Текст книги "Уинстон Черчилль. Последний титан"

Перестройка дома обошлась намного дороже, чем предполагалось изначально. Вместо 7 тыс. фунтов пришлось отдать почти в два с половиной раза больше – 18. Свою долю беспокойства внесли и растянувшиеся сроки ремонта: его первый этап завершился лишь в апреле 1924 года. После реконструкции дома Черчилль взялся за прилегающие территории. В северной стороне была построена каменная беседка, посвященная 1-му герцогу Мальборо. Специально для Клементины, в течение многих лет остававшейся страстной поклонницей большого тенниса, в южной стороне сада будет создан корт. Одним же из самых важных нововведений Черчилля стало расширение озера, строительство запруды и открытого бассейна. Для приема водных процедур вне зависимости от погоды бассейн был оборудован сложной отопительной системой с несколькими бойлерами. Также техническое помещение по личному распоряжению Черчилля было сделано достаточно большим и глубоким для использования его в качестве бункера. Владелец Чартвелла был храбрым человеком, но о безопасности никогда не забывал. Тем более что в начале 1920-х годов он получал немало писем не только с угрозами, но и с описанием того, когда и каким способом его собираются лишить жизни. Одновременно с озерами и бассейном в северо-восточной части поместья будут созданы так называемые «водные сады» – цепочка небольших, покрытых мхом и папоротниками, водоемов. Для соединения водоемов друг с другом была разработана специальная система небольших водопадов, а Клементина позаботилась о бело-голубом ковре наперстянок и румянок. В небольшом пруду, расположенном на северо-западной стороне сада, появились золотые рыбки, кормление которых превратилось в одно из любимых увлечений хозяина поместья. Другие пруды стали местом обитания черных австралийских лебедей и мандариновых уток, эти птицы будут запечатлены на многих картинах Черчилля. В процессе обустройства Чартвелла большая роль отводилась озеленению территории. В северной стороне сада появились бамбук, кизильник, мальпигия и гортензия. К югу от пруда протянулась известняковая стена, обрамленная специальным сортом кальмии, названным в честь супруги политика. За северным крылом здания Клементина разбила розовый сад.

Все эти работы требовали серьезных финансовых вложений. Но даже простое поддержание дома обходилось недешево. Чего только стоил обслуживающий персонал: профессиональный повар, две кухарки, две буфетчицы, две уборщицы, одна персональная служанка для Клементины, няня для младшей дочери Мэри и «странный мужчина», следящий за мусором. Учитывая, что в то время женщины, работающие в сфере услуг, получали два фунта в неделю, на оплату восьми помощниц уходило больше 60 фунтов в месяц. И это не считая повара, трех садовников, фермера и шофера. Финансовых издержек требовали и необычные увлечения Черчилля. У него появилось новое хобби – кирпичная кладка. Освоить премудрости этой профессии ему помог каменщик Бенни Барнс. Он же частенько продолжал за политиком неоконченную работу, когда тот возвращался к решению неотложных государственных дел, поэтому сегодня трудно определить, что именно было построено лично Черчиллем, а что – Барнсом. Для истории осталось следующее: руками Черчилля возведены большая разделительная стена длиной 77 и высотой 3,3 метра, а также однокомнатный коттедж для младшей дочери. По воспоминаниям очевидцев, политик занимался кирпичной кладкой увлеченно, порой до четырех часов в сутки, умудряясь класть до 90 кирпичей в час. Черчилль даже вступил в местное отделение Объединенного союза строительных рабочих. Однако вскоре его членство будет аннулировано. Официальная причина заключалась в некорректном заполнении анкеты, хотя на самом деле руководство профсоюза испугала негативная реакция других членов. Один из недовольных даже назвал политика «старым лицемером» и заявил, что «было бы гораздо лучше, если бы ты зарабатывал себе на хлеб кладкой кирпичей, а не игрой с ними и выставлением себя дураком»{164}164
  Цит. по: Buczacki S. Churchill and Chartwell. P. 170.


[Закрыть]. Вся эта история оставила у Черчилля неприятный осадок, не повлиявший, правда, на его увлечение кирпичной кладкой.

В отношении политики, Ллойд Джорджа на посту премьер-министра сменил Бонар Лоу, политический век которого оказался недолог. 22 мая 1923 года он оставил свой пост, а в октябре того же года скончался от рака горла. В день его похорон в Вестминстерском аббатстве Асквит обронил, что рядом с могилой Неизвестного солдата теперь хоронят неизвестного премьер-министра. Преемником Бонара Лоу на посту лидера Консервативной партии и главы правительства станет Стэнли Болдуин (1867–1947). Черчилль был невысокого мнения о новом лидере тори, считая его обладателем «очень заурядного интеллекта» и называя его «деревенского вида бизнесменом, случайно оказавшимся в Кабинете министров»{165}165
  См.: Manchester W. The Last Lion. Vol. I. P. 753; Halle K. The Irrepressible Churchill. P. 153.


[Закрыть]. Но именно с ним ему теперь пришлось выстраивать отношения, от которых зависела его карьера. В августе 1923 года он имел с ним беседу, которая оставила у него приятные впечатления. Единственным камнем преткновения оставался вопрос свободной торговли, к сторонникам которой всегда причислял себя Черчилль и против которой неожиданно выступил Болдуин в октябре 1923 года, объявив через месяц всеобщие выборы. Черчилль выставил свою кандидатуру от Западного Лестера. Выбор избирательного округа, где у него не было поддержки ни прессы, ни местного истеблишмента, оказался странным, что наглядно продемонстрировали результаты: Черчилль набрал всего 9236 голосов против прошедшего в парламент лейбориста с 13 634 голосами. Для Болдуина возвращение к протекционизму также имело негативные последствия. Тори сократили свое присутствие в Палате общин с 346 до 258 мест, лейбористы и либералы заняли 191 и 158 мест соответственно. Уже в самом начале 1924 года стало понятно, что лейбористы и либералы объединят свои силы для низвержения консервативного правительства. Дни Болдуина на Даунинг-стрит были сочтены. 28 января 1924 года в Британии появился новый премьер-министр – Джеймс Рамсей Макдональд (1866–1937). Первый раз в истории страны правительство возглавил представитель Лейбористской партии. Черчилль тем временем бился над возвращением в парламент. Окончательно расставшись с либералами, он выступил независимым антисоциалистом на дополнительных выборах в округе Вестминстерское аббатство, которые прошли в марте 1924 года после кончины местного депутата Джона Николсона (род. 1863). За последние полтора года это была уже третья избирательная кампания, в которой Черчилль пробовал свои силы. Учитывая, что после неудачи на выборах Болдуин отказался от заигрывания с протекционизмом, что сняло последний барьер на возвращение в лоно Консервативной партии, Черчилль решил по максимуму использовать возможности нового союза. Он обратился к Бальфуру, попросив экс-премьера написать письмо поддержки. Бальфур, который имел с семьей Черчиллей длительные и зигзагообразные отношения: от сотрудничества с лордом Рандольфом в 1880-х годах до споров с его старшим сыном в начале 1900-х и затем новым сближением в 1910-х, откликнулся и подготовил соответствующее обращение, которое после согласования с Болдуином было предано огласке. Поддержка мэтра сыграла свою роль, но оказалась недостаточной. Черчилль набрал 8144 голоса, уступив всего 43 голоса победителю – тоже с фамилией Николсон – Ото Уильяму (1891–1978).

В свое время, описывая упущенные адмиралом Джеллико возможности разгромить немецкий флот в Ютландском сражении, Черчилль писал: «Три раза – это много». Три поражения на выборах тоже было много! Да к тому же – очень обидно. Но наш герой не терял надежды. Кооперация «либ-лаб» просуществовала недолго, развалившись из-за разных взглядов в отношении Советской России. В октябре 1924 года в Британии прошли очередные выборы. Новым избирательным округом Черчилля стал Эппинг. На этот раз он одержал убедительную победу, получив почти 60 % голосов электората (19 843 голоса против 10 080 у конкурента). Уверенная победа Черчилля совпала с возвращением Болдуина на Даунинг-стрит в результате не менее уверенной победы тори, получивших в новом парламенте абсолютное большинство – 419 мест против 151 места у лейбористов. Либералы смогли похвастаться лишь 40 мандатами, что фактически ознаменовало их уход с политической арены. Черчилль же, наоборот, вернулся в большую политику. Второй раз он менял партию и второй раз добивался успеха. В новом правительстве он получил пост канцлера Казначейства, который почти сорок лет назад занимал его отец. Это было неожиданное развитие событий, которое вызвало неоднозначные отклики. Одни называли решение премьер-министра «гениальным ходом», позволившим кооптировать непредсказуемого политика, другие опасались, что подобное назначение вызовет протест среди тори и даже приведет к их расколу{166}166
  См.: Documents. Vol. 11. P. 235; Manchester W. Op. cit. P. 785; Gilbert M. Op. cit. Vol. V. P. 60.


[Закрыть]. Болдуин хотел разделить Черчилля и Ллойд Джорджа, тандем которых мог доставить ему немало хлопот. И он добился желаемого.

Черчилль будет руководить Казначейством 4 года и почти 7 месяцев. Это значительный промежуток времени: из семи его предшественников ни один не провел на этой должности и 2,5 лет, а что касается самого Черчилля – за более чем полувековую карьеру это было его самое продолжительное пребывание на посту руководителя ведомства. Исключение составляет лишь премьерство в годы Второй мировой войны и руководство Министерством обороны, которое он совмещал с работой на Даунинг-стрит. Несмотря на столь внушительный срок и столь внушительные достижения – защита в парламенте пяти государственных бюджетов, работа Черчилля в Казначействе является спорным периодом, оставившим у коллег и потомков множество вопросов к нашему герою. Он и сам признавал, что во время этой работы столкнулся с серьезными трудностями, которые иронично обозначил в следующей сентенции: «В финансах все, что приемлемо – ненадежно, а все, что надежно – неприемлемо»{167}167
  Langworth R.M. (ed.). Op. cit. P. 17.


[Закрыть].

Проблема заключалась в том, что в отличие от других ведомств Черчилль слабо разбирался в запутанных национальных и международных финансах. Присущая ему харизма и бесстрашие позволяли демонстрировать уверенность, хотя на самом деле у него не было даже четкого плана действий, лишь общие намерения, сформированные на основе увлечения социальным реформированием двадцатилетней давности. Для британской системы государственного управления подобная ситуация не является чем-то из ряда вон выходящим. В таких случаях министру, являющемуся представителем политической власти, дается в помощь государственная служба – чиновники, осуществляющие всю профессиональную деятельность гражданских министерств и ведомств и находящиеся в подчинении соответствующего постоянного заместителя министра. К моменту назначения Черчилля в финансовое ведомство этот ответственный пост – постоянного секретаря Казначейства – занимал Уоррен Фишер (1879–1948), служивший в течение 20 лет при 9 министрах и являвшийся главой Национальной гражданской службы. Черчилль был недоволен работой Фишера. «В течение года пребывания в Казначействе я едва получил от вас помощь в очень трудных вопросах, которые вынужден решать», – отчитывал он своего заместителя в декабре 1925 года. Постоянный секретарь возражал, считая, что должен помогать исключительно первому лорду Казначейства (премьер-министру). Черчилль пытался объяснить Фишеру, что перед премьер-министром постоянный секретарь несет ответственность «за консультирование в общих вопросах гражданской службы», в остальном же он подчиняется канцлеру Казначейства. Подобный спор был не самым лучшим основанием для выстраивания плодотворных отношений, да они и не сложились. Черчиллю пришлось опираться на других профессиональных помощников{168}168
  См.: Documents. Vol. 11. P. 600–601, 689–690, 1439.


[Закрыть].

Не имея собственных продуманных планов, Черчилль взял на вооружение готовящуюся уже несколько лет инициативу по возвращению к золотому стандарту с довоенным паритетом, в результате чего один фунт стерлингов конвертировался в 4,87 доллара США. У этого шага было много сторонников, считавших, что жесткая конвертация позволит трезво оценивать финансовую обстановку и собственные возможности, способствуя производству конкурентных товаров на экспорт. Было у этого решения и много противников. Среди критиков особенно выделялся известный экономист Джон Мейнард Кейнс (1883–1946), видевший в возвращении к довоенному паритету существенный риск снижения цен на внутренние товары с последующим снижением зарплат, увеличением безработицы и началом забастовок в отраслях тяжелой промышленности. После продолжительных размышлений и обсуждений Черчилль поддержал идею с возвращением к золотому стандарту. Споры с экспертами дались ему нелегко: «Я бы хотел, чтобы мои эксперты в области монетарной политики были адмиралами или генералами, чтобы я мог всегда одерживать над ними верх, если потребуется. Но когда я начинаю обсуждать с ними какой-то вопрос, они быстро переходят на малопонятный мне язык, после чего одерживают верх уже надо мной». В дальнейшем он признает, что допустил ошибку. Историки будут менее категоричны, отмечая, что даже если Черчилль выбрал и неправильный курс, следовать по правильному пути было практически невозможно с политической точки зрения{169}169
  См.: Langworth R. M. (ed.). Op. cit. P. 411; Best G. Op. cit. P. 120; Brown R. The Burden of Statesmanship: Churchill as Chancellor // Finest Hour. № 153. P. 12–19.


[Закрыть].

Возвращение к золотому стандарту вызвало к себе непропорционально большое внимание. Хотя в период руководства Казначейством Черчиллем были приняты также другие решения, которые сам он считал более важными. Он ввел дополнительные налоги на бензин, шелк, дорогие часы, автомобили класса люкс и американские фильмы, сократив при этом подоходный налог для населения с низким доходом. Также он предложил расширение системы государственного страхования в части пенсий – выплаты не с 70, а с 65 лет, а также обязательные выплаты вдовам, их детям и сиротам до 14,5 лет сразу же после потери кормильца. Выплаты были незначительные, но они появились, охватив 15 млн человек. На ниве социального реформирования Черчилль действовал в тандеме с министром здравоохранения Невиллом Чемберленом (1869–1940). Рассказывая о своем взаимодействии с Черчиллем премьер-министру, Чемберлен признавал выдающиеся качества своего коллеги, называя его «яркой личностью». Он также отмечал, что Черчилль ему нравится – «нравится его юмор, жизнестойкость, смелость». Но при этом он считал, что «их разделяет пропасть, которую, боюсь, не преодолеть никогда». Также «ни за какие бы райские блага» Чемберлен «не стал бы членом его команды», называя главным недостатком Черчилля «непостоянство». «Непостоянство обидное слово, но оно очень точно отражает его характер», – заключал министр здравоохранения{170}170
  Documents. Vol. 11. P. 534.


[Закрыть].

Выделение Черчиллем средств на улучшение условий жизни обычных граждан было продиктовано благородными мотивами. Но вся сложность государственного управления состоит в том, что любое решение имеет альтернативные издержки и его реализация предполагает отказ от других инициатив. Так, активно выступая за социальное реформирование, Черчилль вступил в спор с Адмиралтейством из-за военно-морских расходов. В соответствии с Вашингтонским морским соглашением 1922 года соотношение тоннажа судов между США, Великобританией и Японией составляло 5:5:3. Это соотношение распространялось на авианосцы и капитальные корабли, под которыми понимались боевые суда водоизмещением свыше 10 тыс. тонн и орудиями калибра свыше 8 дюймов. Недовольные достигнутым паритетом, японцы решили компенсировать ограничение капитальных кораблей активным строительством судов с орудиями калибра 8 дюймов и водоизмещением 10 тыс. тонн и меньше. В конце 1922 года они заложили два тяжелых крейсера водоизмещением 7,5 тыс. тонн с шестью орудиями калибра 8 дюймов. В 1924 году были заложены четыре тяжелых крейсера с водоизмещением 10 тыс. тонн и десятью 8-дюймовыми орудиями. Для сравнения, калибр самого крупного орудия у британского крейсера составлял 7,5 дюйма, а большинство судов этого класса были вооружены орудиями калибра 6 или того меньше – 5,5 дюйма. Понимая, что Королевский флот начинает отставать, Адмиралтейство подготовило новую программу строительства дополнительно 46 крейсеров к 1936 году. Для ее реализации нужны были средства, которые и были запрошены у Казначейства.

В карьере Черчилля это был уже третий эпизод, когда он участвовал в обсуждении военно-морских расходов. В предыдущие два раза он то стоял на стороне экономистов, то ратовал за расширение финансирования. На этот раз он вновь изменил свою точку зрения. Испытывая недостаток средств для реализации своих социальных программ, он выступил категорически против предложений Адмиралтейства. Мысля широкими категориями, Черчилль вывел спор на уровень международной политики. Он пытался доказать, что реализация программы военно-морских экспертов приведет к ответным действиям со стороны Японии и США, что запустит петлю положительной обратной связи со смещением статей затрат из социальной сферы в сторону милитаризации. В ходе упорных обсуждений, в которых обе стороны прибегали к угрозе отставки, удалось достигнуть компромисса, значительно ограничившего первоначальные запросы Адмиралтейства. Фактически Черчилль одержал победу в этом споре. Но это была пиррова победа. Черчилль допустил стратегическую ошибку в отношении намерений и возможностей японцев. Он свято верил, что войны со Страной восходящего солнца не будет. Единственной веской причиной, которая может вынудить Британию объявить войну Японии, является вторжение японских войск в Австралию. Но «неужели кто-то серьезно полагает, что Япония планирует так поступить» и «каким образом японцы доставят военный контингент в Австралию, если им для этого потребуется пересечь пять тысяч миль океана»? – писал Черчилль премьер-министру. И сам же отвечал: «Это абсурд. Я не верю, что они собираются напасть на Британскую империю, или что от них есть хотя бы малейшая угроза, по крайней мере, нынешнему поколению»{171}171
  См.: Documents. Vol. 11. P. 306, 443.


[Закрыть]. Черчилль недооценил Японию, и допущенные им ошибки в ограничении финансирования, в том числе на строительство военно-морской базы в Сингапуре, буквально через пятнадцать лет привели к серьезным проблемам с потерей британского влияния в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Болдуин уверенно держал штурвал в своих руках. Но британская политическая система не благоволит длительным периодам правления отдельных государственных деятелей. В мае 1929 года произошли всеобщие выборы. Черчилль одержал победу в Эппинге, получив 23 972 голоса против 19 005 у ближайшего противника-либерала. Другие члены Консервативной партии оказались менее успешны. Тори смогли сохранить за собой только 260 мест в Палате общин нового состава против 288 мест, которые обеспечила себе Лейбористская партия. 5 июня Болдуин подал в отставку, передав премьерство Рамсею Макдональду. Вместе с Болдуином свой пост покинул и Черчилль. Эта на первый взгляд ничем не примечательная и вполне обычная смена правительства ознаменовала собой третий кризис в жизни нашего героя. В нем не было ни той скандальности, ни того отчаяния, которые отличали уход из Адмиралтейства в 1915 году; в нем не было ни той неожиданности, ни того недовольства, которыми характеризовалась одновременная потеря мест в правительстве, парламенте и партии в 1922 году. Но только ни Черчилль, ни его коллеги ничего не знали об истинном характере произошедших перемен. В то время как наш герой ожидал скорейшего возвращения в горнило политической борьбы, разразившийся кризис станет самым продолжительным, самым тяжелым, но в то же время самым плодотворным в его жизни.

«Мировой кризис»

Пока Черчилль успешно восстанавливал свою карьеру после катастрофы в Дарданеллах, на книжных полках стали появляться работы, посвященные событиям Первой мировой и его роли в отдельных эпизодах. Часть исторических исследований носила благожелательный по отношению к нему характер. Например новая книга первого биографа нашего героя Маккалума Скотта «Уинстон Черчилль во время войны и мира». Но были и негативные примеры – монография Реджинальда Бретта 2-го виконта Эшера (1852–1930) о фельдмаршале Китченере, в которой в неблаговидном свете описывалось участие Черчилля в обороне Антверпена. И это не говоря о Дарданелльской кампании, представляющей настоящий Клондайк для всех желающих пожурить и унизить потомка герцога Мальборо.

Черчилль всегда внимательно относился к своей репутации и не собирался отдавать ее на откуп критикам. Тем более что сам он прекрасно владел словом и ему не составило бы труда изложить свою версию событий. Еще в 1915 году он признался владельцу Manchester Guardian Чарлзу Скотту (1846–1932), что «с нетерпением ждет того дня, когда сможет опубликовать все факты». Прошло несколько лет, и Черчилль решил приступить к осуществлению задуманного, начав работу над описанием истории печально знаменитой кампании. Не напоминает ли подобное погружение в прошлое «перекапывание кладбища», спросил его Поль Маз. «О да! Только с возможностью воскрешения», – ответил Черчилль{172}172
  См.: Rose J. The Literary Churchill: Author, Reader, Actor. P. 137; Halle K. Op. cit. P. 79.


[Закрыть].

Определяя формат нового произведения, Черчилль использовал метод Даниеля Дефо (1660–1731) из «Записок кавалера» с «нанизыванием исторических событий на беспристрастные воспоминания отдельной личности». При этом основу самих воспоминаний составило не описание, а цитаты из аутентичных и неизвестных широкой публике официальных документов – меморандумов, записок, писем, распоряжений, объединенных в цельное повествование фрагментами-связками. По мнению автора, они гораздо лучше могли передать суть и смысл происходящего. Претендуя на объективность, этот подход имел существенное ограничение – правовые издержки. Большинство используемых документов принадлежали правительству, не говоря уже о материалах с ограниченным доступом. В начале 1922 года Черчилль запросил соответствующее разрешение, мотивируя необходимостью защищаться от инсинуаций других авторов. Он и ранее настаивал на расширении доли обнародованных документов, считая, что подобная практика позволит бороться с искаженным восприятием недавних событий, а также повысит качество исторических работ. Вскоре он получил соответствующее разрешение, однако полностью защитить его от последовавших после публикации нападок оно не смогло. Политические оппоненты стали задавать неудобные вопросы, например кто дал разрешение, а также указывали на нежелательность и опасность подобных публикаций. При подготовке ответов на последовавшие обвинения правительство вернулось к теме обнародования недавних документов, решив более тщательно проработать этот вопрос. На Черчилле это не сказалось, пока. Актуализированные правила публикации документов его коснутся несколько позже. С новым произведением ему пришлось решать и другие, более привычные вопросы – расширение периметра работ и изменение первоначальной концепции{173}173
  См.: Gilbert M. Op. cit. Vol. IV. P. 757; Documents. Vol. 8. P. 673–674.


[Закрыть].

Концентрируясь изначально на описании событий в Дарданеллах, Черчилль впоследствии решил для полноты картины рассказать также о предшествующем периоде – всех трех с половиной годах (1911–1914) руководства им Адмиралтейством. С изменением концепции изменилось и название с «Великого земноводного» на «Мировой кризис». Также увеличился объем, а само произведение расширилось до двух томов: первый описывал события 1911–1914 годов, второй – 1915-го. Учитывая, что большую часть работы над произведением Черчилль совмещал с руководством различными ведомствами, у него не было возможности самостоятельно изучать детали описываемых эпизодов и собирать все необходимые факты. Для этих целей он нанял экспертов, например, возглавлявшего в 1912–1913 годах военно-морскую разведку вице-адмирала сэра Томаса Джексона (1868–1945). Также он активно консультировался с адмиралом флота баронетом Роджерем Кийсом (1872–1945), главой военно-морского конструкторского бюро и главным техническим советником Адмиралтейства сэром Юстасом Теннисоном д’Энкуром (1868–1951), главным маршалом авиации баронетом Хью Тренчардом (1873–1956), который в свою очередь привлек к проекту историка военно-воздушных сил сэра Уолтера Рэлея (1861–1922).

Первый том был опубликован в апреле, второй – в октябре 1923 года. С их появлением Черчилль добился желаемого, создав задел для восстановления своей репутации. Казалось, на этом можно было бы остановиться, но увлеченный автор решил довести свое повествование до конца и поведать читателям о следующих трех военных годах. Из-за работы в Казначействе публикация третьего тома постоянно откладывалась. Он увидел свет лишь в марте 1927 года в двухкнижном формате.

Войдя в число первых летописцев мировой войны, Черчилль не стал останавливаться на достигнутом и еще до публикации третьего тома начал работу над продолжением – о Парижской мирной конференции и первых послевоенных годах. «Я убежден, что в истории вряд ли найдется какой-либо другой период, более подробно описанный, более основательно забытый и менее понятый, чем те четыре года, которые последовали непосредственно за перемирием», – объяснял он. Словно предчувствуя масштаб, глубину и драматизм последствий (кстати, новый том так и стал называться – «Последствия») принятых в эти годы решений, он скажет, что его новая книга станет «по большей части летописью бедствий и трагедий». Это был период, когда «события следовали друг за другом в беспорядке», «люди устали и с трудом находили общий язык», «сила государственной власти падала, материальное благополучие сократилось, проблема денег становилась все более беспокойной». «Люди не могли понять, – писал он, – каким образом победа, превзошедшая все ожидания, привела к слабости, недовольству, партийным раздорам и разочарованию». Четвертый том вышел в марте 1929 года{174}174
  См.: Churchill W. S. The World Crisis. The Aftermath. P. 9, 10.


[Закрыть].

В целом тетралогия Черчилля получила положительные отзывы среди современников. Артур Бальфур заметил, что его коллега написал «восхитительную автобиографию, замаскированную под историю Вселенной». Это было сказано с иронией, но добродушной иронией. Бальфур считал «Мировой кризис» «бессмертной историей», которая служит не только «прекрасным дополнением к великому периоду административной активности» Черчилля, но и сама по себе является «великим произведением». Показательны высказывания коллег нашего героя и в отношении отдельных томов. Главный редактор Observer Джеймс Луис Гарвин (1868–1947) назвал первый том «китом среди мелкой рыбешки», добавив, что автор «отправил мощнейшим ударом повествования всех своих критиков в нокдаун». Ему вторила Марго Асквит, сказавшая, что первый том «великий шедевр, написанный пылкими словами, скромный в части собственного восхваления, посвященный стремительным событиям, отмеченный четкостью изложения, а также содержащий в себе драматическое начало, непревзойденное даже Маколеем». «Я не только восхищен твоим талантом рассказчика, но и проникся величайшей симпатией к твоей борьбе против неприступной стены педантизма и отталкивающего болота нерешительности», – написал однокашнику Леопольд Эмери после выхода второго тома. О третьем томе хорошо сказал Джон Мейнард Кейнс. В его понимании эта книга сублимировала в себе все качества «антивоенного трактата – более эффективного, чем сочинения любого пацифиста». Своей доли похвалы удостоился и следующий том. Историк и романист Джон Бачен (1875–1940), родной брат которого – Алистер, воевал с Черчиллем в одном батальоне в 1916 году и скончался от полученных ранений в 1917-м, не только считал «Последствия» лучшим томом во всей серии, но и охарактеризовал их как «самую лучшую книгу» со времен создания трехтомной «Истории восстания и гражданских войн в Англии» Эдуарда Хайда 1-го графа Кларендона (1609–1674).

Монументальный труд вызывал не только восхищение, но и зависть, переходящую в раздражение. «У вас было время прочитать последнюю книгу Уинстона?» – спросил Эдуард Вуд 1-й барон Ирвин (1881–1959)[16]16
  Эдуард Вуд в 1934 году получил титул 3-го виконта Галифакса, а в 1944 году – 1-го графа Галифакса и вошел в британскую и мировую историю как лорд Галифакс.


[Закрыть] у архиепископа Кентерберийского Космо Лэнга (1864–1945). Лично у него – нет, а Черчилль нашел время написать такой объемный фолиант. «Разве не удивительно, что человек способен совмещать канцлерство в Казначействе с занятием литературой, да еще в таком масштабе?» – неодобрительно изумлялся Галифакс, считая, что было бы «лучше для Уинстона и государственных финансов, если бы он возглавил другое министерство»{175}175
  См.: Documents. Vol. 11. P. 1438–1439, 46–47, 1437, 1462; Gilbert M. Op. cit. Vol. V. P. 6, 15, 229.


[Закрыть].

Хвалебные отзывы были Черчиллю приятны, а на замечания будущего лорда Галифакса и ему подобных он просто не обращал внимания. Главной проблемой и главным достоинством Черчилля была ненасытность. Ему было мало Кубинской кампании и первого журналистского успеха, ему было мало участия в военной кампании в Малаканде и литературного признания первой книги, ему было мало побега из плена и описания своих приключений в Англо-бурской войне, ему было мало успешной публичной деятельности и увлечения живописью, ему было мало руководить войной и описывать ее после заключения мира, – ему всегда хотелось большего. В известном постулате о том, что в этой жизни следует либо сделать что-то достойное описания, либо написать что-то достойное прочтения, – он хотел добиться успеха и там, и там. Причем, когда он брался за перо, ему не терпелось выйти за рамки мемуарного жанра. Он жаждал сказать свое слово в повествовании и оценке событий прошлого, чтобы о нем – о Черчилле говорили и в будущем. «Как странно, что прошлое так мало понимается и настолько быстро забывается, – сокрушался он в апреле 1929 года в беседе с леди Фрэнсис Хорнер (1858–1940). – Мы живем в самый бездумный из веков. Каждый день новые заголовки и неглубокие взгляды. Я пытаюсь ворошить прошлое, приблизить его к нам, чтобы оно смогло помочь нам в решении сегодняшних трудностей»{176}176
  Documents. Vol. 11. P. 1456.


[Закрыть].

Одной из его очередных попыток «разворошить прошлое» стал новый – пятый том в серии, на этот раз о войне на Восточном фронте, который вышел в ноябре 1931 года и рассказывал о «победах, ослеплявших победителей, а также о поражениях, которые не могли сломить дух побежденных». Объясняя выбор темы, он признал собственное удивление, когда обнаружил, «насколько расплывчатыми и зачастую не вполне верными оказались мои представления о схватке между Россией и двумя тевтонскими империями». Он даже хотел назвать новый том «Неизвестная война», однако потом выбрал «Восточный фронт», оставив предыдущее заглавие для американского издания{177}177
  См.: Черчилль У. С. Мировой кризис. Восточный фронт. С. 9, 7.


[Закрыть].

Знакомя англоязычных читателей с неизвестными эпизодами войны на Восточном фронте, Черчилль признавал, что главной заслугой русской армии, этого «могучего парового катка, надежды страдающей Франции и униженной Бельгии», стало переключение на себя значительных сил противника. Причем произошло это в самый напряженный момент начала войны и фактически спасло Францию от разгрома. «Вечная слава царю и русскому народу за их благородный энтузиазм и верность, с которой они бросились в мировую войну», – констатирует Черчилль. Он и дальше в хвалебном тоне отзывается о союзнике, отмечая, что «храбрая, мужественно сражающаяся русская армия» с ее «изумительными успехами, которые навсегда останутся величайшим монументом и навсегда сохранят память об империи Петра Великого», сделала «чрезвычайно много», она «не боялась потерь» и, «несмотря на страшные поражения и невероятное количество убитых, Россия оставалась верным и могущественным союзником»; «в течение почти трех лет она задерживала на своих фронтах больше половины всех неприятельских дивизий и в этой борьбе потеряла убитыми больше, чем все прочие союзники, взятые вместе».