Текст книги "Уснуть и только"

Глава тридцать седьмая

Визит в Мэйфилд, как всегда, показавшийся Генриетте слишком коротким, подошел к концу. На следующий день около четырех часов она стояла у парадного выхода из дворца, карета с гербом Треворов на дверце была уже наготове, и вся семья Бейкеров выстроилась, чтобы попрощаться с гостьей. Присутствовал даже старый сквайр Бейкер, укутанный во множество шалей и тяжело опиравшийся на Люси, на лице которой застыло страдальческое выражение.

– Плохо, что она не была уверена насчет этого разбойника, – в сотый раз досадовал старик. – Может быть, в следующий раз, а, мисс Тревор?

– Может быть, – вежливо ответила она, целуя на прощание пухлую стариковскую щеку.

– Хорошенькая девушка, – вдруг заметил он, сузив глаза. – Очень хорошенькая, правда, Найзел?

Старик подтолкнул локтем своего младшего отпрыска, которого ради проводов мисс Тревор оторвали от мольберта, как раз когда он пытался изобразить стоявший на пригорке дуб, по преданию, посаженный самим поэтом Томасом Мэем. Как и следовало ожидать, при таком обращении Найзел залился краской.

– Очень хорошенькая, – неохотно пробормотал он, в то время как Генриетта, присев, клюнула в щеку и его.

Настала очередь Джорджа и Филадельфии. Глаза молодой женщины моментально увлажнились.

– Ты ведь скоро вернешься, правда, дорогая Генриетта? – шепнула она, обнимая мисс Тревор. – Во дворце настолько веселее, когда ты здесь!

– Может быть, когда Генриетта приедет в следующий раз, мы уже переселимся в Айлвинс, – неосторожно вставил Джордж, и сразу же был за это наказан: Филадельфия, издав отчаянный возглас, простонала:

– О-о, нет, Джордж. Тот дом такой ста-а-арый.

– Но дворец куда старше.

– Это совсем другое дело, – без всякой логики возразила его жена, и они сердито уставились друг на друга, а Генриетта тем временем обняла Люси.

– Пожалуйста, напомните обо мне мистеру Лэнгхему, – попросила мисс Тревор.

– Возможно, пройдет немало времени, прежде чем я снова его увижу, – вполголоса ответила Люси. – Очень трудно выбираться из дому, когда отец так немощен.

– Немощен? Кто это немощен? – громыхнул старик, прикладывая ладонь к уху.

– Никто, никто, дорогой, – успокаивающе погладила его по голове Люси.

Гостья не смогла сдержать улыбки, когда увидела, как разоделся Томас, чтобы попрощаться с ней. На нем были розово-фиолетовый вышитый камзол и ослепительной белизны рубашка, не говоря уже о шелковых чулках и кружевном жабо.

– Вы неотразимы, – шепнула ему Генриетта.

Томас заметно оживился.

– Нужно держаться, моя дорогая, нужно держаться, – подмигнул он. – Мне бы не хотелось, чтобы о нас, деревенских жителях, говорили, будто мы не можем идти в ногу со временем.

Он помог ей сесть в карету и еще раз поклонился.

Генриетта высунулась из окна, одной рукой придерживая шляпу, и старательно махала другой до тех пор, пока карета не выехала из ворот и семейство Бейкеров не исчезло из виду. Затем она откинулась на подушки, радуясь тому, что Сара, ее горничная, едет отдельно и не будет досаждать ей своей болтовней.

Продремав почти всю дорогу, Генриетта проснулась, только когда карета уже подъехала к массивным воротам Глиндского поместья. Выглянув в окно, она вдруг заметила на фоне рощи темный силуэт всадника и мгновенно поняла, кто это. Чаллис сопровождал ее всю дорогу и теперь стоял, молча ожидая, когда она скроется за воротами.

Генриетта привстала, они смотрели друг на друга, не отводя глаз, но ни один из них не шевельнулся, не поклонился, не помахал рукой, не подал никакого знака. Это продолжалось до тех пор, пока распахнувшаяся створка ворот не заслонила их друг от друга.

Только тогда Генриетта снова опустилась на си денье. Ее сердце бешено колотилось. Вор, грабитель, джентльмен удачи приехал, чтобы проститься с ней, тем самым ясно дав ей понять, что он на этом не остановится, что и в будущем он будет предпринимать попытки вновь увидеться с нею.

К тому моменту, как Джейкоб вернулся в Мэйфилд, вечер превратился в серебряную ночь. Полная луна ярко освещала Бивелхэмскую долину, неузнаваемо преобразив ее всю, от темной громады спящего Снейп-Вудского леса до развалин старого домика возле маленького пруда неподалеку от Бэйндена. Это был уже иной, отличавшийся от дневного мир, мир, в котором были другие размеры и очертания. Смягчились линии черно-синих холмов, загадочно мерцали озера и реки. Низина превратилась в огромное таинственное море, посреди которого там, где луна высвечивала поверхность озер и прудов, вспыхивали бриллиантовым блеском крошечные островки.

Но Джейкоб не был расположен любоваться этой изысканной красотой, его волновали более насущные проблемы. Тяжело вздохнув, он вошел в дом Лиззи Пирс и поднялся в комнату под крышей.

Теперь, когда вещи Эмили исчезли, она выглядела пустой. Разумеется, Эмили вернулась к Киту Джарвису – Джейкоб давно догадался, что она всегда хотела этого.

Накануне, когда он вернулся, еще не придя в себя после одурманивающего свидания с Генриеттой, Лиззи встретила его с открытым забралом.

– Эмили ушла к Киту, – угрюмо сообщила она. – Сука вернулась в свою конуру. Она всегда была без ума от него, с тех самых пор, как он появился в Мэйфилде и занялся контрабандой. Она была еще почти ребенком, когда сошлась с ним.

– Значит, мне повезло, что я от нее избавился, – дерзко ответил Джейкоб. – Теперь моя единственная забота – найти себе пристанище.

Лицо Лиззи приняло заискивающее выражение, а в голосе зазвучали вкрадчивые нотки.

– Зачем нам становиться врагами, Джейкоб? Что решила Эмми – это ее дело. Они с Китом просто жить друг без друга не могут. Это безнадежное дело. Так что давай забудем о них, и можешь продолжать жить здесь.

– Ладно. Но вот что, Лиззи, – вскинув руку, он крепко ухватил ее за плечо, – чтобы больше никаких доносов. Один раз мне удалось вырваться из лап судейских, но сомневаюсь, что мне будет и впредь так везти.

– Обещаю, что не предам тебя, Джейкоб.

Но это было вчера, а сейчас, лежа без сна на своей кровати, Джейкоб вновь думал о Генриетте Тревор. Он уже не мыслил своего будущего без того, чтобы вновь видеть ее, разговаривать с ней, смотреть, как появляются на ее щеках эти обворожительные ямочки. Дикие планы, вроде того, чтобы похитить ее, жениться, остепениться и стать честным человеком, один за другим возникали у него в голове, и Чаллис понял, что впервые в жизни по-настоящему влюбился.

Устав от душной беспросветной темноты своей каморки, в то время как снаружи земля купалась в серебряном лунном свете, Джейкоб встал и спустился вниз. Выйдя на свежий воздух, он улыбнулся. Он вдруг решил, что Кит Джарвис заслуживает хорошего урока, а переполненный чувствами и нерастраченной силой Джейкоб находился как раз в том настроении, чтобы преподать его контрабандисту. Тихим свистом подозвав коня, он сел на него и, подстрекаемый безумствующей луной, поехал по направлению к Снейп-Вудскому лесу.

В эту необычайно лунную ночь ров вокруг Шардена превратился в сверкающий полумесяц, серебряной брошью украсивший темное одеяние долины. Но лейтенант Грей, пребывая в мире снов, не видел всего этого великолепия. Ему снился Мэйфилдский дворец и шумная толпа, веселящаяся в большом зале. Через распахнутые двери он видел, как пылает огонь в огромной центральной жаровне, вокруг которой стоят многочисленные столы.

– Вам туда нельзя, – произнес чей-то голос, и разочарованный Николас отпрянул от дверей.

После этого он плохо спал, то и дело просыпаясь, но думал отнюдь не о братьях Джарвисах, а о прелестной Генриетте Тревор, о ее глазах, волосах и неотразимых ямочках, и о том, как сильно он в нее влюблен.

Николас рывком сел на постели, пораженный внезапной мыслью о том, что Чаллису удалось затронуть романтическую жилку в душе девушки. Не решила ли она спасти его оттого, что в ее глазах разбойник представал трагической фигурой? Если так, то Чаллис представляет для лейтенанта гораздо большую угрозу, чем он думал вначале.

Николас опять зарылся в подушки, думая о том, что должен составить план, с помощью которого он одним ударом покончит и с контрабандистами, и с Чаллисом. Прежде чем снова уснуть, Николас решил, что завтра же навестит Кита Джарвиса.

Контрабандисты избегали заниматься своим промыслом в лунные ночи, и нынешняя не была исключением. В Мэйфилде царила тишина, не слышно было ни шороха, ни стука копыт, поэтому каждый звук казался особенно громким. Человек, которого контрабандисты называли «Лихой», привел в движение скрытый в готической стене механизм, с помощью которого отодвигалась одна из каменных плит пола большого зала, и вздрогнул, когда раздался громкий скрежет, способный, как ему показалось, разбудить всех обитателей дворца. Отпрянув в тень, он замер, прислушиваясь, но во дворце было все также тихо. Успокоившись, он нырнул вниз по потайной лестнице и повернул рычаг, приводящий плиту в прежнее положение. Затем, пригнув голову, он зашагал по подземному ходу, приведшему его в подвал «Королевского Дуба». Толкнув тяжелую дверь, Лихой оказался в погребе трактира, быстро поднялся по каменным ступеням и через боковую дверь выскользнул наружу, так никем и не замеченный.

Через минуту он уже был в конюшне, где его ожидала оседланная лошадь с обмотанными тряпьем копытами. Воровато оглянувшись, Лихой взлетел в седло и направился в отдаленное место Бивелхэмской долины, чтобы там, в скрытом от посторонних глаз фермерском доме, дать указания главарю контрабандистов Киту Джарвису.

Ночь была такой светлой, что солнцу еще пришлось поспорить с луной, кто из них светит ярче. В конце концов серебряная богиня сдалась и, когда небеса окрасились в розовый цвет, Николас Грей выехал из Шардена, направляясь к тому месту, где, как он предполагал, скрывались братья Джарвисы.

Чтобы не привлекать внимания, он выбрал окольный путь через Тайд-Брук и, обогнув поросшие лесом овраги, выехал на открытое место над самым поместьем Венбанс.

Солнце ярко освещало большой дом, выстроенный около сорока лет назад, и Николас счел его весьма впечатляющим. Он поймал себя на мысли о том, как бы он хотел, чтобы какая-нибудь другая причина, а не обязанности полицейского чиновника, привела его в этот волшебный край с его хрустальными рассветами и золотисто-аметистовыми вечерами.

Николас начал спускаться по склону, однако его лошадь, увидев на тропинке неожиданное препятствие, остановилась и коротко заржала. Наклонившись, лейтенант Грей увидел неподвижно лежащего мужчину. Спешившись, он бросился к нему и опустился на колени возле распростертого тела. Бережно перевернув его, Николас не слишком удивился, узнав Джейкоба Чаллиса.

Приложив ухо к груди Чаллиса, он услышал биение его сердца, к счастью, не такое слабое, как опасался Грей. Даже поверхностный осмотр позволял сделать вывод о том, что Чаллис был жестоко избит и потерял много крови. Несчастный со стоном открыл глаза и увидел склонившегося над ним офицера.

– Лейтенант Грей? – еле слышно выдохнул он.

– Да. Кто это сделал? Шайка Джарвиса?

Джейкоб кивнул.

– Я сам напросился – хотел отомстить ему за то, что он увел у меня Эмили Пирс.

– Я считал, что она вас больше не интересует, что с тех пор, как Генриетта Тревор солгала, чтобы спасти вам жизнь, вы думаете только о ней, – жестко ответил Николас.

– Может быть, и так. Но все равно я должен был отплатить ему. Это был вопрос чести.

Николас мрачно усмехнулся.

– Честь среди воров?

– Пусть так. Но, лейтенант, среди них был один, совсем непохожий на обычного разбойника. Джарвис – только формальный предводитель. Там был их настоящий главарь, тот, кто даст им деньги.

– Вот как! – Грей не мог поверить своим ушам.

– Это правда. Я слышал, как он говорит. Это джентльмен.

– Вы разглядели его?

– Нет, он был в маске, хотя его облик показался мне знакомым. Я уже где-то видел его – причем недавно.

– Вы смогли бы узнать его? – настаивал Николас, отчасти осознавая иронию ситуации.

Но Чаллис не отвечал, и лейтенант увидел, что он потерял сознание. Одно мгновение он забавлялся мыслью о том, что оставит раненого умирать в этом пустынном месте, однако его светлая и честная душа мгновенно восстала против такой жестокости. Взгромоздив разбойника на свою лошадь, Грей направился к дому Джона Лэнгхема. Он отказался от плана утреннего визита к Киту Джарвису, вместо этого в его голове зрел иной замысел.

Глава тридцать восьмая

Во тьме насыщенной соленой влагой ночи вдруг на мгновение мелькнула вспышка света, за ней еще одна. Потом последовал ответный сигнал со стоящего вблизи берега на якоре судна. После этого в течение некоторого времени снова было темно, но затем с берега в открытое море был направлен луч мощного фонаря, высветивший несколько направлявшихся к берегу груженых лодок. Кит Джарвис удовлетворенно ухмыльнулся. Началось!

В эту ночь ядро Мэйфилдской шайки – братья Джарвисы, Фрэнсис Хэммонд, Томас Бигг, Джон Хамфри, Фрэнсис Норвуд – было усилено еще пятью десятками помощников, в основном местных крестьян, жаждущих хорошо подзаработать. Добыча должна была быть огромной. Контрабандисты должны были получить тысячу бочек спирта, не говоря уже о тюках с чаем. Лихой вложил в это предприятие огромные деньги, и теперь Кит отвечал за то, чтобы все прошло гладко.

Прищурившись, он оглядывал берег, высматривая, не притаились ли где таможенники или полиция.

Но везде царило спокойствие и, не успело дно первой лодки заскрежетать по прибрежной гальке, как Кит скомандовал. «Вперед!» В одно мгновение его сподвижники бесшумно высыпали из укрытий и устремились к лодкам.

Мэйфилдская банда гордилась тем, с какой скоростью они умеют принимать товар. Кит хвастался, что за двадцать минут они могут выгрузить на берег полтысячи бочек, и теперь его верные помощники начали наперегонки буксировать на берег, вытаскивать и откатывать тяжелые бочонки, в каждом из которых было четыре галлона спирта. Их связывали попарно, чтобы контрабандистам удобнее было переносить их к спрятанным неподалеку повозкам.

Эдвард и Кит стояли на пригорке, откуда хорошо просматривались все окрестности, вооруженные дубинками, кинжалами и пистолетами, готовые, если понадобится, первыми отразить нападение таможенников. В такие напряженные моменты сходство между братьями, хотя и рожденными разными матерями, становилось особенно заметным, так что даже Фрэнсис Хэммонд, прыгавший по пляжу, как мячик, и руководивший погрузкой тюков с чаем, перепутал их.

– Грей действительно уехал, Кит? – спросил он, и только когда Эдвард ответил.

– Говорят, что несколько дней назад он выехал из Мэйфилда, – Хэммонд понял, что ошибся.

– Кто-нибудь знает, куда он направился? – уточнил он.

– Нет. Просто исчез, и все.

– Ладно, но я все равно опасаюсь этого недоноска.

– Я отношусь к нему не лучше, чем ты, – буркнул Эдвард, всматриваясь в море.

Но разговаривать было некогда. Кит приказал всем поторапливаться, так как прошло уже больше получаса, а всего около четверти бочонков было погружено в повозки, которые должны были отвезти их в тайный перевалочный пункт, где заменят лошадей. Если все пойдет по плану, в течение следующего дня груз достигнет южной оконечности Лондона и будет спрятан на потайном складе в деревушке Стоквелл, в трех милях от столицы. Для этой цели Лихой арендовал там целую усадьбу, с сараями и подвалом.

В Стоквелле Кит проведет окончательные переговоры со специально приглашенными туда лондонскими перекупщиками, стараясь выбить из них максимальную цену. Когда соглашение будет достигнуто, товар передадут перевозчикам, работающим за комиссионные. Под покровом ночной темноты они пересекут Темзу в районе Ламбета или Бэттерси и переправят груз в Лондон. Тем временем Кит и его люди вернутся в Мэйфилд и займутся подготовкой новой операции.

Покамест заканчивалась лишь первая стадия предприятия. Эдвард и Фрэнсис проверяли, все ли оговоренные в сделке товары выгружены на берег. Все было в порядке, и старший Джарвис отсчитал деньги своему коллеге-мореплавателю, после чего лодки начали одна за другой отчаливать от берега, возвращаясь к кораблю, а обоз под предводительством Кита тронулся в путь, который должен был в случае удачи завершиться в Лондоне.

– Вы очень быстро выздоравливаете, – заметил Лэнгхем. – Должно быть, у вас очень крепкий и выносливый организм.

– Да, это правда, мистер Лэнгхем. Приходится быть сильным.

– Не сомневаюсь, – сухо отозвался доктор, снимая последние бинты и испытывая определенную гордость при виде плодов своих усилий: за короткое время с помощью целебных настоев, приготовленных по старинным рецептам, он поставил Чаллиса на ноги.

Всего неделю назад лейтенант Грей привез его полумертвого, истекающего кровью, а сегодня в качестве доказательства своих увечий Джейкоб мог показать только быстро заживающие порезы и пожелтевшие кровоподтеки.

– Благодаря вам, сэр, я хоть завтра могу опять лезть в драку, – сказал Чаллис.

– На вашем месте я бы не торопился это делать, – усмехнулся Лэнгхем. – В следующий раз вам может не повезти.

– В следующий раз придется двигаться побыстрее.

– Говорите, это контрабандисты вас так отделали?

– Да. Надо было заплатить по счету. Но теперь с этим покончено.

На языке у Лэнгхема так и вертелось. «Значит, это все-таки вы – грабитель с Пенни-Бридж», но он сдержался. Так же, как и Николас Грей, он не сомневался, что таинственный разбойник и Чаллис – одно и то же лицо, и что Генриетта Тревор по каким-то ей одной известным причинам отважилась солгать.

Повинуясь внезапному порыву, Джон вынул из кармана часы и начал как бы случайно водить ими перед носом у Джейкоба, приговаривая.

– Посидите немного, Джейкоб. Отдохните, у вас очень усталый вид. Откиньтесь на спинку стула и расслабьтесь. Если хотите, можете закрыть глаза.

Взгляд Чаллиса был прикован к мерно покачивающемуся циферблату, и Лэнгхем заметил, как посте пенно тяжелеют веки его пациента.

– Да-да, вы выглядите очень утомленным, – настойчиво продолжал хирург. – Просто закройте глаза и отдохните. Мы можем продолжать разговаривать. Вы слышите меня, Джейкоб?

– Да, – услышал он, и по голосу Чаллиса понял, что тот уже поддался его воздействию и перешел границу между явью и сном.

– А теперь, Джейкоб, – продолжал Джон, – я хочу, чтобы вы открыли мне правду. Вы меня поняли?

Странным ровным голосом тот ответил:

– Да.

– Мисс Тревор солгала, чтобы спасти вас? Это вы ограбили сквайра Бейкера?

– Да.

– А почему она солгала?

– Она сказала, что была как бы вынуждена помочь мне. Она сама не понимает, как это произошло.

Джон Лэнгхем помолчал, чувствуя себя немного виноватым. Впервые он использовал свое искусство, чтобы выудить информацию самого интимного свойства. Но ученый в нем не смог устоять перед искушением продолжить эксперимент. Отбросив угрызения совести, Джон продолжал:

– Джейкоб, я хочу, чтобы вы вернулись в то время, когда вам было четырнадцать лет. Вы помните, что было тогда? Расскажите мне, где вы.

Хихикнув, Чаллис ответил.

– В Лондоне, среди веселого сброда. Они учат меня воровать. Хорошее времечко, конечно, если удается раздобыть вдоволь еды.

Джон уселся напротив разбойника и в очередной раз подивился тому преображению, которое всегда происходило с лицами его пациентов во время подобных путешествий в прошлое. Тяжелое гранитное лицо вдруг превратилось в физиономию испорченно го мальчишки.

– А теперь, Чаллис, вернитесь в то время, когда вам было пять лет. Где вы теперь?

Грабитель начал тереть кулаками глаза.

– Я живу в Норфолке со своей матерью. Я стащил со стола несколько кексов, она очень рассердилась и нашлепала меня.

– Значит, вы уже знаете, что воровать – нехорошо?

Это было так спокойно сказано, что Джейкоб лишь кивнул в ответ.

– Я плохой мальчик, – сказал он.

Лэнгхем решил отправить его еще дальше в прошлое, ему было интересно, примет ли в этом случае Чаллис, как это уже было с двумя его взрослыми пациентами, позу плода во чреве матери.

– Я хочу, чтобы вы отправились в прошлое до момента вашего рождения. Я хочу, чтобы вы вспомнили, что с вами было тогда.

Суровое лицо исказилось, и на секунду Джон вдруг ощутил по отношению к сидящему перед ним человеку отцовские чувства, как будто тот был не просто его пациентом, а кем-то гораздо более родным и близким.

– Продолжайте, Джейкоб, – настаивал Лэнгхем. – Вспомните, что с вами было тогда.

Несколько секунд Чаллис оставался неподвижным, а затем вдруг издал захлебывающийся горловой звук, похожий на предсмертный крик.

У Лэнгхема кровь застыла в жилах, когда он увидел, как у его подопечного задергались ноги, и все тело забилось в страшных конвульсиях. Язык начал вываливаться изо рта Чаллиса, и он потянулся рука ми к шее, как будто стараясь сорвать что-то, мешающее ему дышать.

– О, Господи! – вскричал хирург. – Джейкоб, успокойтесь! Перестаньте!

Но тот, казалось, не слышал доктора, его тело продолжало дергаться и извиваться. Затем оно неестественно выгнулось, и Лэнгхем с ужасом услышал, как с уст Чаллиса слетело еле слышное восклицание, показавшееся хирургу похожим на имя: «… ен… жа… мин». Затем тело Джейкоба обмякло, и он больше не шевелился.

Доктор метнулся к нему и приложил ухо к груди Чаллиса. Тишина.

– О-о, Боже мой, Боже мой, – простонал Джон, стараясь не потерять контроль над собой.

Собрав остатки самообладания, он произнес повелительным, но в то же время спокойным тоном:

– Джейкоб, это воспоминание окончено. Я хочу, чтобы вы вернулись в настоящее время и опять стали собой. Вы – Джейкоб Чаллис, вам около тридцати лет. Вы хорошо себя чувствуете, вы вполне здоровы и сейчас проснетесь. Вы слышите меня, Джейкоб?

Чаллис молчал, и Джон поймал себя на том, что потихоньку взывает:

– Господи, не дай этому человеку умереть. Если эти эксперименты могут убивать, я должен…

Но в этот момент из груди Чаллиса вырвался вздох и лицо его, до этого бывшее абсолютно бескровным, начало постепенно приобретать естественный цвет. Наклонившись, Джон расслышал спокойное, ровное биение сердца своего пациента.

– Благодарю тебя, Господи, – с чувством произнес Лэнгхем и уже обычным голосом продолжал: – Джейкоб, я буду считать от десяти до одного. Усталость будет постепенно покидать вас, и когда я скажу «один», вы проснетесь, ощущая себя свежим и здоровым. Вы не будете помнить о том, что произошло. Вы меня понимаете?

Ответа не последовало, но Джон заметил, что веки разбойника задрожали, и не успел доктор закончить счет, как глаза Джейкоба Чаллиса раскрылись и он удивленно уставился на Лэнгхема.

– Кажется, я ненадолго задремал, – виновато произнес он.

– Да-да, – поспешил успокоить его Лэнгхем. – Травяные настои, которыми я вас потчевал, обладают и снотворным действием.

– Странно. – Чаллис встал. – Прошу прощения, доктор. А теперь скажите, пожалуйста, сколько я вам должен?

– Одну гинею. И впредь, пожалуйста, избегайте подобных неприятностей.

Джейкоб улыбнулся.

– Я – беспокойный пациент, мистер Лэнгхем. Очень часто неприятности сами ищут и находят меня. Но я благодарю вас за лечение и за добрый совет.

Джон протянул руку, удивляясь, почему же этот человек так ему нравится, даже учитывая то, что он только что узнал. Еще долго после того, как Чаллис ушел, хирург сидел в тишине, глядя в окно и размышляя о том, чему был сегодня свидетелем и что могла означать эта страшная картина смерти от удушения.

Когда начало смеркаться, Джон, наконец, встал, подошел к столу и написал короткое письмо. Затем он позвонил слуге и, когда тот явился, приказал:

– Побыстрее отвезите это письмо во дворец и вручите мисс Бейкер. Скажите ей, что дело срочное, если можно, пусть сразу же ответит.

Слуга вышел, Джон налил себе стакан вина, снова опустился в кресло у окна и сидел, потихоньку потягивая вино, пока совсем не стемнело.

Как всегда случалось в тех случаях, когда он нуждался в утешении, Николас Грей взял в руки лютню. Аккорды рождались сами собой, складываясь в красивую грустную песню. Николас склонился над инструментом, не подозревая о том, как под воздействием музыки сразу преобразилось его лицо.

Его отец как-то пошутил, что Николас родился с лютней в руках, потому что он начал играть, как только подрос настолько, что мог перебирать струны. Одно время мальчик начал брать уроки, но его учитель сразу заявил, что у ребенка врожденный дар и он больше ничему не может его научить. К сожалению, необходимость содержать мать и младших братьев и сестер, лишившихся средств к существованию после ранней смерти отца, заставили Николаса раз и навсегда отказаться от мысли посвятить себя музыке. Вместо этого он поступил в таможенную службу и скоро дослужился до офицерского чина.

Мелодия стала более бурной. Николас перебирал в мыслях события последних дней. Как ни странно, но случай с Джейкобом Чаллисом, которого он обнаружил избитым и окровавленным, заставил лейтенанта Грея просить подмоги, чтобы разгромить Мэйфилдскую банду.

Нападение на Чаллиса вкупе с известием о том, что шайкой на самом деле руководит некий таинственный джентльмен, привело Николаса к мысли о том, что в одиночку ему с контрабандистами не справиться. Он должен объединить усилия с Джоном Роджерсом и лейтенантом Джекиллом – наиболее известными в Суссексе охотниками за преступника ми.

Однако теперь, когда жребий был уже брошен, когда он выбрал путь, который неминуемо должен был привести к уничтожению не только Кита Джарвиса и его шайки, но и Джейкоба Чаллиса, Николас Грей не чувствовал удовлетворения. Он терзался сомнениями, а мелодия тем временем опять изменилась, стала более лирической, повествующей о встречах и расставаниях, о любви и разлуке.

– Я знаю, что поступил правильно, – твердил он себе. – Я – добросовестный офицер полиции, принесший присягу, и должен исполнить свой долг.

Тем не менее Николас неохотно был вынужден признаться себе, что испытывает своего рода невольное восхищение по отношению к Киту и его брату Эдварду, имевшим дерзость жить вне закона. В них таилось некое обаяние безрассудства и отваги. «Фактически, – злорадно подумал Николас, – если бы ему было дано выбирать между законопослушными Джоном Роджерсом и лейтенантом Джекиллом или разбойниками Чаллисом и Джарвисом, он, пожалуй, предпочел бы общество последних».

Роджерс, с которым он встретился накануне, ему сразу не понравился своей суровостью и жестокостью. Иное дело – Джекилл, который присоединился к ним немного позже. В нем Николас сразу почувствовал фанатизм, и одного взгляда на его сверкающие, пронизывающие глаза было достаточно, чтобы подтвердить его подозрения. Лейтенант Джекилл вел свою собственную кампанию против злоумышленников, особенно против контрабандистов, которых ненавидел с какой-то религиозной одержимостью.

Еще сильнее прижав к себе лютню, Николас припоминал состоявшуюся вчера беседу.

Трое мужчин встретились в Хоршеме, в доме у Роджерса. Чем-то недовольная миссис Роджерс, накрывая на стол к ужину, швыряла тарелки с таким видом, словно их присутствие в ее доме было для нее оскорбительно. Когда она вышла, Роджерс повернулся к Грею:

– Вы знаете, что за поимку Мэйфилдской банды назначено вознаграждение. Но это не единственная причина, почему мы с Джекиллом присоединяемся к вам, – с набитым ртом проговорил он. – Эти люди – настоящее бедствие, с ними пора покончить, да так, чтобы другим неповадно было. Вот уже пять лет они творят, что хотят, и все попытки привести их к ответу позорно проваливаются.

– Им очень везет, – осторожно ответил Николас.

– Они – болезнь, – холодно изрек Джекилл, – язва на теле общества. Совершенно ясно, что у них есть высокие покровители, позволяющие им так долго избегать кары.

– Это очевидно, – согласился Роджерс, – но сейчас речь не об этом. Теперь, при поддержке Грея, наши шансы на успех выше, чем когда-либо. Он изучил маршруты, выявил убежища, потайные склады, перевалочные пункты, и у нас появилась возможность схватить их на месте преступления.

– Это главное, к чему мы должны стремиться, – кивнул Джекилл. – В противном случае мы никогда не сможем доказать обвинение. Каждого из них уже арестовывали по несколько раз, но безрезультатно. Нам нужно, чтобы дело было ясным как день, чтобы любому судье, даже подкупленному, не оставалось ничего, кроме как вынести им обвинительный приговор. – Джекилл перевел холодный взгляд на Николаса. – Я слышал, что в Мэйфилде на Лондонском тракте появился еще и грабитель. Как насчет него?

– Что вы имеете в виду? – спросил Николас, сам не понимая, почему он чувствует себя так неуютно.

– Наверняка Кит Джарвис объявил ему войну. Не мог бы разбойник вывести нас на Джарвиса?

Николас притворился озадаченным.

– Я не совсем поспеваю за ходом вашей мысли, лейтенант Джекилл.

На лице Джекилла промелькнуло выражение досады, но он спокойно объяснил.

– Пусть волк съест волка. Пусть разбойник сообщит нам, где и когда будет следующая операция.

– Ну, это чересчур сложно, – пожал плечами Грей, вставая, но не решаясь взглянуть прямо в глаза Джекиллу. – Откуда он может это знать?

– Преступники знают все друг о друге. Они добывают информацию по крохам, где только могут.

– Я не думаю, что этот человек – типичный преступник, – возразил Николас, сразу поняв, что совершил ошибку.

Глаза Джекилла блеснули.

– Значит, вы знаете, кто он?

Николас почувствовал, что его призвали к ответу, что он стоит перед хозяином, перед командиром, перед старшим братом.

– Нет, – пошел он на попятную. – Это лишь предположение, сделанное на основании того, что я о нем слышал.

– Что именно?

– Например, он оставил нескольким дамам их драгоценности.

Лейтенант Джекилл негодующе фыркнул.

– Нельзя быть таким наивным, лейтенант Грей! Хорошенькое личико может на мгновение затуманить мозги любому мужчине, но, поверьте мне на слово, этот – ничуть не лучше, чем все остальные. Эти джентльмены удачи, как они себя гордо именуют, – сброд и ничего больше, и поступать с ними нужно соответственно.

Поднимая к губам стакан, Николас заметил, что у него трясутся руки. Поставив стакан на место, он сказал:

– Что же вы предлагаете?

– Подкупить разбойника, чтобы он дал нам сведения о предстоящей операции. Вы наверняка сможете его высадить, Грей. Пообещайте ему прощение, если он будет на нас работать.

– Но у меня нет таких полномочий.

– Какая разница! Главное, что Мэйфилдская банда будет навсегда уничтожена. Обмануть разбойника ради блага общества – это не грех, а заслуга.

Завороженный стеклянным взглядом Джекилла, Николас не знал, что сказать.

– Вы не отвечаете?

– Не думаю, что смогу решиться на это, лейтенант Джекилл. Безусловно, вы правы, но лгать кому бы то ни было, даже преступнику, в таком жизненно важном вопросе мне претит.

Сейчас, перебирая струны, он жалел о том, что не может повернуть время вспять и вернуться к своему первоначальному плану в одиночку справиться с Мэйфилдской бандой. Но теперь было уже поздно. Роджерс и Джекилл не отступят. Николас Грей никак не мог отделаться от тягостного чувства, будто, прибегнув к их помощи, он совершил предательство.