Электронная библиотека » Дмитрий Ермаков » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 24 июля 2015, 13:00


Автор книги: Дмитрий Ермаков


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 8
Вторая смерть Каныгина

Что заставило Соню Бойцову сдружиться с Антоном, она и сама толком не смогла бы объяснить.

Физически купец был не особенно крепок, а Соня не уважала хлипких мужчин. Темы, на которые Антон Казимирович заводил разговоры, Соню интересовали мало. В торговле она ничего не понимала и не стремилась понимать. Стихи в отличие от Эмилии не читала никогда в жизни. Общих знакомых из Торгового города, где когда-то жила Бойцова, у Сони и Антона не обнаружилось. Да и вообще тем, что происходит в Большом метро, Соня, в отличие от многих оккеров, почти не интересовалась. Казалось, у купца и девушки-борца просто не может быть точек соприкосновения.

И все же Бойцова сама явилась на Ладожскую с соседнего «Проспекта», чтобы пообщаться именно с ним, Антоном. Она сама нашла его. Сделать это было, впрочем, не трудно. Большую часть времени Краснобай проводил либо в убогой лачуге, гордо именовавшейся гостиницей, либо на скамейке в дальнем конце перрона. Отсюда ему было хорошо видно почти всю станцию.

Ладожская ничего особенного из себя не представляла. Такие же своды, как и везде, с такой же копотью. Такой же специфический букет ароматов, свойственный любой жилой станции, где на считанных квадратных метрах живут буквально друг на друге сотни людей… Такие же ржавые поезда у путей, превращенные в жилые «пентхаусы».

Этим иностранным словом вагоны с гордостью называл Сергей Ларионов, правда, ответить на вопрос, что такое «пентхаус», лейтенант не смог. Антон пришел к выводу, что лейтенант просто прочел в довоенном журнале красивое слово. В метро такими словечками, смысл которых уже забылся, щеголяли многие.

Вдоль обоих краев перрона выстроились в ряд одинаковые гранитные столбики. Для чего они были нужны раньше, Антон долго не мог понять. Они не являлись колоннами, так как не касались потолка. И объявления на них крепить было почти некуда. И скамеек рядом с ними не было. Лишь спустя некоторое время Краснобай сообразил: это подставки для светильников. Когда-то на них сверху устанавливались лампы, ныне давно утраченные. Ну, а сейчас жители станции нашли столбикам более разумное применение: на веревках, натянутых между ними, сушилось белье. Штаны, куртки, трусы всех мыслимых цветов и размеров, покрытые затейливым узором из заплат, висели вдоль всей станции. Те, кто выходили из дверей вагонов, откидывали одежду. Выглядело это по-своему забавно. Ночью в полутьме тени от развешенных кальсон и рубашек создавали причудливые картины. Первое время Антон Казимирович даже пугался, принимая их за тени чудовищ.

Имелась на станции и своя реликвия: гранитная плита с выбитыми на ней буквами «Дорога жизни, 1941–1944». Она находилась в торце станции, рядом с тем местом, где обычно сидел Краснобай. Видел Антон немало станций, где статуи или фрески либо были разбиты и изуродованы, либо пылились и выглядели жалко. Здесь же за плитой не только ухаживали, но и устраивали около нее время от времени праздничные мероприятия. Сначала Антона это забавляло. «Делать нечего, буквы натирать… И так у людей работы невпроворот каждый день», – недоумевал купец. Но потом он проникся уважением к общине, чтущей память предков. На его родной станции никто, кроме стариков, не мог вспомнить, что же это за московские ворота такие, где они и как выглядят.

Его и самого тянуло в этот тихий уголок станции. Здесь было как-то по-особенному торжественно и спокойно, это помогало логически мыслить.

Со стороны могло показаться, что Краснобай просто мается от скуки, но он не бездельничал – мозг Антона Казимировича работал в полную силу. Он думал. Он пытался решить хитрый ребус, который поставили перед ним судьба и «спаситель» Фролов. И именно о Соне Бойцовой, сироте без роду-племени, пропажу которой, кроме разве что Мити Самохвалова, никто бы не заметил, вспоминал Антон чаще всего. Но пока дальше самых общих задумок дело не шло. Краснобай сомневался, станет ли Бойцова вообще с ним разговаривать. Каково же было его удивление, когда она явилась к нему. Сама. И, не откладывая в долгий ящик, выпалила с ходу:

– Привет. Я поболтать пришла.

«Вот это поворот…» – изумился Антон Казимирович. Но к резким кульбитам судьбы купец за последнее время успел привыкнуть.

Однако первое время беседа не клеилась.

– Метро-метро… Что нового может быть в метро? – фыркнула Соня, едва Антон начал рассказывать о последних событиях за рекой. – Каждая станция гордо, независимо кормит вшей. Даже против веганской угрозы никто ни с кем дружить не желает. Угадала? И опять какие-нибудь секты дикие плодятся, точно плесень. Короче, в гробу я его видала, это ваше метро.

Краснобай так и застыл с приоткрытым ртом. Возразить ему на слова Сони было нечего. Антон видел ясно: ненависть Сони к Большому метро не знает границ. А о чем еще с ней говорить, он придумать не мог. Купец хотел уже ретироваться и потому немало удивился, когда Соня отказалась отпускать его.

– Не уходи. Останься, поговорим, – попросила девушка.

– А о чем ты хочешь поговорить? – осведомился Антон.

– Не знаю, – вздохнула Соня. – Просто я… Просто я…

– Устала каждый день видеть вокруг одни и те же лица? – предположил Антон.

– Во. Молоток. В точку! – хлопнула в ладоши девушка и улыбнулась до ушей. – Именно, именно. Молота я тоже знаю давно, а ты – новенький. Кстати, – резко посерьезнела Бойцова, – кто за тобой гонится, Антон? И почему?

Краснобай остолбенел. Он никому в Оккервиле не рассказывал о войне с Жабиными, гибели Жени и прочих своих злоключениях. Об этом даже его люди, Данила и Никита, не знали. Молотов был не из тех людей, кто разбалтывает чужие секреты. В который раз Антон Казимирович понял: Бойцова куда умнее, чем хочет казаться.

– Ты это. Извини, что лезу не в свое дело… – смутилась Соня, – но это ясно, как день. Ты в метро большой человек.

– А! Ну тебя. Таких «больших людей», как я, в Торговом городе – как грязи, – отмахнулся Антон.

– Вот только не надо прибедняться, – осадила его Бойцова. – По нашим меркам – ты большая шишка. Или, ладно, пусть будет большой… Желудь, хи-хи. Больше нравится? И вот ты отправляешься в путь по поверхности, куда не всякий рискнет нос высунуть. Почему? Потому, что очень крутой? Нет. И на сорвиголову ты не похож. Что тебе тут делать? Почему не мог послать вместо себя помощников? Бежишь ты, Антон. Драпаешь от кого-то или от чего-то. Что, не так?

Купец коротко кивнул.

К разговору по душам он был сейчас не готов, да и не воспринимал Антон Казимирович Соню как человека, которому можно спокойно излить душу.

Но несмотря на это он вдруг почувствовал: излить надо. Четыре дня вынужденного бездействия на Ладожской притупили боль утраты. И страхи вроде бы улеглись… Не считая ночных кошмаров. Ночью Антон собой не владел. Днем ему удавалось отвлечься, забыться. Но стоило Краснобаю вспомнить перемазанную в саже рожу Каныгина или пятна крови на одежде погибшей Евгении, как все мучения, терзания снова давали о себе знать. И что делать с ними – Антон Казимирович не представлял. Да, сейчас он в безопасности, но стоит оказаться на поверхности – и его снова ждет встреча со стадами кровожадных кабанов. А где-то на эскалаторе поджидает призрак метростроевца… Антону стало так тошно, что захотелось зарыдать и кинуться на грудь первому встречному. Хоть той же Соне. Он сдержался, с трудом улыбнулся, выдавил из себя:

– А ты прямо профессор психологии, Сонь.

Но девушка даже не улыбнулась – она смотрела на Антона с сочувствием. Бизнесмен удивлялся все больше и больше. Он видел то, что давно и безуспешно пытался найти в женских глазах. Заботу. Обычно женщины, с которыми сводила судьба Краснобая, воспринимали его как некого спонсора, кошелек с ногами, или, в лучшем случае, как неплохого партнера на пару ночей, не более того. А может, он и сам не открывался им с иной стороны. Женя оказалась редким исключением, но и она не всегда готова была понять его, впустить в свою душу его боль… И вот Бойцова, чужая, едва знакомая женщина, увидела в Краснобае человека – обычного парня, измученного тысячами проблем, задерганного, запутавшегося.

– Какой я, на фиг, профессор, – произнесла она, внимательно глядя на Антона, – просто жизнь повидала. Опыт, вот и все. Ну, давай, выкладывай. Что у тебя там случилось, в метро? Выкладывай, как есть. Я пойму.

Но Антон молчал. И тогда Соня придвинулась ближе и заговорила медленно, обдумывая каждое слово, стараясь поймать взгляд Антона.

– Ты думаешь: «Какого черта она ко мне привязалась? Чё ей надо?». Пойми, мы с тобой – товарищи по несчастью. Тебя перемололи, переварили и отрыгнули, и меня тоже. Меня… В общем, меня в рабство продали. Родителей моих безбожники убили за то, что работали плохо, меня трахали всей бандой… А продали нас братья Жабины, они же «Жабы», знаешь таких?

– Еще б не знать, – помрачнел Антон и добавил, тяжело вздохнув: – Они убили мою подругу. Пустили в расход караван. Спалили заживо агента. Сейчас мои ребята бьются с этими ублюдками…

Бойцова вздрогнула, точно через нее пропустили заряд тока. Сердце Сони забилось быстрее. Девушка судорожно вздохнула, сжала кулаки. Недобрым огнем загорелись ее глаза.

– О-о-о! Жаль, не смогу увидеть, как сдохнут эти твари… Теперь понимаешь, почему я в гробу его видала, это метро?

Да, Антон понимал. И сам испытывал по отношению к подземному городу, в котором вынужден был жить всю сознательную жизнь, точно такие же чувства, что и Соня. Теперь купец окончательно понял, что они – товарищи по несчастью. Товарищи по ненависти. Последние сомнения рассеялись, он больше не колебался. Он понимал не столько умом, сколько сердцем: и задержка на Ладожской, и эта побитая жизнью девушка посланы ему самой судьбой, чтобы помочь найти ответы на проклятые вопросы, чтобы хоть чуть-чуть разобраться в себе. Фролов, Каныгин, Жабины, цыгане с «Речки» и прочие люди, а также нелюди из Большого метро исчезли, растворились в полумраке.

«А пошли вы все, – Антон решительно обрубил последний тоненький канатик, еще соединяющий его с прошлым. – Начинаю новую жизнь».

– Ладно, хватит ломаться, – решительно заявила Соня, по-своему истолковав молчание Антона. – Говори. Полегчает, чесслово. Ну, давай.

И Антон Казимирович начал свой длинный невеселый рассказ.


Вечером Соня заглянула в гости к Лене и Грише.

В последнее время девушка стала часто бывать у них. Со Святославом поговорить ей пока не довелось, он целыми днями сидел в штабе с полковником, готовил план будущей войны, зато Лена и ее жених встречали Бойцову почти как родную. Так вышло и на этот раз. Они поболтали о том, о сем, и вдруг Гриша спросил:

– А ты к кому на «Ладогу» ходила? К Молотову, что ли?

– Не. Молот ушел. Его отправили в метро, к приморцам. Я с Краснобаем болтала.

Лена поперхнулась чаем. Гриша хмыкнул и повел плечами.

– С этим хлыщом столичным? Красавчиком? – осклабилась Лена.

– Между прочим, зря вы так, – отвечала сухо Соня Бойцова. – Судите человека, о котором ничего не знаете. Вы же и меня, пока хорошо не узнали, называли дурой и стервой. Что, не правда?

Гриша пожевал губами и отвернулся. Признавать правоту Сони ему не хотелось, но и возразить Самсонову было нечего. Лена виновато потупилась.

За столом воцарилась неловкая тишина.

Грибной чай в кружках медленно остывал.

Соня первой решилась нарушить молчание.

– Ладно, ребя, не парьтесь. Прошло и забыто. Я просто к тому, что не надо рубить с плеча. Не все люди сволочи. И даже не все купцы.

– Золотые слова, – кивнул Гриша. – За это стоит выпить.

И продекламировал, вскакивая на ноги:

– За хороших людей!

И три кружки с грохотом ударились боками.

* * *

Прихода ночи Антон Казимирович ждал с содроганием.

Разговор с Соней вырвал Краснобая из трясины страхов, в которую все глубже день ото дня погружалось его сознание. Весь условный день (на разных станциях метро приход «ночи» определяли по-разному) он был бодр и энергичен и даже вечером, направляясь в свою избушку, купец уже не шарахался от корявых теней. Но во сне кошмары могли снова пойти в атаку и взять реванш, и тогда утром он снова встанет разбитый с больной головой и будет весь день шататься, словно зомби. Выход имелся – можно было напиться местной браги и просто отключиться. Несколько раз Антон так делал, пока в его карманах еще водились патроны, но сейчас они кончились. Совсем. К счастью, кормили гостей бесплатно в общей столовой, так что от голода умереть риска не было, но алкоголь в меню не входил.

Антон расстроился. Даже начал жалеть, что не попросил в долг у Сони пару патронов. Но потом решил: чему быть, тому не миновать. Собравшись с духом, точно рыцарь, отправляющийся на турнир, Антон как следует взбил подушку, устроился поудобнее на узкой кушетке, и, немного поворочавшись, забылся.


Все начиналось привычно.

Антон стоял в глухом тупике. Это был недостроенный туннель, заброшенный метростроевцами после глобальной войны. Ничего тут не было, кроме ржавых строительных инструментов да пары вагонеток, набитых кусками породы. За спиной – сплошная гранитная стена. Над головой и по бокам – кольца тюбингов, покрытые наростами и плесенью. А прямо на него медленно и неумолимо, наслаждаясь ужасом жертвы, загнанной в угол, двигались все его кошмары. Все сразу, как на параде.

Впереди проходчик Каныгин, перемазанный в смазке с ног до головы. Выпученные рыбьи глаза призрака вращались, точно на шарнирах. На каске красовался вырванный глаз одной из жертв монстра, вставленный вместо фонарика. В руках Каныгин сжимал штыковую лопату.

«Это что-то новенькое, – подумал Краснобай, – с лопатой он еще никогда не ходил. Кошмар, однако, прогрессирует».

За ним, злорадно ухмыляясь в предвкушении кровавой расправы, шли братья Жабины. Болезненно толстые, точно страдающие водянкой, лысые, с оплывшими рожами, похожие на раздувшиеся прыщи, а не на людей. Даже волдыри на носах у них были одинаковые. Один брат, Лёха, сжимал в руке короткий топорик, второй, Ник, вооружился тесаком.

Замыкал зловещее шествие кабан-мутант, покрытый бородавками. Сейчас, почти в полном мраке, он казался сплошной темной массой. Лишь глаза, кроваво-красные, точно аварийные лампочки, светились в глубине туннеля.

«Ни хрена себе сон, – сглотнул Антон Казимирович, – может, лучше проснуться?»

Это казалось так просто и естественно. Сделать над собой усилие, вынырнуть обратно в привычную, спокойную реальность…

Но проснуться у него не получилось.

Сон плотно засосал его в свою зловонную гнилую утробу, и не желал расставаться с жертвой. Сколько Антон ни пытался очнуться от жуткого видения, все было без толку. Глаза его оставались плотно закрытыми.

И тогда Антон понял, что должно сейчас произойти. Он и его кошмар должны были решить, наконец, кто кого. До появления Сони ночное зло терзало Антона по чуть-чуть, слегка, не желая проглатывать окончательно. Соня помогла бизнесмену начать борьбу со смертоносным капканом, в который тот угодил. Кошмар этого не простил.

Как только Антон понял это, ему вдруг стало легко и спокойно. Теперь он все понимал. От того, кто выйдет живым из этой схватки, зависела его жизнь. Если победит он – тогда он проснется, и будет жить себе дальше нормальной человеческой жизнью. Если нет – тогда навеки останется тут, в царстве тьмы и безумия. И никто ему в этом не поможет, никто не сделает эту работу вместо него. Рассчитывать Антон мог только на себя.

«Ну что ж, сдохнуть всегда успею, – решил Краснобай, – но перед этим помучаюсь. Легко не сдамся, дудки».

И он подхватил с пола ржавый ломик.

Каныгин на мгновение замер, увидев оружие в руках противника. Его жуткие глазищи завертелись в два раза быстрее, лицо перекосила гримаса, отдаленно напоминающая страх. Но братья-прыщи за спиной призрака недовольно забулькали, подначивая Каныгина первым вступить в бой. Застучал копытами и кабан, недовольный долгой задержкой. И тогда призрак, осмелев, ринулся в атаку.

И тут же рухнул на рельсы, сбитый с ног тяжелым стальным ломом.

Антон сразу понял: лом слишком тяжел, махать им он не сможет, зато собрать все силы и метнуть, как копье, пожалуй, получится. Удар вышел чудесным. Лом ударил Каныгина в грудь. Оттуда хлынула рекой омерзительная темная субстанция – то ли слизь, то ли гной. Метростоевец несколько раз дернулся, каска свалилась с его головы, обнажая макушку, покрытую темными пятнами, и мгновение спустя Каныгин затих.

«Минус один», – расплылся в улыбке Антон Казимирович, поднимая с земли разводной ключ и готовясь встретить братьев Жабиных.

Он надеялся, что и те будут атаковать по одному, но братья ринулись в бой оба сразу. Они напоминали единый живой организм, даже оружием размахивали почти синхронно. От брошенного Антоном разводного ключа братья успели уклониться. Другое оружие на глаза никак не попадалось.

Антон в ужасе попятился и уперся спиной в стенку вагонетки, оставленной метростроевцами.

«Идея!» – моментально сработал его мозг.

Миг – и вот уже Антон с другой стороны вагонетки. В каждой его руке – по увесистому куску гранита. Но кидаться ими он не стал, хотя именно этого ожидали братья, на ходу закрывшие руками головы. Вместо этого Антон сделал ловкий выпад, уклонился от топорика, занесенного Лёхой, и со страшной силой ударил второго брата, Никиту, по голове. Череп Ника треснул, кровь брызнула во все стороны. Тесак выпал из ослабевших рук. Уродливая туша покачнулась и грузно осела на пол.

«Минус два!» – усмехнулся Краснобай, бросая под ноги окровавленный камень.

Он расслабился всего на миг, но эта пауза оказалась роковой.

Лёха успел развернуться и снова бросился в атаку, метя топориком точно в затылок Краснобая. В последний момент Антон, услышав грузный топот, уклонился, и лезвие топора рубануло его не по голове, а по плечу, оставив глубокую рану.

Кровь хлынула из разрубленных вен.

Дико закричав, едва не потеряв сознание от боли, Антон рухнул на трухлявые шпалы. Несколько секунд он пытался заткнуть страшную рану, остановить рвущуюся наружу кровь, но все было бесполезно. Жизнь стремительно покидала тело, разливаясь по полу огромным темным пятном. Совершив последнее усилие, Антон приподнял голову.

Его готовились атаковать с двух сторон. Сзади заходил Лёха Жабин, поигрывая топориком. Спереди надвигался вепрь. Они не спешили – ждали, когда противник истечет кровью и обессилит.

Кошмар торжествовал. Кошмар праздновал победу.

«Врешь, не возьмешь», – подумал Краснобай и с огромным трудом поднялся на ноги. Вепря отделяло от него каких-то двадцать шагов. Жабин приблизился на расстояние вытянутой руки и уже заносил для удара свое грозное оружие. Шансов у Антона больше не было. Он проиграл. И одному богу было известно, чем это поражение во сне обернется для него.

«Видимо, это все, – подумал Антон, пытаясь собрать остатки сил, – видимо, я так и останусь лежать на кушетке. Меня попытаются разбудить, но тщетно. И тогда меня, наверное, похоронят. Зароют в землю в укромном уголке. Или просто сожгут, чего им напрягаться, кто я им. Разве что только Соня всплакнет немного и забудет. Вот и все, Антох. Финита».

С трудом преодолевая паралич, сковывающий все его члены, превозмогая смертельный холод, подкрадывающийся к самому сердцу, Антон попытался замахнуться куском дерева, машинально подобранным с пола. Но рука повисла, не закончив движения.

Краснобай упал на сырые, холодные камни.

В последний раз подняв стекленеющие глаза, он успел увидеть, как Лёха Жабин и вепрь, одновременно кинувшиеся в атаку за миг до его падения, столкнулись прямо над его полумертвым телом. И кабан, и Жабин попытались затормозить, но было поздно – слишком мощный разгон взяли и человек, и зверь. Клыки хряка вспороли одутловатое пузо Жабы. Топор, выпавший из рук Лёхи, упал точно на шею кабана, перебив артерию.

Купец не слышал, как визжит и бьется в предсмертной агонии уродливое копытное, как стонет умирающий Лёха, разорванный клыками почти пополам – Антон все глубже и глубже проваливался в холодную, бездонную пустоту. Но прежде, чем душа Антона рассталась с телом, он слабо улыбнулся и прошептал:

– Совсем как в сказке… Про Мюнхгаузена. Забавно…

* * *

Электронные часы показывали полтретьего ночи. На платформе горели лишь три дежурные лампочки – в начале перрона, в середине и в конце.

Тени от жилых построек, от развешенной на веревках одежды, от столбиков и вагонов поездов стлались по гранитным плитам, создавая странные, сюрреалистические сочетания. Окажись тут художник-модернист первой половины двадцатого века, он бы нашел неиссякаемый источник вдохновения. Но некому было зарисовывать все это. Не водились в Оккервиле живописцы. Зато здесь жили простые работяги, отдыхающие перед рабочим днем. Все они безмятежно спали в своих домах. Угомонился даже младенец, регулярно радовавший соседей ночными концертами.

Ни звука.

Мирно и спокойно выглядела станция. Ничего особенного не могло произойти на Ладожской. На «Черкасе» ощущалась близость к Империи. Жители «Проспекта» всегда помнили, что на соседней станции живут хоть и мирные, но не всегда адекватные «грибники». Ладожскую же от обеих соседок отделяли туннели, перекрытые стальными воротами. Мутанты с поверхности при всем желании не смогли бы спуститься вниз, все доступы на станцию запирались на герметичные заслонки.

Никто не покидал своих комнат той ночью. Ничто не предвещало беды.

И вдруг из этой мягкой, сонной тишины, как будто сотканной из ваты, родился нечеловеческой мощи крик.

Он зародился как сдавленный стон, вибрирующий, дрожащий на грани слышимости, но почти сразу многократно усилился, разорвал воздух, подобно громовому раскату.

Три сотни пар глаз открылись почти одновременно. Три сотни пар ног соскочили с лежаков, кроватей, раскладушек. Никто не смог остаться лежать под одеялом. Никто не смог удержать в руках ускользающий сон, в ужасе убежавший прочь, изгнанный неожиданным и грозным вторжением.

– Что случилось? Кто кричит? – спрашивали люди друг друга. И в ответ слышали: – Не знаю! Не знаю!

Растерянность читалась на лицах людей. Ужас сковал сердца не только простых обывателей, но и охраны, и солдат, квартировавших тут. Даже сталкеры, испугать которых было задачей не из легких, выскочили полуодетые из своих углов.

Звук между тем смолк так же внезапно, как и возник. Тишина, пришедшая ему на смену, казалась звенящей, точно натянутая тетива. На миг все, кто только что толкался в проходах, застыли, не веря, что все закончилось. Потом кто-то крикнул:

– Это из гостиницы!

И люди начали протискиваться туда, где стоял гостевой домик. У входа в хижину уже толпились Денис Воеводин, дежурный милиционер (он стучал в дверь) и трое военных. Солдаты успели к дверям гостиницы первыми и сейчас сдерживали напирающих людей.

– Расходитесь! Расходитесь! – надрывался Воеводин. Но люди стояли стеной вокруг гостиницы. Никто не только не отправился спать, но даже не пошевелился.

– Не уйдем, пока не узнаем, кто кричал! – донеслось с задних рядов.

Все закивали, соглашаясь.

– Открывайте немедленно! – орал тем временем сержант, барабаня в дверь.

– Ломать надо, – крикнул кто-то.

– Ломай, сержант, – сказал сталкер Воеводин милиционеру. Тот заколебался, и тогда Денис не выдержал, отстранил сержанта от дверей, нажал плечом… Дверца легко поддалась. Сталкер ворвался внутрь.

Странное зрелище предстало его глазам.

Гость из Большого метро лежал на полу, там же валялись его одеяло и подушка. Лицо Антона было бледным, на нем застыло выражение невыразимой муки и ужаса, глаза плотно закрыты, из разбитого носа и рассеченного лба текла кровь. Темные пятна покрывали подушку и простыню, но никаких других травм Денис не обнаружил. Руки Антона застыли в таком положении, словно он пытался от кого-то защититься.

Две соседние койки, принадлежащие грузчикам, пустовали.

– Мать честная, – выдохнул милиционер и мелко перекрестился. – Да он же мертв.

– Да нет, живой, – отозвался сталкер, продолжавший осмотр коммерсанта из Большого метро. – Пульс прощупывается. Дышит. Надо медиков сюда, быстро. И народ разгоните.

Сержант выбежал за дверь. К счастью, к гостинице уже пробилась подмога: еще пять солдат и два милиционера. Совместными усилиями они кое-как разогнали людей и расчистили проход для бригады санитаров.

Краснобая унесли. Но до самого утра и весь следующий день в Оккервиле только и разговоров было, что о ночном происшествии. Все терялись в догадках, что могло случиться с торговцем из метро. Новость быстро передали на обе соседние станции, так что как только Соня Бойцова проснулась, Лена и Дима наперебой принялись рассказывать ей о странной и страшной истории, случившейся с ее приятелем.

– Да не болтай ты, – шикнула Лена на Самохвалова, когда тот сказал, что Антона нашли окровавленного с ног до головы, – я с Денисом говорила по телефону. У него только лицо было разбито.

– А слуги его всю ночь брагу пили, вот и не видели ничего, – добавил Дима. И снова получил от Лены подзатыльник.

– Ты откуда вообще это взял? Что за бред?! У нас брагу наливают в общие кружки и сразу требуют сдать в мойку. Все проще – они к девушкам знакомым ходили. Там и заночевали.

– Пусть так. А я вот еще что слышал: он выглядел так, будто что-то ужасное увидел! – не сдавался Дима.

– А вот это правда, – кивнула Лена, – только совершенно не понятно, что его так напугало… Охранники говорят, что ночью на Ладожскую никто не входил. И посторонних там нет, все свои. Загадка.

Соня внимательно слушала. Она была мрачна и подавлена.

«Кажется, я догадываюсь, что с ним случилось», – думала девушка.

Бойцова помчалась в госпиталь, но к больному ее не пустили.

– Нельзя беспокоить. Тяжелейшее нервное потрясение, – отрезала Екатерина Андреевна и захлопнула перед Соней дверь.

Бойцова ушла. Но уже полчаса спустя вместо нее в больницу пришла Лена. Ей удалось узнать мало нового. Прямых доказательств нападения на Антона кого-то постороннего не нашли. Разбить нос и лоб он вполне мог и сам, ударившись во время падения. Оставалось неясным лишь одно: что могло так напугать гостя.

– Я думаю, не было никого в комнате. Ему что-то приснилось, – заметила врач Соколова.

Лена, узнавшая от Сони об ужасах, преследовавших Краснобая, признала справедливость этого предположения. Соня постепенно успокоилась. Жизни Антона ничто не угрожало, это было важнее всего.

Милиция и солдаты, выполняя приказ полковника Бодрова, два дня пытались вычислить нарушителя, проникшего на станцию, опрашивали жителей, но делали это скорее формально: мало кто верил, что на «Ладогу» мог кто-то явиться, довести купца до истерики и так же незаметно испариться. Под горячую руку полковника попали Данила и Никита, едва не увеличившие население Альянса. Носильщиков посадили под домашний арест. Больше наказывать оказалось некого. Довольно быстро поиски загадочного нарушителя сошли на нет.

Два дня спустя Соня, наконец, попала в палату Краснобая. И, едва переступив через порог, застыла, как вкопанная.

Перед ней предстал человек, имеющий мало общего с тем Антоном, с которым она беседовала на скамейке каких-то три для назад. Тогда Краснобай напоминал взъерошенного, нахохлившегося воробья, нервно озиравшегося по сторонам, постоянно погруженного в невеселые мысли. Сейчас на кушетке, укрытый по грудь одеялом, лежал спокойный, умиротворенный молодой мужчина, встречающий всех входящих слабой, но доброй улыбкой. Ссадина на лбу еще не затянулась, давало о себе знать и страшное потрясение. Но Соня разглядела не внешние, а глубокие внутренние изменения, произошедшие с Антоном. Она уловила в его речи совсем иные интонации, подметила мелкие жесты, говорившие об одном: этот человек больше не трясся от ужаса, не ломал голову, как ему жить дальше, и не переживал снова и снова горести из прошлого. Он просто жил. Жил здесь и сейчас.

– Ну как ты? – задала Соня первый пришедший в голову вопрос, хотя и сама видела – дела не плохи.

Купец слегка усмехнулся, пожевал губами, как будто пробуя собственные слова на вкус, и ответил:

– Вообще-то мне положено ахать, охать и требовать к себе сострадания, я же ж в больнице лежу, больной на всю голову, ха. Но не выйдет. Не получится. Хочешь верь, хочешь нет, но мне хорошо.

– Верю, – коротко отвечала Соня и протянула другу руку, которую тот тут же с чувством пожал.

Они замолчали.

Каждый думал о своем.

Бойцова размышляла о том, как же все-таки интересно плетет свои кружева кудесница-судьба. В первый раз увидев Антона, Соня отнеслась к нему просто как к занятной диковинке, нежданно-негаданно возникшей посреди привычной будничной суеты. И беседу с ним она завела только потому, что Дима ушел, а ей было скучно сидеть одной и молчать. И вот теперь она, едва освободившись на работе, торопилась на соседнюю станцию, чтобы проведать чужого, почти не знакомого человека…

«Да нет, уже не чужого, – поправила себя Соня, – друзья мы теперь. Вот ведь бывает – то не было ни одного товарища, а то вдруг целая толпа».

А Антон с удивлением отмечал про себя в который раз, что в присутствии Сони у него не возникало ни тех ощущений, ни тех мыслей, что обычно сопровождали каждую его встречу с любой женщиной от шестнадцати до сорока лет. Он не думал о сексе. Он смотрел на нее не как на существо иного пола, а как на человека.

«Мало у меня, что ли, было баб? – размышлял он про себя, с нежностью глядя на Соню. – И что? Только себя растратил попусту. Жизнь, как песок, между пальцев пропустил…»

– Димка-то не ревнует? – уточнил на всякий случай Антон. – Все-таки вы – жених и невеста. А ты у меня сидишь…

– К счастью, нет, – улыбнулась Соня, отметив про себя, что вопрос был очень уместный, – почти любой бы устроил сцену, ты прав. Но Димка – он из другого теста. Он верит мне. Он такой забавный, знаешь, – девушка расплылась в теплой улыбке, – совсем не испорченный. Чистый. Я таких почти не встречала.

– Я таких вообще не встречал, – в тон ей ответил Антон. Потом подумал, и добавил тихо, словно боясь, что их услышат посторонние:

– Сонь. Такое дело… В общем, я его убил.

Уточнять, кого именно, не понадобилось. Бойцова коротко кивнула.

– Больше он не мучает меня, – продолжал говорить Антон спокойно, ровно, прикрыв глаза и улыбаясь каким-то своим мыслям. – Вообще кошмары сниться перестали. Так все это странно…

– А я Диме все рассказала, – произнесла Соня, опустив глаза.

Антон прекрасно понял, о чем она говорила.

– И как он отреагировал? – спросил Антон и затаил дыхание. Почти любой парень не стал бы продолжать отношения с девушкой, прошедшей через такой ад.

– Мужественно. Принял, как данность. Конечно, Димке нелегко будет смириться с мыслью, что ни сына, ни дочери ему не видать… Но я поняла главное: он не бросит меня. Он останется со мной.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8
  • 3.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации