Текст книги "История Крестовых походов"

Дамиетта и Мансура: повторяется ли история?

Известный английский писатель Олдос Хаксли писал: «Главный из всех уроков истории заключается в том, что люди не слишком многое извлекают из уроков истории». Дальнейшие события Седьмого крестового похода до боли напоминали обстоятельства Пятого похода: успех вначале и полное поражение в конце. 4 июня ратники Божьи подошли к Дамиетте и уже 5 июня с ходу взяли ее.

Конечно, начались обычные грабежи. Добытое продовольствие Людовик хотел сохранить в качестве запасов на случай возможного возвращения сарацин. Но большинство войска было этим недовольно. Сирийские бароны заявляли французскому королю, что, по словам Жуанвиля, «согласно добрым обычаям Святой Земли, когда берут город врага, из захваченного добра треть должен взять король, а две трети должны получить паломники… Король не согласился на это и решил поступить иначе, отчего многие люди были недовольны тем, что король не последовал старым добрым обычаям.

Люди короля, которым бы следовало своею щедростью успокоить народ, заняли лавки, чтобы, как рассказывали, продать свои продукты как можно дороже; и слух об этом прошел по чужим землям, отчего многие купцы отказались ехать в лагерь. Бароны, которые должны были беречь свое добро, чтобы его с пользой и своевременно использовать, принялись давать обильные пиры, расточая запасы продовольствия.

Простые же воины принялись за непотребных женщин; из-за этого король позднее удалил многих из своих людей, когда мы возвратились из плена. И я спросил его, зачем он так поступил; и он мне ответил, что точно знает, как удаленные им люди устроили вблизи его шатра, на расстоянии брошенного камешка, место разврата, и это в то время, когда армия испытывала невзгоды».

А далее снова начались споры: овладеть побережьем, в первую очередь Александрией, либо идти в глубь страны, на Каир. И опять был избран второй вариант, который особенно активно отстаивал брат короля, Роберт Артуа. В ноябре войско христиан двинулось в путь и в декабре подошло к Мансуре. Началась осада. Командующий гарнизоном Мансуры Фахр ад-Дин, тот самый, возведенный императором Фридрихом II в рыцари, осыпал осаждавших бочонками с греческим огнем, что наводило на них панику. Вот как это выглядело глазами Жуанвиля: «Греческий огонь, когда его бросали, был размером с винный бочонок, а выходящий из него огненный хвост был длиной с копье. И при движении он производил столь сильный шум, что казалось, будто это небесная молния; он походил на летящего по воздуху дракона. А сияние он распространял такое, что в лагере было светло как днем из-за обилия огня, излучавшего сильный свет».

Греческий огонь. Миниатюра из мадридской рукописи Скилицы. XIII в.

Но в начале февраля 1250 г. некий бедуин показал франкам обходной путь к кольцу внешних укреплений Мансуры. Роберт Артуа со своими рыцарями и с отрядом тамплиеров сумел 9 февраля ворваться в город. Захваченный врасплох Фахр ад-Дин (по словам хронистов, он принимал в этот момент ванну) ринулся в бой и погиб. Защитники крепости сумели отсечь прорвавшихся рыцарей от основной части войска, закрыли ворота и перебили христиан на улицах Мансуры. Роберт Артуа погиб.

Бой был весьма жарким. Мостик через ручей, бывший одним из притоков Нила, защищали Жуанвиль и граф Суассонский, о чем весьма сочно рассказывает сам сенешал Шампани. «Я был ранен стрелами только в пяти местах – повествует он, – а мой конь – в пятнадцати… На этом мосту добрый граф Суассонский шутил со мной и говорил: “Сенешал! Пусть эти псы (сарацины. – Д. Х.) воют; клянусь шапкой Господа (так он клялся), мы еще вспомним этот день, когда будем говорить о нем в дамских покоях”».

Положение было очень серьезным. Но дело спас сам король Людовик Святой. «Никогда в жизни, – пишет Жуанвиль, – не видел я столь прекрасного рыцаря; ибо он возвышался над плечами всех своих людей с золоченым шлемом на голове и с немецким мечом в руках». Мансуру удалось взять, хотя и ценой больших потерь. Когда битва завершилась, к королю подъехал прево[56]56
  Здесь – орденский сановник.


[Закрыть] ордена госпитальеров «и, – вспоминает Жуанвиль, – поцеловал ему руку в железной перчатке. И король спросил, не знает ли он что-нибудь о брате его, графе д’Артуа, и тот ответил, что у него хорошие новости, ибо он уверен, что брат короля граф д’Артуа сейчас в раю… И король ответил, что благодарит Господа за все, что Он ниспослал; и при этих словах крупные слезы катились у него из глаз».

Но уже в конце месяца египтяне смогли перекрыть тот рукав Нила, по которому из Дамиетты доставлялось продовольствие. Начался голод, да еще и эпидемии. Как вспоминает, приводя трогательные и одновременно довольно натуралистические подробности, Жуанвиль, «король, заболевший цингой и тяжелой формой дизентерии, будь на то его воля, вполне мог бы спастись на галерах; но он сказал, что, если так угодно Богу, он не оставит свой народ. Вечером он не раз терял сознание; а по причине тяжелой дизентерии ему пришлось отрезать низ портов, так часто ему приходилось ходить по нужде». В начале апреля крестоносцы оставили Мансуру и попытались пробиться к Дамиетте. Людовик был уже настолько плох, что его несли на носилках. 6 апреля франков наголову разбили египтяне, и сам король вместе с братьями, а равно и наш летописец Жуанвиль оказались в плену.

Людовик Святой возвращается в Дамиетту после поражения в Мансуре.

Людовик в плену

В плену крестоносцам пришлось несладко. Повествует все тот же Жуанвиль: «Много рыцарей и прочих пленных сарацины держали во дворе, обнесенном земляным валом. Из этого огороженного места, где они сидели, их выводили одного за другим и спрашивали: “Согласен отречься?” Тех, кто не хотел отступиться от веры, отводили в одну сторону и отрубали голову, а тех, кто отрекался, в другую». Но было не только такое. После заминки в переговорах с одним из приближенных короля Людовика послы султана «нам сказали, что, сдается им, мы не жаждем вызволения и что они уйдут и пришлют тех людей с мечами, которые отрубят нам головы, как они уже поступили с другими. И они ушли.

Как только они ушли, в наш шатер ворвалась огромная толпа молодых сарацин, опоясанных мечами, и они привели с собой глубокого старика, убеленного сединами, который велел спросить, правда ли, что мы верим в единого Бога, который был схвачен и предан страданиям и смерти за нас, а на третий день воскрес. И мы ответили: “Да”. И тогда он сказал нам, что мы не должны отчаиваться, ежели подвергнемся преследованиями ради него. “Ибо, – изрек он, – вы еще не умерли за него, как он за вас; и если в Его власти воскреснуть, то будьте уверены, когда Ему будет угодно, Он освободит вас”.

Тогда он ушел, а за ним и остальные воины, чем я был премного доволен, ибо был уверен, что они явились отрубить нам голову».

Остававшаяся в Дамиетте королева Маргарита проявила невероятную энергию. Пока ее муж вел переговоры с Туран-шахом, она собирала деньги на выкуп пленных и пыталась организовать хоть какую-то оборону Дамиетты. Переговоры шли достаточно быстро, и к началу мая 1250 г. стороны договорились о следующем: Людовик, его войско и другие пленные христиане получают свободу за выкуп в 200 тыс. ливров. Они оставляют Дамиетту и вообще Египет, а также французский король обязуется не оказывать помощи Иерусалимскому королевству. Деньги уже были готовы к уплате, когда произошли неожиданные события.

На Востоке существовала традиция набирать придворную гвардию из рабов. Считалось, что оторванные от дома, в незнакомой стране они будут верны своим господам. Султан Салих Айюб создал целый корпус мамлюков – привилегированное конное войско, составленное из рабов («мамлюк» и значит по-арабски «невольник»). Их покупали еще детьми на невольничьих рынках. Этих мальчиков обучали и воспитывали в соответствующем духе, а потом зачисляли в войско. У мамлюков существовала сложная система иерархии. Выдвинуться на командные должности мог только воин-невольник; детей мамлюков, выросших уже свободными, не принимали в армию. Считалось, что они, воспитанные в домашних тепличных условиях, не унаследуют доблесть отцов. В большинстве своем мамлюки набирались из кипчаков (половцев русских летописей) и черкесов. И именно мамлюки-кипчаки свергли и убили последнего Айюбида.

Взятие в плен Людовика Святого. Миниатюра. XIII в.

Как вспоминает Жуанвиль, один из убийц султана предстал перед пленным Людовиком Святым «с окровавленными руками и сказал: “Что ты мне дашь? Я убил твоего врага, который погубил бы тебя, если бы остался жив”. Но король ничего ему не ответил».

Сам Людовик впоследствии так описал события сразу же после убийства Туран-шаха: «После этого многие сарацины в приступе ярости направились с оружием в руках к нашему шатру, как бы намереваясь (многие из нас этого опасались) зарезать нас и других христиан; но благодать Божия умерила их гнев, и они заставили нас выполнить условия перемирия».

Пленного Людовика IX ведут к султану. Миниатюра. XV в.

Обстоятельства уплаты выкупа достойны упоминания. Один из приближенных короля с радостью сообщил Людовику, что французам удалось обсчитать сарацин на 10 тыс. ливров. «И король, – продолжает сенешал Шампани, – сильно разгневался и сказал, что желает, чтобы им возвратили десять тысяч ливров, раз он им пообещал заплатить до отплытия двести тысяч ливров».

8 мая король и его ближайшее окружение получили свободу и немедленно отплыли в Акру. Остальные пленные должны были быть отпущены постепенно. И там, в Акре, король созвал совет. Следовало принять решение: возвращаться на родину или оставаться в Святой Земле. Людовик остается в Палестине, но его братья отплывают на родину в августе 1250 г., увозя с собой послание короля к народу. В нем он объясняет свое стремление остаться в Иерусалимском королевстве, несмотря на условия договора с Айбеком, новым, уже мамлюкским султаном Египта.

Объяснение короля

«Эмиры (мамлюкские. – Д. Х.) слишком долго держали наших уполномоченных в Каире и наконец выдали им всего четыреста пленных из двенадцати тысяч, находившихся в Египте… Что особенно невыносимо после заключенного и скрепленного клятвой перемирия, так это то, что, как донесли наши уполномоченные и достойные доверия пленные, вернувшиеся из этой страны, они выбрали из числа пленных молодых людей, которых заставили, занеся меч над их головами, отречься от католической веры и принять закон Магомета, и многие из малодушия это сделали; но другие, как мужественные борцы, укрепившиеся в своей вере и не отступившие от своего твердого решения, не устрашились угроз и обрели венец мучеников… Также мусульмане зарезали множество больных христиан в Дамиетте». Свое стремление остаться Людовик мотивирует боязнью за судьбу еще оставшихся пленных, да и Иерусалимского королевства вообще: «…если мы уйдем в такой момент и покинем эту страну, то окажемся на грани гибели, то есть оставим ее на произвол сарацин, тем более что она оказалась в столь плачевном и жалком состоянии и что мы можем считать навсегда потерянными без всякой надежды на освобождение христианских пленных, попавших в руки врага». И далее в том же послании король Франции призывает своих подданных прийдти к нему на помощь и отправиться за море в следующем, 1251 г.

Что действительно руководило Людовиком: забота о пленных или желание освободить Гроб Господень, несмотря ни на что? Трудно сказать, ибо мы снова сталкиваемся с характерным для святого короля соединением неясности целей с четкостью средств. Он беспрерывно разъезжает по Иерусалимскому королевству. С мая 1250 по март 1251 г. Людовик в Акре, с марта 1251 по май 1252 г. – в Кесарии (она же Цезарея), с мая 1252 по июнь 1253 г. – в Яффе, с июня 1253 по февраль 1254 г. – в Сидоне, после чего снова возвращается в Акру. Он наводит порядок в стране, заботится о правильной администрации, укрепляет крепости. По мнению ряда историков, Людовик даже пытается организовать переселение колонистов из Европы (другие историки, впрочем, отрицают это). Он хочет отвоевать Иерусалим или собирается создать на Святой Земле плацдарм для нового, на этот раз победоносного наступления на Египет? Неясно.

Весьма экзотически выглядит поиск союзников в этом предприятии, каким бы оно ни было.

Ассасины и другие союзники

Выше мы уже писали о расколе мусульманского мира на суннитов и шиитов, а также о появлении в лоне шиитов исмаилитов. Расколы шли и далее. Появились так называемые низариты, приверженцы Абу Мансура Низара, отстраненного от наследования старшего сына фатимидского халифа ал-Мустансира. Его адепты во главе с персидским исмаилитом Хасаном ибн Саббахом провозгласили Низара предком «скрытого» имама (он же Махди-Мессия). Оный Хасан ибн Саббах захватил в 1090 г. замок Аламут в Азербайджане. Там он основал особый орден-секту, названную европейцами ассасинами, в которой практиковалось ритуальное употребление наркотиков (впрочем, иные исследователи отрицают это и объявляют все нижесказанное чистым вымыслом). Название «хашашийун» («употребляющие гашиш» – отсюда в европейских языках, в частности во французском и английском, появилось слово assassin, буквально означающее «убийца») было придумано крестоносцами, впервые столкнувшимися с ними в Сирии.

В секте утверждалось полное и беспрекословное подчинение ее руководителю. Считалось, что никакие действия, совершенные без приказа руководителя, не могут быть благими, и никакие предпринятые по его повелению – дурными. Лишь свершение последних ведет в рай. Предания утверждают, что принимаемых в орден юношей угощали гашишем, потом в наркотическом сне переносили в некий чудесный сад в Аламуте или ином замке ассасинов. Там этих юношей ублажали прекрасные девы. После этого их снова усыпляли и возвращали обратно, сказав им, что они были в раю, куда обязательно попадут после смерти, если будут выполнять приказы руководителей. Очарованные такой перспективой молодые члены ордена, будучи еще и наркозависимыми, были готовы на все, лишь бы достичь вечного блаженства.

Трудно сказать, с какого времени (скорее всего, еще при Хасане ибн Саббахе) началась практика тайных убийств политических противников правителей Аламута. Убийства совершались специальными исполнителями – фидаями (по-арабски это значит «жертвующий собой»; отсюда современное «фидаин», то есть исламский партизан). Преемники Хасана объявили себя имамами. В 1256 г. монголы разрушили Аламут.

В 1126 г. исмаилиты проникли в Сирию. В 1141 г. (по другим данным, в 1163 г.) сирийский наместник аламутского имама Рашид ад-Дин Синан захватил горную крепость Масияф и объявил себя имамом. Его (и его преемников) именовали Старцем Горы. Его фидаи наводили ужас и на крестоносцев, и на Саладина, который совершил незадолго до 1187 г. поход на Масияф. Взять крепость ему не удалось, но Синан все же гарантировал султану безопасность. Старцу Горы приписывалось и убийство Конрада Монферратского. Злые языки даже утверждали, что подбил Старца на это дело сам Ричард Львиное Сердце, желавший освободить иерусалимский трон для своего ставленника. Впрочем, того же Старца (или кого-либо из его преемников) обвиняли в попытке тайного убийства самого Ричарда уже в Европе.

Вот с одним из таких Старцев (больше о вожде ассасинов около 1253 г. мы ничего не знаем) и столкнулся Людовик Святой в Палестине. Как утверждает хронист Гийом из Нанжи, сам Людовика никогда не видевший, Старец Горы направил во Францию тайных убийц к королю Людовику Святому. Но потом «Господь, планы которого превыше планов государей, изменил намерение старого царя, и вместо намеченного убийства он стал помышлять о мире. Старый царь отправил к королю Франции других посланцев, которые должны были опередить первых и предостеречь короля». Это, скорее всего, легенда. Однако переговоры между представителями главы ассасинов и Людовиком действительно велись. Начавшись в весьма конфликтной атмосфере, они привели все же к миру со Старцем Горы и обмену дарами, которые Жуанвиль, лично присутствовавший при переговорах, с восторгом описывает.

По его словам, «в числе драгоценностей, присланных королю, был хрустальный слон очень тонкой работы и животное, называемое жирафом, тоже из хрусталя, и много разных хрустальных яблок и настольные игры, в том числе шахматы; все эти предметы были усыпаны цветами из амбры, и амбра была прикреплена к хрусталю прекрасными виньетками из чистого золота. И знайте, что стоило гонцам открыть ларцы с дарами, как почудилось, будто вся зала наполнилась тонкими ароматами, – так они благоухали».

Можно ли счесть это попыткой заключить союз против египтян, явно недружелюбно относившихся к ассасинам (около 1260 г. мамлюкские султаны все же взяли Масияф), – неясно.

Людовик пытался обрести и других союзников. Из Святой Земли король отправляет к монгольским ханам своего посланца, монаха-францисканца Виллема Рубрука. Людовик желал и с монголами завязать дружеские отношения, явно направленные против мусульман. Планы его не вполне понятны, но они бесспорно относятся к Востоку, а не к Франции, хотя оттуда приходят тревожные вести.

Крестовый поход пастушков

Людовик так и не дождался подкреплений с родины. Но его послание вызвало довольно неожиданную реакцию. Послушаем Гийома из Нанжи: «1251. Чудо чудное и неслыханное приключилось во Французском королевстве. Главари разбойников, чтобы совратить простой люд и ввести его в соблазн лживыми фантазиями, притворились, что им были видения ангелов и явилась Пресвятая Дева Мария, повелевшая взять крест и вместе с пастухами и другими простолюдинами, избранными Богом, собрать некое подобие войска во спасение Святой Земли и отправиться туда на помощь французскому королю, а каким было это видение, они изобразили в виде ликов, вышитых на стягах, которые несли перед собой. Сначала они прошли по Фландрии и Пикардии, по деревням и полям, и трубными звуками, словно магнит железо, притягивали к себе пастухов и простонародье. Когда они пришли во Францию (так тогда именовали не только все королевство, но и – как в данном случае – Иль-де-Франс. – Д. Х.), их было уже так много, что они начали, словно войско, разбиваться на сотни и тысячи, и, когда проходили по сельской местности мимо овчарен и отар овец, пастухи бросали свои отары и, будто в каком-то дурмане, даже не предупредив родных, присоединялись к этому преступному походу. Пастухи и простонародье поступали так, не ведая, что творят, но с самыми благими намерениями; однако было среди них немало бандитов и убийц, знавших о преступной цели, которую они втайне преследовали, и в этом их наставляли вожди, возглавлявшие войско. Проходя по деревням и городам, потрясая кинжалами, топорами и другим подобным оружием, они так запугали население, что ни один человек, даже наделенный властью, не осмелился выступить против них. В своем заблуждении они пали так низко, что совершали обряд обручения, раздавали кресты, давали отпущение грехов, однако все это притворно, и что еще хуже, так ловко втягивали в свое заблуждение добрых людей, что почти все они утверждали и даже верили, что еда и вино, которыми они снабжали участника похода, не только не отнимаются у них, но будто бы их становится еще больше. Видя, что народ впал в великий грех, священнослужители сильно опечалились; но стоило им выступить против этого заблуждения, как они навлекли на себя такую ненависть пастухов и народа, что многие из них, отправившись в деревню, были убиты и приобщились к сонму мучеников. Королева Бланка, которая в то время одна правила Французским королевством, и правила удивительно умело, дала им полную свободу действий, конечно, не потому, что встала на их сторону, но потому, что полагала, что они идут на помощь ее сыну, святому королю Людовику, и Святой Земле. Миновав Париж, они решили, что бояться уже нечего; они возомнили себя добрыми людьми, и не без основания, – ведь когда они были в Париже, где находится источник всякой мудрости (имеется в виду Парижский университет. – Д. Х.), никто им и слова поперек не сказал. И раз никто их не сдерживал, они закоснели в своих грехах и только и делали, что воровали и грабили. Дойдя до Орлеана, они напали на университетских клириков и многих из них убили, но были убиты и многие из нападавших. Их главарь, которого они величали Учителем из Венгрии, придя со своим войском из Орлеана в Бурж, вломился в еврейские синагоги, уничтожил книги и незаконно лишил их всего имущества. Но когда он со товарищи уходил из города, жители Буржа с оружием погнались за ним и убили Учителя и почти всех его сообщников. После этого прочие, разбежавшись в разные стороны, были убиты или повешены за их злодеяния. Оставшиеся же улетучились словно дым».

Пастух и овцы. Средневековая миниатюра

Сравнивая это описание с другими, историки мучаются старой проблемой: насколько можно доверять источникам. Гийом из Нанжи, которому было не более года во время указанных событий (если он вообще к тому времени появился на свет), описывает их вполне правдоподобно. А вот другие – не вполне.

Мэтью Пэрис, современник похода, который назвали уже тогда походом пастушков (это название закрепилось и в современной науке), утверждает, что Учитель из Венгрии (видимо, монах-расстрига, заявлявший – основательно или нет, неизвестно, – что он родом из Венгрии) – это некий старец. Он якобы в 1212 г. организовал крестовый поход детей, принял в мусульманской Испании ислам и был послан египетским султаном, чтобы выдать последователям Магомета несчастную Францию, лишившуюся крестоносцев и осиротевшую без своего короля.

После истории в Бурже самозваные крестоносцы не все и не сразу рассеялись. Один из вождей был схвачен и потоплен в Гаронне, реке на юге Франции. Другой пойман и растерзан в Англии. Третий раскаялся и в знак покаяния действительно присоединился к Людовику IX в Палестине; король принял его к себе на службу.

Все сказанное Мэтью Пэрисом очень похоже на легенду, чтобы не сказать – сказку.

В движении пастушков, напоминавшем поход бедноты и поход детей, движении, объявленном рядом отечественных ученых ХХ в. народным восстанием, переплелось множество вещей. Тут и ненависть эксплуатируемых народных низов к богатым, к Церкви (в Париже Учитель из Венгрии, надев епископскую митру, проповедовал в церкви Святого Евстахия против духовенства) и к евреям. Тут и жажда личного спасения и спасения своего короля, которого бросили в беде знатные. И наконец, тут просто желание грабить и убивать. Поход пастушков показал, что не все ладно в королевстве Французском. Правительница Бланка Кастильская не справлялась с ситуацией, что бы ни говорил Гийом из Нанжи. Но и это не побудило короля вернуться на родину.