Текст книги "Метро 2033: Третья сила"

Глава 11
Война

Отряд находился в ста метрах от цели: туннельной вентиляционной шахты. Воздухозаборный киоск был едва заметен среди развалин, но Святослав Рысев, командовавший рейдом, уже увидел и понял главное: подозрения полковника не лишены оснований. И он, Рысев, попал в самую точку, решив проверить именно эту вентшахту.

Громов обнаружил стреляную гильзу от дефицитного автомата «Вал». В Оккервиле не было ни одного такого ствола. Гриша Самсонов обратил внимание командира на решетку люка, кое-как приставленную на место.

Ни один отряд Оккервиля не проходил здесь за последний год, Молотов в этот переулок тоже не заглядывал. Воспользоваться этой шахтой могли только посторонние.

Бойцы рассредоточились вокруг шахты. Лис прикрывал северное направление, Самсон – южное. Восток и запад взяли на себя сталкеры Царев с позывным «Царь» и Шах, которому даже прозвище не требовалось при такой фамилии, взятые из тройки Воеводина. Сам Тигра по приказу полковника остался в метро, хотя и рвался в бой. Но едва ли в этом рейде имелась в нем надобность. Все оказалось просто. Удивительно просто.

Еще раз осмотрев киоск, напоминающий со стороны башенку-многоугольник, пощупав решетки, осмотрев асфальт вокруг люка, Святослав убедился окончательно: отсюда три-четыре дня назад выходили какие-то люди. Именно в это время вепри напали на отряд Молотова. Все сходилось.

Святослав тяжело вздохнул.

– Значит, все-таки измена… – произнес он, чувствуя, как к горлу подступает комок.

В этот момент Шах, укрывшийся за перевернутым автомобилем, подал условный сигнал.

Рысев сорвал с плеча АК-105 и одним прыжком оказался рядом с Шахом. Сюда же переместился Царь.

Со стороны улицы Стахановцев приближалось несколько вооруженных человек. На боку одного из них Рысев увидел до боли знакомый стек.

Когда во время совещания полковник Бодров и лейтенант Ларионов ломали головы над вопросом, как могли веганцы переправить на их берег не только зверей, но и погонщиков, Рысев молча сидел рядом и вместо карты города изучал схему расположения технических помещений в районе Новочеркасской.

– А зачем обязательно форсировать реку, если есть ВШ? – спросил Святослав, увидев, что офицеры окончательно выдохлись.

Его вопрос застал Бодрова и Ларионова врасплох. Полковник закашлялся и вытаращил глаза так, словно сталкер сказал что-то неприличное. Лейтенант чуть не подскочил на стуле.

– Ты чё, Князь? – вскричал Ларионов, вскакивая. – Она же в нашей части туннеля, за передовым постом! Пройти туда, не попавшись на глаза дежурным, просто невозможно!

– Идея какая-то бредовая, – проговорил полковник, сосредоточенно массируя подбородок и переводя взгляд со схемы на карту и обратно. – Шахта для выходов в город не предназначена.

– Что мешает ее переоборудовать? – пожал плечами Святослав.

– Что мешает? Наша охрана, Князь! Чтоб туда попасть, надо замочить часовых. А мы никого не теряли.

– Убить – лишь один из вариантов, можно подкупить. Или завербовать. Не забывайте, мужики, что у нас завелся крот. А где один шпик, там и его помощники.

Ларионов помрачнел еще больше. Прожег сталкера испепеляющим взглядом. Мысль о том, что кто-то из его людей может оказаться предателем, привела офицера в настоящую ярость. Святослав спокойно выдержал дуэль взглядов, не потерял самообладания, а вот Ларионов растерял остатки терпения.

– Ты забываешься, Князь, – произнес лейтенант дрожащим от гнева голосом, тяжело дыша, с трудом подбирая слова, – ты не имеешь права обвинять моих парней. Все они проверены и перепроверены. Чтоб кто-то из них ссу… Сделался предателем… Да скорее небо рухнет на землю!

– Нечто подобное уже случилось двадцать лет назад, – осторожно заметил Святослав.

Спорить с товарищем не хотелось, опускаться до взаимных оскорблений тоже, но и сдаваться Рысев был не намерен. Он в первый раз нащупал во всей этой абсурдной истории с управляемыми тварями хоть какую-то зацепку, хоть что-то, что можно было рационально объяснить.

Эти слова сталкера окончательно вывели Ларионова из себя. Он вскочил на ноги, бросил через плечо: «Князь, ты больной», и хотел покинуть комнату, но полковник не дал ему уйти.

– Стоять. На место сядь, – рявкнул Дмитрий Александрович и добавил ледяным тоном: – Офицер, а ведешь себя как баба. У нас война, Серега. Вопрос земельный, как говорится. Или мы их закопаем, или они нас. И тут мелочей не бывает, сам знаешь.

Потом полковник немного успокоился, взял со стола схему расположения ВШ, внимательно посмотрел на нее.

– Да, мысль Рысева немного… Смелая, – продолжал Бодров, аккуратно подбирая слова, чтобы снова не вывести из себя Сергея, но и Святослава не обидеть. – Если у них был свой человек на передовом посту, то почему не атаковали нас прямо через туннель? Так и проще, и быстрее.

– Мне кажется, – возразил на это Рысев, – они думают, что всегда успеют нас оккупировать. Мы не приоритетная цель, вот и все. Я слышал, о чем говорили их офицеры. Как к себе домой сюда ходили. Может, решили нас покрепче обложить? Или их побережье интересует больше, чем станции. Да кто их знает, этих зеленозадых.

– Тоже верно, – кивнул, соглашаясь, полковник. – А версия хорошая, если подумать. Молот всю береговую линию знает, как свои пять пальцев. Он последнее время через реку часто переправлялся. Если бы там у веганцев имелись какие-то плавсредства, Борис бы их увидел. Да, они могли принести лодки из глубины территории, это так. Но я бы не стал сразу отметать версию с шахтой. Туннель взорван. Доступа к этой ВШ снизу больше нет… Надо проверить. Если через нее наружу выходили люди, следы не могли не остаться.

Рысев слушал слова командира и кивал, признавая справедливость его доводов. Ларионов, казалось, окаменел. Он сидел, закрыв глаза, чуть наклонив вперед голову, словно уже представлял себе, как падают с простреленными головами его люди. Те, кому он доверял. Те, кто его предали… И не только его, но и всю общину.

– Значит, так, – объявил Дмитрий Александрович, резко встав и дав понять, что совещание окончено, – всех, кто дежурил на передовом посту, под арест. До выяснения, так сказать. Князь – готовь свою группу. Выходите через три часа. Осмотрите там все. По возвращении сразу ко мне.

Вот уже три минуты Святослав, укрывшись за ржавым остовом автомобиля, следил за приближением вражеского отряда.

Веганцы двигались по улице очень грамотно, слаженно, точно единый механизм. У четверых автоматы с подствольными гранатометами. Один вооружен винтовкой Драгунова, еще один – ручным пулеметом «Печенег». На головах каски типа «Сфера». Имелись у веганцев и демроны. Сталкеры самого Рысева о таком снаряжении могли разве что мечтать.

– Серьезно экипированы, – вздохнул Лис. – Куда уж нам.

В отряде подствольник имелся только у самого Рысева, им был оснащен его АК-105. Остальных бойцов полковник вооружил видавшими виды семьдесят четвертыми АК.

– Не подберешься, – шепнул Самсон.

– Может, засаду устроим на проспекте? – придвинувшись к командиру, проговорил Шах. Рысев решительно замотал головой.

– Отставить. Следуем за ними, себя не выдаем. Надо узнать, куда они направляются.

И отряд Рысева тронулся вслед за солдатами Империи, стараясь не упускать неприятеля из вида и не обнаружить себя. Пока удавалось: ни в поведении командира веганцев, которого Рысев вычислил по нашивке, ни в действиях его людей не было заметно беспокойства.

Чем внимательнее следил за врагами Святослав, а он в первый раз видел армию Империи в действии, тем сильнее восхищался. Все движения солдат были четкие, грамотные, словно механические. Они напоминали щупальца осьминога, каждое из которых, даже если занято своим делом, все равно является послушным исполнителем воли головного мозга. В данном случае мозгом был офицер. Стоило ему сделать чуть заметный жест, и отряд реагировал мгновенно. Шестерка то резко перестраивалась, то прижималась к стене, то сворачивала в неприметный переулочек. Это были люди-автоматы.

Поглядывая на свой отряд, Рысев с грустью констатировал: не сумел он добиться такого же результата, сколько ни гонял бойцов. К Ивану Громову, ровеснику Святослава, пережившему десятки сражений на улицах города, вопросов не было. Шах, это было видно, чересчур ретиво рвался в бой. Царь чуть заметно нервничал. Самсон чувствовал себя на поверхности немного неуверенно. Ошибок они не совершали, но Рысев как никто другой понимал: чтобы вести войну с «зелеными» на равных, этого мало. Нужна была такая же мощь, такой же безотказный механизм, как у самих веганцев. Альтернативная сила в метро была. Но чем кончились переговоры полковника и Приморского Альянса, Рысев пока не знал. Получив от Молота ответ на свое первое послание, Дмитрий Александрович бегло проглядел бумагу, коротко кивнул и ушел к себе в кабинет. Ни один мускул не дрогнул на лице полковника. Оставалось лишь гадать. И надеяться.

Постепенно цель противника стала ясна: они двигались в сторону станции Ладожская, но их интересовал не вестибюль. Видимо, тут разведка Империи уже побывала, и их командиры убедились, что вестибюль – это крепость, которую наскоком не возьмешь. Они свернули немного в сторону. Туда, где располагалась станционная ВШ.

«Фигушки, ребят, тут вы не прорветесь, – усмехнулся Святослав, наблюдая за действиями своего «коллеги», командира веганцев, – мы учли такую опасность уже давно. Там все забетонировано и арматурой укреплено, такие щелки остались, через которые мышь не пробежит, ха-ха».

Но хорошее настроение улетучилось в один миг, стоило Рысеву понять: спускаться в шахту веганцы не планируют. Они собирались сбросить туда какие-то баллоны. Их тащил один из бойцов.

«Ядовитый газ!» – проскользнула в голове паническая мысль. Станцию не собирались брать штурмом. Ее планировали отравить.

– Оружие к бою. По моей команде – огонь! – приказал Рысев.

Он упер АК-105 в плечо, хорошенько прицелился, дал всем мыслям секунду на то, чтобы успокоиться, улечься, и, поймав интервал между ударами сердца, одним точным выстрелом свалил наповал веганца, готовившего к сбросу баллоны.

Тут же ударили остальные автоматы. Двое солдат Империи рухнули замертво у стен ВШ. Остальные рассеялись и открыли ответный огонь. Ударил один подствольник, потом второй, но гранаты, к счастью, не причинили никому вреда. Потом со стороны лежащего на боку грузовика заработал «Печенег». Одна из его пуль задела по касательной ногу Шаха, но тот не вышел из боя. Не обращая внимания на рану, он продолжал поливать свинцом залегшего противника.

Силы стали примерно равны. У веганцев имелось техническое превосходство, у сталкеров – численное. Непрерывным огнем Царь, Шах и Самсон не давали врагу высунуться из укрытий. Пользуясь этим, Лис перебежал через открытое пространство и укрылся за опрокинутым газетным киоском. Оттуда он мог вести огонь по врагу с фланга. Несколькими выстрелами Иван вывел из строя пулеметчика. В этот же момент на асфальт упал с простреленной головой Царь – снайпер «зеленых» уложил его из СВД.

«Расстроится Дэн, он его уважал», – мелькнула мысль в голове Рысева. На жалость не было времени. Святослав задействовал свою нехитрую «артиллерию»: выпустил в укрытие снайпера гранату из подствольника. Выстрел даром не пропал – выронив винтовку, стрелок рухнул на асфальт.

Оставался только один веганский солдат. Командир.

Офицер засел очень грамотно и патроны тратил экономно. Огрызался короткими, хлесткими очередями или одиночными выстрелами. Ни Шах и Самсон, ни Лис не могли в него попасть. Шах попытался поменять позицию, чтобы взять врага в клещи, и пуля веганского офицера попала точно в сердце сталкера. Шах упал, конвульсивно дернулся несколько раз и затих. Темное пятно медленно расплылось на асфальте.

«Будет Тигра новую тройку собирать», – подумал Рысев.

Самсонов под пули не полез, остался в укрытии. Громов прекратил огонь. Тогда Святослав начал сам перемещаться ближе к углу жилого дома, откуда можно было попытаться снять офицера. Комбинация казалась простой. Проползти метров сто, потом перекатиться – и вот уже угол здания. Рысев начал движение.

Вдруг стрельба со стороны ВШ прекратилась. Офицер веганцев больше не стрелял.

«Совсем хорошо, – ухмыльнулся Святослав, застыв перед последним рывком, – патроны вышли у гада».

И он сорвался с места.

Чтобы мгновение спустя рухнуть замертво на землю.

Подкрепление, которое поджидал веганский офицер и до подхода которого пытался продержаться, прибыло.

Имперский стрелок, отставший от основного отряда, не только незаметно подобрался с тыла к сталкерам Оккервиля, но и занял удобную позицию. Одним точным выстрелом снайпер уложил Святослава, и тут же, переведя ствол влево, второй пулей оборвал жизнь Гриши Самсонова. Лишь в Ивана Громова попасть он так и не смог – последний выживший сталкер затаился.

Над развалинами Заневского пассажа, ставшими ареной жестокой кровавой бойни, на долгое время установилась мертвая тишина.

* * *

Это свидание Сони и Димы начиналось так же, как и все предыдущие. Он как обычно пришел к ней в пять часов вечера. Она встретила его улыбкой, ласково потрепала по волосам. Отодвинулась на край матраса, чтобы Дима мог сесть рядом. Все было, как всегда, и в то же время что-то изменилось. Взгляды, которые Соня бросала на Диму, показались юноше какими-то странными. Прежде она так на него не смотрела.

– Что-то случилось, Сонь? – спросил Дима. Но она не ответила, вместо этого Бойцова заговорила, словно обращаясь к кому-то третьему:

– Хороший матрас ты мне принес, Дим. Сразу видно, подарок от всей души. Мягкий, удобный… Те, что со склада выделяли, рядом не валялись. На циновке, конечно, было бы неудобно, жестко. А тут… Милое дело.

– Я очень рад, – улыбнулся парень, – но к чему ты это?

Соня, однако, продолжала говорить как бы сама себе, не отвечая на его вопросы.

– Про меня мои бывшие много всякого болтают, знаешь. Что я им сама на шею вешалась, что я доступная. Стоит свистнуть – и вот я уже бегу. Знаешь, когда мужики говорят такое про девушку? Знаешь? Только в одном случае. Когда она послала их на три буквы. Надо же хотя бы перед товарищами похвастаться не состоявшимся «полетом». Так вот знай, Дим. Все было наоборот, ровно наоборот.

– Сонь, погоди, – нахмурился Дима; тема беседы ему категорически не нравилась, – мы же с тобой про это уже говорили… Ты же мне сказала, что никогда уже не сможешь родить ребенка. Тогда к чему…

– Эх, Дима-Дима, – покачала головой Соня и нервно рассмеялась, – какой же ты смешной. Для тех, кто ко мне приставал, это наоборот было огромным, прямо-таки гигантским плюсом. А что? Развлекайся, сколько влезет, все равно ребенка не будет. Никакой ответственности, никаких обязательств. Кра-са-та! – Соня расхохоталась во весь голос, но тут же добавила сухо: – Только хрена лысого они получили. Поэтому про меня и ходят такие слухи.

– Между прочим, господин Стасов специально на этот случай придумал наказание: месяц общественных работ в свинарнике, – заметил Митя, вспомнив один из законов общины, касавшийся как раз внебрачных связей.

– Я тя умоляю, – Соня прыснула в кулак. – Думаешь, они боятся Василь Василича?.. Этих кобелей разве что расстрелом испугаешь. Но знай, Димуль, с тех пор, как я вырвалась из логова безбожников, я никого даже в комнату свою не пускала. Ни одного мужика. Я пыталась понять главное: чего они хотят, чего добиваются. Не слова слушала, слова ничего не стоят. В душу пыталась заглянуть. И каждый раз видела одно и то же. Но я дала себе слово: если встречу кого-то… кого-то… не такого, то сделаю его счастливым. Обязательно-обязательно.

– И ты хочешь сказать, – произнес Дима, сглотнув, дрожащим от волнения голосом.

– Да какой там «хочу сказать». Я, кажется, прямо говорю. Эх, дурачок ты мой…

Рука девушки легла Диме на плечо. Ее пальцы поиграли с мочкой его уха, коснулись щеки.

Свет, проникающий через десятки отверстий между листами фанеры, играл на ее стриженых волосах, на груди, на руках.

Со станции доносилась тихая музыка. Кто-то наигрывал на самодельной дудочке.

Сердце Димы билось все чаще. Он не знал, что ему говорить, как поступить. Мозг его оцепенел. Но сердце подсказывало услужливо: «Ничего не говори. Просто доверься ей. Ты же любишь ее?»

– Наверное, это даже будет красиво, – шепнула Бойцова, придвигаясь ближе, чтобы Дима чувствовал на лице ее горячее дыхание. – Может быть, мне даже не будет плохо. А тебе… Тебе будет хорошо. Это я тебе гарантирую. Ну?

И Соня начала медленно, осторожно снимать с себя кофту, подарок Лены Рысевой.

В этот момент, перекрывая нежные переливы флейты, под сводами станции зазвучал дрожащий, срывающийся на визг голос Василия Стасова. Он кричал в мегафон, поэтому слышно было во всех концах «Проспекта», во всех закоулках.

– Внимание! Внимание! На станции вводится военное положение. Всех мужчин прошу немедленно собраться перед Советом! Повторяю: военное положение!

А потом он добавил уже тише, но все равно достаточно громко, чтобы Соня и Дима услышали:

– На улице идет бой. Отряд Рысева уничтожен.

Часть вторая
Это метро, детка!

Глава 1
Предатель

Ночь накануне Гришиного первого боевого рейда была самой жаркой, самой безумной, самой волшебной в жизни Лены. Эта ночь могла бы не состояться, но рейд перенесли на сутки.

Они долго откладывали первую ночь любви, ожидая, когда получат отдельное жилье, но в этот раз, зная, что завтра ее возлюбленный не просто уходит на улицу, а отправляется на боевое задание, в разведку, Лена отбросила последние сомнения, забыла про все страхи, раскрепостилась. Раскрылась перед Гришей вся, без остатка. И Гриша ответил ей тем же. Он был так чуток, так внимателен к ней, и в то же время так напорист и неутомим, что Лена не могла уже понять, на земле она или на небе…

Все подходит к концу. Кончилась и эта сказочная ночь. В десять утра Гриша кое-как продрал глаза, встал, оделся и тихо вышел из комнаты. Конечно, он хотел остаться с любимой, но приказ Святослава не терпел возражений.

– В половине одиннадцатого чтоб был на «Ладоге»! – сказал отец Лены.

Предстояла серьезная подготовка к вылазке, проверка снаряжения, оружия. В последний раз, прежде чем закрылась дверь, Гриша полюбовался рыжими локонами его любимой девушки, сладко спящей под мягким одеялом, тихо вздохнул и отправился на задание.

Лена спала.

Ей снились прекрасные, безмятежные сны об их с Гришей совместном будущем. В одних видениях она нянчила одного малыша, в других – сразу двоих. Потом картинка менялась и она видел своего отца, уже совсем седого, но все еще бравого и крепкого, в окружении галдящих внуков. Лена безмятежно улыбалась во сне…

Но вдруг все изменилось. Сон стремительно превратился из идиллии в кровавый хаос, стал страшным, зловещим, пугающим.

Из-за двери раздались выстрелы, сдавленный крик, потом дробный топот десятков ног, и в комнату, где возился с внучатами Святослав, ворвались солдаты в зеленых плащах со стеками на боках. Веганцы. Они застрелили обоих малышей, зверски избили прикладами Святослава, а саму Лену, спрятавшуюся в шкафу, выволокли на станцию. Там уже вовсю шел грабеж. Сопротивление, если оно и было, штурмовики подавили без особого труда. С грохотом падали жилые домики. Плакали навзрыд дети, дико кричали женщины. На глазах у своих товарищей двое имперских солдат, глумливо хохоча, принялись раздевать отчаянно отбивающуюся Лену.

И еще кое-что успела увидеть Рысева, пока дралась с насильниками: среди группы вражеских офицеров, наблюдающих за разгромом «Проспекта», стоял один из командиров армии Оккервиля. Именно он впустил в ее родной дом безжалостных врагов. Именно он сделал так, что солдаты Альянса не смогли остановить их стремительное вторжение.

Лена страшно закричала…

И очнулась.

Первое, что она услышала, придя в себя, это голоса соседей, доносившиеся из коридора:

– Война! Вы слышали? Война!

– Боже… – выдохнула Лена. Она чуть не выбежала из спальни как была, нагишом. Потом метнулась обратно, кое-как натянула брюки и тельняшку.

Но выйти из спальни не успела.

На пороге стояла Соня Бойцова. Мрачная, опустошенная, подавленная. Куда делись ее вечная улыбка до ушей и задорный блеск в глазах! Такой Бойцову не видел никто и никогда. На ней не было лица. Крупные слезы катились по щекам, которые Соня совсем недавно напудрила, готовясь к свиданию с Димой…

– Привет, – проговорила Лена, с удивлением глядя на Бойцову, гадая, что могло довести эту боевую барышню до слез. – Ты пудру пришла вернуть? Нет? Тогда что? Что у вас случилось? Сорвалось все?

– Лен! Ленок, по-послушай, – заговорила Бойцова бесцветным, словно неживым голосом, – сядь, пожалуйста. Не з-знаю, п-почему меня послали… П-почему не Во-Воеводина…

– Да говори уже по делу, не томи! – взмолилась Рысева.

– Ме-меня просили как-то тебя под-подготовить. Не рубить сразу с п-плеча. Но, черт возьми, как к этому под-подготовишь?! – Соня едва не сорвалась на крик.

– Не надо лишних слов, выкладывай как есть, – перебила ее Лена, стараясь заранее представить себе самую жуткую и кошмарную новость из всех возможных, вплоть до того, что на их станции уже ворвались веганцы.

– Твой отец и жених убиты, – на одном дыхании выпалила Соня; она даже зажмурилась, чтобы не видеть реакцию подруги. – Остальные сталкеры их отряда тоже. Выжил только Лис. То есть Иван Степанович. Веганцы хотели пустить ядовитый газ… Лен? Лена? – спохватилась Соня, не слыша никакого ответа на свою страшную новость.

Бойцова открыла глаза.

Лена больше не сидела на кровати.

Она лежала, запрокинув голову, чуть приоткрыв рот. Руки Лены бессильно упали на одеяло. Щеки, секунду назад имевшие пунцовый цвет, стремительно бледнели.

Соня рухнула на колени рядом с Леной и, не в силах больше сдерживать рвущиеся наружу слезы, горько разрыдалась.

* * *

Стоило полковнику войти в тамбур, как оба постовых, дежуривших там в полдень, упали на колени и принялись наперебой умолять о пощаде.

– Полковник, выслушайте! – умоляли они. – Полковник, пощадите! У нас был приказ открывать огонь только тогда, когда кто-то подойдет к вестибюлю! Откуда мы знали, кто стреляет и где? Мы не имели инструкций, полковник!

– Они еще за приказом прячутся, придурки, – презрительно фыркнув, заметил из-за спины Бодрова лейтенант Ларионов.

Полковник жестом приказал лейтенанту замолчать, и снова повернулся к дозорным.

– Бой у ВШ шел двадцать минут, – заговорил Бодров голосом, начисто лишенным всякого подобия эмоций; так говорил бы камень, если бы обрел дар речи. – Двадцать минут. Рысев и его парни спасали станцию. Спасали общину. Что в это время делали вы?

– Согласно инструкции, – икая от ужаса пролепетал один из постовых, дрожа, как осиновый лист, – доложили на станцию и ждали дальнейших…

Слушать до конца полковник не стал. Он круто развернулся на каблуках.

– Лейтенант, – процедил он.

– Я! – снова возник на пороге Сергей Ларионов.

– Обоих в камеру, – приказал Дмитрий Александрович.

– Как? Только арест? А может лучше того, вышку обоим? – осторожно предложил лейтенант, но наткнулся на ледяной взгляд Бодрова и тут же смолк.

– В камеру, я сказал! – зарычал полковник. – К тебе, лейтенант, тоже вопросы есть. И немало.

Но вместо того, чтобы начать допрос Ларионова, по чьей вине рейд в сторону ВШ начался уже после того, как канонада стихла, полковник подозвал к себе Молотова, Псарева и Суховея. Так вышло, что именно сталкеры из Большого метро оказались не только полностью готовы к выходу на поверхность, но и успели преодолеть часть пути наверх, в вестибюль. Именно они первыми кинулись наружу, пока лейтенант собирал внизу ударный отряд. Борис опоздал всего на десять минут. К этому времени бойня уже закончилась. Спасти удалось только Ивана Громова, который лежал окровавленный, едва живой за газетным киоском на углу площади.

– Где тела? – обратился к ним полковник.

Даже сталкерам стало немного не по себе от лютой стужи, которой веяло сейчас от Дмитрия Бодрова. От каждого его слова, каждого взгляда. Никто не знал, какие чувства скрывает толстая корка льда, сковавшая душу сурового полковника. Можно было лишь гадать, каким ударом стала для командира гибель его лучшего друга. Гибель целого отряда.

– Видите ли, – заговорил Борис, в нерешительности перетаптываясь на месте, – тел мы не нашли. То есть, веганцы-то на месте, шесть трупов. Одного убрали гранатой – видимо, Рысева работа. Четверо с пулевыми. Шестому, офицеру, судя по нашивкам, глотку перерезали. И еще один веганец лежал в стороне, его тоже ножом убрали. Кто-то из наших в рукопашку пошел.

– А наши? – надвинулся на Молотова полковник.

– Не нашли, – развел руками сталкер и произнес, чуть попятившись: – Автомат Рысева валялся. А-Кэ сто пятый был только у него, тут не спутаешь. Шлем Самсонова. Еще кое-что из снаряги. И пятна крови. Больше ничего.

– Лис? Что видел Лис? – продолжал допрос Бодров. Молот часто заморгал. Он не знал, что Громова звали Лисом, и поэтому решил, что вопрос касается какого-нибудь животного.

– Да вроде не было там никаких зверей… Даже странно, кстати, – пробормотал Молотов. И тут же чуть присел, готовясь если не к удару, то точно к потоку брани. Полковник, до этого не дававший волю эмоциям, действительно, не сдержался и от души обматерил Молота.

– Твою за ногу, Молот, ты пьян? Обкурился? Какие, на хер, звери? Громов, Громов что видел?!

– Иван без сознания был, когда мы его нашли, – поспешно затараторил сталкер. – Чесслово, полковник! Он крови много потерял. Даже не сказал ни слова. Сейчас бредит бедняга. Бормочет, что его какой-то Чижик-Пыжик спас.

Пёс и Суховей старательно закивали, подтверждая правоту командира. Но полковник уже потерял к сталкерам интерес. Он услышал все, что хотел. В тамбуре наступила гробовая тишина. Дозорных увели. Лейтенант, ожидая, когда командир вспомнит о нем, застыл на лестнице, ведущей вниз, в метро. Молот и его люди прижались к стене тамбура, боясь лишний раз пошевелиться. Полковник застыл посреди комнатки, точно изваяние. Он не шевелился, казалось, даже не дышал. Так продолжалось минут десять. Наконец, Дмитрий Александрович словно очнулся от глубокого сна. Осмотрелся. На Сергее Ларионове его взгляд задержался.

– Еще тут? Не удрал? – хмыкнул полковник. – Ну, пошли. И вы, мужики, идите за мной.

Все были уверены, что Бодров отправится или на улицу, чтобы осмотреть место сражения самостоятельно, или вернется назад. Вместо этого он достал из внутреннего кармана связку ключей, выбрал один, самый большой и темный, и направился к двери, выкрашенной в серый цвет. Ее видели все, кто покидал Оккервиль через этот выход, но никто никогда в нее не входил. Даже лейтенант. Она вела на ту же лестничную площадку, с которой можно было попасть в тамбур.

– Знаешь, что там? – слегка прищурившись, осведомился полковник у Ларионова.

– Э-э… Кассовый зал? – предположил тот.

– Верно, – кивнул Дмитрий Александрович. – Ну, за мной.

И он первым шагнул в просторное помещение, оказавшееся за серой дверью. Лейтенант вошел следом и застыл на пороге, как вкопанный.

Все помещение, откуда когда-то можно было попасть в здание вокзала, выйти на улицу или спуститься вниз по эскалатору, заполнили вооруженные люди. Настоящая армия. Человек тридцать вооруженных мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока лет. Почти все держали в руках автоматы, хоть и потертые, но исправные. Ружей, с которыми обычно поднимались наверх охотники, видно почти не было. Создавалось ощущение, что для снаряжения этого отряда арсенал общины выгребли подчистую. У людей имелось все необходимое для пребывания на поверхности: ОЗК, противогазы, бронежилеты. Бойцы расселись на сломанных турникетах, на разбитых банкоматах и коротали время, проверяя оружие.

Стоило полковнику и его спутникам войти в зал, как все голоса стихли. Тридцать человек разом, как один, развернулись в сторону командира. Сержанты отсалютовали полковнику. Рядовые вытянулись в струнку.

– Ну как, Сережа? Впечатляет? – обернулся полковник к Ларионову, и не дождавшись ответа, заговорил дальше: – Согласен, круто. А знаешь, зачем они тут? А? А я отвечу. Это – наше подкрепление Приморскому Альянсу. Первое, но не последнее. Потом еще один отряд пойдет, уже поплоше, с гладкостволами. Понятное дело, это капля в море, – продолжал рассуждать полковник, увлекаясь все больше и больше, не обращая внимания на смертельную бледность, покрывшую лицо Ларионова. – Да и дойдут не все. Далеко идти – до Площади Ленина. Увы, иначе никак: лодок на всех не хватит. Ничего, дойдут. А у Финляндского вокзала их встретят. Все обговорено, все согласовано. И кто знает, не решат ли исход войны именно наши ребята, ударив в нужное время в нужном месте…

Лейтенант молчал. Лицо его приобрело землисто-серый оттенок. Кадык судорожно подергивался, словно его могло в любой момент стошнить. Пёс и Суховей посматривали на Ларионова с удивлением, но спросить, от чего его так мутит, не решались. Зато заговорил Борис Молотов, успевший пройтись по залу и осмотреть всех солдат Оккервиля.

– Полковник… У меня нет слов, полковник! Вы бросаете свои лучшие силы на помощь Альянсу? Сейчас, когда угроза нависла над общиной?

– Ты, Борис, простых вещей не понимаешь, – отвечал полковник, слегка усмехнувшись, но мигом снова посерьезнев. – Если сейчас каждый будет думать только о себе… Тогда метро точно кранты. Без вариантов. Моя хата с краю – не наш девиз.

– Нет, нет, я вовсе не про это! – поспешно перебил его Молотов. – Просто не могу с эмоциями совладать… Я не осуждаю. Я восхищаюсь! Я горжусь вами, всеми вами, ребята! – воскликнул сталкер, повернувшись к солдатам Оккервиля. – Вы идете на святое дело, парни. Эта война… От нее зависит слишком многое. Все зависит. Черт возьми, для меня будет огромной честью биться с вами бок о бок.

– И нам, сталкер! – раздалось из толпы.

Люди слушали слова Бориса. Кто-то хмурился. Кто-то улыбался. Кто-то поглядывал на товарищей, размышляя о чем-то своем. Ждали своего часа тридцать АК. Тридцать пар крепких, сильных рук готовы были к бою. Три десятка отважных сердец бились как будто в унисон… Полковник глядел на все это и едва сдерживал слезы. Слезы радости. Слезы гордости. Чуть не дал им волю, но спохватился – командир все-таки. Не пристало.

Молотов хотел сказать еще что-то, но полковник знаком попросил его замолчать.

– Боря тут такую речь задвинул, прям до слез, – усмехнулся он, – но прежде, чем мы двинемся в поход, надо еще одно дело сделать. Казнить изменника.

С этими словами он повернулся к лейтенанту Ларионову.

– И где же предатель? Я вижу только Серегу, – пробормотал Молотов, оглядываясь по сторонам.

– Серег, а, Серег. Помнишь, ты рассуждал о планах веганцев так, будто знаешь их? – заговорил Дмитрий Александрович, медленно и торжественно приближаясь к лейтенанту. – Было дело? Было. Помнишь, как ты твердил, что у нас нет шансов устоять против Империи? А как отказывался идти с Князем и Самосвалом в рейд? Так упирался, просто диво. Знал, что их кабаны затоптать должны были? Знал, сука. Друзья, – резко развернулся на каблуках полковник, – спешите видеть! Перед вами агент зеленожопых.