Текст книги "История Крестовых походов"
Автор книги: Дмитрий Харитонович
Жанр: Религиоведение, Религия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Глава 11
Запад и Восток между последними крестовыми походами
Возвращение печального крестоносца
27 ноября 1252 г. королева-мать, регентша Франции Бланка Кастильская скончалась. Поскольку зимой навигация в Средиземном море считалась невозможной, Людовик узнал об этом лишь весной 1253 г. Его королевство оказалось без главы. Его сыну, юному принцу Людовику, исполнилось всего девять лет. Братья интересовались лишь собственными владениями, советники были в растерянности. Надо было возвращаться. Но он все никак не мог отказаться от своей мечты, все никак не мог поверить в то, что Господь не даровал ему победы. Лишь 25 апреля 1254 г. король Франции Людовик IX, уже при жизни прозванный Святым, отплыл из Акры на родину, 17 июля ступил на французскую землю и 7 сентября вступил в Париж, свою столицу.
Возвращение короля из похода было весьма печальным. Людовика мучил вопрос: почему Господь не даровал ему победу, почему попустил поражение войска и плен самого короля. Ответ напрашивался сам собой: по грехам его. И тут же новый вопрос: что же делать, как очиститься самому и очистить других?
Большинство историков полагает, что реформы, проведенные Людовиком во Франции по возвращении из похода, объясняются именно его крестоносными мечтаниями. Возможно, король решил: Господь счел его недостойным, ибо он не благоустроил свое королевство должным образом. Ж. ле Гофф выдвигает гипотезу, что необходимый ответ на мучивший его вопрос Людовик получил почти сразу же по возвращении во Францию, еще даже не достигнув столицы.
Жуанвиль рассказывает, что в городе Йер в Провансе, неподалеку от того места, где король высадился на землю, он «услышал об одном кордельере[57]57
Кордельеры – принятое во Франции название францисканцев. Происходит от слова corde – «веревка», ибо францисканцы подпоясывались не поясом, а простой веревкой. Кстати сказать, в ряде европейских языков, в частности французском, слово «брат» в религиозном смысле относится к нищенствующим монахам, а «монах» – к членам традиционных монашеских орденов, не являвшихся нищенствующими: бенедиктинцам и их ответвлениям – клюнийцам, цистерцианцам и др.
[Закрыть], брате по имени Гуго, и по причине его огромной известности послал за ним, желая его видеть и слушать».
Это был Гуго де Динь, знаменитый монах-проповедник, иоахимит, проповедовавший эсхатологические, милленаристские[58]58
От лат. millenium – букв. «содержащий тысячу». Милленаризм – вера в скорейшее наступление Тысячелетнего Царства Божьего, а у крайних сторонников таких воззрений также вера в возможность установить это Царство с Божьей помощью, но собственными усилиями, не только активным покаянием, а и, в случае необходимости, насильственными средствами.
[Закрыть] идеи. Мы уже не раз отмечали связи идеи крестовых походов с ожиданиями конца света. Сейчас поговорим о милленаристских взглядах чуть подробнее.
Весьма и весьма популярный теолог-мистик Иоахим Флорский в своих написанных около 1190 г. сочинениях «Согласование Ветхого и Нового Заветов» и «Комментарий к Апокалипсису» развивал пронизанную идеями возрождения и обновления систему последовательного развития истории в соответствии с ликами Троицы. Первая эпоха – эпоха Бога-Отца, Ветхого Завета и подчинения людей Богу как рабов господину (от сотворения мира до Христа). Вторая – эпоха Бога-Сына, Нового Завета и подчинения людей Богу как детей отцу. Эта эпоха должна продолжаться от Христа до 1260 г., через 70 лет после написания указанных трудов, – тогда и наступит преображение мира, его обновление – renovatio. И наконец, с этого времени – эпоха Духа Святого, Вечного Евангелия, являющегося высшей формой откровения и взаимной любви. Кстати сказать, иоахимиты считали «Вечным Евангелием» писания самого Иоахима, в XIV в. появилось сочинение с тем же названием, но основатель учения, судя по всему, полагал, что Вечное Евангелие должно быть не писаным текстом, а прямым сверхчувственным познанием истины.
Каждая новая эпоха (или не каждая, а только последняя – сочинения Иоахима не отличаются философской ясностью) зачинается в недрах предыдущей (это называется «начало» – initiatio). Затем наступает некий период смуты (tributatio), который можно понимать сколь угодно широко – от, как говорилось, характерных для любых эсхатологических представлений указаний на возрастание бедствий перед концом света до активной борьбы с «нечестивыми», под которыми могут пониматься кто угодно – от противников иоахимитского учения до (отметим!) «язычников». Борьбу эту возглавит некий dux novus – «новый вождь». В ходе смуты, как настаивает Иоахим, «нечестивые будут стерты с лица земли», «уничтожена будет несправедливость и установлена новая справедливость» и наступит «царство мира и правды на земле», период «плодоношения» (fructificatio).
Думаю, что и проводимые королем реформы, и настойчивое стремление довести крестоносное дело до конца могут объясняться именно этим. Ведь названный Иоахимом 1260 год приближался, да и сроки могли быть вычислены не совсем точно. Но время действительно, с точки зрения святого короля, близилось, время предсказанных Иоахимом перемен, а может быть, и вообще конец времен. И потом, хотя из текстов Иоахима вроде бы (ясности там, как говорилось, не хватало, как, впрочем, и полагается пророческим речениям) вытекало, что упомянутым «новым вождем», ведущим мир к установлению царства добра, будет праведный, «евангелический» Папа Римский, но ведь это однозначно не установлено. Быть может (робко и неуверенно высказываю гипотезу), Людовик примерял эту роль на себя?
Еще раз, все тот же известный вопрос: что делать? По свидетельству Жуанвиля, Гуго де Динь «наставлял в проповеди, что король должен править по воле народа; а в конце проповеди сказал, что читал Библию и книги, основанные на Библии, и что ему неизвестно ни из книг правоверных, ни из книг нечестивых, чтобы причиной гибели какого-либо царства или владения или того, что они переходили в другие руки, было что-либо иное, как упадок правосудия. Посему, сказал он, по возвращении во Францию король должен так справедливо править своим народом, чтобы не иссякала к нему любовь Божия, так, чтобы Бог не оставил Французское королевство по его смерти».
И король принялся за реформы. Сегодня его преобразования оцениваются по-разному. Есть среди них безусловно рациональные, например упорядочивание правосудия, организация администрации (впрочем, тогда суд и управление слабо различались). Говорили о «новом» правосудии после издания в 1254 г. «Великого ордонанса[59]59
Ордонанс – королевский указ, изданный особым образом, через обсуждение в королевском совете, и имеющий, как бы мы сказали сегодня, «конституционную» силу.
[Закрыть]». Правда, это «новое» правосудие не было лишено «старых» черт. Королевский суд – это суд патриархальный, суд строгого отца, разбирающего провинности своих детей и воздающего каждому по справедливости и по заслугам. В одной из проповедей, связанных с канонизацией[60]60
Канонизация – причисление к лику святых.
[Закрыть] Людовика Святого, Папа Бонифаций VIII говорил: «Сколь велико было его правосудие, не просто явствует из примеров – оно осязаемо. Ведь он почти все время сидел на расстеленном на земле коврике и слушал судебные дела, прежде всего бедных и сирот, и велел поступать с ними по всей справедливости». Мы сегодня можем глядеть на это с усмешкой: ну не дело монарха выслушивать каждого просителя. Но тогда на это смотрели не так; не было представлений о безликом законе, которому подчинен и подданный, и глава государства, именно король – воплощение закона.
Экономические реформы относятся к тому же. Вот введение твердой валюты – королевского серебряного экю. Это сегодняшние историки оценивают также положительно. Но сам Людовик не вкладывал в это исключительно экономический смысл. Для него это – замена «плохих» денег, то есть потертых или фальшивых, «хорошими». Он называл это renovatio monetae, то есть «обновление монеты» (вот снова слово «обновление»). Как отмечает Ж. ле Гофф, «денежная реформа – благочестивое дело, то есть сугубо священное». Не просто так на новых монетах Людовик велит начертать: на одной – «Благословенно имя Господа нашего Иисуса Христа», на другой – «Да торжествует Христос, да царствует Христос, да безраздельно властвует Христос».
Он издает также законы против ростовщиков. К этим законам наши современники относятся не столь восторженно. Конечно, эти законы умеряли их аппетиты, но ведь и фактически делали невозможными любые инвестиции – кто же будет вкладывать средства за просто так, без прибыли. Но это ясно нам, а не современникам святого короля. Тогда ростовщик – ненавистнейшая фигура. Он пренебрегает Божией заповедью – «взаймы давайте, не ожидая ничего» (Лк. 6. 35). Он торгует временем, принадлежащим лишь Богу, а потому является и вором, и святотатцем; он наполнен грехом алчности, и ему прямая дорога в ад; он – слуга дьявола[61]61
О средневековом отношении к ростовщикам см. работы А. Я. Гуревича в разделе «Литература».
[Закрыть].
К той же сфере относятся указы против евреев. Надо сказать открытым текстом: святой король был завзятым антисемитом (Ж. ле Гофф, нежно любящий Людовика, все же говорит о том, что у него это не просто антииудаизм, то есть нелюбовь к иноверцам, а именно антисемитизм, хотя и не совсем современного образца). Его капеллан Гийом Шартрский свидетельствует: «Что касается иудеев, ненавистных Богу и людям, то они были ему настолько омерзительны, что он видеть их не мог и не желал, чтобы их богатства шли ему на пользу». В 1247 г. Людовику Святому предложили аннулировать проценты евреев (то есть не запрещать им взимать ростовщический процент, но брать с этого процента свою долю в казну), чтобы вложить их в финансирование того, провалившегося крестового похода. Но он, по словам того же Гийома Шартрского, заявил, что «не станет использовать для столь святой цели средства, нажитые таким нечистым путем». Для святого короля все эти антииудаистские меры были средствами очищения[62]62
Если верить Жуанвилю, святой король высказывался весьма жестко: «Одному рыцарю и одному аббату, поведавшему королю о своих спорах с иудеями, он ответил: “Также, скажу вам, никто, разве только хороший клирик, не должен говорить с ними. Но мирянин, услышав клевету на христианский закон, должен защищать его только мечом, вонзая его в живот своего противника, да поглубже”».
[Закрыть].
Война Святой Субботы
В Святой Земле тем временем дела шли не слишком хорошо. В 1256—1258 гг. в Акре разразилась так называемая Война Святой Субботы. Генуэзцы схватились с венецианцами за квартал столицы Иерусалимского королевства, где находилась церковь Святой Субботы. Хронисты заявляли, что эта распря стоила 20 тысяч жизней. Даже если счесть это явным преувеличением, все же христиане убивали христиан, невзирая на общую опасность.
Монголы и Бейбарс
В 1256 г. внук Чингисхана Хулагу захватил Иран, став его первым монгольским правителем (ильханом). В 1258 г. его войска взяли Багдад. Почтенный и безвластный халиф ал-Мустансим был убит. По одной версии, его уморили голодом, по другой – зашили в кожаный мешок и насмерть забили дубинами. Не надо считать это проявлением обыкновенной жестокости. Во многих культурах запрет на кровопролитие понимался буквально: нельзя проливать кровь на землю. По законам Чингисхана монголов можно было казнить, только ломая им позвоночник. Иван Грозный топил непокорных новгородцев в Волхове, а неугодных любил сжигать заживо в банях: кровь-то не проливалась, а в банях не было икон – сжечь образ есть святотатство, а убить человека – политическая необходимость. Вспомним Адемара Монтрейского с его боевой палицей. Так и тут, при смерти от голода или от избиения в мешке кровь, опять же, не проливалась.
Правда, в 1261 г. в Египте объявился человек, назвавшийся ал-Мустансиром, дядей последнего халифа. Его признали мамлюкские султаны, и тень тени власти оставалась за Аббасидами (подлинными? мнимыми?) до 1517 г. В тот год турецкий султан Селим I завоевал Египет и провозгласил халифом самого себя. Халифат был упразднен в провозглашенной в 1923 г. Турецкой республике лишь в следующем, 1924 г.
Тем временем в 1259 г. монголы вторглись в Сирию. Ряд христиан латинской Сирии примкнули к монголам. Другие – в частности тамплиеры – заявили, что лучше перейдут под власть мусульман, нежели покорятся диким кочевникам. В конечном итоге командующий армией мамлюков Бейбарс нанес в сентябре 1260 г. войскам ильхана поражение в битве при местечке АйнДжалут в Сирии. Благодаря этому он, пребывая в ореоле победителя, в конце того же года сверг и убил египетского султана Кутуза (впрочем, тот пришел к власти тоже в результате переворота с убийством; судьба самого Бейбарса будет столь же печальной) и сам стал монархом Египта.
Этот раб-военачальник попал в Египет из генуэзской колонии Кафа в Крыму. Туда его продали не то половцы, не то татары. Многие историки, исходя их описания его внешности – светлые волосы, голубые глаза (точнее, глаз, ибо на другом было бельмо), – считают, что он был русским по рождению. Известный французский историк крестовых походов Рене Груссе писал, что в его жилах «текла та же кровь, что дала миру Ивана Грозного и Петра Великого».
В 1262 г. Хулагу обратился к Людовику Святому с посланием. Он предлагал союз против мусульман и обещал вернуть христианам Иерусалим и святые места. Однако по старой доброй монгольской традиции Людовик должен был признать верховенство Хулагу и тем более владыки всех монголов, великого хана Мункэ. Последнее было абсолютно невозможно, и союз не состоялся.
В христианской Сирии главной угрозой латинян стал Бейбарс. Он вступил в дружественные отношения с Михаилом Палеологом, отнявшим Константинополь у Латинской империи. Он старался поддерживать хорошие отношения с Манфредом Сицилийским, внебрачным сыном императора Фридриха II, королем обеих Сицилий с 1258 г. Бейбарс помогал ему против Карла Анжуйского, которого Папа провозгласил государем Неаполя и Сицилии еще в 1262 г. (реально Карлу удалось овладеть этими территориями в 1266—1268 гг.). В 1262 г. Бейбарс совершил первый поход в Иерусалимское королевство и затем в течение шести лет четырежды повторял эти походы. В 1265 г. он взял Кесарию, в 1268 г. – Яффу и Антиохию. Латинская Сирия сокращалась подобно шагреневой коже. Но междоусобные распри там не прекращались. Бейбарс писал Карлу Анжуйскому, ходатайствовавшему за своих единоверцев: «Не от меня зависит помешать гибели франков – они сами готовят себе погибель, самый последний из них разрушает то, что создает самый великий».
Глава 12
Восьмой крестовый поход (1270—1271 гг.)
Снова за море
Хулагу называл Людовика Святого величайшим королем Запада. И именно Людовик предпринял последний крестовый поход. Король провозгласил его в 1267 г. Этот поход был назначен на май 1270 г. Он оказался чисто французским мероприятием. Из иностранных государей в нем не участвовал никто, кроме короля Наварры Тибо II (он же граф Шампанский Тибо V), но последний был вассалом короля Франции и, главное, его зятем. Из иностранных принцев к походу присоединился с небольшим количеством своих людей принц Эдуард Английский, будущий король Англии Эдуард I. Даже близкие к Людовику люди не торопились принять обет отправиться за море. Жуанвиль заявил, что пока он был в Египетском походе, чиновники французского короля «довели до нищеты его людей». И если Жуанвиль снова возьмет крест, то поступит против воли Бога, который вменил Жуанвилю в обязанность «защищать и спасать своих людей».
Как это бывало с предприятиями Людовика, поход был прекрасно подготовлен, но цели его – абсолютно неясны. Одни историки утверждают, что решение идти на Тунис было принято на совете крестоносцев во время стоянки в городе Кальяри на острове Сардиния (тогда этот остров был совместным владением Генуи и Пизы). Другие настаивают на том, что Тунис с самого начала был целью похода, но об этом молчали по соображениям секретности, а в Кальяри объявили публично. Столь же непонятно, почему был избран именно Тунис. Вроде бы (современники путаются в свидетельствах) важную весть Людовику сообщили миссионеры-доминиканцы. Они сказали ему, что эмир Туниса Абу Абдаллах Мухаммед I ал-Мустансир готов принять христианство и стать союзником Людовика. Многие современные историки настаивают на том, что тунисское направление было результатом хорошо продуманной интриги Карла Анжуйского. Утвердившись на Сицилии, он задумал расширить свои владения и за счет южного побережья Средиземного моря. Возможно (но только возможно), король Сицилии считал, что Людовик, сокрушив Тунис, пойдет далее, в Египет и, наконец, на Иерусалим, а земли в Магрибе отдаст ему. Кроме того, брат Людовика Святого являлся как бы преемником Фридриха II и Манфреда и на основании этого требовал продолжения дани, которую Тунис соглашался платить императору и его сыну. Впрочем, другие историки заявляют, что Тунис нужен был крестоносцам как плацдарм для нападения на все тот же Египет. Ж. ле Гофф даже предположил, «что Людовик Святой и его подданные, как, впрочем, и все их современники, плохо знали географию: возможно, они считали, что Тунис находится гораздо ближе к Египту (что на самом деле неверно) и поэтому является прекрасной сухопутной базой для решительного наступления на султана».
«Мы войдем в Иерусалим»
Так или иначе, 1 июля 1270 г. король с тремя своими сыновьями и братом – Альфонсом де Пуатье – взошел на корабль в Эг-Морте. 8 июля он прибыл в Кальяри. 15 июля Людовик отплыл с Сардинии в Тунис и 17 июля высадился на острове Галит близ Туниса. На следующий день король был уже на собственно африканском берегу близ развалин древнего Карфагена. Но выяснилось, что его там никто не ждал. Никакого обращения эмира ал-Мустансира не предвиделось, зато султан Бейбарс заявил, что он окажет помощь тунисскому собрату. И, главное, в крестоносном войске разразилась эпидемия: то ли дизентерия, то ли тиф, то ли даже холера. В любом случае весьма негероическая болезнь, сопровождавшаяся диареей. 3 августа умер сын короля Жан Тристан, граф Неверский. От Людовика пытались скрыть это известие. Но он все же узнал и, как пишет свидетель этих событий, Жоффруа де Болье, эта «смерть до глубины души потрясла любящего отца». 25 августа 1270 г. не стало и самого короля, сраженного не на поле брани, а той же болезнью, которая унесла без единой битвы чуть ли не треть войска. Последними словами святого короля (если это только не благочестивый вымысел) были: «Мы войдем в Иерусалим». Впрочем, возможно, он имел в виду Иерусалим Небесный.
Конец похода и путь на родину
В день смерти Людовика в Тунис приплыл Карл Анжуйский, но застал лишь холодеющее тело брата. Командование над оставшимися крестоносцами принял старший сын Людовика, новый король Франции Филипп III Смелый. Ему при поддержке дяди удалось даже нанести несколько поражений войскам эмира, но тем дело и ограничилось. 30 октября 1270 г. был подписан мирный договор между ал-Мустансиром и крестоносцами. Эмир соглашался разрешить христианам жить в Тунисе и беспрепятственно исповедовать свою религию. Он обязался возместить крестоносцам военные издержки (треть получал Карл Анжуйский), выплатить дань королю обеих Сицилий, притом в двойном размере, изгнать тех его противников, которые нашли убежище во владениях эмира, дозволить сицилийским купцам торговать в Тунисе. За это все воины Божьи обязывались покинуть негостеприимные африканские берега. И Восьмой поход закончился ничем, кроме некоторых политических и экономических выгод для Карла Анжуйского и его королевства. Большинство крестоносцев стало собираться домой. Лишь небольшое количество их во главе с Эдуардом Английским отправились в Сирию, где, впрочем, никаких успехов не добились.
11 ноября 1270 г. христианское войско отплыло из Туниса, увозя с собой забальзамированное тело покойного короля Людовика IX. Через три дня флот встал на якорь в одном из портов Сицилии, откуда начался долгий путь королевских останков на родину. Только 21 мая 1271 г. траурная процессия прибыла в Париж. Гроб был выставлен в соборе Парижской Богоматери, а 22 мая тело короля предали земле в королевском аббатстве Сен-Дени.
Память о Людовике
В мусульманском мире Людовик Святой оставил по себе память, отличающуюся в лучшую сторону от памяти о Ричарде Львиное Сердце. Ибн Васил назвал его «одним из величайших государей Запада». Другой арабский хронист, современник Седьмого крестового похода Саад ад-Дин Джувайни одобрительно отзывается о поведении короля: «Если бы франк (Людовик. – Д. Х.) хотел бежать, он мог бы это сделать, но он предпочел остаться в самом сердце схватки, чтобы защитить своих людей». Он также заявлял, что Людовик был одарен «рассудительностью, решимостью, глубокой верой в понимании франков». Еще один, правда позднейший, историк Ибн ал-Фурат описывал французского короля как «исключительно умного, рассудительного и внимательного человека».
Доныне в местечке Сиди-бу-Саид (буквально «гробница святого») показывают то место, где стоял его гроб. И местные жители обязательно расскажут туристу, что здесь покоятся останки великого франкского короля, который перед кончиной принял ислам. Весьма любопытное предание о человеке, который целью жизни считал обращение сарацин и язычников (да и иудеев тоже) в католическую веру.
Глава 13
Затянувшийся эпилог латинской Сирии
Ужас и опустошение
Завершение Восьмого (и последнего по современному счету) крестового похода не означало завершения эпохи крестовых походов. Агония Иерусалимского королевства продолжалась еще более 20 лет. Опасность со стороны мусульман была велика. Но она не мешала христианским сеньорам предаваться внутренним распрям, перемежая их пирами и турнирами.
Султан Бейбарс, явно гордясь своими успехами при набегах на графство Триполи и при взятии Антиохии, писал графу Боэмунду VI Триполитанскому: «Ты должен вспомнить о том, как колеса прошлись по тем местам, где стояли дома, как на морском берегу поднялись горы трупов, подобные полуостровам, как убивали людей и брали в рабство свободных и детей… как разграблены были богатства твои и твоих подданных и уведены женщины, дети и вьючные животные, как наши воины, не имевшие семей, сразу получили жен и детей, как бедные стали богатыми, слуги – хозяевами, а пешие – конными». И еще, чтобы особенно уколоть христианина: «Если бы ты видел снесенные церкви и поваленные кресты, разбросанные страницы Евангелий и попранные гробницы патриархов! Если бы ты видел своего врага мусульманина, как он ходил по дарохранительницам и алтарям и приносил в жертву монаха, дьякона, простого священника и патриарха!».
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.