Электронная библиотека » Дмитрий Андреев » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 1 марта 2022, 11:40


Автор книги: Дмитрий Андреев


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Можно с достаточной степенью уверенности предположить, что здесь речь идет о некоем доверительном разговоре, состоявшемся между женихом и невестой, в котором Николай признался Алисе в своих прежних отношениях с Матильдой Кшесинской, – факт, упоминающийся во многих источниках. Подобный разговор подтверждает правоту приведенного выше мнения издателей сборника «Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884–1909 гг.)» о том, что именно во время этого пребывания цесаревича за границей вместе с его невестой их отношения стали гораздо более доверительными. Для полноты реконструкции того, как развивалось чувство невесты к жениху после сделанного им признания, следует проанализировать хотя бы несколько последующих вставок, сделанных принцессой в дневник цесаревича. Так, следующей интерполяцией (в записи за 9 июля) является отрывок из напечатанного в 1875 г. стихотворения английского драматурга и поэта Бенджамина Чарльза Стивенсона к песне «Let Me Dream Again» («Верни мне сон»). Этот фрагмент, прочитанный вслед за предыдущей интерполяцией, выглядит буквально ее поэтической иллюстрацией, в которой метафорически – через образы времени, боя башенных часов и поцелуя – иллюстрируется состоявшийся между женихом и невестой откровенный разговор:

 
На колокольне бой часов раздался,
На мимолетность часа откликался.
До времени, что ускользает мимо, нет им дела.
Оно уходит прочь, и лишь любовь еще не улетела.
И поцелуй его на влажном лбу остался,
О, только бы сейчас со мной он не расстался.
Коль это сон, то больно будет пробужденье.
Нет, не буди меня, верни мне сон скорей[251]251
  Там же. С. 94.


[Закрыть]
.
 

Тема воздействия на переживаемые в настоящий момент чувства прежних привязанностей кого-то из влюбленных повторяется в одной из последующих вставок – цитате, оказавшейся затем включенной в дневниковую запись за 14 июля. На этот раз Алиса процитировала строчки из стихотворения тоже английского поэта – Томаса Парнелла – «The Vigil of Venus» («Вигилия Венеры»). Перевод фрагмента из Парнелла дан в берлинском издании, однако он нуждается не только в уточнении, но и дополнении. В нем опущен важный момент – своего рода диалог, в который вступила принцесса с только что занесенными ею на страницы дневника цесаревича словами. После строчек Парнелла: «Ныне же пусть любят те, которые еще никогда не любили; те же, которые любили всегда, пусть ныне полюбят вдвойне», – имеется приписка (уже от лица Алисы и тоже по-английски): «Да»1. Принцесса, продолжавшая глубоко переживать по поводу признания, сделанного цесаревичем, точно искала поддержки в литературных произведениях. Найдя же хотя бы какие-то ассоциативные образы, подтверждавшие правоту занятой ею позиции и словно подсказывавшие способы распутывания этого сложного переплетения глубокой сердечной привязанности и одновременно ревности к прошлому, в котором ее попросту еще не было, она словно внушала себе – так оно и есть.

Следующая интерполяция принцессы (в дневниковой записи за 15 июля) также представляет собой вариацию на ее же собственные слова, занесенные в дневник жениха и, наверняка, проговоренные ему вслух: «Что в прошлом, то в прошлом, и никогда больше не вернется». На этот раз Алиса привела высказывание английской писательницы Марии Корелли (итальянизированный литературный псевдоним Мэри Маккей) из ее романа «Ардат»: «Прошлое – в прошлом и никогда не вернется, будущее нам неведомо, и только настоящее можно назвать принадлежащим нам»[252]252
  Дневник императора Николая II. 1890–1906 гг. С. 254; Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 97. Текст Парнелла является парафразом строк из стихотворения, приписываемого либо Флору (начало II в. н. э.), либо Тибериану (первая половина IV в. н. э.): «Cras amet, qui numquam amavit; quique amavit, cras amet» («Пусть завтра полюбит тот, который никогда не любил, и тот, который любил, пусть завтра полюбит», лат.}. Оригинальная латинская фраза проходит рефреном через все стихотворение Парнелла. См.: The Works, in Verse and Prose, of Dr. Thomas Parnell, Late Arch-Deacon of Clogher. Glasgow, 1767. P. 29–39. Акцент, приданный Парнеллом этим словам и, по сути, поменявший их смысл, очевиден: архаичный античный повтор под пером английского поэта превратился в фактическое предписание влюбленным новым – особо сильным – чувством искупить былые увлечения. Ср.: «Let those love now, who never loved before. Let those, who always loved, now love the more».


[Закрыть]
[253]253
  Дневники императора Николая II (1894–1918). T. 1: 1894–1904. С. 98; Corelli Marie. Ardath. Vol. 1. The Story of a Dead Self. London, 1889. P. 236. На этот раз в берлинском издании, как и в самой интерполяции, указана фамилия автора. См.: Дневник императора Николая II. 1890–1906 гг. С. 254.


[Закрыть]
.

Еще одна вставка, сделанная рукой Алисы в дни совместного с Николаем пребывания в Англии и оказавшаяся потом в записи за 17 июля, вновь посвящена так остро волновавшей принцессу теме невозвращения в прошлое. На этот раз невеста процитировала средневекового немецкого миннезингера Вернера фон Тегернзее:

 
Ты – моя, а я – твой.
Нет здесь тайны никакой.
Заперта ты в моем сердце,
Обронен был ключик мной.
Быть тебе моей судьбой[254]254
  Частично использован перевод А. Н. Веселовского.


[Закрыть]
.
 

И как в приведенной выше интерполяции, оказавшейся затем в дневниковой записи за 14 июля, принцесса сделала к цитате приписку от себя лично, превратив стихотворные строфы в послание «любимому Ники»[255]255
  Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 99.


[Закрыть]
.

Начиная с этой вставки все последующие более или менее крупные интерполяции, сделанные Алисой во время их совместного с Николаем пребывания в гостях у английской королевы Виктории, представляют собой цитаты на немецком языке. Перемена языка записывавшихся Алисой цитат удивительным образом совпала с переменой их сквозной темы: вместо нежеланного, но упорно будоражившего любящее ревнивое сердце прошлого в интерполяциях появляется новый образ – образ крепости и неколебимости нового, переживаемого в настоящий момент чувства. Например, на странице, на которой потом появилась дневниковая запись за 21 июля, принцесса процитировала слова неизвестного автора к песне немецкого композитора Карла Бёма:

 
Тиха, как ночь, и глубока, как море, любовь твоя должна быть!
Если любишь меня ты так, как я тебя, мне суждено твоей быть!
Раскалена, как сталь, тверда, как камень, любовь твоя должна быть![256]256
  Там же. С. 100.


[Закрыть]

 

А через одну страницу принцесса привела две заключительные строки из фрагмента стихотворения Оскара фон Редвица. Для понимания того, о чем в этом фрагменте идет речь, целесообразно привести его перевод целиком:

 
И в радости, и в горе, и в счастье, и в беде
Друг с другом остаются.
От первого лобзанья до гробовой доски
Лишь о любви пекутся[257]257
  Там же.


[Закрыть]
.
 

Наконец, последней крупной интерполяцией, сделанной невестой в дневнике жениха в дни их летнего пребывания в Англии, стало стихотворение австрийского поэта Николауса Ленау «Bitte» («Просьба»):

 
Темный глаз, на мне помедли,
Всю яви живую мочь,
Кроткий, вдумчивый, серьезный,
Неисчерпанный, как ночь.
 

От меня весь мир отторгни Волхвованьем темноты, Чтоб над всей моею жизнью Был один лишь ты, лишь ты[258]258
  Там же. С. 108–109. Перевод К. Д. Бальмонта.


[Закрыть]
.

На этой вставке, если не считать двух более поздних личных адресаций Алисы Николаю (оказавшихся в дневниковых записях за 9 и 18 сентября), заканчиваются интерполяции английского периода. В доказательство можно привести два аргумента. Во-первых, после последней вставки тексты, сделанные рукой невесты, отсутствуют более чем на двадцати страницах. Во-вторых, первая после указанной лакуны интерполяция и тематически, и внешне (скорее всего, из-за пера и чернил, несколько изменивших почерк принцессы) отличается от пометок, занесенных Алисой в дневник цесаревича в Англии. Обрученные вновь встретились 10 октября в Ливадии, у одра умиравшего Александра III, о чем имеется соответствующая запись в дневнике цесаревича1. А первая интерполяция, сделанная принцессой по приезде в крымскую императорскую резиденцию, расположена на пятой странице после сообщения Николая о встрече с невестой. Она лаконична и хорошо отражает обстановку, царившую в эти дни в ливадийском дворце. Принцесса обращалась к цесаревичу вновь по-английски: «Милое дитя, молю Бога, чтобы Он утешил тебя. Не грусти, Он поможет тебе в трудную минуту. Твое солнышко молится за тебя и за любимого больного»2.

На следующей странице помещена наиболее информативная (за рассматриваемый период) – с точки зрения описания окружающей реальности – вставка. Ее перевод имеется в берлинском издании и приведен в коллективной монографии «Медицина и императорская власть в России. Здоровье императорской семьи и медицинское обеспечение первых лиц России в XIX – начале XX века» в разделе, посвященном болезни и последним дням жизни Александра III. В этом же разделе по поводу указанной интерполяции сделан примечательный вывод. Автор утверждает, что содержащийся в ней призыв тогда еще невесты Алисы Гессенской к ее жениху проявить твердость следует считать первой демонстрацией той манеры поведения, которой она будет придерживаться в отношении Николая II на протяжении всех последующих лет их совместной жизни3. Однако приведенный взгляд представляется избыточно ретроспективным и схематичным. Думается, что смысловой акцент этой вставки заключается совсем в другом. И чтобы это увидеть, надлежит прочитать интерполяцию вместе с одной из последующих вставок, сделанных принцессой в эти дни, накануне кончины Александра III.

Вот первая интерполяция, вызвавшая приведенное в «Медицине и императорской власти в России» истолкование: «Любимый мальчик!

Люблю тебя так нежно и глубоко! Будь твердым и вели докторам Лейдену и другому – Г[иршу] – приходить к тебе каждый день и докладывать, как они его (Александра III. – Д. Л.) находят, и сообщать во всех подробностях, что они намереваются делать. Чтобы обо всем ты всегда узнавал первым. Тогда ты и его (Александра III. – Д. А.) сможешь убедить делать то, что нужно. И если доктору что-нибудь потребуется, вели ему сразу идти к тебе. Не позволяй другим быть первыми и оттеснять тебя. Ты – любимый сын своего отца, тебе должны обо всем рассказывать и все у тебя спрашивать. Продемонстрируй собственные хладнокровие и осведомленность и не давай другим забывать о том, кто ты. Прости меня, любимый»[259]259
  Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 121–122.


[Закрыть]
. А вот фрагмент вставки, сделанной Алисой на следующей странице: «Рассказывай мне, твоей душке, обо всем. Ты мне можешь полностью довериться, смотри на меня, как на частичку самого себя. Пусть твои радости и горести будут моими, и тогда мы сможем стать еще ближе друг к другу» [260]260
  Там же. С. 122.


[Закрыть]
.

Можно себе представить, в какую обстановку попала принцесса Гессенская. Было ясно, что дни императора сочтены. Суета и интриги у его одра нарастали с каждым днем. Как отмечалось выше, все отчетливее высказывалось мнение о необходимости ускорить миропомазание Алисы. Причем переход принцессы в православие воспринимался всеми даже не столько как акт, касавшийся ее лично, а как событие исключительной политической значимости. «Миропомазание – это значит “манифест”, а это теперь всего нужнее. Нужно России слышать его (государя. – Д. А.) слово. Нужно понять важность и значение такого слова в такую минуту», – писал в дневнике 11 октября Шереметев. На следующий день он передал Марии Федоровне письмо, в котором доказывал необходимость совершить миропомазание невесты цесаревича как можно скорее, на что получил от нее ответ: «Cela sera fait – je crois» («Я думаю – это будет сделано», фр.). А 13 октября Победоносцев передал Шереметеву, что император «высказал желание лично присутствовать» при миропомазании и просто «ждет, чтобы окрепнуть»[261]261
  РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5041. Л. 14, 17.


[Закрыть]
.

В подобной ситуации принцесса вряд ли чувствовала себя уверенной и остро нуждалась в поддержке со стороны цесаревича. И лучшим проявлением такой поддержки было для нее исключительное доверие с его стороны. О том, чтобы навязывать своему жениху какие-то «политические» решения, еще не могло быть и речи.

Представляется принципиально важным выявление последней интерполяции, сделанной еще принцессой Алисой Гессенской, и первой вставки в дневник уже не цесаревича, а императора Николая II, занесенной туда принявшей православие великой княжной Александрой Федоровной. Это событие, как известно, произошло 21 октября, на следующий день после кончины Александра III[262]262
  Сообщение об этом в дневнике Николая II см.: Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 124.


[Закрыть]
. Названный рубеж определяется довольно легко – по содержанию самих интерполяций. В дневниковой записи за 19 октября оказалось запечатленное рукой невесты четверостишие на английском языке:

 
Пусть мир, любовь и Божья благодать
Цветами путь твой будут устилать.
И если попадешь на шип средь них,
Поверь, я не желала бед таких[263]263
  Там же. С. 123.


[Закрыть]
.
 

А через восемь страниц в дневниковой записи за 27 октября на этот раз по-немецки приведены строчки: «Бог идет с тобой, своим сыном, ничего не бойся! Где ты находишься, там ангел-хранитель; где ты, там твой Бог, где твой Бог, там есть надежда»[264]264
  Там же. С. 125.


[Закрыть]
. Это слова швейцарского мистика, писателя и физиогномиста XVIII в. Иоганна Каспара Лафатера[265]265
  Lavater Johann Caspar. Worte des Herzens. Berlin, 1860. S. 21.


[Закрыть]
. Очевидна перемена тональности и эмоционального состояния обеих интерполяций – от легкой поэзии к серьезному и строгому наставлению. Нет сомнений в том, что вторая вставка сделана уже после смерти Александра III, в обстановке траура и – главное – нового качества как адресата-жениха, так и самой невесты (в последнем случае новое качество оказалось двойным – не только статусным, но и конфессиональным).

Обращает на себя внимание и переход на родной немецкий – переход, объяснимый и понятный в этой трудной и ответственной ситуации, которая, ко всему прочему, еще усугублялась возникшей неопределенностью со сроками венчания. В дневнике императора за 22 октября прямо указано на возникшее по этому поводу разногласие: «Происходило брожение умов по вопросу о том, где устроить мою свадьбу. Мама, некоторые другие и я находим, что всего лучше сделать ее здесь спокойно, пока еще дорогой Папа под крышей дома; а все дяди против этого и говорят, что мне следует жениться в Питере после похорон. Это мне кажется совершенно неудобным!»[266]266
  Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 124.


[Закрыть]
. Довольно специфическое словосочетание «брожение умов», как показано выше, было употреблено вел. кн. Сергеем Александровичем в дневниковой записи за 14 октября. И 22 октября – в день, когда это же словосочетание использовал Николай II для описания споров внутри императорской фамилии по поводу срока и места его свадьбы, – великий князь снова прибегнул к этому обороту, причем по тому же самому поводу: «Идет сильное брожение умов – не сделать ли свадьбу сейчас здесь – мы, братья, против – думаем, приличнее немедленно после похорон, но в Петербурге. По-моему, здесь просто дико»[267]267
  Великий князь Сергей Александрович Романов: биографические материалы. Кн. 4: 1884–1894. С. 531.


[Закрыть]
. Так что, во всяком случае, лингвистическое влияние дяди на племянника очевидно.

Следующая вставка, расположенная через три страницы после цитаты из Лафатера (здесь потом император сделает запись за 31 октября), вновь написана по-английски. Она представляет собой композицию из трех интерполяций, расположенных на одной странице с незначительными промежутками между ними. Тематически интерполяции встраиваются в смысловой ряд, заданный высказыванием Лафатера. Невеста утешала своего жениха после смерти его отца и одновременно, прибегая к христианской образности, наставляла на путь монаршего служения. Примечательно, что такая линия на первых порах выдерживалась даже в ущерб сугубо личным, чувственным отношениям между ними. В этом смысле первая интерполяция, – «все может исчезнуть, кроме Бога и твоего любящего сердца», – предстает исключением лишь при поверхностном взгляде. При ее сравнении с двумя последующими вставками становится понятным, что главное здесь – не «любящее сердце», а именно Господь и служение ему. «Неси свое бремя со стойким терпением и нерушимой надеждой, – писала Александра Федоровна. – Бог придаст тебе сил нести его – точно так же, как Он возлагает это бремя на тебя. Господь наградит тебя за твое терпение в тот самый миг, как снимет с тебя это бремя». Наконец, последняя интерполяция на этой странице звучит вообще мистически и отсылает к спиритуалистическим истолкованиям Священного Писания – истолкованиям, столь популярным в то время в ареале протестантского культурного мира. Великая княжна рекомендовала императору: «Постоянно спрашивай себя: что бы я делал, если бы понимал ангелов, свидетелей самых сокровенных деяний»[268]268
  Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 126.


[Закрыть]
.

Таким образом, после перемен в жизни невесты, вызванных кончиной Александра III, содержание ее интерполяций в дневнике жениха снова поменялось. Избранная великой княжной новая тема вставок сохранилась как минимум до венчания, состоявшегося 14 ноября. На протяжении почти месяца – с начала третьей декады октября и до середины ноября – утешения, наставления в христианском поведении и, конечно, любовные признания стали сквозной темой интерполяций. Они то чередовались, то переплетались друг с другом. По своему происхождению вставки этого времени были, как и прежде, либо позаимствованными цитатами, либо собственными мыслями Александры Федоровны. (Правда, в последнем случае вопрос всегда остается открытым: не являются ли такие интерполяции неидентифицированны-ми цитатами?) Вставки различаются также и по размеру. Следует еще отметить, что именно тогда великая княжна стала регулярно прибегать к написанию сразу нескольких не связанных друг с другом мыслей, разбивая их небольшими пробелами (или даже прямо слитным текстом).

Примером дробных и частых вставок стали рассмотренные выше записи в дневнике за 31 октября. На следующей странице (справа на этом же развороте) Александра Федоровна повторила тот же прием. Сверху, посередине и внизу помещены три назидания: «Твои самые сокровенные слезы ведомы Богу, и Он их любит», «Преврати работу в удовольствие, и тогда мир твой будет радостью» и «Страдай, терпи, храни, избавляй, прощай, но всегда люби»[269]269
  Там же. С. 126–127.


[Закрыть]
.

Что же касается проблемы определения вставки как собственной мысли великой княжны или же позаимствованной откуда-то цитаты, то наглядным образцом подобного скрытого цитирования является большая – на всю страницу – интерполяция, скомпонованная из нескольких идущих друг за другом без пробелов высказываний и оказавшаяся в записи за 3 ноября. Ее расшифровка позволяет составить представление о том, каким образом Александра Федоровна работала над своими интерполяциями, по крайней мере, в рассматриваемый промежуток времени.

Страница открывается фразой: «Господь всегда будет подле тебя, приглядывать за тобой и утешать тебя в твоей печали. – Только Он это может, когда все бессильны». Здесь легко угадываются слова, сказанные Господом Иисусу Навину: «Я был с Моисеем, так буду и с тобою; не отступлю от тебя и не оставлю тебя. <…> Вот я повелеваю тебе: будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобою Господь, Бог твой, везде, куда ни пойдешь» (Нав. 1: 5, 9).

Следующее высказывание – интересный пример сочетания явного цитирования и использования парафраза. Для наглядности его следует привести не только в переводе, но и в оригинальном виде: «Wheresoever you may be, your God is with you and your heart, and it is His pleasure to listen to all voices (курсив мой. – Д. Л.)». В переводе это значит: «Где бы ты ни был, Бог твой с тобой и в твоем сердце. Ему приятно прислушиваться ко всем голосам». Выделенная курсивом часть фразы взята из английского перевода Джорджа Гревилла Мура сочинения Лафатера «Слова утешения любовью и верой друзьям»: «Where thou art always, with thee is thy God and thy heart always. God speaks always with him in whose mind there is no falsity; a thousand languages the Deity speaks with him, and it is His pleasure to listen to all voices (курсив мой. – Д. Л.)»[270]270
  Lavater Johann Caspar. Words of Consolation for Friends of Love and of Faith. London, 1881. P. 24.


[Закрыть]
.
(Перевод: «Там, где всегда ты, с тобой всегда твой Бог и твое сердце. Бог всегда говорит с тем, в чьей душе нет места лжи. На тысяче языках Божество говорит с ним, и Ему приятно прислушиваться ко всем голосам».)

За переложением Лафатера идет цитата из трагедии австрийского драматурга Франца Грильпарцера «Сафо» (1.6):

 
И власть могучая любви: ее дыханьем
Все возвышается, все дышит благородством![271]271
  Перевод Н. Ф. Арбенина.


[Закрыть]
.
 

Ниже расположена запись, тематически перекликающаяся с первой вставкой на этой странице и отсылающая к цитированной выше Книге Иисуса Навина: «Бог ведет тебя разными путями, иногда дорога ровная, иногда – крутая; и все же Он никогда не оставляет тебя, но держит тебя Своей ободряющей и направляющей рукой, и чем дальше Он ведет тебя, тем больше ты понимаешь, что цель нашего пути – совершенство, блаженство, свобода!»

Далее следуют выдержки из двух псалмов. Причем первая из них – «Господь любит тех, которые Его любят» (на английском языке) – является вольным переложением слов: «Хранит Господь всех любящих Его» (Пс. 144: 20). Вторая же, написанная по-немецки, сопровождается непосредственным указанием, что это – псалом (правда, без точной ссылки): «И оживет сердце ваше, ищущие Бога» (Пс. 68: 33).

Завершается эта страничная интерполяция тремя фразами, причем в первых двух говорится буквально одно и то же, что уже само по себе доказывает их заимствованное происхождение: «Сначала сделай, что должно, а потом ищи покоя и мира» и «Все, что должно, исполни, а прочее Богу оставь». Третья фраза – на другую тему: «Если ты хочешь любить еще больше, ищи любящие сердца, если ты хочешь становиться чище день ото дня, тогда всерьез ищи чистые сердца»[272]272
  Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 128.


[Закрыть]
. Совершенно очевидно, что все три высказывания также являются пересказом псалмов либо просто навеяны их чтением. В Псалтири имеется значительное количество мест, созвучных приведенным фразам и тематически, и даже стилистически.

Вместе с тем вопрос об источниках интерполяций не столь однозначен. То, что приведенные вставки связаны с текстом Священного Писания, не вызывает никакого сомнения. Проблема в другом: заимствованы ли они непосредственно из канонических текстов или же из иных сочинений, пускай даже литературных, которые в свою очередь апеллировали к библейским фрагментам. Например, фраза из дневника за 5 ноября, казалось бы, отсылает к приведенной выше выдержке из Книги Иисуса Навина: «Дорогой, не бойся опасности, Господь всегда рядом с тобой и тебя охраняет»[273]273
  Там же.


[Закрыть]
. Однако ее оригинальный фрагмент «God is ever near thee» мог быть заимствован, причем сразу из двух источников. Или из стихотворения канадской поэтессы Памелии Сары Вайнинг, писавшей под псевдонимом J. С. Yule (это имя ее мужа, Джеймса Колтона Юла)[274]274
  Yule J. С. Poems of the Heart and Home. Toronto, 1881. P. 216.


[Закрыть]
. Или из баллады «Ленора» Готфрида Августа Бюргера, переведенной ирландским поэтом Джеймсом Кларенсом Манганом с немецкого на английский[275]275
  Bilrger Gottfried August. Leonora // The Dublin University Magazine. A Literary and Political Journal. 1846. Vol. 28. Iss. 168. P. 656.


[Закрыть]
.

Некоторую подсказку для атрибуции вставок (были ли они откуда-либо заимствованы или же сочинены самой Александрой Федоровной специально для дневника Николая II) можно получить, отталкиваясь от манеры их написания. Дело в том, что какие-то интерполяции смотрятся как цельный чистовой текст. А какие-то пестрят разнообразными знаками (амперсандами, плюсами, рисунками и пр.). Знаками, как правило, не употребляемыми в опубликованных – а значит, отредактированных – текстах. Допустимо предположить, что первые как раз и являются переписанными откуда-либо цитатами, а вторые – творчеством великой княжны (после 14 ноября – императрицы).

Для иллюстрации высказанной версии уместно сравнить две интерполяции. Первая находится в дневнике за 5 ноября и выглядит стилистически выверенным и законченным текстом: «Любовь, как бы тихо она ни говорила, все же отчетливо обращается к твоему сердцу, язык любви – это глас небесный, любовь серьезна и весела, терпелива и сильна. Смерть не может разрушить любовь. Молчание любви прекрасно, оно часто слаще любых слов. То, что любовь объединяет, не в силах человеку разъединить, когда-нибудь любовь объединит все любящие сердца»[276]276
  Дневники императора Николая II (1894–1918). T. 1: 1894–1904. С. 128.


[Закрыть]
. Вторая расположена через страницу и как раз содержит несколько таких знаков (для наглядности воспроизводимых в переводе на русский язык): «Твоя крошка всегда рядом с тобой + молит Бога о милости + утешении для тебя + для бедной мамочки. Да благословит тебя Господь + Я покрываю твое милое лицо поцелуями с глубокой любовью + преданностью»[277]277
  Там же. С. 129.


[Закрыть]
. И содержание последней записи, и значительное количество имеющихся в ней специфических знаков свидетельствуют о том, что она сочинена самой великой княжной. Относительно первой такой уверенности нет, хотя на сегодняшний день отсутствует и более или менее точная ссылка на какой-либо источник, откуда она могла бы быть заимствована. Между тем и по смыслу, и по стилистике она как раз похожа на цитату, откуда-то переписанную в дневник.

Последняя интерполяция, занесенная в дневник еще великой княжной, находится в записи за 8 ноября. Она следует прямо после записи императора за этот день, и можно допустить, что и появилась в дневнике сразу или вскоре после того, как Николай II зафиксировал свои мысли о прожитом дне. Более того, складывается впечатление, что великая княжна как будто подхватывала мысль, на которой останавливался Николай II. Император сетовал по поводу обилия иностранных гостей, приехавших в Петербург на похороны: «Двое из принцев уже уехали, скорее бы вынесло прочь и остальных. Легче работать, когда нет чужих под боком, которых присутствие только увеличивает лежащее на мне бремя!» Великая княжна на это отвечала: «Милый ангел, Бог благословит тебя. Моя любовь к тебе еще сильнее и глубже, мой самый дорогой, душка. Я не могу выразить словами, какие чувства я к тебе испытываю, но ты, любимый, знаешь о сочувствии той, которая совсем недавно пережила такую же скорбь и осталась без матери[278]278
  Мать Александры Федоровны, великая герцогиня Гессенская и Рейнская Алиса, скончалась в 1878 г.


[Закрыть]
. Но мы не потеряли своих самых близких, они ушли вперед и ждут нас. Утешение в том, чтобы стараться жить и поступать так, как бы они того желали, и идти по их следам. Они подле нас, я в этом уверена, и глубоко любят нас. У тебя много обязанностей, к тому же тяжких, пусть Господь даст тебе силы вынести все и исполнить их. Пусть с Божьего благословения скоро станет твоей женушкой та, которая разделит с тобой все – и радость, и печаль»[279]279
  Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 130.


[Закрыть]
.

И наконец, первая вставка, сделанная уже «женушкой», появляется через 15 страниц, в записи за 25 ноября. Похоже, она тоже занесена в дневник после того, как Николай II завершил описание прожитого дня. Она идет сразу после длинной черты, которую император обычно ставил после каждой своей записи. Причем чувствуется, что императрица не была ограничена местом – на момент написания интерполяции ниже ее оставалось пустое пространство. И как предыдущая вставка, фраза Александры Федоровны подхватывала мысль, на которой остановился Николай II. Император и императрица в это время жили в Царском Селе – впервые вместе после венчания. «Словами не описать, что за блаженство – жизнь вдвоем в таком хорошем месте, как Царское!» – восклицал император. «Твоя женушка обожает тебя», – отвечала ему императрица[280]280
  Там же. С. 133–134.


[Закрыть]
. Открывалась новая страница их яркой трагичной жизни…

Чтобы понять причину появления в дневнике этих экзальтированных и в то же время душевно напряженных и духовно сосредоточенных интерполяций, превратившихся впоследствии в потребность, следует вспомнить, что было всего лишь чуть более года назад. 8 ноября 1893 г. принцесса Гессенская написала цесаревичу пространное письмо. В нем она категорически отвергла саму возможность вступления в брак с Николаем по причине, которая прежде никогда не останавливала ее предшественниц – инославных невест русских наследников. Алиса ни за что не хотела принимать православие: «.. я считаю грехом менять веру, в которой меня воспитали и которой принадлежу сейчас. Я никогда не смогла бы обрести душевный покой и потому никогда не смогла бы быть тебе настоящим спутником жизни, призванным помогать тебе во всем», – честно признавалась принцесса.

Цесаревич ответил почти через полтора месяца. Чувствовалось, что он слабо верил в то, что Алиса изменит свое решение[281]281
  Точно так же слабо верил в это и Александр III, который писал сыну 14 апреля
  1894 г. в Кобург, поздравляя его с помолвкой: «Мой милый, дорогой Ники, ты можешь себе представить, с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу мы узнали о твоей помолвке! Признаюсь, что я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей попытки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил, и великая Ему благодарность за Его милости». См.: Письма императора Александра III к наследнику цесаревичу великому князю Николаю Александровичу // Российский Архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв. Вып. IX. М., 1999. С. 243. Это письмо свидетельствует о том, что император – во всяком случае, весной 1894 г. – не препятствовал женитьбе наследника на принцессе Алисе Гессенской, но напротив очень того желал.


[Закрыть]
, но все-таки замечал: «Я полагаюсь на милосердие Божие; может быть, это Его воля, чтобы мы оба, особенно ты, так долго страдали – может быть, проведя нас через все горести и испытания, Он выведет мою милую на тот путь, о котором я ежедневно молюсь!» Принцесса оставалась непреклонной практически до самой помолвки. Еще за три недели до 8 апреля она жестко отвечала сестре цесаревича Ксении, которая, очевидно, попыталась ее уговорить изменить свое решение: «.. что в этом хорошего, просто жестоко повторять, что я гублю его жизнь – что же делать, если для того, чтобы он был счастлив, я должна погрешить против своей совести. Все это тяжело, и нехорошо снова начинать разговор об этом»[282]282
  Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884–1909 гг.). С. 233–234, 236, 242.


[Закрыть]
.

На этом фоне складывается впечатление, что помолвка 8 апреля в Кобурге стала действительно чудом, на которое надеялся цесаревич и о котором писал в процитированном выше письме. Казалось, в этот день рухнула плотина, до того удерживавшая мощный поток чувств, хлынувших после этого на цесаревича и устремившихся в виде интерполяций на страницы его дневника.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации