Текст книги "Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии"

Глава 4
Первые кадровые решения нового императора – отставка и назначение министра путей сообщения

Первым значимым политическим ходом Николая II традиционно считается выступление императора 17 января 1895 г. в Зимнем дворце перед депутациями, когда прозвучали слова о «бессмысленных мечтаниях». В. Л. Степанов также подверстывает свою реконструкцию «распутья» между Победоносцевым и Бунге под эту речь, сравниваемую им с Манифестом о незыблемости самодержавия[283]283
  Степанов В. Л. Указ. соч. С. 156.


[Закрыть]. Однако политическим дебютом Николая II правильнее считать другое событие – произошедшую месяцем раньше отставку министра путей сообщения А. К. Кривошеина. Разумеется, последствия обращения к депутациям 17 января и пускай первого в управленческой практике Николая II, но при этом все же вполне заурядного кадрового решения несопоставимы. Речь в Зимнем всколыхнула без преувеличения всю Россию. А перестановка в Министерстве путей сообщения – всего лишь сановный и бюрократический Олимп. Но обстоятельства отставки Кривошеина чрезвычайно важны для понимания того, как в первые месяцы царствования Николая II в его действиях соотносились попытки выработки собственного стиля руководства и проявления внешних влияний. Тем более что самого Кривошеина часто путают с однофамильцем – Александром Васильевичем – главноуправляющим землеустройством и земледелием, претендовавшим двумя десятилетиями позже на роль теневого премьера в пору оформления Прогрессивного блока.

Первая отставка нового царствования – это всегда знаковое событие. К тому же кадровые перемены в правительственных верхах Российской империи наиболее объективно отражали внутриполитическую конъюнктуру, определявшуюся преимущественно конфигурацией влияний на самодержца. Поэтому рассмотрение того, как принимались решения по отставкам и назначениям, позволяет довольно точно реконструировать расстановку сил вокруг престола, а значит, адекватно интерпретировать мотивации главных действующих лиц, максимально приблизиться к пониманию их поступков и взаимоотношений, формировавших большую политику. Поэтому предыстория и обстоятельства разразившегося в конце 1894 г. скандала вокруг Министерства путей сообщения достойны подробного рассмотрения.

Аполлон Константинович Кривошеин родился в 1833 г. в г. Николаеве Херсонской губернии в семье офицера. Пойдя по стопам отца, он окончил артиллерийское училище и на переломе царствований – за месяц до кончины Николая I – был произведен в прапорщики. Однако военная карьера у Кривошеина не сложилась. Уже в конце 1850-х гг. он вышел в отставку и прослужил в течение нескольких лет на разных чиновничьих должностях в Министерстве народного просвещения. В начале 1870-х гг. началась новая веха в биографии Кривошеина: он стал поочередно занимать выборные дворянские, земские и городские (а также уездные) должности в Ростове Области Войска Донского. Именно там – на юге – Кривошеин завязал контакт, во многом предопределивший его дальнейшую карьеру. Он установил тесные отношения с занимавшим с начала 1870-х и до начала 1880-х гг. должность екатеринославского губернатора И. Н. Дурново, будущим министром внутренних дел[284]284
  О том, что Кривошеин, занимая разные должности в Ростове, близко сошелся с тогдашним екатеринославским губернатором Дурново, сообщил в воспоминаниях А. Н. Мосолов. См.: ГАРФ. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 4а. Л. 243. О «дружеских отношениях», связывавших Дурново и Кривошеина «еще со времен провинциальной деятельности» обоих, говорится и в воспоминаниях Витте. См.: Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 1. С. 292. В. П. Мещерский отметил в воспоминаниях, что Дурново и Кривошеин были в приятельских отношениях еще с артиллерийского училища. См.: Мещерский В. П., князь. Воспоминания. М., 2001. С. 654.


[Закрыть].

И. И. Колышко, близкий к издателю «Гражданина» В. П. Мещерскому, сообщил в воспоминаниях, что Кривошеин снабжал тогда губернатора «деньгами и икрой». А «свои запутанные дела» будущий министр путей сообщения «поправил» выгодной женитьбой [285]285
  Колышко И. И. Великий распад. Воспоминания. СПб., 2009. С. 85.


[Закрыть]. Жена Кривошеина – Мария Петровна – происходила из семьи состоятельных екатеринославских помещиков Струковых. Один из ее братьев – Ананий Петрович – был предводителем дворянства Екатеринославской губернии, другой – Александр Петрович – участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. и впоследствии дослужился до генерал-адъютанта.

Еще в ростовский период биографии Кривошеин проявил склонность к махинациям. В воспоминаниях Куломзина приведен рассказ о «весьма неблаговидной афере», предпринятой Кривошеиным во время русско-турецкой войны. Он тогда владел «несколькими довольно старыми и малопригодными пароходами» на Черном море. Эти корабли Кривошеин сдал в аренду Военному министерству «за известную посуточную плату». Министерство использовало пароходы какое-то время, однако потом за ненадобностью отказалось от их услуг, забыв при этом аннулировать контракт. В результате Кривошеин сумел «взыскать с казны крупную сумму посуточной платы, следовавшей ему по контракту»[286]286
  РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 195. Л. 23. Об этом «плутовском контракте» с казной рассказывается и в воспоминаниях А. Н. Мосолова. См.: ГАРФ. Ф. 1001. On. 1. Д. 4а. Л. 243.


[Закрыть].

Колышко назвал Кривошеина «ростовским Кречинским»[287]287
  Колышко И. И. Указ. соч. С. 85.


[Закрыть], имея в виду его сходство со склонным к рискованным темным предприятиям заглавным героем пьесы А. В. Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского». Определение «ростовский» здесь, по-видимому, имеет двоякий смысл. Во-первых, обозначает место, откуда Кривошеин прибыл в столицу. Во-вторых, указывает на то, что именно там впервые проявился авантюризм будущего министра путей сообщения – авантюризм, еще более усугубившийся во время его петербургской карьеры.

В источниках приводятся разные объяснения стремительного карьерного взлета Кривошеина в столице.

В частности, называется протекция Дурново. По свидетельству А. Н. Мосолова, когда Дурново стал министром внутренних дел, Кривошеин также прибыл в столицу, надеясь с помощью нового руководителя МВД заполучить какую-либо должность. В начале 1890-х гг. в результате неурожая встал вопрос о замене директора Хозяйственного департамента МВД А. Г. Вишнякова, и Кривошеин занял указанный пост. Из воспоминаний А. Н. Мосолова следует, что популяризации Кривошеина в столичном обществе содействовал и Мещерский, с которым министр внутренних дел «тогда еще дружил». Бывший ростовский городской голова стал завсегдатаем салона издателя «Гражданина». Именно там А. Н. Мосолов и увидел впервые Кривошеина. Директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД регулярно бывал в двух столичных салонах – Мещерского и бывшего пензенского губернатора А. А. Татищева: там «постоянно всплывали на горизонте новые светила». Как-то раз, посетив Мещерского, А. И. Мосолов поинтересовался у издателя «Гражданина» об одном из его гостей: внимание мемуариста привлек «лысый господин, ораторствующий среди многочисленных слушателей». Мещерский отрекомендовал А. Н. Мосолову заинтересовавшую его персону как Кривошеина, «человека очень умного и богатого». И главное – ожидавшего назначения на должность директора Хозяйственного департамента МВД[288]288
  ГАРФ. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 4а. Л. 242 об.-243 об.


[Закрыть].

По свидетельству Куломзина, деятельность Кривошеина на посту руководителя этого департамента была противоречивой. С одной стороны, он высказывался за то, чтобы «даровать более простора деятельности земства, собирался образовать при своем департаменте совет из представителей земства». С другой стороны, Кривошеин являлся «ярым защитником идеи возврата к натуральному хозяйству». По словам Куломзина, он предполагал создавать «центральные запасные магазины из того хлеба, который должен был поступать от крестьян» как долг за ссуды, выданные им в 1891 г.[289]289
  Куломзин А. Н. Указ. соч. С. 511.


[Закрыть].

По словам же Мещерского, назначение Кривошеина на место Вишнякова высветило незаурядные способности этого «весьма практичного и делового умного человека». Он возглавил «самый трудный» в МВД департамент. А подчиненные нового директора, если верить издателю «Гражданина», просто души не чаяли в своем руководителе. «Он совсем не чиновник, – говорили они, – он знакомится прежде с людьми, а потом с делами, им вверенными, он быстро схватывает суть в каждом вопросе, для мелочей не дает времени, и раз он познакомился с личностью своего подчиненного и оценил его надежность и трудоспособность, он ему доверяет вполне, и оттого работа с ним, как бы много он ее ни требовал, не только не тяжела, но приятна»[290]290
  Мещерский В. П., князь. Указ. соч. С. 654.


[Закрыть]. Думается, что подобная чересчур положительная и явно бросающаяся в глаза своей неправдоподобностью оценка явилась предпринятой Мещерским в его воспоминаниях попыткой продемонстрировать, что он не напрасно содействовал в собственном салоне карьерному взлету Кривошеина.

Публицист и специалист по широкому спектру социально-экономических вопросов Г. П. Сазонов пришел вместе с Кривошеиным в Хозяйственный департамент МВД, работал там под его началом и описал их совместную деятельность в этом министерском подразделении как буквально революционную. Он назвал департамент до их прихода туда «учреждением поистине архаическим». Мемуарист представил себя одновременно и основным работником департамента, которому пришлось налаживать нормальное функционирование этой структуры МВД, и теневым консультантом нового директора. В изображении Сазонова именно он держал в своих руках всю деятельность департамента, в то время как Кривошеин «спокойно ночи спал и продолжал винтить и у Дурново, и у кн[язя] Мещерского в самое страдное время». При этом директор «знал, кто-то за него сидит, не разгибаясь, дни и ночи, без отдыха, без воздуха, с кипящим мозгом и воспаленными глазами»[291]291
  Цит. по: Зверев В. В. Опыт политической биографии Г. П. Сазонова. М., 2019. С. 182–184, 189–190.


[Закрыть].

Когда в 1892 г. после перехода Витте в Министерство финансов освободилось занимавшееся им прежде место министра путей сообщения, Дурново, по мнению А. Н. Мосолова, удалось провести на эту вакансию Кривошеина. При этом министр внутренних дел организовал назначение своего протеже «не без содействия обязанного ему» новоиспеченного министра финансов[292]292
  ГАРФ. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 4а. Л. 243–243 об.


[Закрыть]. Буквально такую же интерпретацию – поддержка со стороны Дурново и согласие Витте, заинтересованного в расположении главы МВД, – привел Куломзин. По его словам, после перехода Витте из Министерства путей сообщения в Министерство финансов Дурново предложил на освободившееся место Кривошеина – «своего приятеля (а злые языки говорили – своего кредитора)». Витте тогда «нуждался в поддержке» Дурново, а значит, «решительным образом одобрял» идею провести на свое бывшее место ставленника министра внутренних дел[293]293
  РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 195. Л. 25–25 об.; КуломзинА. Н. Указ. соч. С. 510–511.


[Закрыть].

Позиция Витте в вопросе о назначении на его прежнюю должность Кривошеина и отношение к последнему министра внутренних дел требуют объяснения. Что касается стремления министра финансов угодить Дурново, то оно вызвано ролью главы МВД, которую тот сыграл в деле женитьбы Витте на М. И. Лисаневич: Дурново лично ходатайствовал перед Александром III, чтобы государь разрешил тогда еще министру путей сообщения вступить в брак с разведенной. Витте писал в воспоминаниях, что детали разговора Дурново с императором остались для него неизвестными. Сам же он был твердо намерен подать в отставку ради обретения беспрепятственной возможности совершить шаг, считавшийся в то время для чиновника такого ранга предосудительным[294]294
  Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 1.С. 233–234.


[Закрыть].

Между тем в комментариях к воспоминаниям Витте сказано, что мемуарист «не договаривает», так как за ходатайство перед императором министр внутренних дел «потребовал» взамен поддержку в вопросе о проведении Кривошеина на должность министра путей сообщения. Сам же Дурново тянул Кривошеина потому, что их, а также командующего Императорской главной квартирой Рихтера «связывала система перекрестных адюльтеров». В результате названные лица «считали себя обязанными тянуть друг друга вверх по служебной лестнице». Так, Рихтер способствовал проведению Дурново в министры внутренних дел, а теперь настала очередь Дурново устроить Кривошеина[295]295
  Там же. Кн. 2. С. 997. Витте намекал на деликатные отношения, связывавшие Дурново и Кривошеина. Со ссылкой на «злые языки» и с оговоркой «будто бы» мемуарист сообщил, что «когда-то Иван Николаевич Дурново очень ухаживал за женой Кривошеина, когда она еще была барышней». См.: Там же. Кн. 1. С. 292.


[Закрыть].

Однако имеются и более прозаические аргументы, почему Витте поддержал кандидатуру Кривошеина. Как отметил в воспоминаниях А. С. Путилов (впоследствии – сотрудник канцелярии Совета министров), Кривошеин стал министром путей сообщения «по рекомендации Витте, знавшего его как крупного дельца-капиталиста с большою деловою репутациею на юге»[296]296
  РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 1. Д. 217. Л. 21.


[Закрыть].

Совсем иначе отношение к Кривошеину со стороны Дурново и причина, побудившая Витте согласиться на назначение выходца из Ростова своим преемником в Министерстве путей сообщения, представлены в воспоминаниях Колышко. Мемуарист считал, что, перебравшись в Петербург, Кривошеин «в роскоши, на широком досуге стал, поучая всех уму-разуму, ждать случая». В то же время его бывший покровитель Дурново хотя и был должником Кривошеина, однако «не торопился с ним рассчитаться: уж очень неказиста была репутация у его кредитора». Тогда Кривошеин завел связи с другими влиятельными столичными фигурами – Витте, Мещерским и государственным контролером Т. И. Филипповым. «Он был шармером, – писал Колышко, – обладал житейским опытом, умом. Его обеды и рауты вскоре прогремели. О Кривошеине заговорили». Однако Дурново упорно не хотел устраивать его карьеру.

В конце концов, судьбу Кривошеина предрешила специфическая ситуация в Министерстве путей сообщения. «Путейцы» в силу того исключительного статуса, который обрело во второй половине XIX в. железнодорожное дело, превратились в своего рода «кагал, непроницаемый для простых смертных». Они оказались «полновластными хозяевами не только техники транспорта, но и экономики его». Концессионная политика довершила трансформацию железнодорожного ведомства в «мощный хищнический аппарат государства в государстве». После катастрофы царского поезда под Борками в 1888 г. Александр III решил покончить с этой «путейской» исключительностью и назначил главным инспектором железных дорог А. А. фон Вендриха – «злого бульдога», который «загрыз немало путейских тузов, расшвырял ведомство, многих свел с ума». Но и ему не удалось покончить с кастовостью чинов МПС. Эта же задача была вменена новому министру путей сообщения Витте. Но когда Витте заменил И. А. Вышнеградского в Министерстве финансов, ведомство путей сообщения должно было перейти Вендриху. Однако Витте не хотел, чтобы этот «бульдог» возглавил министерство, тесно связанное с его новой должностью. Поэтому только что назначенный министр финансов «указал государю на Кривошеина». В итоге «ростовский Кречинский попал во всероссийского перевозчика»[297]297
  Колышко И. И. Указ. соч. С. 84–85.


[Закрыть].

С одной стороны, версия Колышко может вызвать сомнение из-за фактической неточности. Шанс оказаться в кресле министра путей сообщения у Вендриха был не после перехода Витте в Министерство финансов, а несколькими месяцами ранее – после отставки с поста главы МПС А. Я. Гюббенета. Несмотря на то, что между обоими событиями минуло всего лишь чуть более полугода, положение Вендриха в ведомстве путей сообщения при Витте заметно ослабло[298]298
  См.: Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 1. С. 221–222.


[Закрыть]. Но с другой стороны, мнение, что ради нейтрализации Вендриха Витте был готов видеть своим преемником в МПС любую управляемую фигуру, выглядит заслуживающим внимания. 28 февраля 1892 г. Богданович занесла в дневник высказывание члена Временного управления казенных железных дорог от Министерства путей сообщения В. А. Иванова. Чиновник считал, что Вендрих «путал» и с помощью этого сумел «подготовить портфель Витте». А тем временем Витте и Вышнеградский вместе «топили Гюббенета»[299]299
  Богданович А. В. Указ. соч. С. 166–167.


[Закрыть]. Да и сам Витте в воспоминаниях откровенно признавался в том, что Кривошеин был для него удобным министром путей сообщения. Он «железнодорожного дела не знал», а также не был авторитетным «с государственной точки зрения». Поэтому Министерство путей сообщения оказалось «в значительной степени» под влиянием Министерства финансов[300]300
  Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 1. С. 410.


[Закрыть]. Нельзя исключать и того, что приход в МПС человека со стороны после назначения Витте в Минфин вообще мог быть компромиссом, устраивавшим на тот момент всех заинтересованных лиц. Во всяком случае, не стоит априорно игнорировать имеющееся на этот счет свидетельство Мещерского (несмотря на очевидную тенденциозность издателя «Гражданина» при выписывании им образа Кривошеина). По словам князя, после перехода Витте в Министерство финансов «в высших сферах» возобладало мнение о необходимости искать кандидата в руководители МПС «между сторонними от ведомства». Причем «до известной степени» такой взгляд разделял и Александр III[301]301
  Мещерский В. П., князь. Указ. соч. С. 654.


[Закрыть].

В изображении Колышко, заняв министерский пост, Кривошеин начал исступленно пользоваться всеми теми благами и возможностями, которые предоставляла его новая должность. И при этом еще увлеченно управлять ведомством путей сообщения. «Путейцы поначалу струсили, – писал Колышко. – Прикинулись дурачками, ахали над мудростью пенкоснимателя». Однако скоро все в Министерстве путей сообщения вернулось на свои места: «несколько новых назначений из лиц, нужных Кривошеину», а также несколько новых веток, задуманных «к усладе» нового министра, а также «близких к “сферам” вельмож», явились для ведомственного чиновничества «не слишком дорогой платой за отвоевание опрокинутых Витте их державных прав». Взамен же «путейцы» добились от Кривошеина отставки «ненавистного» для них Вендриха с должности главного инспектора железных дорог. Освободившееся место при поддержке императрицы Марии Федоровны получил будущий преемник Кривошеина М. И. Хилков [302]302
  Колышко И. И. Указ. соч. С. 85. По уверению Мещерского, приход на инспекторскую должность Хилкова стал «выбором» самого Кривошеина, и выбор этот оказался «не менее меток», чем все остальные кадровые решения министра путей сообщения. См.: Мещерский В. П., князь. Указ. соч. С. 655.


[Закрыть].

«Двухлетнее управление Кривошеина было какою-то оргией, – писал А. Н. Мосолов. – Различные неудачники, искавшие счастия на средах Мещерского и на четвергах Татищева, сделались скоро видными лицами этого министерства». Например, главным инспектором судоходства оказался писатель М. Н. Бухарин – «недаром он управлял когда-то увеселительной яхтой в Одессе»[303]303
  Г АРФ. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 4а. Л. 243 об.


[Закрыть]. Судя по всему, это назначение выглядело действительно резонансным. Даже стремившийся впоследствии во всем обелить Кривошеина Мещерский заметил по поводу Бухарина, что некоторые кадровые решения нового министра путей сообщения «с первого раза возбуждали толки сомнения». Любопытно приведенное в воспоминаниях издателя «Гражданина» высказывание самого Кривошеина о своем ставленнике. Министр заявил, что «веселое прошлое Бухарина давно ликвидировано». Теперь же он – «очень умный человек, жаждущий работы, безупречно честный, с инициативой, смелостью и энергией». Мещерский, как уже отмечалось выше, видимо, считавший своим долгом бороться за доброе имя выпестованного в его салоне Кривошеина и спустя годы после его отставки, не стесняясь при этом явно перегибать палку, вторил последнему: «Долго спавшее ведомство буквально проснулось и стало проявлять по инициативе Бухарина живую и производительную деятельность»[304]304
  Мещерский В. П., князь. Указ. соч. С. 654–655.


[Закрыть].

Кстати, и близкий к Мещерскому Колышко (будущий автор воспоминаний) попал в Совет управления железных дорог, причем в роли «влиятельного члена» этой структуры. «Даже никому не нужный старый и больной крестецкий помещик В. Я. Стромилов, – по саркастическому замечанию А. Н. Мосолова, – получил место в пять тысяч и стал разъезжать по России, что-то ревизуя». Злоупотребления в ведомстве путей сообщения выглядели настолько вызывающими, что и Витте, некогда способствовавший назначению Кривошеина, начал открыто называть его мошенником. А когда Александр III окончательно занемог, «уже ходили зловещие слухи о том, что Кривошеину несдобровать»[305]305
  ГАРФ. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 4а. Л. 243 об.


[Закрыть].

17 декабря 1894 г. Победоносцев в письме к вел. кн. Сергею Александровичу изложил мнение о Кривошеине покойного императора. Отметив, что министр ни у кого не вызывает жалости, так как «он давно уже стал повсюду притчею во языцех», Победоносцев подчеркнул, что Александр III был осведомлен о «нехороших делах» в Министерстве путей сообщения: об этом государь «говорил еще в марте». А перед тем, как отправиться в Беловеж летом 1894 г., Александр III даже интересовался, почему Кривошеин «не подает просьбы об увольнении»[306]306
  ОР РГБ. Ф. 253. Карт. 29. Д. 2. Л. 6 об.


[Закрыть].

Министр путей сообщения сделался героем пересудов, анекдотических историй и эпиграмм на злободневные темы. Вот одно из таких стихотворений неизвестного автора:

 
Был офицер, крупье; был он затем
Услужливый Артюр, старух любимец,
Подрядчик, голова, делец и всем,
Чем может быть в России проходимец.
Министром только не был он.
Но словно миру в поученье,
Кого приблизить может трон,
Министром стал путей собщенья
(так в оригинале. – Д. А.)
Вдруг Кривошеин Аполлон[307]307
  ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 11. Л. 7.


[Закрыть].
 

Собеседница Богданович по фамилии Зайцевская, близкая к о. Иоанну Кронштадтскому, рассказывала любопытную историю о Кривошеине. По словам Зайцевской, став министром, Кривошеин «очень плакал» и признавался о. Иоанну, что он «чувствует себя неспособным к этому делу». А о. Иоанн, внимая словам министра, молился за него: «Умудри, Господи, раба твоего Аполлона»[308]308
  Богданович А. В. Указ. соч. С. 198.


[Закрыть].

Разговоры о том, что отставка Кривошеина неизбежна, начались с новой силой сразу же после кончины Александра III. Уже 30 октября 1894 г. Богданович занесла в дневник мнение о возможной замене министра путей сообщения. В качестве преемника назывался руководитель Комиссии о мерах к поощрению российского торгового мореходства и судостроения и глава Императорского Русского технического общества М. И. Кази[309]309
  РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 264. Л. 22. Фамилия Кази как наиболее вероятного преемника Кривошеина называлась также в дневниковых записях Богданович за 16 и 18 декабря. См.: Там же. Л. 74 об., 76.


[Закрыть]. 10 ноября о том, что министра путей сообщения «собираются прогнать», написал в дневнике Киреев. Вместе с тем генерал заметил, что за Кривошеина «распинается» министр внутренних дел. Киреев объяснил такое поведение Дурново тем, что он «назначил» Кривошеина, а также «ручался» за своего протеже перед Александром III[310]310
  ОРРГБ. Ф. 126. Д. 12. Л. 2.


[Закрыть]. А 20 ноября Богданович процитировала в дневнике слова М. С. Каханова. Бывший товарищ министра внутренних дел при М. Т. Лорис-Меликове полагал, что теперь «уже более или менее можно ориентироваться, кто из министров первый потеряет портфель», и указывал на Кривошеина[311]311
  РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 264. Л. 43.


[Закрыть]. К началу декабря разговоры о неизбежной отставке главы МПС усилились. По-видимому, именно в эти дни, в первой половине декабря, Киреев заметил в дневнике, что, несмотря на «сотни предположений», «самые разнообразные и невероятные» толки и ожидаемые к концу года «перемены», не следует ожидать ничего, «кроме Кривошеина»[312]312
  ОРРГБ. Ф. 126. Д. 12. Л. 5 об.


[Закрыть].

Обилие слухов о возможных кадровых перестановках объяснялось в том числе и отсутствием у Николая II готовой команды, способной занять ключевые посты. «У нового царя нет близких к нему стоящих людей», – записала 4 декабря в дневнике Богданович. Поэтому «идут догадки, кто будет у власти» [313]313
  РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 264. Л. 61 об.


[Закрыть]. Примерно тогда же Киреев привел в дневнике уничижительную характеристику императорского окружения (запись помечена декабрем, скорее всего, она сделана еще до развязки дела Кривошеина, так как министр путей сообщения упоминается здесь в ряду других министров): «Государь, по-видимому, очень “изолирован”, нет никого, ни одного человека, на которого бы он мог опереться. Победоносцев – узкий ученый без всякого характера. Воронцов – нуль. Пьяный Черевин – тоже, Дурново – дурак круглый. Кривошеин – дрянь, Муравьев – умный, но беспринципный человек. Витте – умный, но тоже без принципов, нахал»[314]314
  ОРРГБ. Ф. 126. Д. 12. Л. 5.


[Закрыть]. Киреев почему-то ничего не написал о Бунге…

По иронии судьбы Кривошеин узнал о собственной отставке в день своего тезоименитства – 14 декабря, на мученика Аполлония Антинойского. Для министра путей сообщения этот день, по словам Богданович, был отмечен еще одним торжественным событием – освящением домовой церкви, на которое «были приглашены все чины» ведомства. И пока «восхваляли за завтраком хозяина», ему тем временем «посылалась полная отставка с лишением его даже придворного звания»[315]315
  РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 264. Л. 74.


[Закрыть]. Комментируя обстоятельства отставки, Половцов едко заметил в дневнике, что 14 декабря министр путей сообщения давал гостям «обильный завтрак, после коего и получил сам угощение»[316]316
  Половцов А. А. Указ. соч. С. 117.


[Закрыть].

Через четыре дня после этого события Богданович указала на лицо, которое, по слухам (как будет показано ниже – соответствовавшим действительности), непосредственно подтолкнуло императора к окончательному решению судьбы Кривошеина. Этим лицом оказался государственный контролер Филиппов, который 14 декабря представил Николаю II доклад с фактами злоупотреблений министра путей сообщения[317]317
  Эту миссию Филиппова следует рассматривать также и в контексте общего усиления института Государственного контроля после утверждения в 1892 г. «Учреждения» этого ведомства. См.: Барыкина И. Е. Указ. соч. С. 168–169.


[Закрыть]. Мещерский в воспоминаниях выставил этот поступок Филиппова в неблаговидном свете. Издатель «Гражданина» уверял, что государственный контролер якобы мстил Кривошеину за «чересчур абсолютное неухаживание за ним, которое называл игнорированием его личности». Глава МПС недальновидно не придавал значения «даже самым нужным приемам дипломатии». Министр игнорировал увещания Мещерского оказывать знаки внимания жене Филиппова, а также жене «другого министра» и в результате был съеден государственным контролером при поддержке того самого неназванного министра [318]318
  Мещерский В. П., князь. Указ. соч. С. 638, 655.


[Закрыть].

После доклада Филиппова император тут же поручил управляющему Собственной его императорского величества канцелярией К. К. Ренненкампфу уведомить Кривошеина об отставке[319]319
  РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 264. Л. 76. Богданович ошиблась. Доклад Филиппова императору о Кривошеине состоялся 10 декабря. В дневнике Николая II за этот день есть запись о том, что он «принял Филиппова по поводу весьма грустного и некрасивого дела Кривошеина». См.: Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 137.


[Закрыть]. 17 декабря Победоносцев в письме к Сергею Александровичу назвал Филиппова и его доклад о махинациях Кривошеина «орудием кризиса», то есть скандала вокруг отставки министра путей сообщения[320]320
  ОР РГБ. Ф. 253. Карт. 29. Д. 2. Л. 6 об.


[Закрыть].

Современники по-разному изложили важнейшую процедурную деталь отставки: было ли министру предоставлено право самому ходатайствовать об освобождении от должности или же он просто был поставлен в известность о том, что более не является главой МПС. По словам Куломзина, Ренненкампф вручил Кривошеину «увольнение от должности без прошения»[321]321
  Куломзин А. Н. Указ. соч. С. 510.


[Закрыть]. А. Н. Мосолов сообщил, что министра сняли «по прошению»[322]322
  Г АРФ. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 4а. Л. 247.


[Закрыть]. Однако все без исключения наблюдатели отметили еще один нюанс этого скандального события: одновременно с отставкой министр был лишен и придворного чина гофмейстера. Служивший на момент описываемых событий в Государственном контроле Ф. И. Фейгин подчеркнул в воспоминаниях, что Кривошеин получил отставку «с таким позором, как никогда не был удаляем ни один русский министр» [323]323
  ОР РНБ. Ф. 808. Д. 5. Л. 273 об.


[Закрыть].

Антураж отставки – от выбора для миссии Ренненкампфа чрезвычайно значимой для Кривошеина даты до одновременного с удалением из МПС демонстративного разжалования из придворного чина, – несомненно, изначально был рассчитан на максимальный пропагандистский эффект. По-видимому, молодой император своим первым кадровым решением стремился продемонстрировать обществу и главным образом сановной и чиновничьей иерархии, что не следует надеяться на ослабление свойственного его отцу стиля руководства, послать им своего рода метку, что никакого облегчения после перемены верховной власти не будет и что с каждого, кого уличат в должностных преступлениях, будет спрошено сполна. Кандидатура Кривошеина для такого показательного дела была во всех отношениях удобна. Коррумпированность министра, а также его моральный облик и манера обращения с подчиненными ни для кого, в том числе для первых лиц, не являлись секретом. Куломзин в воспоминаниях привел высказывание Николая II в адрес Кривошеина, сделанное накануне отставки министра путей сообщения: «Он уже шесть месяцев, как у нас с отцом был на замечании»[324]324
  Куломзин А. Н. Указ. соч. С. 509.


[Закрыть]. Отправляя Кривошеина в отставку, император как будто просто доводил до завершения задуманное отцом – аналогичным образом выглядело его решение по поводу строительства порта именно в Мурмане.

Но если вспомнить, как высокопоставленные чиновники боялись покойного государя, то прозрачный намек его сына должен был стать для них предельно понятным. Большей острастке способствовал и казуистически точный расчет момента отставки – в день тезоименитства министра, 14 декабря, на мученика Аполлония Антинойского.

К тому же в этот день в министерской резиденции произошло освящение домовой церкви, и в самый разгар торжественного приема, устроенного Кривошеиным по такому случаю чинам его ведомства, хозяин получил высочайшее уведомление подать прошение об отставке и одновременно узнал о лишении придворного чина гофмейстера. Однако при таком раскладе тем более оказывались значимыми формально-юридические обоснования увольнения министра. Что же конкретно вменялось в вину «ростовскому Кречинскому»?

Куломзин в воспоминаниях сообщил о дознании, проводившемся в отношении Кривошеина секретным образом летом 1894 г. следователем по особо важным делам. Тогда была собрана информация по двум фактам. Во-первых, о покупке главой Министерства путей сообщения местечка Шклов. Во-вторых, о действиях Кривошеина по поставке шпал из принадлежавшего министру леса для казенной железной дороги.

По первому факту было установлено, что Кривошеин обязался перепродать «посредствующим евреям» участок принадлежавшего его имению леса «на сруб». Когда же губернский лесоохранительный комитет запретил вырубку леса, Кривошеин «отказался дать удовлетворение евреям-комиссионерам», ссылаясь на комитетское решение. Иначе говоря, «надул» посредников. «Маневр ловкий, – заключил по этому поводу Куломзин, – но неудобный для министра».

Второй факт был еще более «неудобным», так как напрямую свидетельствовал о коррупционных действиях министра. Кривошеин продавал еврею, занимавшемуся поставками на местную казенную железную дорогу, шпалы из собственного леса. К тому же было доказано «дурное качество» части шпал. Дознание выявило и еще один дискредитировавший Кривошеина факт. Его шурин, екатеринославский губернский предводитель дворянства Струков, находясь в министерской квартире (а значит, при очевидном пособничестве самого министра), заключил с управляющим некоей казенной железной дороги договор о «снабжении этой дороги топливом и шпалами»[325]325
  РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 195. Л. 22 об.-23.


[Закрыть]. Богданович сообщила любопытную подробность этой сделки. Деловым партнером Струкова оказался начальник Рижско-Орловской железной дороги Вас. Ник.

Коковцов (брат Вл. Ник. Коковцова – будущего премьера, а на тот момент – статс-секретаря Государственного совета). Договор предполагал продажу Коковцову Струковым шпал для Рыбинско-Бологовской железной дороги «за дорогую цену». Коковцов же за это – уже от министра путей сообщения – «получил повышение»[326]326
  Богданович А. В. Указ. соч. С. 198. Богданович ошибочно утверждает, что сделка была противоположной – шпалы покупал Струков у Коковцова, что неверно.


[Закрыть].

А. Н. Мосолов также попытался оценить провинности Кривошеина, тем более что ему удалось ознакомиться с собранными Филипповым компрометирующими материалами. «Это были возмутительные факты», – подчеркнул мемуарист. Правда, мемуарист дотошно различал именно служебные злоупотребления и просто неблаговидные поступки. К первым он отнес, например, увольнение управляющего некоей железной дорогой за то, что тот отказался переводить локомотивы с угля на дрова. По словам А. Н. Мосолова, такое решение «составляло прямое злоупотребление властью». В то же время другие «грязные» дела Кривошеина «имели только косвенное отношение к его служебному положению». Среди таких дел автор воспоминаний назвал упомянутые выше «надувательство» еврейских предпринимателей при покупке министром имения в Шклове, а также контракты родственников его жены Струковых, взявшихся за организацию «поставки дров на железные дороги». Еще одним злоупотреблением такого же рода, по утверждению А. Н. Мосолова, стал навязанный руководящим органам «всех железных дорог» договор с типографией Мещерского на печатание в ней билетов, а также ведомостей[327]327
  ГАРФ. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 4а. Л. 247. Подробнее об истории с типографией см.: Леонов М. М. Салон В.П. Мещерского: патронат и посредничество в России рубежа XIX–XX вв. Самара, 2009. С. 328–330.


[Закрыть].

Вместе с тем во всей этой истории явно ощущалась нехватка достоверных улик, убедительно доказывавших махинации Кривошеина и – главное – адекватных постигшему министра ритуальному наказанию. В январе 1895 г. Киреев записал в дневнике, что по поводу свидетельств о коррумпированности Кривошеина «ничего не выяснилось», а «обвинения Филиппова и других не оправдывались». Вместе с тем «совершенно мошенническая натура» бывшего министра путей сообщения проявилась во всей неприглядности. Стало ясно, что Кривошеин – «по призванию мошенник». «Теперь от него все отказываются, – отметил Киреев, – даже его патрон Дурново!»[328]328
  ОРРГБ. Ф. 126. Д. 12. Л. 8.


[Закрыть]. Киреев точно подметил коллизию. С одной стороны, «совершенно мошенническая натура» Кривошеина не вызывала сомнений. С другой стороны, предъявленные министру конкретные обвинения и по причине их недостаточной доказанности, и в силу самого характера нарушений (если бы даже они действительно имели место) явно не тянули на то, чтобы оказаться причиной первой громкой отставки нового царствования.