, он уже никогда не выйдет на свободу. Вы готовы?

Генриетта кивнула, бросив ему такой теплый, полный признательности взгляд, что Николас почувствовал, что краснеет.

– Не бойтесь, моя дорогая, – громко произнес Джордж. – Негодяй не может причинить вам никакого вреда.

– Вздернуть их всех, – вдруг подал голос из-за своего стола укутанный в несколько шалей старый сквайр Бейкер. – Только так! Заковать в цепи, да так и повесить, чтобы другим неповадно было!

Николас предложил Генриетте руку, и та оперлась на нее. От ее близости лейтенанта бросило в жар, так что он едва соображал, что должен делать. Но годы суровой тренировки помогли ему овладеть собой, и он почти по-военному промаршировал через комнату и, остановившись в двух шагах от Чаллиса, обратился к Генриетте:

– Посмотрите и скажите, тот ли это человек?

Генриетта знала, что должна исполнить свой долг, знала, что ее мать была права, и она должна защитить честных и невинных. Она открыла рот и тут же снова закрыла его, осознавая, это взгляды всех присутствующих устремлены на нее.

– Так что же?

– Нет, – твердо произнесла она. – Я никогда не видела этого человека. Это не он ограбил сквайра Бейкера.

– Но, Генриетта! – взвизгнул Джордж. – Он точно такого же роста и телосложения, как тот. Вы уверены, что не ошиблись?

– Я совершенно уверена, – негромко, но внятно отрезала Генриетта. – Это не тот человек.

Николас вдруг ощутил необъяснимое облегчение, и, должно быть, это отразилось на его лице, потому что он заметил, как Генриетта украдкой бросила на него вопросительный взгляд. Затем, повернувшись к старому сквайру, несмотря на годы, все еще исполнявшему обязанности мирового судьи, Грей сказал.

– Сэр, мне кажется, у нас нет оснований для заключения под стражу.

– Конечно, теперь у нас нет оснований! – вскричал старик, не скрывая ярости. – Раз девушка не может опознать его, тут и делу конец. Отпустите его, Грей. У нас нет другого выбора.

– Сержант, – приказал Николас, – освободите арестованного.

Несколько секунд Чаллис стоял молча, растирая запястья, затем поклонился Генриетте.

– Благодарю вас, мисс Тревор, что обошлись со мной по совести. – Он обратился к Грею и остальным мужчинам. – Благодарю также и вас, джентльмены. Всего доброго. – Взмахнув шляпой, он отвесил низкий поклон и быстро вышел из комнаты.

– Разбойник! – побагровев, взревел старый джентльмен. – Готов поклясться, что он и есть разбойник. Если он не ограбил Джорджа, так значит, ограбил кого-нибудь другого. Я нутром это чую, ей-Богу!

– Отец! – с упреком произнес Джордж. – Прошу вас, успокойтесь. Вы же знаете, что такое сильное возбуждение может привести к удару.

Старый сквайр и в самом деле начал кашлять и задыхаться.

– Когда-нибудь я все-таки доберусь до этого мошенника, – прохрипел он. – Не спускайте с него глаз, Грей, вы поняли?

– Разумеется, сэр. А теперь я должен попросить у вас разрешения удалиться. До свидания, джентльмены, очень жаль, что пришлось вас попусту побеспокоить. – Николас повернулся к Генриетте. – Вы позволите мне проводить вас в Глинд, мисс Тревор?

Избегая встречаться с ним глазами, она ответила.

– Благодарю вас, лейтенант Грей, но я останусь во дворце еще на несколько дней.

– В таком случае, возможно, я буду иметь удовольствие видеть вас до вашего отъезда. Засвидетельствуйте мое почтение мисс Бейкер.

Генриетта присела, но ничего не сказала, по-прежнему упорно не поднимая глаз от пола. Николас вполголоса добавил:

– Чаллис должен быть вам очень благодарен, мисс Тревор. Вы подарили ему жизнь.

Генриетта, наконец, подняла на него глаза. Она выглядела очень взволнованной.

– Меньше всего на свете мне бы хотелось обрекать кого бы то ни было на смерть, лейтенант. Это просто счастье, что Чаллис оказался не тем человеком.

– В самом деле, это большая удача, – с оттенком иронии ответил Грей, поклонился и исчез.

В то самое время, когда Джейкоб Чаллис свободным человеком вышел из дворца, телега, которой правила Эмили Пирс и которую она позаимствовала у соседа, съезжала по крутому склону поросшего лесом холма в одном из отдаленных уголков Бивелхэмекой долины. Слева над Эмили нависала непроницаемая темная громада леса Снейп-Вуд, справа виднелся дом, выстроенный в пятнадцатом столетии и известный под названием Венбанс, принадлежавший семье Монсер, державшей литейную мастерскую.

Проехав мимо него, Эмили спустилась еще ниже и пересекла ручей, приблизившись к ферме Стрим-Фарм, отдаленному и скрытому от посторонних глаз дому, где обычно прятались братья Джарвисы, давая хозяевам новые серебряные шиллинги в обмен на молчание.

Там девушка остановила лошадь, привязала поводья к дереву и, сбросив свои лучшие, купленные в Лондоне башмаки, потихоньку подкралась к дому. Осторожно тронув дверную ручку, она убедилась, что дверь не заперта, и скользнула внутрь.

Неожиданное холодное прикосновение пристав ленного к ее шее пистолета так сильно испугало девушку, что она застыла на месте, скосив глаза и пытаясь разглядеть, кто же ей угрожает.

– Кит, это ты? – выдохнула она.

– А кто же еще? – отозвался тот, грубо разворачивая ее лицом к себе. – Чего ты от меня хочешь, грязная шлюха?

– Расплаты, вот чего, – яростно выкрикнула она. – Хочу расквитаться с тобой за донос на Джейкоба Чаллиса. Он сидит под замком, и из Глинда привезли девчонку Тревор, чтобы она его опознала. Он уже все равно, что повешен.

– Туда ему и дорога. Я не потерплю никого на своем пути – и ты знаешь об этом, двуличная сука.

Эмили набросилась на него, молотя кулачками по груди Джарвиса и ногой пиная его в голень.

– Ах ты, вонючий ублюдок! И как это я когда-то терпела тебя рядом с собой?

Джарвис ухмыльнулся, приподнял ее за локти и держал на весу, в то время как она безуспешно пыталась ударить его. То, что произошло дальше, было так естественно, так мило, что борьба прекратилась сама собой. Кит опустил Эмили на пол, и они долго стояли, слившись в объятии, губы к губам, как влюбленные после долгой-долгой разлуки.

Карета, в которой сидели мисс Люси Бейкер и мисс Генриетта Тревор, медленно катилась вниз с пригорка, когда неизвестно откуда взявшийся босоногий мальчишка, рискуя жизнью, вспрыгнул на подножку и, просунув в окно покрытую грязью физиономию, сказал:

– Простите, мисс Люси, джентльмен просил передать это письмо мисс Тревор. Это она?

– Да, – хором ответили обе дамы, широко раскрыв глаза, и Генриетта сказала.

– Я – мисс Тревор. Что это значит?

В это время Люси кричала кучеру, чтобы тот остановился, поскольку мальчугану все еще угрожала опасность быть раздавленным насмерть или по меньшей мере стать калекой.

– Не знаю, мисс, – признался ребенок, облегченно вздохнув, когда Карета наконец остановилась. – Джентльмен дал мне его и велел вручить мисс Тревор из дворца.

Ошеломленная и недоумевающая Генриетта дала ему монетку, мальчишка спрыгнул на землю и побежал прочь, с энтузиазмом подбрасывая свой честный заработок, а Карета вновь тронулась с места.

– Вы не собираетесь вскрыть его? – спросила сгорающая от любопытства Люси.

Генриетта повертела в руках письмо с грубой печатью, обратив внимание на твердый почерк, которым было написано «Мисс Тревор», и ответила:

– Я предпочитаю сделать это попозже, но, конечно, если вам не терпится узнать, от кого это письмо…

– Разумеется, я могу подождать, дорогая Генриетта, – опомнившись, сдержанно произнесла Люси.

Генриетта благодарно улыбнулась ей и спрятала письмо в перчатку.

Карета выехала из Мэйфилда по восточному тракту, но не повернула налево, в сторону Коггин-Милл, а покатилась прямо, по дороге, ведущей в Бэйнден. Преодолев очередной подъем, она въехала в красивые ворота и, обогнув зеленую лужайку по полукруглой подъездной аллее, остановилась возле Лакхерст-Холла – жилища хирурга Джона Лэнгхема.

Генриетта решила, что это самый экстравагантный дом, который она когда-либо видела. Задняя часть дома была древней, построенной еще во времена Тюдоров, и представляла собой часть фермерского дома с покатой крышей, сложенного из старинного кирпича, в то время как вполне современный фасад был закончен всего четыре года назад, в 1717. Ей никогда не приходилось видеть двух столь контрастирующих стилей – элегантный фасад с увенчанной портиком колоннадой и потемневшие от времени грубые камни простого деревенского дома.

Генриетта отвлеклась от изучения архитектурных особенностей дома, увидев, с каким энтузиазмом Люси выпрыгнула из кареты и направилась к распахнутым дверям, возле которых стоял лакей в ливрее. Ранее возникшее у мисс Тревор подозрение, что Люси влюблена в мистера Лэнгхема, подтверждалось. Ее немолодая подруга была охвачена запоздалой бурей страстей.

Дам провели в прохладный холл. Со второго этажа навстречу им уже спускался хозяин дома, подчеркнуто элегантный в своем темно-синем камзоле с расшитым золотом поясом и завитом парике. Он едва удержался от того, чтобы не броситься к Люси, а та, выглядевшая не менее нарядно в зеленом платье с золотистой нижней юбкой, натянутой на широкие обручи, сделала глубокий реверанс. Джон Лэнгхем помог Люси подняться и поцеловал ей руку, с глубоким чувством заглядывая в ее ясные глаза. Бедная Генриетта моментально почувствовала себя лишней и пожалела о том, что приехала.

Однако мистер Лэнгхем быстро пришел в себя.

– Дорогая мисс Тревор, как мило с вашей стороны навестить меня, к тому же в тот день, когда вы прошли сквозь столь тяжкое испытание. Прошу вас, проходите в салон, сейчас нам подадут чай.

Он повел дам наверх, поддерживая ничего не значащий разговор о погоде, и только когда Генриетта уже расположилась в удобном кресле, у нее поя вилась возможность заметить:

– Испытание оказалось не таким уж тяжелым, мистер Лэнгхем.

– Рад это слышать. Разумеется, этот человек виновен?

– Наоборот, – вставила Люси. – Генриетта обнаружила, что арестовали совсем не того человека.

– Вот это да! – изумился Джон. – Стало быть, настоящий преступник все еще разгуливает на свободе?

– По-видимому, да.

Наступила пауза, во время которой мисс Тревор чувствовала себя весьма неуютно под испытующими взглядами двух пар глаз, причем более пронизывающими и неприятными для нее оказались глаза Джона Лэнгхема, из которых исходили сила и властность, с какими девушке до сих пор не приходилось сталкиваться. Генриетте захотелось отвести глаза, но почему-то она не смогла заставить себя это сделать.

– Как интересно, – прерывая затянувшееся молчание, заметил Лэнгхем, но относилось ли это к Джейкобу Чаллису или к чему-то, что он увидел в Генриетте, осталось невыясненным.

К счастью, в этот момент появился серебряный поднос и начался ритуал чаепития. Дамам был предложен настолько дорогой и высококачественный чай, что Генриетта даже не рискнула спросить у мистера Лэнгхема, где он раздобыл такую редкость. Но он предвосхитил любопытство своих гостей, откровенно заявив:

– Этот изумительный товар появился у меня в подвале позапрошлой ночью. Оттуда есть выход на тайную тропу контрабандистов, которая проходит как раз за моим домом.

– И вы решились взять его? – в изумлении воскликнула Генриетта.

– Решился? Да я же сам его заказывал! – расхохотался доктор, в то время как Люси прикинулась шокированной.

– Значит, у контрабандистов в этих краях много тайных покупателей?

– Ну, разумеется. Чего же еще можно было ожидать при нынешних таможенных пошлинах, введенных нашим германским королем?

Мисс Тревор решила, что благоразумнее будет переменить тему, и спросила:

– Наверное, вы уже много лет изучаете хирургию, мистер Лэнгхем?

– Сейчас мне кажется, что всю жизнь. Я родился со стремлением к ней. Но есть отрасли медицины, которыми я интересуюсь еще больше, нежели хирургией.

– Какие же именно?

– Ограничусь двумя, целебные травы и растения, а также взаимоотношения между телом и духом, плотью и мозгом.

– Я даже не подозревала, что между ними существует связь.

– Причем огромная связь, – воодушевился Лэнгхем, заговорив о любимом предмете.

– Прошу вас, продолжайте, – попросила Генриетта, заметив, с какой любовью и гордостью Люси взирает на своего избранника.

– Несколько лет назад я сделал одно чрезвычайно интересное открытие. Я собирался ампутировать ногу одному молоденькому матросу, и перед операцией начал беседовать с ним, стараясь как-то его успокоить и подготовить. Пока я уговаривал его не бояться, я заметил, что он не отрывает глаз от моих часов, которые я все это время бессознательно вертел в руках. Глупая привычка на сей раз сослужила мне прекрасную службу. Я заметил, что бедняга впал в странное, похожее на сон, состояние, но это не было ни обычным сном, ни бодрствованием. Но самым потрясающим было то, что во время операции он совершенно не чувствовал боли. Более того, в этом же странном состоянии он оставался еще несколько часов, пока я не забеспокоился и не начал умолять его проснуться. Только тогда он пришел в себя.

Генриетта покачала головой.

– Никогда не слышала ничего более необыкновенного.

– Джон считает, что это крупное открытие, – вставила Люси. – После этого он еще много раз применял этот метод для обезболивания.

– И это может быть проделано с любым человеком?

– С каждым, кто не станет сопротивляться моему воздействию, мисс Тревор.

– В таком случае, я тоже очень хотела бы попробовать испытать это на себе.

– Только не сейчас, – поднимаясь, возразила Люси. – Нам пора возвращаться домой, чтобы проследить за приготовлениями к ужину.

Джон тоже встал.

– Увы, мисс Тревор, вас у меня похищают. Но, обещаю, что когда-нибудь мы обязательно проведем этот эксперимент. Это и в самом деле нечто захватывающее.

– О-о, я не смогу дождаться, – умоляюще произнесла Генриетта, похожая на ребенка в своем нетерпеливом возбуждении.

Старшие со снисходительной улыбкой взирали на нее.

– И все-таки придется вам подождать.

– А с вами когда-нибудь проводили такой опыт, Люси? – поинтересовалась Генриетта. – Вы испытывали это необыкновенное состояние?

– С Джоном я нахожусь в нем постоянно, – безрассудно, но весьма романтично откликнулась Люси.

Распрощавшись, Генриетта поспешила сесть в карету, чтобы предоставить влюбленным побыть несколько минут наедине.

Только поздно вечером, ложась спать после бесконечной карточной игры, Генриетта, наконец, вскрыла полученное днем письмо. Сидя на кровати в сползающей с плеч сорочке, она сломала печать и первым делом взглянула на подпись, уверенная, что прочтет там «Николас Грей». Но, к своему огромному удивлению, она увидела другое слово – «Чаллис». Вернувшись к началу, она прочитала.

«Дорогая мисс Тревор! Никакие слова не могут выразить ту бесконечную благодарность, которую я испытываю. Исключительно по доброте сердечной вы спасли жизнь совершенно чужого и незнакомого Вам человека. Более того, человека, который угрожал и испугал Вас.

Я считал бы огромной милостью, если бы Вы подарили мне возможность лично поблагодарить Вас. Я буду ждать Вас на холме в лесу за домом, который называют «Бэйнден», завтра в десять часов утра, и надеюсь, что Вы будете настолько добры, что придете.

Шлю поклоны и наилучшие пожелания незабываемой мисс Тревор.

Чаллис»

Генриетта сложила письмо. Главным ее чувством было удивление: мало того, что разбойник вообще умел писать, но к тому же он умел изъясняться таким высоким слогом! Задув свечу, Генриетта попробовала уснуть, но была слишком взбудоражена мыслями о завтрашнем свидании. Безопасно ли ей ехать одной? В конце концов девушка уснула, решив, что завтра рано утром потихоньку улизнет на верховую прогулку, избежав таким образом неусыпного надзора вездесущей Люси.

В соответствии со своим планом Генриетта встала раньше всех в доме и позавтракала в одиночестве. Затем, оставив записку, что вернется к полудню, она спустилась в конюшню и приказала оседлать резвую темную кобылку. Отказавшись от сопровождения грума, Генриетта выехала из Мэйфилда по восточному тракту.

Стояло ясное солнечное утро, но она заметила, что вдали, над горами, идет дождь. В воздухе опьяняюще пахло свежестью, ароматами промытой земли и напоенных влагой цветов. На минуту мисс Тревор остановилась, наслаждаясь видом зеленых лесов, округлых холмов, сверкающей голубизной апрельского неба. Внезапно ее охватило волнение, как будто всю жизнь она готовилась к чему-то необыкновенному, и наконец эта тайна вот-вот должна была ей открыться.

Свернув вправо, Генриетта галопом помчалась по лесу, проскакав над Бэйнденом, которым по-прежнему владел господин Глинда, то есть в данный момент ее четырехлетний брат Джон. Беспрестанно оглядываясь, Генриетта торопила лошадь – арендаторы Бэйндена, знавшие ее в лицо, могли удивиться, увидев ее прогуливающейся здесь в одиночестве. Однако она никого не встретила и благополучно достигла спасительной сени золотисто-зеленых деревьев.

Колокольчики, которые через несколько дней должны были превратить это место в ослепительно-синее озеро, уже стояли наготове стройными колон нами, опустив закрытые темные головки. Таким же темным был плащ ожидавшего Генриетту мужчины, который стоял возле своего привязанного к дереву коня. При ее приближении на его лице заиграла улыбка.

– Значит, вы все-таки пришли? – сказал Чаллис, протягивая руку, чтобы помочь ей спешиться.

– Да, – просто ответила она, соскальзывая с седла и стараясь держаться поодаль от него.

– Я рад.

Генриетта снова всмотрелась в это словно вырубленное из гранита лицо, которое делали живым только бездонные синие глаза.

– Я не уверена, что мне следовало приезжать.

– Почему же? Надеюсь, вы меня не боитесь? Мне бы этого очень не хотелось, мисс Тревор.

Генриетта не ответила, лишь качнула головой, и они продолжали молча смотреть друг на друга.

– Мы уже встречались раньше? – наконец спросил Джейкоб. – Когда-то очень давно?

– Не думаю.

Однако, даже отрицая это, Генриетта чувствовала нечто совершенно противоположное: что они давно и хорошо знают друг друга.

– Тогда почему же вы это сделали? – спросил Чаллис. – Почему вы отрицали, что видели меня тогда? Почему вы взяли на себя труд спасти мне жизнь?

Генриетта нахмурилась.

– Не знаю. Я собиралась выдать вас и уже открыла рот, но, удивительное дело, не смогла вымолвить ни слова. Так что я в каком-то смысле была вынуждена спасти вас.

– Спасибо вам за это, – так же мрачно ответил он. – Хотел бы я хоть как-нибудь отблагодарить вас.

Прежде чем она успела остановить его, Чаллис поднял ее пальцы и прижался к ним губами. Генриетта почувствовала, как по ее жилам пробежал огонь.

– Мне не нужна ваша благодарность, – отрывисто бросила она. – Это произошло само собой, независимо от меня. Я ничего не могла с собой поделать. Вам нет нужды смиренно склоняться передо мной.

Джейкоб Чаллис улыбнулся.

– Мужчины всегда склоняются перед красотой, мисс Тревор, а вы обладаете ею в избытке.

Она собиралась принять надменный и отчужденный вид, отвернуться и уехать, но против ее воли на ее щеках заиграли веселые ямочки. Они стояли, улыбаясь друг другу, как дети. Но потом колдовство вдруг развеялось, и Генриетта, торопливо взобравшись на лошадь, круто развернулась и ускакала в сторону Мэйфилда, даже не оглянувшись напоследок.