Текст книги "Метро 2033: Третья сила"

Вчера, вернувшись с охоты, он пронесся через станцию, как курьерский поезд, толком не успев ничего увидеть. Сегодня Дима впервые в жизни не спешил. Он был спокоен и уверен в себе.

Многие молодые люди, вернувшись с поверхности, смотрели на товарищей надменно, вели себя вызывающе. Рассказывали бог весть что… «Звездуны хреновы», – коротко и емко называл таких Денис Воеводин.

Часто оказывалось потом, что на улице зазнайки вели себя недостойно. Паниковали. Стреляли мимо. Доставляли проблемы инструкторам. Дима, будучи Митей Самосвалом, мечтал, что, вернувшись из города, он тоже отыграется на завистниках, будет смотреть на них с презрением. Но вышло иначе. Самохвалов проигнорировал все восторги и аплодисменты, небрежно отмахнулся от поздравлений. Чем вызвал уважение.

– Да-а… А Митяй-то дельный пацан, – шептались бывшие недоброжелатели. – Не задирает нос, не понтуется. А ведь с самим Рысевым ходил.

Сегодня все, кто много лет издевался над юношей, молча уступали ему дорогу. Руки не протягивали, не улыбались, не здоровались. Но Дима ни капли не расстраивался. Ничто не омрачало его торжества.

Спокойно, без лишней суеты и расшаркиваний, подошел он к девушке по имени Соня Бойцова. Соня была груба. На станции девушку окрестили прозвищем «Хрен-Ли», за увлечение восточными приемами и фразу, который Соня сопровождала почти любую реплику. Волосы Бойцова стригла очень коротко, а иногда вообще ходила бритая налысо. Нос немного сбит на бок – результат победы на соревнованиях по борьбе. Зато Соня была стройна, полногруда и вообще собой недурна. Первое время, когда они сталкивались в зале, Бойцова только фыркала, глядя на Митю. Потом стала поглядывать с интересом.

– У нее парень есть? – спросил однажды Дима у Гриши. Они отдыхали после изнурительной тренировки. Невдалеке молотила грушу Соня. Звуки ударов сопровождала приглушенная ругань.

– У Хрен-Ли? Нет. Пугает она мужиков, слишком крутая. А на тебя, знаешь, она и сама не посмотрит.

Дима кивнул, полностью признавая правоту Гриши. И все равно нет-нет, да подумывал о Соне. Он узнал о Хрен-Ли мало, но достаточно, чтобы понять, что ее грубость – скорее поза, маска, чем реальная сущность. Что победами на ринге Соня, круглая сирота да еще и «чужачка», попавшая сюда из Большого метро, компенсирует нехватку заботы, любви и внимания.

До вылазки на улицу Дима не решался с ней заговорить. А сегодня, собрался с духом, подошел… И даже слегка опешил, когда Соня первая протянула ему руку.

– А, Митяй идет. Привет, герой! – ухмыльнулась боевая девушка, крепко сжимая его ладонь. Дима рукопожатие выдержал, в лице не изменился, хотя было больно. Соня уважительно хмыкнула.

– Поздравляю. Может, расскажешь, чё там было? Всякое пиз… Хм. Болтают про вашу охоту. С трудом верится.

И они присели рядом на краю перрона, свесив вниз ноги. Это был самый край платформы, за кабиной поезда, в десятке метров от ворот в туннель. Соня сидела, задумчиво глядя то в потолок, то на рельсы, иногда бормотала: «Пипец», «Охренеть». Но чаще молчала и внимательно слушала. Дима говорил спокойно, не торопясь, не заостряя внимания на деталях, которые толком и не заметил из-за страха и усталости. Ничего не сочинял, не приукрашивал, свою роль не преувеличивал. Даже о том, что ни разу не попал, решил не умалчивать.

– Не парься, – рассмеялась Соня. – Я тоже мазала. За меня всю работу Воеводин сделал.

– Тебя тренировал Денис? – присвистнул Дима. Он отлично знал, каково это – быть учеником сталкера Воеводина.

– О да. Ты продолжай давай, интересно, – и она придвинулась ближе.

Ни Дима, ни Соня не заметили, что из-за угла крайней жилой хибарки за ними наблюдает Лена Рысева.

Первое время она волновалась, боялась, что друг сразу наделает глупых ошибок. Потом, видя, что все отлично, успокоилась.

Соню она терпеть не могла. Считала хулиганкой и дурой. Но все равно радовалась за Диму.

«Если уж эта бой-баба к нему первая подошла, что уж про остальных говорить, – рассуждала Лена, стараясь загнать неприязнь к Бойцовой поглубже. – Не пропадет Димон».

И, уходя домой, шепнула:

– Будь счастлив, Дим. Будь счастлив, друг.

Глава 7
Если завтра война?

Полковник Бодров привстал и оглядел всех, кто собрался на экстренное совещание.

Компания была на редкость разношерстная. Слева направо сидели: Нина Ивановна Зайцева, школьная учительница биологии, Святослав Рысев и Иван Громов, далее Борис Молотов и у самой стены примостился на табуретке лейтенант Ларионов. Пожилая учительница чувствовала себя в таком обществе неуютно, на сталкеров и военных посматривала со смесью почтения и страха. Молотов тоже немного нервничал – никогда еще ему не доводилось присутствовать на таких судьбоносных заседаниях. Остальные казались спокойными, по крайней мере, внешне.

Пора было начинать, но Дмитрий Александрович медлил, в последний раз что-то обдумывая, анализируя. Наконец он заговорил, и в комнате, где до этого слышался шепот, вздохи, поскрипывание половиц, воцарилась полная тишина.

– Мы собрались здесь, друзья, чтобы принять решение, от которого зависит жизнь всей общины. Повторяю: жизнь всей общины. Поэтому я прошу вас отнестись ко всему, что будет сказано, предельно серьезно. Кое-что мне и самому кажется каким-то бредом, фарсом, безумием… Но такова реальность. И с ней надо считаться. Нина Ивановна, вам слово, – обратился полковник к учительнице, закончив короткое вступление.

Учительница хотела встать, но мужчины дружно попросили ее не затрудняться. Видно было, что Нина Ивановна сильно волнуется, да и перенервничала. Утомлять ее сверх меры никто не хотел.

– Господин полковник, господа офицеры, – слегка поклонилась женщина участникам совещания. – Я человек здравомыслящий. Реалист, можно сказать. Есть вещи, которых, как мне раньше казалось, быть не может. Просто потому, что не может! Никогда. Ни за что. Теперь… Теперь я просто не знаю, что думать и как быть.

– Думать – наша задача, – вежливо перебил ее Дмитрий Александрович. – Вас я прошу лишь изложить факты.

– Хорошо. Вы просили меня определить, к какому биологическому виду относятся звери, напавшие на господина Громова и его людей. И я сделала вывод, еще тогда, давно. Но промолчала. Не судите меня строго, я была уверена, что меня тут же упекут в лечебницу. Но теперь, после всего…

Полковник снова хмыкнул, прося учительницу говорить покороче. И тогда та выпалила на одном дыхании:

– Это росомахи, господа. Хищные звери из семейства куньих, обитавшие в прошлом на Кольском полуострове, в Карелии. А на вас, господин Молотов, напало стадо… Африканских бородавочников. Понимаю, звучит дико, но на обычных кабанов или диких свиней они не похожи! Откуда эти твари взялись на руинах Петербурга – простите, ответить я не смогу… Но все, что знаю об этих видах, расскажу.

– Спасибо, Нина Ивановна, вы свободны, – отпустил полковник учительницу после того, как та закончила свое выступление.

Пожилая женщина давно скрылась за дверью, а в комнате все еще царила гробовая тишина.

Рысев был мрачен, как грозовая туча. Громов сосредоточенно теребил заусенец. Молот опустил голову на скрещенные руки, и сверлил взглядом пол. Ларионов застыл, точно изваяние. Нарушил тишину полковник.

– Вы все слышали, мужики. Какие будут соображения? Князь? – он посмотрел на командира сталкеров.

– Соображений нет, – отозвался Святослав Рысев. – Только одно наблюдение. Росомах я не видел, но дочь, Эд и Иван рассказали все очень подробно. Бородавочников сам завалил дюжину. Одна и та же тактика, Дим. Разве нет? Впереди идут мелкие особи. Принимают первый удар. За ними следуют основные силы. Я, конечно, не спец в зоологии, но ё-моё – не могут эти звери охотиться одинаково! Ну не могут. Хищники и копытные, а тактика одна? Бред!

– Не забывай, – тихо добавил Громов, – что росомахи, эти шапки-ушанки ходячие, в наших лесах вполне могли где-то водиться. Но эти… Бо-ро-да-во-чни-ки… В Питере… Через двадцать лет после ядерной катастрофы. Бред какой-то. Не сами же они сюда притопали из Африки, мать ее. Кто-то помог. Подложил нам, так сказать, свиней. Понять бы, кто?..

– Агрессия, вот что тут общее, – согласился полковник. – Необъяснимая ненависть к людям. И невероятное упорство. Ими словно управляли, честное слово.

– А кто у нас управлять зверями умеет? – подал голос Молот, молчавший все это время.

– Кто? – поднял глаза лейтенант Ларионов. – А то не ясно?

– Мне не ясно. Кто? – подался вперед Громов.

– Веганцы. Они это давно умеют и практикуют, – выдохнул, стукнув кулаком по столу, Дмитрий Бодров. – Я понял, откуда росомахи и бородавочники. Зоопарк, мужики. Зоопарк на Горьковской. После Катастрофы кто-то из питомцев сбежал, кто-то сдох, кто-то в клетках остался взаперти. Когда на «Ваське» был, мне один парень рассказывал про тигра, который сбежал из зоопарка. Его якобы в метро видели[18]18
  См. роман Шимуна Врочека «Метро 2033: Питер». Глава 1: «Тигр».


[Закрыть]. Как пить дать, веганцы сумели туда прорваться, пока не все животные сдохли.

– Но зачем им этот зверинец? – всплеснул руками Громов. – Зачем такие сложности? Что им, мутантов мало?! И где они их держали столько времени? И чем кормили?

– Ну, это ты у них сам спроси, – усмехнулся полковник. – Наверное, эксперимент решили поставить. Перед войной надо ведь на ком-то опробовать.

– А я вот вижу логику. Мутанты, наверное, и дрессировке хуже поддаются, чем нормальное зверье, и, что уж там, ловить их себе дороже, – заметил лейтенант Ларионов. – Значит, есть у нормальных животных преимущества. Поверхность ведь не только мутами заселена, встречаются и обычные зверьки, особенно в области. На войне все средства хороши, вот веганцы и решили попробовать… Почему нет.

– Ты так рассуждаешь, Серега, как будто знаешь, что у них на уме, – усмехнулся полковник, но, увидев, как смутился лейтенант, перевел разговор на другую тему. – А в общем, плевать. Главное, не откуда у них этот зверинец, а чего дальше ждать от Империи. И кажется, я знаю чего…

– Итак, – подвел итоги совещания полковник Бодров. – Война началась. Никто ее официально не объявлял, да и вряд ли они будут время тратить на такие глупости – просто оккупируют станции, и привет. Но только хрен им. Лейтенант, взрывай туннели.

– Есть! – отдал честь Ларионов.

– Молот, ты отправишься в метро и доставишь в Приморский Альянс мое письмо. Если они не совсем идиоты, то поймут, что лучше воевать вместе, чем гибнуть поодиночке.

– Полковник… – осторожно возразил на это Борис. – Вы, конечно, меня простите. Но вдруг в этот раз вместо свиней будут, скажем, львы? Рискую даже до реки не дойти…

– Верное замечание. Для этого я сюда и вызвал наших молодцев, – кивнул полковник, полностью признавая справедливость слов Бориса Андреевича. – С вами Рысев пойдет и его люди. А ты, Иван, готовь новый отряд сталкеров. Бери всех, кто рвется. Люди лишними не будут. И начни с этого… Самсона. Вот уж кто заслужил. Охоты все, разумеется, отменить. Кто еще не убивал, пусть не переживают, скоро придется. Круглосуточное дежурство в вестибюле Ладожской. Стрелять без предупреждения. Ну, мужики, даст бог, отобьемся…

* * *

Антон Краснобай сходил с ума от скуки.

Его вместе с грузчиками, Никитой и Данилой, держали на Ладожской, на соседние станции почему-то не пускали, а обратно в Большое метро Антону возвращаться было нельзя.

Хлопоты, связанные с торговлей, заняли один день. Антон Казимирович получил от Оккервиля большую партию одежды, а грибники с Улицы Дыбенко, представителей которых он попросил вызвать на Ладожскую, с огромной радостью сбыли Краснобаю свой товар с внушительной скидкой. Обычно они торговались упорно, бились за каждый патрон. С Антоном спорить дыбенковцы не стали – за последние дни торговля у Веселого поселка прекратилась, а других возможностей переправить грибы в Большое метро не предвиделось.

Почти все патроны, взятые Краснобаем для обмена, были потрачены, зато и караванщики до отказа набили товаром три рюкзака. Оставалось доставить груз обратно, но сделать это Антон Казимирович не мог, не получив от Зуба сообщение о ликвидации братьев Жабиных. А принести ему вожделенное известие мог только Молот, которого пока тоже не выпускали из Оккервиля. Краснобаю пришлось ждать… В очередной раз перебирая оставшиеся у него платежные средства, Антон сочинил стихотворение под названием «Девальвация».

Витрина пустая чернеет провалом.

Усыпан осколками грязными пол.

Слой пыли на полках торгового зала.

У входа разломанный кассовый стол.

Бывало, что раньше-то полки ломились –

Товаров навалом, ты только плати.

И люди толкали, неслись, суетились,

Хватали всё, сколько могли унести…

А ныне сквозняк лишь свистит и гуляет,

Да изредка сталкер случайно войдет.

Вздохнет он, на полки пустые посмотрит,

Вздремнет за прилавком и дальше пойдет.

Валюта забытая в кассе осталась,

И толстые пачки шуршат на ветру.

Здесь доллары, евро, рубли. Затерялась

И парочка гривен помятых в углу.

Теперь есть валюта одна ходовая –

Патронам ведётся наличный расчет.

Их кто-то в мешке за плечами таскает,

А кто-то в рожок автомата набьет…[19]19
  Здесь и далее, если не указано иное, стихи Анастасии Осиповой.


[Закрыть]

Антон так обрадовался, сочинив этот стихотворный экспромт, что тут же прочел «Девальвацию» Даниле и Никите. Но караванщики отказались верить в его авторство.

– Кончайте, шеф, – засмеялся Данила, – да какой из вас поэт. Это кто-то еще до Великой Срани сочинил.

Антон Казимирович на грузчиков страшно обиделся и больше с ними почти не общался.

Никита и Данила, в отличие от шефа, были всем довольны.

– Мы тут как в санатории! – сказал однажды Данила Никите. Или наоборот. Антон путал парней, да и не стремился запомнить, кого как зовут.

Купец пришел к выводу, что грузчики правы. Их бесплатно кормили и поили, предоставили жилье, а большего носильщикам для счастья было и не надо. Они то спали, то резались в домино с местными рабочими, то балагурили с девчонками. Антон был лишен даже этой, самой простой радости: на Ладожской подружку на пару вечеров ему найти не удалось. Что же касается проституции, то она была в Альянсе запрещена.

Первые дни Краснобай привлекал к себе внимание – как-никак, гость из Большого метро, друг купца Макарова, которого в Оккервиле воспринимали почти как святого… Но потом этот интерес куда-то испарился. Послушать Молотова люди собирались и через два, и через три дня. Об Антоне все просто забыли. Не был бы он сейчас гол как сокол – и все, возможно, повернулось бы иначе, но почти все патроны ушли на улаживание деловых вопросов. И остался Антон с носом.

Как назло, женщины тут были не чета больным, шелудивым жительницам прочих окраинных станций, от которых Антон сам в ужасе отшатывался, когда те предлагали ему себя. Оккервилки, как окрестил их про себя Антон Казимирович, выглядели здоровыми, работать любили и умели. Фролову подошла бы любая.

Но вероятность того, что хоть одну женщину удастся переправить в Большое метро, казалась Антону близкой к нулю. Никогда, ни за что полковник не отпустил бы жительницу своей станции на поверхность вместе с гастролером из Большого метро. И тайно вывести человека из Оккервиля едва ли было можно. А впереди ждали улицы, кишащие тварями, и река… Либо, в случае попытки прорваться через туннель, пулеметы веганцев. Империя отозвала с правого берега своих агентов. Это значило, что в ближайшие дни с независимостью Оккервиля планировалось покончить. По уму, с Ладожской надо было немедленно бежать. Если бы было куда…

Сомнений не оставалось: Фролов отлично понимал с самого начала, что выполнить поручение нереально, ему просто нужен был благовидный предлог, чтобы отобрать у Краснобая бизнес.

– А вот фигушки, возьму и выполню! Как Балда в сказке, ха-ха. И вот тогда посмотрим, кто кому щелбанов надает… – сказал себе Антон Казимирович, как только хитрость Фролова стала ему ясна.

Но почти сразу купец осознал: задача, увы, абсолютно невыполнима. Шли дни. У Краснобая начинался нервный тик.

Время от времени возвращались ночные кошмары, в которых за ним с дьявольским хохотом гонялся Каныгин. Призрак метростроевца каждый раз являлся Антону в каком-то новом обличии. Иногда он пытался достать его, мчащегося очертя голову по эскалатору, разводным ключом. Случалось, что призрак размахивал окровавленной киркой. В самой жуткой версии сна Каныгин швырял вслед Краснобаю оторванные головы своих прежних жертв. Антон просыпался после подобных сновидений совершенно вымотанный, измочаленный, будто вовсе не ложился спать.

– Ну, когда ты успокоишься, полтергейст гребаный?! – стонал Антон, ворочаясь на койке, сжимая руками пульсирующую от боли голову, посылая страшные проклятия своему невидимому истязателю. – Ну чё ты ко мне привязался как банный лист к жопе?! Тут же даже эскалаторов нет!

Одним Каныгиным, однако, ночные кошмары Антона не ограничивались.

Однажды ночью Антон Казимирович явственно услышал на станции звуки, подозрительно похожие на цокот копыт. Их сопровождало приглушенное сопение и хрюканье.

«Наверное, свинья с фермы сбежала», – решил Антон Казимирович и повернулся на другой бок.

Но копыта стучали все ближе к его жилищу. Раздался грохот – животное что-то опрокинуло. Ловить свинью-беглянку никто как будто не собирался. Раздосадованный очередной помехой вожделенному сну, Антон встал, открыл дверь хибары… И так и застыл на пороге с приоткрытым ртом.

По перрону, играючи сметая все препятствия, тараня хлипкие хибарки и разрывая бивнями ветхую ткань палаток, шагал гигантский хряк – один из тех, которые напали на отряд Молота рядом с метро.

Среди тварей, по которым стрелял Краснобай, встречались всякие особи, в том числе и очень большие… Но этот был размером с добрую корову. Клыки его, длинные, точно кинжалы, тускло поблескивали при электрическом свете. Уродливая голова, покрытая жесткой шерстью, поворачивалась из стороны в сторону. Свин что-то искал. Или кого-то.

Антон огляделся, но ни одного человека на станции не увидел. Все или спали, или куда-то разбрелись. Ни милиции, ни военных, ни рабочих – никого. Только он один стоял на пороге домика и, точно загипнотизированный, смотрел на приближающегося монстра.

И в этот момент хряк, невероятно большой и грозный на вид, но не очень зоркий, заметил, наконец, Антона. В тот же миг по могучему мускулистому телу пробежала судорога. Забавные глазки копытного, казавшиеся маленькими на фоне клыков и наростов, налились кровью. Кабан опустил голову и с утробным рычанием двинулся прямо на Антона, ускоряя и ускоряя шаг.

Хряк пришел сюда именно за ним.

Он искал его, Краснобая.

Он жаждал его крови.

Только тут Антон очнулся от паралича, на время сковавшего все его члены. Дико закричав, он метнулся назад в комнату, захлопывая перед собой дверь. Бизнесмен успел опустить щеколду. Но дверь не смогла остановить кабана-гиганта, мчавшегося во весь опор. Хлипкая конструкция разлетелась на куски от страшного удара бивней. Дверь рухнула на пол, стол опрокинулся на бок, оконное стекло вывалилось и разбилось.

Антон упал на пол и судорожно зашарил под кроватью, где должен был лежать пистолет, который ему после долгих пререканий все же разрешили оставить при себе. Рука схватила пустоту. Оружия на месте не оказалось.

– Проклятье! – выдохнул купец.

В это мгновение кабан, сбросив с рыла упавшие доски, с торжествующим ревом кинулся прямо на него.

Антон дико закричал…

И проснулся.

Он сидел на полу, сжимая в руке шлепанец.

Данила и Никита с удивлением глядели на хозяина.

– Шеф? Шеф, вы в порядке? – спросил Данила.

– Нет, – только и смог выдавить Антон Казимирович. Он выплеснул на лицо остатки воды из кувшина. Добрался до кровати. Опустил тяжелую и пустую, как старая бочка, голову на прохладную мягкую подушку.

– Что за жопа?! Сколько можно?! – едва сдерживая слезы, шептал Краснобай, глядя в потолок. – За что мне наказание такое? Надо бежать… Бежать надо. Но что толку?.. А вдруг Зуба больше нет? Вдруг Жабы всех моих людей положили? Еще штраф платить за Гаврилу… Черт. Черт-черт-черт!

В таком состоянии он пребывал и в тот день, когда снова увидел Лену Рысеву, единственную гражданку Оккервиля, которую знал по имени.

Она явилась на Ладожскую не одна, а с целым эскортом. За руку рыжеволосую красавицу держал двухметровый юноша богатырской комплекции. Рядом с Леной шагал еще один парень, чуть пониже ростом, в обнимку с боевой барышней, мускулатура которой внушала почтение. Лицо второго юноши показалось Антону знакомым.

«А, он же из сталкеров, которые с вепрями бились. Он еще с ружьем был. Ни хрена себе у него девушка… И почему кому-то все, а кому-то ничего?»

Лена узнала Антона, слегка кивнула ему. Дима улыбнулся, пожал Краснобаю руку, и тут же забыл о купце со Спасской.

Молодые люди, как скоро стало ясно Краснобаю, явились, чтобы вместе отпраздновать принятие в сталкеры Григория Самсонова, которого взял в свой отряд отец Лены, Святослав. Однако их праздник мало интересовал Антона, внимание купца привлекло нечто другое. Лена и Соня, подружка Димы Самохвалова, смотрели друг на друга холодно. Между ними явно был какой-то конфликт.

«Может, как-то эту карту разыграть?» – размышлял Антон, прокручивая в голове самые разные варианты похищения Лены и отметая их один за другим. Он был так погружен в расчеты, что не заметил, как рядом на скамейку присели Дима и Соня. А когда увидел их перед собой, даже вздрогнул.

– Что, такая страшная, да? – усмехнулась силачка.

– Нет-нет, – смутился Краснобай, украдкой бросив взгляд на внушительную грудь Сони и на сбитый нос. – Вовсе нет.

Так они сидели минут пять. Молодые люди увлеченно целовались, Антон с завистью поглядывал на них, заодно продолжая чертить в уме тактические схемы. Дело упорно не ладилось.

– Ладно, я пока пойду, – обратился Дима к подруге. – Скоро вернусь.

Самохвалов встал и зашагал прочь. И Антон решил, что шанс упускать нельзя. Собравшись с духом, он заговорил с Соней. Это оказалось легче, чем он думал. Простая, грубоватая, невероятно жизнерадостная Соня, в отличие от Лены, на контакт шла легко. Быстро выяснилось, что между девушками давняя вражда.

– Я ее раньше терпеть не могла, Рысь эту, – рассказывала Соня, сняв обувь и забравшись с ногами на скамейку. – Почему? Даже не знаю.

«А то вам, бабам, повод нужен, чтобы ненавидеть друг друга», – подумал Антон Казимирович, но вслух ничего не сказал.

– Завидовала ей, наверное. Много было всякого. Мы дрались. Крепко так, до крови. Она меня ненавидела, я ей той же монетой платила. Да… Это в прошлом все, – поспешно уточнила собеседница. – Теперь все тихо. Я встречаюсь с ее лучшим другом, какая уж тут война…

Антон внимательно слушал, не перебивал, не спорил, но про себя думал:

«Женская вражда – штука жуткая. Страшнее атомной бомбы. Если две дамочки столько лет друг друга не любили, так быстро все не поменяется. Надо, надо что-то выжать из этого. Не знаю, что и как, но надо».

Соня ушла.

Антон Казимирович снова остался один. Но ощущение полной безысходности, не оставлявшее его много дней и парализовавшее волю, ослабло. Краснобай снова был в тонусе. Он снова мог думать.

Вечером этого же дня Антон узнал, что Молотов и его люди получили от местного начальства разрешение вернуться в Большое метро. До реки их должен был, во избежание неприятностей, сопровождать отряд сталкеров Оккервиля. Можно было уходить и Антону, но он остался: решил рискнуть и подождать пару дней новостей от Зуба. И терять время даром Антон не собирался.

Дни тоски и уныния остались в прошлом.

Антон видел, как удача начинает мало-помалу снова поворачиваться к нему лицом…

* * *

«От агента Крот. Срочно. Секретно.

Поздравляю Вас, господин Сатур!

Все произошли именно так, как Вы планировали. Атака, организованная против отряда сталкера Молотова, стала последней каплей. Терпение полковника лопнуло. Через полчаса туннель между Новочеркасской и Площадью Александра Невского будет взорван. Таким образом, Оккервиль окажется полностью отрезанным от метро. Переговоры, начатые полковником с Приморским Альянсом через Молотова, уже ничего не смогут изменить.

Ко времени предполагаемого вторжения наших штурмовых групп на Ладожскую население Альянса будет полностью деморализовано. Это я беру на себя. Ребята из Веселого поселка, ударив в спину армии Бодрова, отвлекут на себя внимание. Прекращение транзита привело грибников в такую ярость, что мне даже не пришлось сильно напрягаться, минут за десять согласовали сроки атаки. Проблем я не предвижу.

До скорой встречи, господин Сатур!

Служу Империи.

Крот».