Текст книги "Уинстон Черчилль. Последний титан"

Консерватизм Черчилля усугубился на фоне пессимизма. «Я не верю в этот дивный новый мир, – делился он со своими помощниками в годы войны. – Покажите мне хоть что-то хорошее в новых вещах». «Я всегда считал замену лошади двигателем внутреннего сгорания мрачной вехой в развитии человечества», – заявил он в парламенте в 1952 году. «Как бы я хотел, чтобы люди никогда не научились летать, – сказал он в июне 1954 года. – Мир резко уменьшился после того, как братья Райт поднялись в воздух. Это был прискорбный час для Англии»{457}457
  См.: Moran C. Churchill at War. P. 224; Hansard. Series 5. Vol. 502. Col. 2037; Moran C. Churchill. The Struggle for Survival. P. 280.


[Закрыть]. Неужели Черчилль искренне выступал против всех тех изобретений – телефона, автомобиля, электричества, телевидения, которые сделали жизнь человечества лучше? Разумеется, нет. Черчилль не был врагом научно-технического прогресса. Он выступал против разрушительных последствий, к которым он может привести при неумелом и неразумном использовании его плодов. Большинство научных прорывов совершается учеными из чистых побуждений, но далеко не все открытия способствуют достижению благородных целей. Многие из удачных и перспективных изобретений, до того как войти в жизнь обычных людей, сначала опробываются военными и используются для истребления.

Черчилль неоднократно демонстрировал в своей тетралогии корреляцию между прогрессом и разрушением, особенно в первом томе, создававшемся до начала Армагеддона. Эта тема встречается уже в самом начале. Отмечая, что «неолитический человек изобрел способ шлифовать камень», автор сообщает сферу применения этого открытия: «придавая камню необходимую форму для убийства». «Это означало большой прогресс, – не без мрачной насмешки пишет он, – но впереди были и другие изобретения». Новые изобретения также были связаны с «усовершенствованием человеческих методов разрушения». «Люди, вооруженные бронзовым оружием, могли одолеть тех, кто имел кремневые аналоги, – описывается следующий виток развития человечества. – Это изобретение было принято на ура, и бронзовый век вступил в свои права». Новый металл – железо – позволил тем, кто освоил его выплавку, уничтожать «людей бронзы», и в этом достижении, пишет Черчилль, «через минувшие тысячелетия мы ясно узнаем себе подобных». «Нет никаких сомнений, – продолжает он с язвительной интонацией, – железо лучше всего подходит для того, чтобы ломать черепа», и «двуногое существо, способное убить другого железным оружием, наш современник назвал бы человеком и братом». Следующей ступенькой человеческого прогресса стало изобретение стрелкового оружия, среди которого долгое время лидирующие позиции занимал длинный лук. «Стрела, пущенная с расстояния 250 ярдов, производила такой поражающий эффект, равного которому не имело ни одно метательное или стрелковое оружие пехоты вплоть до Гражданской войны в Америке», – информирует Черчилль своих читателей. Несмотря на эффективность, в начале XV века у лука появился конкурент. «В клубах дыма и раздражающе резких буханьях пушек система, управлявшая христианским миром и направлявшая его развитие в течение пятисот лет, превращалась в руины, на месте которых предстояло подняться новому зданию»{458}458
  См.: Черчилль У. С. Указ. соч. Т. 1. С. 39, 41, 42–43, 363, 383.


[Закрыть].

Человек должен научиться преобразовывать разрушительный потенциал научно-технических открытий в сферы полезного применения. Но у Черчилля и на этот счет были большие сомнения. Выступая в марте 1949 года в Массачусетском технологическом институте, он напомнил слушателям, что, когда в 1872 году Жюль Верн написал свой знаменитый роман «Вокруг света в 80 дней», это произведение воспринималось как «чудо и предзнаменование». «Сегодня вы можете совершить подобное путешествие за четыре дня, – резюмирует Черчилль, – но вы немногое увидите на своем пути». Скорость требует жертв. Чем быстрее скользишь по поверхности, тем меньше погружаешься в глубину. Легкость суждений, разброс мыслей и погоня за впечатлениями станут бичом новой эпохи с ее суетой, спешкой и непродуманностью. Изменения стали настолько быстры и разнообразны, что человек просто неспособен успевать за ними. Все эти перемены, по словам Черчилля, «ни на йоту не улучшили ни умственные способности индивида, ни его моральные качества». События стали масштабнее, достигнув «гигантских пропорций», а «человек, не изменивший своих размеров» стал в «относительных величинах лишь меньше». Поэтому сегодня «больше нет великих людей, способных управлять событиями». Ограниченность человека на фоне непрерывных научных открытий стала, по мнению политика, серьезной угрозой для цивилизации. «Наука дала нам в руки огромную новую власть и одновременно создала условия, недоступные нашему пониманию и еще более недоступные нашему контролю». Хотя человек и продолжает питать «иллюзию», что остается господином свершенных им открытий, на самом деле он не более чем «жертва стремительного течения и водоворота событий, торнадо, в эпицентре которого он оказался, являясь более беззащитным, чем был ранее». Наука, которая раньше «служила человеку, сейчас становится его господином». Отныне человечество оказалось в непростых условиях «великой деморализации, вызванной учеными», констатировал Черчилль{459}459
  См.: Gilbert M. Op. cit. Vol. VIII. P. 466; Hansard. Series 5. Vol. 537. Col. 1893; Colville J. Op. cit. P. 682.


[Закрыть].

Несмотря на печальные выводы, британский политик не отчаивался. Тучи сгустились, но осталось место и для луча надежды. «Мы живем в эпоху, когда наука со слепой щедростью предлагает человечеству выбор между золотым веком процветания и самой ужасной формой уничтожения», – сказал Черчилль в апреле 1953 года{460}460
  Цит. по: Gilbert M. Op. cit. P. 816.


[Закрыть]. Выбор за нами.

«Оставь надежду»

После отставки с поста премьер-министра насыщенная политическая деятельность Черчилля подошла к концу. Он еще дважды выставлял свою кандидатуру на выборах в парламент – в мае 1955-го и в октябре 1959 года, неизменно побеждая с большим перевесом[49]49
  25 069 голосов против 9261 в 1955 году и 24 815 против 10 018 в 1959-м.


[Закрыть]. Но больше он в парламенте не выступал, сказав в течение следующих девяти лет пару фраз и задав один вопрос. Происходящие в мире изменения вызывали у него все меньше интереса. Например, узнав в октябре 1957 года о запуске первого искусственного спутника Земли, он написал супруге, что его эта новость «не слишком беспокоит», добавив, правда, что подобного рода достижения говорят о «превосходстве советской науки над американской». Друзьям он признавался, что «ищет способы провести остаток дней в радостной обстановке». В его понимании это означало занятия живописью, игру в казино и коневодство, которым он увлекся еще в 1949 году по совету своего зятя Кристофера Соумса (1920–1987). В 1950 году Черчилля избрали членом Жокей-клуба, в который в свое время входил еще его отец. За пятнадцатилетнюю карьеру коневода через конюшню Черчилля прошли 12 кобыл и 40 жеребцов, которые одержали свыше 70 побед на различных турнирах Ирландии, Австрии, Франции, США и Великобритании. Самым же любимым скакуном был Колонист II, который только за один год одержал восемь побед и выиграл кубок Жокей-клуба. В память о своем любимце Черчилль попросил художника Рауля Миллеса (1901–1999) запечатлеть его образ на холсте. Из мест отдыха Черчилль предпочитал юг Франции, особенно виллу издателя Эмери Ривза Ла Пауза, которую в свое время друг нашего героя 2-й герцог Вестминстерский подарил своей любовнице Коко Шанель. Специально для Черчилля на вилле появилось кресло-коляска особой модели, на которой пожилого джентльмена спускали к морю, а затем поднимали обратно наверх{461}461
  См.: Hansard. Series 5. Vol. 614. Col. 871; Vol. 640. Col. 179W; Vol. 650. Col. 609; Soames M. Winston and Clementine. P. 621; Gilbert M. Op. cit. P. 1250.


[Закрыть].

Потратив свою жизнь на создание будущего, теперь Черчилль жил прошлым. Думал ли он о своем месте в истории? Наверняка. Сам он много сделал, чтобы оставить потомкам тот образ своей личности, какой считал благожелательным. Кроме того, он был автором 34 книг, которые также впишут его имя в анналы истории. В последние годы жизни Черчилль принял участие еще в одном проекте, направленном на укрепление посмертной славы. «Каждый знает – кто завоюет молодежь, завоюет будущее», – заметил однажды Карл Ясперс (1883–1969). Черчилль придерживался аналогичного мнения, считая, что «самым дальновидным вложением, которое может сделать нация, является снабжение детей молоком, пищей и просвещением, а если прибавить к этому уважение к закону, знание национальных традиций и любовь к свободе, то перед вами основы сохранения нации». Британский политик считал, что в современных условиях невозможно управлять обществом без «соответствующего количества людей, на просвещение которых – гуманитарное, техническое или научное – не затрачено много времени и средств». Будущее принадлежит «странам с высоким уровнем образования», способным «в одиночестве поддерживать научный аппарат, необходимый для превосходства во времена мира и выживания во времена войны»{462}462
  См.: Черчилль У. С. Мировой кризис. С. 604; Churchill W. S. Onwards to Victory. P. 55, 56.


[Закрыть].

Черчилль решил внести свою лепту в воспитание молодежи и повышение научно-технического потенциала Великобритании, предложив создание на территории Туманного Альбиона учебного заведения, подобного Массачусетскому технологическому институту. Черчилль сделал первый взнос – 25 тыс. фунтов. Сбор необходимых средств взял на себя Дж. Колвилл, которому всего за три года удалось привлечь более восьмисот компаний и собрать 3,5 млн фунтов. В мае 1958 года было официально объявлено о создании в Кембридже Колледжа Черчилля. В том же году была приобретена территория площадью 160 тыс. квадратных метров, сделав будущий колледж самым большим в университете. Архитектором здания стал Ричард Герберт Шеппард (1910–1982), предложивший просторные помещения с плоскими крышами и большими окнами, которые выходили на зеленые лужайки. Благодаря Клементине Колледж Черчилля стал первым в Кембридже и Оксфорде, начавшим принимать женщин на тех же правах, что и мужчин. Торжественное открытие нового учебного заведения состоялось в октябре 1959 года. На следующий год в колледже началось обучение первых 30 аспирантов, а еще через год – первых 30 студентов. Спустя 60 лет после основания ежегодное количество студентов превысило 450 человек, а аспирантов – 280. Сотрудниками колледжа были несколько десятков выдающихся ученых, включая 15 лауреатов Нобелевской премии. Учебное заведение также знаменито своей библиотекой, в недрах которой нашел пристанище огромной архив его основателя, а также архивы других глав британского правительства – Маргарет Тэтчер (1925–2013) и Джона Мейджора (род. 1943).

Обычно учебные заведения приносят популярность своим основателям. Но с популярностью у Черчилля и без колледжа было исключительное положение. Являясь самым спокойным в жизни политика, последнее десятилетие стало самым выдающимся с точки зрения получения различных наград и знаков почета. Вот лишь некоторые из них: заместитель главы графства Кент, почетный и пожизненный член Ассоциации жителей графства Кент, президент Ассоциации регаты Дила, Уолмера и Кингсдауна, вице-президент Клуба королевского бронетанкового корпуса, президент Ассоциации фехтовальщиков, пожизненный член престижного клуба Атенеум, член Института журналистики, Института инженеров, Королевского географического общества, вице-президент Лондонской библиотеки, почетный член Британской академии, лауреат Золотой медали Королевского института искусств, а также обладатель звания «почетного гражданина» множества британских городов. Свою лепту внесли и другие страны. В ноябре 1958 года британский политик был принят в «соратники» французского ордена Освобождения, учрежденного де Голлем в 1940 году и закрывшего прием новых членов в 1946-м. Но для Черчилля было сделано исключение по личному представлению Великого магистра ордена де Голля, который впоследствии следующим образом охарактеризовал своего современника: «В величайшей драме он был самым великим среди нас», добавив также после его кончины, что «с этого момента Англия уже не является великой державой». Среди других французских наград в 1947 году Черчиллю была вручена Военная медаль. В апреле 1963 года Черчилль стал почетным гражданином США. Во время торжественной церемонии поклонник британского политика Джон Кеннеди произнес ставшие впоследствии знаменитыми слова, что «Черчилль мобилизовал английский язык и послал его в бой». Долгое время считалось, что их авторство принадлежит корреспонденту CBS Эдуарду Мэроу (1908–1965), но впоследствии исследователи нашли более ранний источник – британский журналист Джон Беверли Николс (1898–1983){463}463
  См.: Kersaudy F. Churchill and De Gaulle. P. 428; Ramsden J. Op. cit. P. 3, 80, 142, 84, 86, 93–94, 346, 348–350, 357.


[Закрыть].

Подобные почести были не случайны. Черчилль не только отличился в двух самых масштабных войнах человечества, но и стал последним из могикан, который сумел в век узкой специализации снести профессиональные границы и выйти за пределы возможного, добившись успеха одновременно в нескольких областях: государственном управлении, литературе и живописи, а также отметиться в животноводстве, коневодстве, садоводстве, игре в поло и потреблении сигар. Журналисты называли его «Мистер Англия», историки говорили, что его «жизнь является историей первой половины XX века», а философы называли его «человеком, который был больше, чем жизнь». Неудивительно, что со временем имя Черчилля само по себе превратится в бренд. В честь него будут названы города, деревни, улицы, железнодорожные станции, аэропорты, ипподромы, больницы, колледжи, школы, пабы, магазины, отели, парки, реки, водопады, площади, спортивные соревнования, танки, корабли, подводные лодки, сорта хризантем, астр, фуксий, гладиолусов, гиацинтов и роз, а также литературные, например, в романе «1984», и киногерои – Уинстон Вульф в «Криминальном чтиве», убедительно сыгранный Харви Кейтелем. В его честь также назовут многих младенцев, некоторые из которых станут знаменитыми. Например, лейборист, министр обороны с 1964 по 1970 год и канцлер Казначейства в 1974–1979 годах Денис Уинстон Хейли (1917–2015); родившийся вскоре после поражения Черчилля в Манчестере писатель Уинстон Грэм (1908–2003), а также один из членов ливерпульской четверки Джон Леннон (1940–1980), полное имя которого – Джон Уинстон.

Все эти знаки внимания были, конечно, приятны, особенно для такой амбициозной личности, как Черчилль. Но они не были способны остановить угасание и сгладить недостатки, присущие глубокой старости. Причем слабость, болезни и немощь – еще не самое тяжелое, что приходится терпеть на девятом десятке жизни. Чем больше живешь на белом свете, тем меньше друзей и сверстников сопровождают тебя на жизненном пути. В декабре 1946 года скончался генерал-майор Реджинальд Барнс (род. 1871), с которым Черчилль отправился на Кубу в 1895 году, а затем вместе делил бунгало в Бангалоре. На следующий год почил другой сослуживец по Индии Реджинальд Хор (род. 1865). В том же 1947-м не стало брата нашего героя Джона. Последние годы он страдал от сердечных приступов, один из которых оказался фатальным. «Я чувствую себя одиноким», – признался Уинстон Хью Сесилу, старому соратнику по «Хулиганам» и шаферу на свадьбе. «Единственное, о чем беспокоился Джек, так это об Англии, – описывал Черчилль последний период общения со своим братом. – Я сказал ему, что с Англией все будет хорошо». В январе 1953 года скончался Эдуард Марш. Диктуя некролог для The Times, Черчилль отметил, что жизнь его секретаря «была безмятежной», «я надеюсь, что он покинул этот мир без боли, и я уверен – что без страха». В декабре 1956 года умер упомянутый Хью Сесил. В июле 1957 года не стало профессора Линдемана. На следующий год после безуспешной борьбы с раком горла ушел из жизни Брендан Брекен. Черчилль был потрясен, однако, учитывая характер заболевания своего друга, а также мучительные последствия лучевой терапии, счел, что «так лучше для Брендана». В 1963 году старика ждал новый удар. В ночь с 19 на 20 октября, приняв большую дозу снотворного, скончалась его старшая дочь Диана, ей не было и 55. По воспоминаниям близких, когда Черчиллю сообщили о гибели дочери, он сначала немного встрепенулся, после чего «на него нашло долгое и безжизненное молчание». На следующий год в «страну, откуда ни один не возвращался» отправился лорд Бивербрук, общение с которым пережило полвека и было одним из немногих доставлявших радость нашему герою в последние годы его собственной жизни{464}464
  См.: Documents. Vol. 22. P. 665; Vol. 23. P. 811, 2358; Soames M. Op. cit. P. 625; Soames M. Clementine Churchill. P. 524.


[Закрыть].

Теряя близких, Черчилль не жаловал появление новых лиц. Он говорил, что они наводят на него скуку. Исключение составил греческий миллионер Аристотель Онассис (1906–1975), с которым его познакомил Рандольф. Ари, как называли «золотого грека» близкие, быстро завоевал доверие политика, который всегда питал интерес к неординарным и сильным личностям, сделавшим себя сами. Черчилль примет участие в восьми круизах на яхте Christina O. («Кристина О.»), а также впоследствии обеспечит новому другу членство в «Другом клубе». К моменту знакомства с Онассисом Черчилль уже не был велеречивым мастером бесед, больше предпочитая молчаливое созерцание огня в камине, пейзажей графства Кент на лужайке в Чартвелле или непроницаемой морской глади во время круизов на яхте. При этом он не любил одиночества, требуя, чтобы рядом с ним всегда кто-то находился, хотя и предупреждал иногда: «Прошу меня простить, но сегодня я не самый занимательный собеседник». Он мог часами сидеть и молчать, мог спросить: «Который час?» – и через некоторое время снова задать тот же вопрос. Когда ему отвечали, он тяжело вздыхал и произносил: «О Боже!» По словам его дочери Сары, он молчал, «потому что понимал, что сказал все, что мог сказать, написал все, что мог написать, сделал все, что мог сделать, и теперь с должным терпением ожидал наступление конца». «Должно быть, это было очень трудно для него», – считала Сара{465}465
  См.: Moran C. Op. cit. P. 269; Soames M. Op. cit. P. 521; Churchill S. S. A Thread in the Tapestry. P. 19.


[Закрыть].

В «Мальборо» Черчилль писал, что «глупо жаловаться на завершающую фазу человеческой жизни». Но как показала реальность, восхищаться тоже было нечем. Черчилль жаловался супруге на «серость и скуку» последних лет. За 20 лет до этого он заметил Клементине, что «никогда не следует оставлять надежду на внезапный конец до наступления упадка». Медленный закат его жизни все настойчивее говорил, что «внезапный конец» не для него. В августе 1961 года на борту «Кристины» Черчилль последний раз посетил США. Летом следующего года во время очередного отдыха в Монте-Карло, слезая с кровати в пентхаусе Hotel de Paris, он подскользнулся и при падении сломал себе бедро. Пострадавшего перевезли на самолете британских ВВС в Лондон, разместив в университетской клинике Миддлсекс, где под чутким руководством профессора Герберта Седдона (1903–1977) его прооперировали. В апреле 1963 года Черчилль написал поздравление супруге, которая отмечала 78-й день рождения: «Моя дорогая! Признаюсь тебе в своей наивысшей любви и шлю сотни поцелуев. Хотя я изрядно глуп и похож на мелкого бумагомарателя, карандашом, что я пишу тебе, водит мое сердце. Твой любящий, У.»{466}466
  Documents. Vol. 23. P. 2342.


[Закрыть]. Это письмо станет одним из последних, написанных сэром Уинстоном собственноручно.

На следующий месяц Черчилль объявил о прекращении своей парламентской деятельности. Палату общин он посетил последний раз в июле 1964 года. «Жизнь человека, которого мы сейчас чтим, уникальна, – произнес Макмиллан, которому самому уже исполнилось 70 лет и чье выступление стало последним в Палате общин. – Пожилые члены парламента не смогут вспомнить что-либо сравнимое с этим явлением. Молодые же члены, как бы долго ни продлилась их жизнь, вряд ли увидят что-либо достойнее». Следующие выборы пройдут в октябре и принесут победу лейбористам. Эта избирательная гонка станет первой в XX веке, которая пройдет в Британии без участия политика, являвшегося в совокупности членом Палаты общин 62 года и 15 дней. В ноябре Черчилль отметил 90-летний юбилей. За день до знаковой даты у дома на Гайд-парк-гейт стали собираться люди, чтобы засвидетельствовать почтение юбиляру. Черчилль появился в окне гостиной в знаменитом костюме-сирена – комбинезоне на молнии с накладными карманами на груди для сигар, и, поприветствовав всех, дал фотокорреспондентам возможность запечатлеть себя в последний раз. Клементина подарила супругу золотое сердечко с выгравированными на нем цифрами – 90, которое он повесил на цепочку для часов Breguet, где был еще один подарок любимой, по случаю их помолвки: рубиновая капля крови. Всего в адрес юбиляра было направлено больше 70 тыс. поздравительных открыток и телеграмм. «Несмотря на праздник, в глубине души мы все чувствовали, что конец уже близок», – вспоминала Мэри Соумс. Ее отцу хватило жизненной энергии, чтобы встретить Новый год. 6 января он подарил Монтагю Брауну четырехтомное издание своих речей. Решив оставить автограф на каждом из томов, на первом томе политик расписался: «Уинстон С. Черчилль», но на последнем вывел лишь литеру W. Эти тома стали последними, которых коснулось его перо{467}467
  См.: Hansard. Series 5. Vol. 699. Col. 1248; Soames M. Op. cit. P. 534–535; Browne A. M. Op. cit. P. 325.


[Закрыть].

«Сценарий, который пишет история, не имеет конца», – сказал однажды Черчилль. Человеческая жизнь, напротив, конечна. Боялся ли он смерти? «Любой, кто скажет, что он не боится смерти, – лжец», – заметит он однажды своему секретарю. Хотя самым популярным его высказыванием на этот счет является следующее: «Я готов к встрече с Творцом, другой вопрос, готов ли Он к такому тяжелому испытанию, как встреча со мной». Вечером 9 января по заведенному обычаю Кристофер Соумс предложил тестю шампанское. Отодвинув бокал, тот прошептал: «Как мне все надоело!» – а затем после продолжительной паузы добавил: «Путешествие было приятным и стоящим его предпринять, но только один раз»{468}468
  См.: Documents. Vol. 23. P. 1549; Gilbert M. Op. cit. P. 308; McGowan N. My Years with Churchill. P. 96; Halle K. Op. cit. P. 293; Langworth R. M. (ed.). Op. cit. P. 509, 20.


[Закрыть]. Это были его последние слова. На следующий день у Черчилля произошел обширный инсульт и он впал в кому.

Понимая, что конец близок, члены семьи не хотели придавать информацию о критическом положении Черчилля огласке. Но стойкий боец продолжал держаться. Первой об ухудшении здоровья экс-премьера сообщила Guardian 16 января. К Гайд-парк-гейт стали стекаться люди. Опасаясь, что толпа нарушит покой больного, полиция перекрыла улицу. Также был введен режим тишины: машинам «скорой помощи» и пожарным, проезжающим по Нижнему Кенсингтону, было запрещено включать сирены. Британия погрузилась в траур. Несколько сотен людей сутками дежурили на подходах к улице, выражая своим присутствием уважение и преданность умирающему. В воскресенье 17 января королева посетила утреннюю службу в церкви Святого Лаврентия, на которой были прочитаны молитвы во здравие ее самого известного подданного. В тот же день тысячи прихожан пришли помолиться о здоровье Черчилля в Вестминстерское аббатство. Ведущий службу архиепископ Йоркский доктор Дональд Когган (1909–2000) сказал собравшимся: «Снова и снова он находил правильные слова для правильных действий, вдохновляя народы в час испытания»{469}469
  Цит. по:: Gilbert M. Op. cit. P. 1359.


[Закрыть].

В течение следующих нескольких дней внимание прессы было приковано к состоянию здоровья самого известного британца. Сопротивление политика неизбежности в очередной раз наводило на мысль о его стойкости и заголовок «К бою!», опубликованный 19 января на первой полосе Daily Express, прекрасно передавал эту атмосферу; журналисты описывали происходящее как «последнее, патетическое олицетворение выдающейся черчиллевской воли». Но все имеет свои пределы. В один из дней состояние Черчилля резко ухудшилось. Рандольф, Мэри, Сара и Клементина постоянно находились у его постели. Ночью стало понятно, что конец близок. Дыхание больного стало поверхностным и затрудненным. В 8 часов утра следующего дня оно остановилось. На календаре было 24 января, ровно 70 лет назад почил отец нашего героя лорд Рандольф. Однажды Черчилль признался, что его последний день тоже придется на 24 января. Для знавших об этом пророчестве двухнедельное сопротивление болезни имело отчетливо мистический оттенок. Колвилл будет вспоминать о прозрении своего босса, как о «самом необъяснимом и странном переживании» своей жизни{470}470
  Colville J. Churchill’s England: He had No Use For Second Best // Finest Hour. № 41. P. 7.


[Закрыть].

Другой секретарь Черчилля Монтагю Браун тоже испытал потрясение. Он регистрировал в местном муниципалитете случившееся. В стандартной процедуре его заставил задуматься вопрос о роде занятий покойного. Обычно указывалось «пенсионер», но в случае с Черчиллем это звучало слишком банально. «Государственный деятель», – ответил секретарь после некоторого размышления. Но потрясло не это. Вернувшись после похоронной процессии в свою квартиру в Кенсингтоне, Монтагю Браун обнаружил, что его квартиру ограбили. Новая Англия, новые нравы{471}471
  Browne A. M. Op. cit. P. 325.


[Закрыть].

По личному распоряжению королевы для Черчилля были организованы государственные похороны. За всю историю Великобритании лишь избранные сыны Отечества, не являвшиеся членами Королевской семьи, удостаивались подобной чести – Нельсон (1805), Питт-младший (1806), Веллингтон (1852), Гладстон (1898), фельдмаршалы Робертс (1914) и Хейг (1928). Черчилль превзошел всех. Организацией его похорон занимался специальный комитет, а сам план траурной церемонии, выдержавший восемь редакций, получил название «Оставь надежду». Не желая следовать примеру великих предшественников, Черчилль отказался от погребения в Вестминстерском аббатстве (где упокоились Питт-младший и Гладстон) и в соборе Святого Павла (Нельсон и Веллингтон). Сначала он хотел быть похороненным в Чартвелле, однако затем выбрал в качестве своего последнего приюта кладбище Блэдон, где были погребены его отец, мать и брат Джон. Учитывая масштаб личности и достижений британца, его заслуги будут также отмечены и в соборе Святого Павла (с установкой отдельного мемориала в крипте рядом с саркофагами Нельсона и Веллингтона), и в Вестминстерском аббатстве (с установкой у западных дверей на полу мраморной плиты с надписью: «Помните Уинстона Черчилля»).

Траурная церемония началась 26 января. Тело покойного было положено в гроб из древесины вековых бленхеймских дубов. После прощания близких гроб был перевезен из Гайд-парк-гейт в Вестминстерский зал, куда был организован доступ населения. Для того чтобы проститься смогли как можно больше желающих, лондонское метро работало круглосуточно, а на улице были организованы пункты бесплатной раздачи горячего супа, бутербродов и чая. Вестминстер был открыт 23 часа в сутки, и лишь один час отвели для уборки. Всего за три дня поклониться Черчиллю пришли свыше 320 тыс. человек. 29-го Вестминстерский зал посетили королева, члены Королевской семьи, премьер-министр, лидер оппозиции и спикер Палаты общин. По просьбе Черчилля во время прощания были использованы шесть массивных подсвечников, которые в 1852 году стояли возле гроба Веллингтона. Почетный караул, менявшийся каждые 20 минут, состоял из пяти офицеров. Первыми в караул встали адмирал флота Луис Маунтбэттен 1-й граф Бирманский и члены Комитета начальников штабов.

Тридцатого января в 9.45 гроб, накрытый «Юнион Джеком», поверх которого лежала черная бархатная подушка со знаками ордена Подвязки, был вынесен из Вестминстерского зала. Биг-Бен пробил четверть и замолчал до утра следующего дня. На всем пути следования процессии собралось свыше полумиллиона человек; люди занимали места с ночи. Многие наблюдали за церемонией у экранов телевизоров. Подсчеты показали, что за прямой трансляцией следили 350 млн телезрителей – десятая часть всего населения планеты.

В церемонии были задействованы свыше 7 тыс. военных. Первыми траурный катафалк приняли уланы 21-го полка, в составе которого лейтенант Черчилль шел в атаку в битве при Омдурмане в 1898 году. Они передали гроб гренадерам, с которыми покойный сражался в окопах Первой мировой войны. Гренадеры поставили гроб на специальный лафет, использовавшийся еще при похоронах королевы Виктории в 1901 году. Все замерли в ожидании, пока главный церемониймейстер граф-маршал Англии взмахнет жезлом. После того как взмах был сделан, процессия тронулась в сторону Трафальгарской площади.

Траурное шествие возглавил оркестр британских вооруженных сил. В музыкальной программе, подобранной специально Черчиллем, будут Траурный марш из Симфонии № 3 Бетховена, Похоронный марш из оратории Генделя «Саул» и Боевой гимн Республики, написанный в самый разгар Гражданской войны в США и так тронувший Авраама Линкольна. Черчилль хотел, чтобы на церемонии было как можно больше духовых оркестров. Всего их будет девять. За оркестром британских вооруженных сил шла сотня матросов Королевского ВМФ в сопровождении почти сотни гвардейцев в меховых шапках, которые медленно везли лафет с гробом. За лафетом следовали члены семьи покойного – супруга, дети, внуки и Кристофер Соумс. Мужчины шли пешком, женщины ехали в карете, запряженной шестеркой лошадей, которые были предоставлены лично королевой. Далее шли кавалеристы Конной гвардии, кавалерийский оркестр, королевские морские пехотинцы, офицеры ВВС и сотрудники лондонской полиции. Когда процессия поравнялась с Кенотафом – памятником жертвам Первой мировой войны, расположенным в центре Уайт-холла, представители французского движения Сопротивления замахали триколорами. Неподалеку от французов стояли норвежцы и датчане, которые также приехали почтить память великого британца. В Сент-Джеймсском саду прозвучали первые из девяноста пушечных выстрелов – по одному выстрелу на каждый год жизни покойного.

Достигнув Трафальгарской площади, траурная процессия, которая растянулась к тому времени на полтора километра, повернула на восток и сначала по Стрэнд, а затем по Флит-стрит направилась в сторону собора Святого Павла. У входа процессию ждали лорд-мэр Лондонского Сити сэр Джеймс Миллер (1905–1977), фельдмаршалы Александер, Слим, Темплер, адмирал флота Маунтбэттен, маршал Королевских ВВС Портал, экс-премьеры Эттли, Иден, Макмиллан, Мензис, генерал Исмей, экс-секретари кабинета Бриджес и Н. Брук, которым во время церемонии предстояло держать концы гробового покрывала. Когда гвардейцы Гренадерского полка с гробом на плечах поднялись по первой группе ступенек, ведущих в собор, встречающие направились им навстречу. В этот момент гренадеры, идущие впереди, немного замешкались, в результате чего центр тяжести гроба сместился назад, увеличив нагрузку на двух последних гвардейцев. Несмотря на неприятный инцидент, они смогли удержать тяжелую ношу (вес гроба составлял четверть тонны) и продолжить движение. В 10.49 гроб был внесен в собор и помещен на постамент под куполом. Когда в ходе церемонии во время исполнения Боевого гимна Республики тучи рассеялись и яркий луч солнца, пробившись через купол, осветил гроб, у присутствующих мурашки пробежали по спине от неожиданного знамения.

На отпевании присутствовала королева, что также было большой честью[50]50
  Например, во время похорон Веллингтона и Гладстона королева не присутствовала при отпевании, а в случае с Гладстоном статус государственных похорон был определен парламентом и навязан августейшей особе.


[Закрыть]. Помимо членов Королевской семьи и первых лиц государства в соборе также присутствовали около 3 тыс. человек из 112 стран. Среди приглашенных были действующий президент Франции генерал Шарль де Голль и бывший президент США генерал Дуайт Эйзенхауэр, четыре короля и одна королева, три президента и два вице-президента, одиннадцать премьер-министров и два канцлера, а также шестнадцать министров иностранных дел. СССР представлял рыцарь-командор ордена Бани маршал Советского Союза Иван Степанович Конев (1897–1973).