Текст книги "Уинстон Черчилль. Последний титан"

Постановка задач в письменной форме позволяла жестче закреплять ответственность и четче определять права исполнителей. При этом Черчилль не только разрешал, но даже поощрял инициативность со стороны подчиненных, допуская разумное отступление от выданных указаний. «Лучшие генералы те, кто, добиваясь поставленных задач, не связывают себя слишком жестко с разработанными планами», – утверждал он. Ему вообще импонировали незаурядные и неординарные личности, готовые пренебречь условностями и отринуть общепринятые правила ради выдающегося достижения. Учитывая, правда, что подобные личности, как правило, отличались независимостью и были соответственно трудноуправляемы, они не пользовались популярностью у руководства, которое старалось отговорить Черчилля от подобных кадровых решений. Так, например, в бытность руководителем Адмиралтейства, при разработке плана минирования Рейна, наш герой обратил внимание на инженера майора Миллиса Джеффриса (1899–1963) – «замечательного офицера» с «изобретательным и находчивым умом». Став премьер-министром, он решил активнее использовать его незаурядный интеллект в решении задач британской армии. В августе 1940 года Черчилль поинтересовался у Исмея, где сейчас служит майор и кому он подчиняется. Он считал, что «этот офицер обладает всеми необходимыми способностями и личными качествами для повышения». Исмей направил запрос Диллу, который ответил, что ни о каком продвижении не может быть и речи, так как Джеффрис «значится на 150-м месте в перечне майоров инженерных войск». «Не вызывает никаких сомнений, что в условиях военного времени, вместо следования исключительно правилам старшинства, наиважнейшим является продвижение вперед способных кадров», – парировал Черчилль. По его указанию талантливый инженер был переведен из военного ведомства в Министерство снабжения под кураторство профессора Линдемана, а еще через год стал отчитываться лично министру обороны (то есть Черчиллю). Созданное специально под него подразделение – MD1 (Ministry of Defence 1 – Министерство обороны 1), больше известное как «Магазин игрушек Черчилля», располагалось в графстве Бакингемшир всего в десяти милях от Чекерса. Под руководством Джеффриса будут разработаны ручные противотанковые гранатометы (произведено 115 тыс.), бомбы-липучки (произведено 2,5 млн), бомбы-дождевики (произведено 50 тыс.) и взрывные устройства замедленного действия (произведено 250 тыс.){307}307
  См.: Churchill W. S. My Early Life. P. 209; Churchill W. S. Second World War. Vol. II. P. 148; Gilbert M. Op. cit. Vol. VI. P. 746–747.


[Закрыть].

О том, насколько сильным и хитрым может быть сопротивление подчиненных, Черчилль убедился на собственном опыте в случае с другим неординарным офицером – генерал-майором Перси Хобартом (1885–1957). Среди коллег генерал зарекомендовал себя как «импульсивный, непоследовательный и не внушающий доверия» военачальник. В ноябре 1939 года на него поступила жалоба о потере доверия со стороны подчиненных. Спустя четыре месяца из-за своего «раздражительного, вспыльчивого и несдержанного» нрава, а также нежелательной черты «принимать желаемое за действительное» генерал был низведен до позиции капрала отрядов местной самообороны. Черчилль лично знал Хобарта. Возглавив правительство, он вновь встретился с опальным генералом. После чего потребовал его возвращения в ряды вооруженных сил. «Нельзя ждать от гениев следования учебнику», – убеждал он скептично настроенных коллег. Тщетно Дилл пытался переубедить премьер-министра, который напомнил начальнику Имперского генерального штаба о тяжелых последствиях предвоенного скептицизма штабистов к новаторским идеям Хобарта относительно производства танков новых моделей. «Мы находимся в состоянии войны, боремся за наши жизни и не можем позволить ограничивать назначения лишь теми, кто не вызывает враждебных комментариев», – объяснил Черчилль в очередной записке. В личной беседе он сказал Диллу следующее: «Запомните, не только хорошие парни могут помочь выиграть войну, также нужны подлецы и подонки». С большим трудом, «преодолевая предрассудки», генерала удалось вернуть в действующую армию. Сначала он возглавил 11-ю, а затем еще и 79-ю бронетанковую дивизию, на базе которой велись работы по модернизации транспортных и боевых машин и которая тесно работала с MD1 Джеффриса. Но на этом история не закончилась. Осенью 1942 года до Черчилля дошла информация, что Хобарта планируют отправить в отставку по состоянию здоровья, для чего даже подготовлен соответствующий медицинский отчет. Шокированный подобным обращением, Черчилль связался с военным министром и заявил, что не видит оснований отправлять Хобарта в отставку. Дав генералу в очередной раз самую лестную характеристику, он заключил свое обращение следующим образом: «Высшее военное командование – это не клуб. Моя задача и задача правительства Его Величества состоит в том, чтобы одаренным людям не чинили препятствий, какими бы непопулярными эти кандидатуры ни были». Черчилль боролся не зря. В 1944 году «игрушки Хобарта» – огнеметные танки Churchill Crocodile («Черчилль Крокодил») и танки-заградители Crab («Крабы»)[26]26
  «Краб» представлял собой модифицированную версию американского танка «Шерман» с установкой на «Шермане» минного цепа – вращающегося цилиндра из утяжеленных


[Закрыть] – одними из первых примут участие в высадке союзных войск во Франции{308}308
  См.: Documents. Vol. 15. P. 942–943, 962; Vol. 17. P. 363, 1154–1155; Colville J. Op. cit. P. 262, 275.


[Закрыть].

Джеффриса и Хобарта объединяло не только их необычное поведение, но и неординарные достижения, носящие инновационный характер. Черчилль также питал любовь к различным новинкам, уделяя внимание последним веяниям в научной сфере. Заявляя, что Вторая мировая является «войной научных достижений, войной, которую невозможно выиграть без нового вида оружия»{309}309
  Цит. по: Colville J. Op. cit. P. 238.


[Закрыть], он всегда был на стороне способных предложить решение и возможность. Когда в разгар Битвы за Британию разразился скандал между корифеем Генри Тизардом (1885–1959)[27]27
  Доктор Г. Тизард возглавлял Авиационный исследовательский комитет.


[Закрыть] и молодым ученым Реджинальдом Виктором Джонсом (1911–1997), полагавшим, что люфтваффе используют для наводки самолетов радиолучи, он поддержал Джонса, дав ему возможность подтвердить свою гипотезу и генерацией ложных лучей уводить самолеты противника подальше от населенных пунктов. Черчилль также принимал участие в поиске средств сокращения потерь британских бомбардировщиков. Для глушения радаров противника он предложил разбрасывать с воздуха полоски станиоля или другого проводника. В дальнейшем его идея стала известна в научных кругах под кодовым названием «Окно» (Window) и нашла активное применение, причем по обе стороны Северного моря. Свой вклад Черчилль внес и в открытие Второго фронта. Понимая, что одна из трудностей проведения десантной операции состоит в выгрузке техники, людей, боеприпасов и продовольствия на неприспособленное для этого побережье, он предложил сконструировать искусственные береговые сооружения, известные впоследствии как «Багровая гавань» (Mulberry Harbour). Впервые концепция искусственных молов появилась у британского политика еще во времена Первой мировой войны. Когда же спустя четверть века пришло время воплощать ее в жизнь, он озвучил еще две идеи, которые, как потом показали исследования, оказались решающими в проектировании: гавань должна иметь сборную конструкцию для посекционной транспортировки, а также быть отделена от открытого моря искусственными волнорезами. Адекватность последней идеи он лично проверял в присутствии высшего комсостава в наполненной водой ванне, создавая рукой волны и наблюдая насколько эффективно миниатюрный макет волнореза борется с ними. Были у Черчилля и другие идеи, которым из-за своей эксцентричности и ненадобности повезло меньше. Например, траншеекопатель на гусеничном ходу «Культиватор № 6». Находясь под впечатлением огромных потерь от окопной войны в годы Первой мировой, Черчилль предложил в начале нового военного конфликта соорудить машину, способную рыть траншеи к линии обороны противника. Блицкриг немцев в мае – июне 1940 года сделал эту машину бесполезной. Но под влиянием несгибаемой воли британского премьера на свет все-таки появилось несколько моделей, один внешний вид которых был способен если не уничтожить, то напугать противника. Созданный для рытья траншеи глубиной 1,5 метра и шириной 2 метра «Культиватор» весил 130 тонн и имел длину почти 24 метра. Из других оригинальных изобретений Черчилль активно поддерживал проект Луиса Маунтбэттена (1900–1979) «Аввакум» (Habakkuk) – корабль из деревянного остова, заполненного блоками из пайкерита[28]28
  Композиционный материал, состоящий из 86 % замороженной воды и 14 % древесных опилок.


[Закрыть]. В Канаде даже было построено одно судно длиной 18 метров. Подобные сооружения планировалось использовать в качестве бензозаправщиков ВВС, но, учитывая, что лед все-таки тает, они так и не нашли применения.

Понимание важности разведданных, любовь к научным новинкам, а также посильная поддержка неординарных личностей были частью мозаики, которые определяли любовь Черчилля к нетривиальным и неожиданным решениям. Наиболее ярко эта особенность проявлялась в планировании операций, составив основу концепции «стратегического оппортунизма». При этом под «оппортунизмом» понималось не привычное преобладание частных интересов над общими целями, а активное использование возможностей (на латыни – opportunus). Еще в декабре 1939 года, возглавляя Адмиралтейство, Черчилль указывал, что «наша основная стратегия должна формироваться обстоятельствами». В мемуарах он развил эти выводы, признавая, что в отличие от американцев «мы не согласны, что логика и четкие принципы являются единственным способом принятия решений в быстро меняющихся и не поддающихся описанию ситуациях». По его словам, «британцы придают большое значение оппортунизму и импровизации», вдохновляясь не «фундаментальными решениями», а «разворачивающимися событиями». В черновиках также содержалось следующее показательное признание, не вошедшее в окончательную редакцию: «Я не могу согласиться с тем, что оппортунизм является пороком»{310}310
  См.: Documents. Vol. 14. P. 467, 497; Churchill W. S. Op. cit. Vol. III. P. 597; Reynolds D. Op. cit. P. 374.


[Закрыть].

В своей приверженности «стратегическому оппортунизму» Черчилль исходил из трех постулатов, к которым проникся в процессе многолетнего управления и изучения прошлого. Во-первых, ни один человек или группа людей не обладают настолько мощным интеллектом, чтобы просчитать все сценарии и учесть все факторы. Во-вторых, несмотря на большое обилие данных, в том числе благодаря разведке, руководитель все равно принимает решения, располагая иногда неточной, иногда устаревшей, но почти всегда неполной информацией. В-третьих, наступление всех событий носит не детерминированный, а вероятностный характер и даже при высокой вероятности какого-либо исхода всегда есть место случаю, способному кардинально изменить результат. Опираясь на эти три постулата, Черчилль считал, что нужно видеть четко главную цель, а путь движения к ней определять сообразно ситуации, оставаясь при этом всегда готовым к неожиданностям и экспромту. В определенном смысле британский политик следовал прусскому генералу Карлу фон Клаузевицу (1780–1831), объяснявшему, что «война – это область неопределенности» и от военачальника требуется найти золотую середину между осторожным благоразумием и рискованным авантюризмом{311}311
  Clausewitz C. On War. Oxford: Oxford University Press, 2007. P. 46.


[Закрыть]. Именно через призму «стратегического оппортунизма» и следует рассматривать многие решения Черчилля в период военного премьерства. Эти решения не все будут правильны, но в итоге они позволят ему привести британский народ к победе.

Годы разочарований, поражений и ограничений

При упоминании имени Черчилля очень часто задается вопрос – что именно сделал британский политик, чтобы привести свою страну к победе в самой крупной войне в истории человечества, обеспечив себе тем самым почетное место в сонме великих исторических личностей? Для ответа на этот вопрос рассмотрим один стратегический документ, описывающий реалии мировой войны и подходы для достижения победы. Признавая, что британским вооруженным силам придется иметь дело с «более подготовленными к тотальной войне» противниками, делался вывод о том, что на первой стадии войны необходимо использовать любой удобный случай для «нанесения решающих ударов по Италии» и «сдерживания Германии» с одновременным наращиванием сил для последующего наступления на Третий рейх. Наращивание сил и ведение боевых действий против более слабого противника планировалось сопровождать подрывом способности Италии и Германии к сопротивлению с применением «мер экономического воздействия». Важным дополнением этих планов было «обеспечение благожелательного нейтралитета или активной поддержки других держав, и особенно США».

По сути, приведенная оценка вкратце описывала программу, реализованную Черчиллем. Но только составлен этот план был не нашим героем, он вообще был разработан до назначения будущего военного лидера Великобритании на пост премьер-министра. Более того, этот документ появился еще до начала войны – в апреле 1939 года, благодаря совместным усилиям британских и французских штабистов{312}312
  Батлер Дж. Большая стратегия. Сентябрь 1939 – июнь 1941. С. 32–33.


[Закрыть]. Большая стратегия Соединенного Королевства была к моменту прихода Черчилля в правительство определена и, если не считать разногласий с отдельными коллегами, реализовывалась последовательно и уверенно. Даже инициативы Черчилля на посту первого лорда Адмиралтейства, связанные с проведением военной операции в Балтике, минированием территориальных вод Норвегии и судоходных рек в Германии, полностью соответствовали общему фарватеру принимаемых решений и были не актами наступательных действий, а еще одним средством активно применявшейся экономической блокады. В этой связи, когда путь был прочерчен, правильным будет вопрос не что сделал Черчилль, а как он это сделал. Именно выбранные им средства и определили его место в истории. Хотя этот выбор и дальнейшая реализация были связаны с множеством ограничений, проблем и изъянов, преодоление которых также повлияло на восприятие личности нашего героя современниками и последующими поколениями.

Рьяно приступив к исполнению обязанностей премьер-министра, Черчилль как никто в британском руководстве знал о том, насколько сильно в народе преобладают миротворческие настроения, поощряемые его предшественниками в 1930-е годы, насколько неподготовлена британская армия к встрече с вермахтом, насколько уступает британская экономика производственным мощностям и ресурсной базе противника. Он знал, что его премьерство будет тяжелым. Но даже он не представлял, с насколько масштабным и глубоким кризисом ему придется столкнуться и насколько сложные вопросы встанут на повестке дня буквально через несколько недель после его назначения.

Опираясь на опыт предыдущей войны, Черчилль готовился к кровопролитным сражениям на континенте. Также, разделяя взгляды экспертов об ограничениях немецкой экономики и невозможности вермахта одновременно противостоять в полном объеме Франции и Британии, он готовился к тому, что немцы постараются захватить Бельгию и Нидерланды с переходом к позиционной войне с Францией и бомбардировкам Британии с нарушением ее коммуникаций и линий снабжения. Но в Берлине подготовили сюрприз. Отвлекая внимание союзников на севере, они сосредоточили основной удар через считавшиеся непроходимыми Арденны. Вторгнувшись широким клином на территорию Франции, моторизованные колонны немецких захватчиков устремились к Парижу и на север, отрезая армии союзников от линий снабжения и загоняя их на побережье Ла-Манша. Утром 15 мая глава правительства Франции Рейно разбудил Черчилля телефонным звонком, сообщив британскому коллеге: «Мы потерпели поражение… Нас разбили, мы проиграли». Черчилль попытался успокоить собеседника, объясняя, что «наступление скоро прекратится»{313}313
  Черчилль У. С. Указ. соч. Т. 2. С. 30.


[Закрыть]. В прошлой войне фронт всегда стабилизировался, напоминая больше движение маятника, чем удар молнии. Но в этой войне все было иначе.

Черчилль попытался уточнить у командующих на местах масштаб катастрофы. Но не добившись от них вразумительных ответов, решил сам направиться в Париж. В течение следующих четырех недель он будет пять раз пересекать Ла-Манш, сокрушаясь над тем, как с каждым разом среди французского руководства усиливается растерянность, паника и желание капитулировать. Черчилль старался ободрить, вдохновить и убедить Рейно продолжать сражаться. Одновременно на французского премьера оказывалось противоположное влияние. Причем не только со стороны коллег, но и из уст любовницы графини Элен де Порт (1902–1940), которая пыталась склонить своего возлюбленного к мысли, что Франции не стоит подвергаться разрушениям, необходимо остановить ужасы войны и заключить перемирие. «Эта женщина разрушает за ночь все, что я создаю в течение дня, – жаловался британский премьер. – Разумеется, она может предложить ему то, что я предложить не в состоянии. Я могу убедить Рейно, но я не могу с ним спать»{314}314
  Цит. по:: Hastings M. Op. cit. P. 47.


[Закрыть].

У Черчилля были проблемы и посерьезнее графини де Порт. В той ситуации, в которой оказалась Франция в мае – июне 1940 года, одними словами и харизмой помочь было нельзя. Рейно требовал истребителей, французские командующие – объединения разрозненных армий и проведения контратаки. В обоих случаях Черчилль столкнулся с трудным выбором. Если Франция капитулирует, то вся оказанная ей помощь станет напрасной, а все потери в сражениях на континенте критическим образом ослабят обороноспособность его собственной страны. В то же время без внешней помощи Франции не выстоять. Для истории останется основанное на холодном прагматизме эгоистичное решение Черчилля поставить сохранение истребительной авиации для защиты Острова выше помощи союзнику. На самом деле британский премьер колебался. Идя наперекор экспертам, он несколько раз убеждал Военный кабинет о срочной необходимости направить во Францию эскадрильи истребителей, а также искал различные компромиссные варианты, например, с возвращением истребителей ночью на британские аэродромы. Унижения и разочарования также сопровождали организацию контратаки. Еще до получения приказа главнокомандующий Британскими экспедиционными силами во Франции генерал Джон Верекер 6-й виконт Горт (1886–1946) принял 25 мая решение не соединяться на юге с французскими частями, а спасать войска, пробиваясь с ними в Дюнкерк для последующей эвакуации. В других обстоятельствах такое решение могло бы закончиться трибуналом, но учитывая, что Черчилль (пусть и с опозданием) пришел к аналогичному выводу, лорд Горт получил одобрение и похвалу.

Теперь будущее британской армии зависело от небольшого гарнизона в Кале, который сдерживал немецкие танки, прикрывая эвакуацию из Дюнкерка. 26 мая командующий гарнизоном бригадир Клод Николсон (1898–1943) получил телеграмму, в которой сообщалось, что эвакуации из Кале не будет. 30-я бригада Николсона приносилась в жертву ради спасения своих товарищей в Дюнкерке. Большая часть гарнизона погибла, остальные вместе со своим командиром попали в плен. Решение удерживать Кале далось Черчиллю тяжело. Во время ужина обычно словоохотливый премьер молчал, заметив лишь, что «чувствует физическую боль» от сложившейся ситуации. Черчилль вставит это высказывание в мемуары, но ни словом не обмолвится о том, «насколько расстроенным», по словам Исмея, он выглядел в момент их произнесения. Не войдут в мемуары также следующие размышления автора о дихотомии страдания и решительности, сохранившиеся в черновиках: «Оставаться бесчувственным в самый разгар страданий является признаком убогости личности, которым, я надеюсь, не обладаю, но гораздо хуже оказаться неспособным действовать». «Ни одна великая страна никогда не была спасена хорошими людьми, потому что хороший человек никогда не пойдет настолько далеко, насколько потребуется», – писал об этой дилемме английский писатель Хорас Уолпол (1717–1797).

Эвакуация из Дюнкерка продлилась с 26 мая по 4 июня. Вместо ожидаемых 50 тыс. человек на британский берег было вывезено свыше 338 тыс. солдат, из которых две трети приходилось на британцев и треть – на французов. И хотя, как заметил Черчилль, «эвакуацией войны не выигрываются», это был первый проблеск будущей победы. Узнав, что в первые дни основная масса эвакуировавшихся войск приходилась на британцев, Черчилль распорядился активнее спасать французских военных, считая, что диспаритет в подобном вопросе нанесет «непоправимый ущерб» союзным отношениям. Но союзным отношениям это не помогло. Франция стремительно двигалась к капитуляции. Не помог даже такой отчаянный шаг, как идея создания совместного политического союза Франции и Великобритании с объединением суверенитета, гражданства и вооруженных сил. Черчилль был сначала против этой идеи, но затем поддержал ее, заметив, что «мы не должны давать повод обвинять нас в отсутствии воображения». Декларация была подготовлена, но так и не была опубликована{315}315
  См.: Documents. Vol. 15. P. 139, 148, 149–150, 348; Churchill W. S. Op. cit. Vol. II. P. 73; Ismay H. Op. cit. P. 131; Reynolds D. Op. cit. P. 278; Hansard. Series 5. Vol. 361. Col. 791.


[Закрыть].

Шестнадцатого июня во Франции сменился премьер-министр. Вместо профессионального политика Поля Рейно правительство возглавил герой Первой мировой войны, сторонник капитуляции маршал Франции Филипп Петен, первым же делом затребовавший перемирия. Договор был подписан 22-го числа в декорациях Первой мировой войны: в том же самом вагоне, в том же самом Компьенском лесу, что и перемирие 11 ноября 1918 года. Только теперь Германия принимала капитуляцию бывших победителей. Предчувствуя поражение Франции, 10 июня на стороне Германии в войну вступила фашистская Италия. Теперь после нового Компьенского перемирия Великобритания осталась один на один с германо-итальянским блоком. И Черчиллю теперь предстояло ответить на вопрос, что делать дальше – пойти по пути бывшего союзника или продолжить борьбу в одиночестве с превосходящими силами противника. Обсуждение этого вопроса началось еще во время эвакуации из Дюнкерка. В течение трех дней 26–28 мая Военный кабинет собирался для поиска ответа девять раз. Столь большое количество заседаний указывало на неустойчивое положение премьер-министра, которому не хватало политического веса убедить коллег в своей точке зрения. Черчилль учел неудачный опыт председательства в Военном координационном комитете, спрятав командирский тон во внутренний карман пиджака. Теперь ему действительно пришлось убеждать, взвешивая каждое слово и пряча мысли за эвфемизмами. Главным его оппонентом был лорд Галифакс, выступавший не столько за капитуляцию, сколько за привлечение Италии (в надежде сохранить ее нейтральность) в качестве посредника в возможных переговорах с Германией. Черчилль был против подобных обсуждений, заявляя, что «нации, которые шли ко дну в результате борьбы, восстанавливались, в то время как со сдававшимися без боя было покончено». Понижая градус дискуссии, Черчилль сделал несколько реверансов в сторону Галифакса, не отвергая окончательно идею с переговорами. Например, «если мы продолжим борьбу и потерпим поражение, мы получим условия не хуже тех, которые можем получить сейчас». Но заседания все равно проходили в напряженной и взрывоопасной обстановке. Галифакс даже собирался подать в отставку, и Черчиллю пришлось уединиться с ним на примирительный разговор в саду Даунинг-стрит. Премьер-министра поддерживали лейбористы – Эттли и Гринвуд. Решающим было мнение Чемберлена, который осторожничал и колебался, а на восьмом заседании встал на сторону Галифакса, не увидев ничего критичного в том, чтобы дать понять Германии о готовности Британии «рассмотреть приемлемые условия». После этого, чувствуя, что он теряет контроль над дискуссией и Военным кабинетом, Черчилль собрал в своем офисе в Палате общин порядка двадцати младших министров, не знавших о наметившемся расколе. Он выступил перед ними с вдохновенной речью, которая завершалась следующими словами: «Если долгая история нашего Острова подошла к концу, пусть это произойдет, когда каждый из нас будет лежать на земле, захлебываясь собственной кровью». В ответ последовала ожидаемая реакция абсолютной поддержки, которая дала Черчиллю неоспоримый козырь на следующем заседании Военного кабинета. При таком раскладе Чемберлен спасовал, а Галифакс отступил{316}316
  См.: CAB 65/13. P. 179–180, 187; Documents. Vol. 15. P. 183.


[Закрыть].

В тот день – 28 мая – Черчилль одержал свою первую победу, но война продолжалась. Продолжилось и давление в пользу перемирия. К мирному урегулированию призвал Ватикан, а также влиятельные нейтралы. Георг VI получил личное обращение от короля Швеции Густава V (1858–1950), предложившего встретиться и «обсудить возможность заключения мира». Недовольные политикой Черчилля имелись и в самой Англии: аристократы, бизнесмены, политики. Причем среди последних были не только влиятельные персоны настоящего, но и ведущие политики прошлого, например, Ллойд Джордж, который считал, что «правительство должно принимать во внимание любые мирные предложения», а также звезды политического небосклона будущего, например, председатель Совета по образованию консерватор Ричард Остин Батлер (1902–1982), не исключавший компромиссного мира{317}317
  См.: Манчестер У., Рейд П. Указ. соч. С. 130–131; Hastings M. Op. cit. P. 27, 105.


[Закрыть].

Черчилль настаивал на продолжении борьбы, подтверждая свои слова действиями. После капитуляции Франции обострился вопрос дальнейшей судьбы французского флота. Переход его под контроль кригсмарине и итальянского флота мог значительно осложнить жизнь британцам. Опасаясь, что Гитлер разыграет эту карту и заберет у французов флот за счет облегчения условий их перемирия, Черчилль решил действовать с опережением. Ранним утром 3 июля в британских портах без боя были интернированы все французские суда. Иначе обстояло дело с французским флотом в средиземноморских портах. Корабли, базировавшиеся в Тулоне и Дакаре, были недоступны для британцев. В отличие от Александрии и базы Мерс-эль-Кебир во Французском Алжире на последней находилась мощная эскадра: 6 подводных лодок и 34 корабля, включая новейшие линейные крейсера Dunkerque («Дюнкерк») и Strasbourg («Страсбург»), линкоры Provence («Прованс») и Bretagne («Бретань»). Благодаря дипломатическим талантам и выдержке командующего британским Средиземноморским флотом адмирала Эндрю Каннингема ситуация в Александрии разрешилась благополучно, после волнительных переговоров французы согласились привести свои корабли в состояние негодности к боевым действиям. В Мерс-эль-Кебире восьмичасовые переговоры, наоборот, закончились неудачно. В 17.54 вице-адмирал Джеймс Сомервилл (1882–1949) отдал приказ открыть огонь. После пятнадцатиминутного обстрела Dunkerque и несколько других судов были уничтожены, а Strasbourg удалось скрыться. В результате обстрела погибли 1,5 тыс. французских моряков, поставив жирную кляксу в истории англо-французских отношений. Большую роль в этом эпизоде сыграл лично Черчилль, который не только внимательно следил за ходом переговоров, но и фактически инициировал нападение на суда бывшего союзника. Впоследствии он назовет это решение «ужасным», «невыносимо трудным и противоестественным», «словно лишаешь жизни собственного ребенка». Многолетнему франкофилу Черчиллю оно действительно далось нелегко, лишний раз показав, что в отношении государственных деятелей неприменимо использование термина «симпатии» (или «антипатии») к иностранным государствам, для них важны лишь интересы своей страны. Черчилль объяснит расстрел флота бывшего союзника необходимостью продемонстрировать всему миру, что британцы будут сражаться до последнего и на этой тропе они пойдут до конца{318}318
  См.: Churchill W. S. Op. cit. Vol. II. P. 205; Moran C. Op. cit. P. 316.


[Закрыть].

Дав понять всему миру и Германии, что Британия настроена серьезно продолжать борьбу, Черчиллю и британскому руководству теперь предстояло решить следующую сложную задачу: каким образом, не имея союзников и лишившись тяжелого вооружения, брошенного на побережье Северной Франции во время эвакуации, если не победить, то хотя бы не проиграть войну. У этой задачи было два основных аспекта – оборона и нападение, которые были связаны друг с другом через использование одинаковых ограниченных ресурсов. В первую очередь распределение ресурсов зависело от вторжения – состоится ли оно или Гитлер не решится на рискованный шаг. Большинство военных экспертов считали, что вторжение неминуемо. На это же указывали многочисленные разведданные, включая мириады косвенных фактов, подтверждающих подготовку броска, а также непрекращающийся поток сообщений с указанием конкретных дат его начала. Черчилль глубоко изучал вопрос вторжения еще до Первой мировой войны и для себя пришел к выводу, что проведение столь масштабной операции невозможно без обеспечения контроля в воздухе, на море, а также наличия десантных судов. Ни того, ни другого, ни третьего у Германии летом 1940 года не было. Руководствуясь этими доводами, британский премьер считал, что вторжение не состоится. Но можно ли подобные рассуждения принимать за руководство к действию? Многолетний опыт Черчилля подсказывал ему, что нет. «Очень глуп будет тот, кто, несмотря на всю ясность и уверенность своего мышления, не посчитается с какой-либо возможностью, против которой следует принять меры», – делился он своими сомнениями. Не исключено, что он что-то не учел или о чем-то не знает и казавшееся ему непреодолимым препятствие уже не представляет проблем для немецких военных.

Не имея возможности рисковать в столь важном вопросе, Черчилль распорядился максимально защитить подступы к Альбиону, сосредоточив к недовольству командующего Флотом метрополии суда у Восточного и Южного побережий. Одновременно на острове всегда оставалась боеспособная армия для оперативного отражения неожиданной атаки. Угроза вторжения также активно поддерживалась в общественном сознании, позволяя держать «каждого мужчину и женщину в высшей степени готовности». Следуя примеру великих военных лидеров прошлого, Черчилль сжег пути к отступлению. Он приказал отменить эвакуацию детей и наиболее ценных произведений искусства в США и Канаду. Каждый британец (и британка – Черчилль собирался в случае вторжения послать в бой и мужчин, и женщин) должен осознать, прочувствовать и принять – если нога немецкого солдата вступит на Остров, то у британцев останется только один выход – либо победить захватчиков, либо пасть в борьбе с ними{319}319
  См.: Черчилль У. С. Указ. соч. Т. 2. С. 226, 139, 86; Documents. Vol. 15. P. 422, 494–495, 496–498, 799, 221, 451; Colville J. Op. cit. P. 142, 145.


[Закрыть].

До вторжения не дошло, но настрой британцам пригодился. Черчилль оказался прав, когда в своем выступлении 18 июня констатируя, что «Битва за Францию подошла к концу», предсказал начало нового этапа войны – Битвы за Британию, от исхода которой, по его словам, «зависит наше собственное существование, продолжение наших институтов и нашей империи»{320}320
  Eade C. (ed.) The War Speeches. Vol. I. P. 206.


[Закрыть]. Поверив Герману Герингу, Гитлер решил сломить дух британцев непрерывными бомбардировками сначала промышленных центров и военных объектов, а затем крупнонаселенных городов. Но британцы оказались крепким орешком. Разрушение домов и любимых памятников архитектуры вызвало у них вместо отчаяния и паники злость и желание ответить тем же. Кроме того, в небо поднялись истребители, которые под методичным и уверенным руководством своего командующего главного маршала авиации Хью Даудинга (1882–1970) дали бой люфтваффе. Продлившаяся с 10 июля по 30 октября 1940 года Битва за Британию стала первым эпизодом Второй мировой войны, когда хваленая немецкая военная машина, знавшая до этого только победы, дала сбой и потерпела поражение. Немцы и дальше продолжат бомбить британские города, сначала бомбардировщиками, затем крылатыми ракетами Фау-1 и Фау-2, но момент был упущен. Без господства в воздухе вторжение было невозможно. И поэтому разворачивая свои силы для кампаний на востоке, Гитлеру ничего не оставалось, как смириться с тем, что на западе остается непокоренный Остров, который будет мешать реализации его планов.