Текст книги "Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929"

Поведение Черчилля, открыто высказывающего свою точку зрения, вызывало негативный отклик не только у высшего командования. Офицеры британской армии также были уязвлены излишней активностью своего не самого старшего и не самого опытного собрата по оружию. В декабре 1898 года в Army and Navy Gazette было опубликовано анонимное письмо одного из таких возмущенных офицеров. Он спрашивал уважаемую публику, какое положение «лейтенант Спенсер Черчилль занимает в армии Ее Величества», что позволяет ему не только «выступать специальным корреспондентом здесь, там и везде», «разъезжая по всему миру и расталкивая более способных и опытных» коллег, но и критиковать старших по званию, влияя на общественное мнение. Оказывается, никакого. Он служит меньше четырех лет и официально приписан младшим офицером в 4-й гусарский полк⁶⁷³. Гневное обращение было поддержано в следующем номере еще одним анонимным «полевым офицером», который утверждал, что для подобных Черчиллю субалтернов, «порхающих по различным частям света в качестве специальных корреспондентов», «несение армейской службы последнее, что их беспокоит»⁶⁷⁴.

Разумеется, Черчилль не оставил эти выпады без ответа. Не пускаясь в пустые препирательства, он проявил себя достаточно опытным публичным человеком, обратив внимание читателей на правомерность своего поведения. Он обосновал, что все его поступки носили исключительно легитимный характер, поскольку не встречали никакого недовольства со стороны его непосредственного начальства, имеющего все полномочия на принятие мер дисциплинарного характера. В заключение Черчилль прошелся по анонимности своих обвинителей, заявив, что «подобное поведение одинаково недостойно ни храброго солдата, ни благородного мужчины». Кроме того, даже если Черчилль и осуждал кого-то, в отличие от анонимных авторов он делал это под собственной фамилией⁶⁷⁵.

Несмотря на убедительный ответ, Черчилль не в силах был изменить негативное отношение к себе у определенной части британского общества, что лишний раз говорит о рискованности выбранного им способа самопозиционирования и самопродвижения. Но менять его наш герой не хотел. Встретив в Бангалоре новый, 1899 год, он с двойной энергией взялся за завершение своего первого фундаментального труда.

«Все мое время занято „Речной войной“», – напишет он леди Радольф в конце февраля⁶⁷⁶. В начале марта он встретится со своим бывшим учителем, преподобным Уэллдоном, который в тот момент служил в сане епископа в Калькутте. Экс-глава Хэрроу прочитает шесть глав будущей книги и подбодрит Уинстона – новый труд сильнее «Истории Малакандской армии»⁶⁷⁷.

Черчиллю оставалось написать еще семь глав. Он планировал завершить книгу максимум к концу апреля⁶⁷⁸. Но на этом пути его ждала новая проблема. Обладая чудовищной работоспособностью, Черчилль в течение нескольких месяцев смог обработать собранный материал и написать половину книги. Но одной работоспособности оказалось недостаточно. Для завершения задуманного ему не хватало имеющихся данных, а получить дополнительные сведения, сидя в Бангалоре, не представлялось возможным. Черчилль решил взять отпуск, чтобы по пути в Англию посетить Египет и взять интервью у тех, кто творил в Судане историю⁶⁷⁹.

Черчилль приехал в Каир в конце марта 1899 года, остановившись в «очень комфортабельном, но боюсь, слишком дорогом»⁶⁸⁰ отеле Savoy. По счастливому стечению обстоятельств в столице Египта в это же время находился адъютант Китченера майор Джеймс Ватсон (1865–1942). Черчилль очень рассчитывал на получение у него «ценной информации», но сирдар категорически запретил своему адъютанту делиться впечатлениями о прошедшей кампании. Но указанный запрет распространялся только на письменную форму и не мешал двум офицерам обменяться мнениями в приватной беседе, чем и воспользовался Уинстон⁶⁸¹.

Во время своего пребывания в Каире Черчилль также имел беседу с сэром Уильямом Гэрштином (1849–1925), на протяжении шестнадцати лет занимавшим высокий пост в местной администрации и отвечавшим за египетскую ирригационную службу; с молодым лейтенантом канадских инженерных войск Эдуардом Перси Крэнвиллом Жераром (1867–1932), руководившим строительством знаменитой железной дороги через пустыню; с главой разведывательной службы полковником сэром Фрэнсисом Реджинальдом Уингейтом (1861–1953); с австрийским офицером бароном Рудольфом Карлом Слатином (Слатин-пашой) (1857–1932), побывавшим в плену махдистов и опубликовавшим книгу «Огонь и меч Судана»⁶⁸².

Некоторые из тех, с кем встречался Черчилль, появятся на страницах его будущей книги. Особого внимания заслуживает фрагмент, описывающий деятельность Жерара, у которого есть чему поучиться современным управленцам: «Лейтенант Жерар, руководивший возведением железной дороги, должен был составить смету расходов. Устроившись в своей хижине в Вади-Хальфе, он подготовил подробный отчет. Ни одна мельчайшая деталь не была упущена. Лейтенант предусмотрел все, указал на возможные трудности, составил список необходимого оборудования, указал пути решения множества трудных проблем строительства в увесистом томе толщиной в несколько дюймов. Он настолько тщательно смог проработать все детали, что работа ни разу не останавливалась из-за нехватки строительных материалов»⁶⁸³.

Также Черчилль взял интервью у многих офицеров, обнаружив, что их воспоминания нередко противоречат друг другу. «Неопределенность неизбежна», – признавал он, но для повышения достоверности приводимых сведений решил опираться на «письменные свидетельства независимых и незаинтересованных очевидцев», а также сравнивать личные реминисценции с официальными отчетами⁶⁸⁴.

Главной целью посещения Каира была встреча с генеральным консулом в Египте лордом Кромером. Несмотря на относительно скромно звучащий пост, этот человек являлся фактическим правителем африканской страны. Он обладал огромной властью и своим внешним видом и манерами произвел огромное впечатление на будущего политика. «При виде лорда Кромера я всегда вспоминал одно из любимейших моих французских изречений: „Лишь спокойствие дает власть над душами“, – напишет Черчилль спустя тридцать лет после их первой встречи. – Он никогда не спешил, не горячился, не старался произвести впечатление, не гонялся за эффектами. Он просто сидел, и люди тянулись к нему. Он наблюдал события, пока они не складывались так, что возникала возможность вмешаться – мягко, но решительно. Звучные титулы его не прельщали. Его статус не был определен; он мог оставаться никем, в то время как на самом деле являлся всем. Его слово было законом. Он осуществлял скрупулезный и вдумчивый контроль над всеми ветвями администрации и над всеми аспектами ее деятельности. Он крепко держал в руках египетский кошелек и вожжи местной политики»⁶⁸⁵.

Лорд Кромер с удовольствием уделил время молодому субалтерну, который был «польщен огромной добротой и вниманием» известного колониального администратора. Между ними состоялись три насыщенных беседы, каждая из которых заняла больше полутора часов⁶⁸⁶. Также генеральный консул не счел за труд ознакомиться с черновым вариантом рукописи. Черчилль с удовольствием передал ему пачку листов с машинописным текстом. Каково же было его удивление, когда буквально через пару дней он получил обратно эту стопку, энергично исчерканную синим карандашом. «Мои замечания жестки, и я это сознаю, – скажет лорд Кромер молодому автору. – Я поступил с вами так же, как не перестаю просить моих друзей поступать со мной. Я всегда хочу, чтобы критика от моих друзей звучала заблаговременно. Надеюсь, ваша книга будет пользоваться успехом»⁶⁸⁷.

К моменту приезда Черчилля в Каир им уже были написаны восемнадцать глав будущего сочинения, которое, как он планировал, будет состоять из двух томов и включать двадцать три главы⁶⁸⁸. Казалось, оставалось совсем немного, но общение с лордом Кромером, откатило работу над «Речной войной» назад. Все дело в том, что одной из отличительных особенностей черчиллевского метода работы было стремление как можно раньше начать непосредственное написание текста. Как правило, это происходило еще до того, как был собран весь материал и проанализированы все факты. В итоге получалось, что по мере анализа собранных данных в уже написанные эпизоды приходилось вносить коррекцию, а иногда и полностью их переписывать⁶⁸⁹. Именно это и произошло с «Речной войной», в частности с эпизодом, посвященным генералу Чарльзу Джорджу Гордону (1833–1885), которому суждено было сыграть яркую, но трагическую роль в описываемых событиях.

После начала махдистского восстания в Судане Гордон был направлен в Хартум, куда прибыл в феврале 1884 года. Ему поручалось возглавить эвакуацию египетской армии. Сориентировавшись на месте, он понял всю сложность положения. Эвакуация деморализованной армии, об офицерах которой Черчилль напишет, что они были «известны лишь своей некомпетентностью и дурным нравом»⁶⁹⁰, была практически невозможна. Оставалось либо ретироваться самому, либо остаться, приготовившись к обороне Хартума. Гордон выбрал второе, не пожелав покинуть город. Теперь его судьба находилась в руках ожидаемого из Каира подкрепления. Подкрепление опоздало. После десятимесячной осады Хартум пал. Предоставим дальше слово Черчиллю:

«Одна толпа убийц прорвалась к дворцу. Гордон вышел им навстречу. Он попытался начать переговоры. Он знал, что умеет влиять на местных жителей. Он стоял перед дикой толпой, но его фанатизм был равен, а его храбрость была больше, чем у нее. Сила веры и презрение вели его навстречу мученической смерти. Обезумевшая от радости победы и религиозного неистовства толпа набросилась и растерзала его. Тело его скатилось вниз по ступеням. Ему отрезали голову и отнесли ее Махди. Взбешенные человекоподобные создания снова и снова втыкали ножи в тело генерала, пока от того, кто был великим и смелым человеком, не осталась лишь бесформенная масса разодранной плоти и окровавленной одежды»⁶⁹¹.

После чудовищного убийства Гордон стал одной из самых популярных исторических личностей позднего Викторианства. В его честь сочиняли стихи, возводили памятники, его портрет даже висел на стене у верного спутника Шерлока Холмса доктора Ватсона. Черчилль также не смог не воздать должное известному и храброму человеку, подбросив дрова в пылающий костер его популярности. В частности, описывая эпизод из биографии генерала, связанный с его назначением секретарем к вице-кролю Индии Джорджу Фредерику Сэмюелю Робинсону, 1-му маркизу Рипону (1827–1909), он назвал Гордона «лучистым светилом, которое стало вращаться вокруг свечного огарка»⁶⁹². Он рассматривал главу, посвященную падению Хартума и убийству Гордона, как лучшее из написанного им до этого⁶⁹³.

После беседы с лордом Кромером Черчилль изменил свое мнение. Касательно приведенной выше фразы, генеральный консул нашел сравнение с «лучистым светилом» «чересчур выспренним», а лорда Рипона со «свечным огарком» – «не совсем корректным». «Сам лорд Рипон, уверен, в обиде не будет, но его друзья могут разгневаться, а большинство попросту вас обсмеют», – заявит он молодому собеседнику⁶⁹⁴.

«Безропотно приняв подавляющую часть суровых критических замечаний»⁶⁹⁵, Черчилль согласился пожертвовать мелодраматичными красотами. Изменения коснулись и описания самого образа Гордона. В финальной версии приводится следующая характеристика этой выдающейся, но не чуждой недостатков личности:

«И достойно всяческого сожаления, что этот человек, свободный от условностей общества, обладал вздорным и капризным нравом, с трудом владел своими страстями, принимал поспешные и непоследовательные решения. Тот, кто еще утром был его заклятым врагом, к вечеру мог стать надежным союзником. Генерал мог возненавидеть друга, которого вчера еще боготворил. Новые идеи постоянно возникали в его голове, они теснились там, соперничая друг с другом. Временами он с жаром пытался воплотить их в жизнь, временами с пренебрежением от них отказывался. Люди знали о достоинствах генерала. Его отвага и изобретательность могли изменить ход войны. Его энергия могла вдохнуть мужество в целый народ. Но необходимо сказать и о том, что немного найдется людей, разбиравшихся в дипломатии и управлении государством хуже, чем Гордон»⁶⁹⁶.

Из Каира Черчилль направился в Англию, где рассчитывал внести коррекцию в уже написанные главы, а также дописать оставшийся материал. Он полностью сосредоточил на книге все свои усилия, планируя завершить ее летом 1899 года. «Будущее предлагает множество планов и возможностей, но я всецело посвящу себя книге, и пока не передам ее в руки издателей, я не смогу думать о чем-то ином», – решил он⁶⁹⁷.

Все больше погружаясь в материал, Черчилль уже хотел не просто набрать дополнительные очки, повысив свою популярность. Его амбиции росли вместе со способностями. Сведя воедино множество разрозненных данных, лично встретившись с большим количеством участников описываемых событий, изрядно потрудившись над стилем изложения, он захотел предложить читателям не просто книгу, не просто «живую и сатирическую критику» – он захотел создать нечто большее: образец высококлассного труда по военной тематике⁶⁹⁸.

Заключительный этап работы был выполнен в Бленхеймском дворце. «Дорогая мама, – писал он из дворца леди Рандольф в августе 1899 года, – я по-прежнему здесь, живу тихо, работаю днями напролет. Надеюсь успеть закончить к концу месяца. Это потрясающая, огромная книга. Оглядываясь назад, на те бесчисленные часы, проведенные за работой, я поражаюсь своему усердию. Книга забирает всю мою энергию, все мои силы, и сейчас, когда осталось совсем немного, я сгораю от нетерпения поскорее все завершить»⁶⁹⁹. Также он скажет, что «почувствует огромное облегчение», едва передаст книгу издателям⁷⁰⁰.

Позже Черчилль следующим образом будет описывать процесс создания литературного труда: «Написание книги – это приключение. Когда начинаешь работу над ней, она становится игрушкой и забавой. Затем – любовницей, далее – госпожой и в конце – тираном. Наконец, в последний момент, уже практически смирившись с ее господством, ты убиваешь этого монстра и швыряешь его публике»⁷⁰¹. «Речную войну» Черчилль «убил» летом 1899 года.

Посвящая себя заключительным аккордам книжной симфонии, Черчилль, тем не менее, находил время, чтобы быть в курсе последних новостей. А новости были. В то время как потомок герцога Мальборо заканчивал в Бленхейме двухтомный труд об истории завоевания Судана, глаза европейской общественности были прикованы к пересмотру нашумевшего дела Дрейфуса. В 1894 году капитан Альфред Дрейфус (1859–1935), работавший в Генеральном штабе Франции, был обвинен в передаче секретных документов германскому атташе. В декабре суд приговорил его к пожизненному заключению и разжалованию. Сам Дрейфус своей вины не признал. На следующий год начался пересмотр дела. В 1899 году дело рассматривалось в кассационном суде. Было принято решение о смягчении приговора до десяти лет тюремного заключения. В 1900 году бывший сотрудник Генерал ьного штаба был помилован президентом Французской Республики Эмилем Лубе (1838–1929). Еще через шесть лет суд окончательно оправдал Дрейфуса, восстановив его в звании. Впоследствии Дрейфус участвовал в Первой мировой войне, дослужился до подполковника, был награжден орденом Почетного легиона. «Развитие дела Дрейфуса удивительно, – писал Черчилль из Бленхеймского дворца в разгар рассмотрения дела кассационным судом. – Еще никогда со времен запрещения гладиаторских боев мир не был свидетелем подобной драмы с настоящей плотью и кровью. Какие все-таки французы низкие и подлые»⁷⁰².

Подойдя к завершающей фазе работы над книгой, Черчилль стал все больше задумываться о том, как оформить свой монументальный труд. Во-первых, посвящение. «История Малакандской действующей армии» была посвящена командующему армии генералу Биндону Бладу. Поступать аналогично и посвящать книгу сирдару Китченеру Черчилль не хотел. Он решил взять выше – посвятить ее премьер-министру маркизу Солсбери. В начале августа он обратился к главе правительства, заметив, что «не забыл оказанной доброты и помощи»⁷⁰³. В знак благодарности он просил принять посвящение его «мудрому государственному управлению»⁷⁰⁴. Солсбери ответил, что будет горд, если Черчилль посвятит ему свой труд. Единственное, он выразил надежду, что автор не станет критиковать ни одно высокопоставленное лицо, предварительно не показав содержащие обвинения тексты⁷⁰⁵.

На следующий день Черчилль направил главе правительства четыре самых резких фрагмента. Смиренно соглашаясь убрать все, что не будет одобрено, он, тем не менее, счел нужным пояснить, что, по его мнению, в книге представлена «честная оценка великой военной службы лорда Китченера»⁷⁰⁶.

Умудрившись привлечь лорда Солсбери в свой литературно-исторический проект, Черчилль достиг сразу двух важных имиджевых целей. Во-первых, посвятив книгу одному из самых влиятельных и колоритных фигур политического небосклона того времени, увеличил ее рыночную привлекательность. Во-вторых, выбрав в качестве цензора действующего премьера, повысил значимость своего текста. Ход был оригинален, и Черчилль еще не раз будет обращаться к нему.

Другой аспект, которому автор уделил самое пристальное внимание, – оформление книги. Он хотел, чтобы она была издана в яркой обложке, включающей желтый и синий цвета. С одной стороны, яркий цвет привлекал. С другой – налицо была прямая аналогия с воинской наградой: медаль «Судана королевы Виктории» своим дизайном олицетворяла синий Нил, текущий по золотистой песчаной пустыне⁷⁰⁷. Издатели поддержат это предложение, и книга действительно выйдет в броском темном сине-зеленом переплете, с позолоченным рисунком могилы Махди на корешке и канонерской лодкой на лицевой стороне.

Третий вопрос касался карт, «самой дорогой и, возможно, самой главной части» книги⁷⁰⁸. Новое произведение Черчилля было не просто исторической работой – оно было посвящено военной истории.

Описываемые события необходимо было не только оживить стилистическими приемами, но и придать им графическую наглядность. Черчилль подошел к этому очень ответственно. В первом издании «Речной войны» будут тридцать четыре карты.

Четвертая тема, волновавшая автора, касалась иллюстраций. Помимо семи фотографий основных действующих лиц (лорд Кромер, Слатин-паша, Уингейт, Хантер[53]53
  Генерал Арчибальд Хантер (1856–1936), участник Суданской кампании, назначен губернатором Омдурмана в 1899 году.


[Закрыть], Китченер, Макдональд, Рандл[54]54
  Генерал Генри Маклюд Лесли Рандл (1856–1934), участник Суданской кампании.


[Закрыть]), Уинстон хотел добавить рисунки. Он обратился к своему ровеснику, ветерану Суданской кампании лейтенанту Ангусу Джону Макнайлу (1874–1950), который был неплохим художником. Макнайл подготовит пятьдесят эскизов, большинство из которых не устроят Черчилля⁷⁰⁹. Однако в предисловии он сохранит политес, отозвавшись о них с холодной вежливостью: «Я не собираюсь обсуждать художественную ценность рисунков, которыми мистер Макнайл украсил книгу, но полагаю, что они аккуратны и точны в деталях»⁷¹⁰. После второго неудачного опыта с иллюстрациями Черчилль постепенно станет терять интерес к размещению рисунков в своих книгах. Впереди его будет ждать еще одна попытка, которая заставит окончательно отказаться от этой идеи.

И наконец, последний в списке, но не по значимости вопрос – вопрос редактирования. Наученный горьким опытом работы с Моритоном Фревеном, Черчилль на этот раз решил обратиться к профессионалу, который хорошо разбирался не только в филологии, но и в военной тематике, а также в специфике описываемых в книге событий. Редактором станет полковник Фрэнсис Уильям Родс (1851–1905), военный корреспондент The Times, принимавший участие в войне и получивший ранение в битве за Омдурман.

Работа с Родсом оставит у Черчилля смешанные впечатления. «Я немного беспокоюсь о Фрэнке Родсе, – признается он матери во время сбора дополнительных сведений в Каире. – От него не так-то много проку. Несколько найденных им обрывочных сведений не слишком ценные. Я всегда полагал, что он сможет собрать целую кучу фактов, а вместо этого мне приходится искать всю информацию самому. Я направил ему несколько глав, так он их раскритиковал, сделав на полях карандашом дурацкие замечания». В целом Черчилль находил Родса «дружелюбным» и для себя решил: если тот не будет вмешиваться в его текст, у него нет никаких возражений, чтобы имя полковника было связано с новой книгой⁷¹¹. Судя по тому, что в предисловии к «Речной войне» Родс удостоен отдельной благодарности Черчилля⁷¹², редактор не слишком мешал честолюбивому автору.

Свое второе произведение Черчилль решил назвать «Речная война: история завоевания Судана». В выборе заглавия с акцентом на великой реке, «дающей жизнь землям, через которые течет», не обошлось без влияния экс-премьера Арчибальда Розбери. Перефразируя Геродота, он заметил однажды: «Нил есть Египет, и Египет есть Нил»⁷¹³. Для читателей Черчилль сделал пояснение, что Нил играет огромную роль в описании Суданской кампании. Он – как «великая мелодия, которая проходит через всю оперу»⁷¹⁴.

«Речная война» была опубликована Longmans, Green, and Co. в ноябре 1899 года. Первоначальный тираж составит две тысячи экземпляров, в январе и июне 1900 года будут сделаны две допечатки общим объемом в одну тысячу экземпляров.

Первые экземпляры Черчилль направит премьер-министру маркизу Солсбери, его племяннику – восходящей звезде британского политического небосклона Артуру Бальфуру, принцу Уэльскому, а также сыгравшему ключевую роль в устройстве амбициозного лейтенанта в уланский полк сэру Ивлину Вуду и главнокомандующему британской армией фельдмаршалу виконту Уолсли. Все пятеро ответили благодарственными письмами, обещая обязательно прочитать книгу, а также выразив уверенность, что найдут ее интересной⁷¹⁵.

Черчилль планировал направить экземпляры лорду Керзону, сэру Уильяму Гэрштину и майору линкольнширского полка Роберту Максвеллу (1861–1939). Однако по чьей-то оплошности этим трем джентльменам «Речную войну» не передали, что вызвало ожидаемое недовольство автора. Пришлось настоять, чтобы они все-таки получили обещанные экземпляры⁷¹⁶. В дальнейшем Уинстон возьмет этот способ самопиара на заметку, активно рассылая свои произведения влиятельным политикам, бизнесменам, военным, газетным магнатам, а также просто близким друзьям, знакомым и родственникам.

Черчилль с нетерпением ждал, как его новое сочинение будет принято прессой и публикой. В момент публикации «Речной войны» он участвовал уже в новом военном конфликте и потому просил леди Рандольф присылать ему все вырезки из газет и журналов, где встречается упоминание о книге⁷¹⁷.

Новый опус был принят хорошо. По мнению Daily Mail, книга являлась «поразительным триумфом», не лишенная недостатков – в первую очередь большой объем (почти тысяча страниц, 250 тысяч слов), – она «хорошо написана, объективна и убедительна»⁷¹⁸. Так же, как это было с первой работой, рецензенты не могли не признать зрелости суждений молодого субалтерна. «Подобное произведение можно ожидать от генерал-лейтенанта, который после многолетней службы в Египте отложил саблю и, взяв в руки перо, рассказывает о деле своей жизни, – писал американский военный корреспондент Ричард Хардинг Дэвис. – Написание же такой книги лейтенантом, времени пребывания которого на Ниле едва хватило для получения загара, настоящее откровение»⁷¹⁹.

Работу Черчилля отметили и государственные деятели, в том числе министр по делам колоний Джозеф Чемберлен, который признался, что прочел книгу с «большим удовольствием»⁷²⁰. Из общего хора похвал выделилась Saturday Review, где было едко замечено, что «только этот удивительный молодой человек мог написать такие громоздкие и надменные тома». Автора обвинили в «необузданном эгоизме» и собственной «непогрешимости»⁷²¹.

Несмотря на критический отзыв, Черчилль остался доволен рецензиями, в целом найдя их «приятными». В некоторых из них он даже уловил намек на «скрытую зависть». «Каждым шагом вперед множишь количество неизвестных врагов», – дружелюбно заметит он своей матери⁷²².

«Речная война» выдержит несколько изданий. В октябре 1902 года в Longmans, Green, and Co. выйдет новое переработанное однотомное издание. Уменьшение объема (на одну треть от первоначального) произошло за счет изъятия рисунков, нескольких карт, а также сокращения приложений и основного текста. По словам самого автора, были удалены куски, содержащие «личные впечатления и мнения, часто спорного характера и несущественные для повествования». Оставшийся текст был «тщательно переработан в свете новой информации и последующих событий»⁷²³. Так, общими фразами, Черчилль объяснил удаление не только захватывающих подробностей и интересных размышлений, но и критических замечаний в адрес сирдара. Кстати, именно его портрет теперь был размещен на фронтисписе[55]55
  В первом издании на фронтисписе тома 1 был представлен портрет лорда Кромера, тома 2 – Китченера.


[Закрыть]. Помимо купюр новое издание включало дополнительную главу, посвященную окончательному разгрому халифы и завершению войны.

Как правило, более поздняя и сокращенная автором версия считается лучше первых редакций. В случае с «Речной войной» эта закономерность верна лишь отчасти. Книга действительно стала более зрелой, но вместе с тем она лишилась невосполнимого – частички самого автора, на момент написания произведения молодого, амбициозного, неутомимого искателя приключений и славы.

В 1915 году к публикации будет подготовлено еще одно дешевое издание. Другое дешевое издание выйдет в 1933 году с допечаткой в том же году, а также в 1941, 1949, 1951 и 1965 годах общим тиражом почти одиннадцать тысяч экземпляров. В новом предисловии Черчилль отметит «превосходную работу создания хорошего правительства и обеспечения изобилия для египтян», выполненную лордом Кромером. Упомянет он и о генерале Китченере, охарактеризовав его как «британского офицера исключительных способностей и безупречной репутации». Автор считал переиздание своей книги полезным. С момента описываемых событий выросло «целое поколение», которое имело «отдаленное представление» о британской политике в Египте и Судане. В итоге, с грустью констатирует Черчилль – уже не писатель, а политик, «не только парламенты, но и правительства принимают невежественные и необоснованные решения»⁷²⁴.

«Речная война» будет пользоваться популярностью у издателей и дальше, став работой, издающейся на протяжении трех столетий: в XIX, XX (в том числе перевод на шведский язык в 1938 году) и в XXI веках. Среди новых изданий присутствуют публикация 1960 года (Landsborough Publications Ltd.), 1964 года (Universal Publishing & Distributing Corp.), 1973 года (N. E. L. Division, Times Mirror Books, Ltd.), 1987 года (Hodder & Stoughton), 2006 года (Dover Publications), 2012 года (Forgotten Books), 2013 года (Skyhorse Publishing). Отдельного упоминания заслуживает тираж (несколько допечаток) издательства St. Augustine’s Press с предисловием и комментариями профессора Джеймса Вальдемара Мюллера. С момента первого издания в 1899 году это первая за более чем столетний период публикация полной двухтомной версии «Речной войны».

Самое время рассмотреть, чем же интересно это произведение. В первую очередь оно привлекает внимание тем, что написано Уинстоном Спенсером Черчиллем и отражает взгляды, а также передает ход мыслей будущего премьер-министра. Например, обращают на себя внимание размышления Черчилля о мимолетности событий, о том, что «каждое поколение относится с безразличием к записям и памятникам» ушедших времен. «Величайшие события в истории становятся незначительными, – сокрушается автор. – Прошлое в одинаковой степени оскорбляет то, что о нем помнят, и то, что о нем забыли»⁷²⁵. Но это оскорбление не проходит безнаказанным. Как верно замечает Черчилль: «Прошлое бросит взгляд на настоящее и с ухмылкой произнесет: “Придет день, когда ты окажешься в том же положении, что и я”»⁷²⁶.

Есть в «Речной войне» и рассуждения, касающиеся методов государственного управления. В частности, о системе сдержек и противовесов: «Еще один принцип управления, которым руководствовался халифа, заключался в том, чтобы поддерживать равновесие между различными племенами и слоями общества. Если какой-либо эмир богател и приобретал серьезное влияние, он становился потенциальным соперником, а следовательно, должен был умереть, быть брошен в тюрьму или лишен имущества. Если какое-либо племя начинало представлять опасность для власти Таайша[56]56
  Одно из имен халифы, происходит от названия его арабского племени.


[Закрыть], его необходимо было усмирять до тех пор, пока эта угроза не исчезала. Так управлял государством дикарь из Кордофана»⁷²⁷.

Черчилль не поддерживал подобные методы. Он считал, что «деспотическая власть не улучшает правителя и не приносит радости подчиненным». Раздражение последних начинает со временем множиться, порождая новую волну «подозрительности и жестокости со стороны суверена»⁷²⁸. Осуждая жестокость, Черчилль в то же время признавал, что рассмотрение методов управления халифы и вынесение суждений о его добропорядочности невозможно без учета антуража, в котором приходилось действовать Абдулле. Своим читателям Черчилль напоминает, что Таайша «руководил непокорными людьми, познавшими власть; тиграми, отведавшими крови»⁷²⁹.

В целом же при оценке решений и моделей поведения правителей прошлого желающие оправдать или осудить их столкнутся, по мнению Черчилля, со «старыми вопросами: оправдывает ли цель средства и правильно ли совершать малый грех для предотвращения большой беды»⁷³⁰. Но против чего наш автор выступает без условий и оговорок, так это против военной диктатуры, резкое неприятие которой будет характерным для него на протяжении всей жизни.

Он считал, что эта форма правления «чужда развитию и дороже всего обходится народу». «Результаты подобного правления всегда плачевны. Глубина той пропасти, в которой оказывается страна, может быть разной в зависимости от места и времени, но господство армии в политике всегда ведет к централизации капитала, быстрому обеднению провинций, падению уровня жизни и обнищанию населения; торговля и образование не развиваются, морально разлагается и сама армия, спесь и потворство своим слабостям становятся отличительными чертами военных»⁷³¹.

Встречаются в книге и типично черчиллевские фразы, отражающие его мировоззрение, его жизненную позицию, которой он будет оставаться верен в дальнейшем: «Я надеюсь, что, когда в нашей стране настанут жуткие времена и когда последняя армия, которую бьющаяся в конвульсиях империя выставит между Лондоном и захватчиками, будет разгромлена и уничтожена, найдутся те, кто не станет мириться с новым порядком вещей и раболепствовать с целью выжить после катастрофы»⁷³².