Текст книги "Закон выживших"

Глава 3

Богдану показалось, что Рана сейчас порвет. Его лицо налилось кровью, огромные кулаки сжались. Он сделал было шаг к Богдану…

И вдруг расхохотался.

– А ты ничего, парень, молодец! – пророкотал он. – Это я просто проверял, из чего ты сделан – из навоза или из стали. Тест пройден, с таким проводником я пойду в Зону.

От хлопка по плечу лапищей величиной с лопату Богдан слегка присел. А Ран же, ухмыльнувшись, развернулся и вышел из туалета.

Богдан выкинул в унитаз потухший окурок, вытащил из пачки новую сигарету, прикурил, сел на подоконник и задумался. А как бы он раньше поступил в подобной ситуации? Предположить сложно, но не исключено, что вывод Рана был бы не в его пользу. Сейчас же он очень живо представил, что случилось бы со спецназовцем, если б и правда пришлось с ним схлестнуться. Он, конечно, бугай серьезный, но пока такая машина развернется для удара, всегда можно успеть поднырнуть под руку, одновременно выдергивая из-за голенища засапожник – а дальше понятно. Пах, глаза, горло и сонные артерии у всех одинаково доступны, что у дохляков, что у спортсменов, их не накачать штангами да гантелями. Конечно, спецназовский инструктор по рукопашному бою – это серьезно, но в тесном туалете шансы на победу у них с Богданом были примерно равными.

Богдан удивился своим мыслям, но уже не так, как недавно в Ораном, когда он стоял над трупами бандитов. Протон вон считает, что это Зона его так изменила. Возможно, ученый и прав. Взять тех же мутантов, которые из безобидных зверюшек превратились в беспощадных убийц… И сейчас ему вновь нужно идти туда, на зараженную землю…

Ну что ж, надо так надо.

Назначенный ректором перекур подходил к концу, поэтому Богдан отправил второй «бычок» вслед за первым и вышел из туалета. Настало время посмотреть, чем богаты склады Института аномальных зон, с виду больше напоминающего хорошо укрепленную крепость.

* * *

– Ну, чё нарыли?

Взгляд Палача был так же тяжел, как и его кулаки, лежащие на столе и похожие на колотушки для отбивания мяса.

Заместитель «пахана» Васька Шалый и трое бойцов из его «пристяжи» выглядели слегка запыхавшимися.

– Короче, мы на уши всё Ораное поставили и во чё накопали. Бабка Салтычиха не спала и всю фишку пропасла. Она базарит, мол, это сталкер Богдан всех троих вглухую заделал. Они, типа, на него наехали по беспределу, и он их всех за пару секунд заземлил. Правда, потом тухло обставился, типа, пацаны сами себя порешили, но это мы с ходу просекли…

– Ну, не с ходу… – протянул один из «пристяжи», но Васька зыркнул на него волком, и тот сразу заткнулся.

– Значит, Богдан, – протянул Палач. – А там точно Салтычиха бухлом зенки с вечера не залила? Может, ей с будуна привиделось?

– Не, – мотнул головой Васька. – Трезвая старая карга как стекло, я понюхал.

– И чуть не сблевал, – хмыкнул всё тот же «пристяжной».

– Ты, Кардан, лучше хлебало завали, – уже конкретно вызверился на него Шалый. – Пока я тебе его не завалил. Вместе с тобой.

– Так, ша! – хлопнул по столу Палач. – У меня брата мочканули, а вы тут гнилые базары разводите на пустом месте. Богдана вычислили?

– Нет его, – мотнул головой Васька. – По ходу, люди видели, что он к Протону в тачку прыгнул, и укатили они к Институту.

– Чё там сталкер забыл? – поднял брови «пахан».

– Я уже ту тему раскрутил, – хмыкнул Шалый. – Бармен коланулся. Типа, Богдан к научникам в проводники нанялся. Поведет их в Зону.

– Годно, – кивнул Палач. – Там мы его и накроем, без шума и пыли. Короче, так. Цепляй еще десяток пацанов. В схроне возьмете самые конкретные стволы, люксовую снарягу, воды и хавчика на неделю. Вертухаев предупреди, чтоб по нам с вышек не шмаляли, кому надо, на лапу дай. Как всё обстряпаешь, сразу кандёхаем в Зону через северный лаз. Я с вами двину. Всё вкурил?

– А то, – кивнул Васька. – Только чё жрачки-то на неделю? И куда столько братвы на одного сталкерюгу? Мы его впятером не вальнем, что ли, на раз-два-три?

Палач смерил своего заместителя долгим взглядом.

– Конкретный ты пацан, Шалый, но мозгов как у воробушка. Тот сталкер в одну харю из аварийного блока вырулил и яйцеголового на себе выволок. Плюс с ним научники будут, наверняка все со стволами. По ходу, даже самое чмурное тело вполне может курок спустить. А что хавчика на неделю – так то ж Зона…

– Чуешь чего, Палач? – вмиг став сосредоточенным, спросил Васька.

– Чую, что забазарились мы тут, – отрезал «пахан». – Пора дело делать.

* * *

Склад Института аномальных зон оказался богатым. Небольшую армию экипировать можно. Помимо всякого научного оборудования тут и оружейка имелась неслабая, которая Богдана сильно заинтересовала. Огнестрел он недолюбливал, но пользоваться умел: в армии как-никак служил, причем не где-нибудь, а в Афгане…

Эти воспоминания Богдан постоянно старался загнать внутрь себя, но они всё равно всплывали, как трупы, которые попытался утопить неопытный убийца. Отсюда и нелюбовь к огнестрельному оружию, которым в свое время пришлось попользоваться вдосталь.

Свой засапожник, не раз выручавший в трудную минуту, Богдан оставил себе. Как и самодельный лагерный нож-тесак, сделанный из рессоры и закаленный тоже собственноручно. Не впечатлили сталкера фабричные ножи, души, что ли, в них не было. А к огнестрелу он и не присматривался, хотя хватало его в избытке. С защитными костюмами тоже связываться не стал, только камуфляж себе новый выбрал, а то старая одежда совсем поизносилась. Ну и продуктами затарился, сложив их в удобный импортный рюкзак, который взял здесь же, на складе.

– Больно скромно ты экипируешься, – заметил Ран.

– Нормально, – пожал плечами сталкер. – Ты это, скажи своим, чтоб брали только «калаши», а то я смотрю, каждый хватает то, что ему привычней. Патроны должны быть у всех одни и те же, мало ли что. Пистолеты лучше не берите. Мутанта из него не завалить, только лишний вес таскать. А застрелиться, если что, и из автомата можно.

– Как же ты с одними ножами в Зону ходил? – удивленно поднял брови Ран.

– Ножами, если что, мне привычнее, – сказал Богдан. – Для того, кто знает, куда их воткнуть, в Зоне огнестрел не особо и нужен.

Кстати, на тяжелые научные костюмы никто из группы не позарился – из тех же соображений, что лишние пятнадцать килограмм в дальнем рейде всегда лишние. На это старикашка-ректор обиженно поджал губы, но ничего не сказал. А вот пистолет Заммер всё-таки взял помимо автомата, несмотря на рекомендации Богдана. И Воронова пристегнула к поясу кобуру с автоматическим пистолетом Стечкина. Есть военные, которые не могут жить без компактного личного оружия, и сапёр со старшим лейтенантом наверняка были из их числа.

Кстати, автоматы Калашникова были хороши. Улучшенной модификации, с планками Вивера, к которым хочешь гранатомет крепи, хочешь фонарь, а хочешь какой-то странный прицел, который старикашка-ректор назвал диковинным словом «коллиматорный». Впрочем, суперавтоматы Богдана всё равно не впечатлили. Принципы есть принципы.

…Через час группа была экипирована полностью, и Ран дал команду на выход. Горизонт на востоке уже посветлел, готовясь окраситься лучами рассветного солнца. Самое годное время для начала любых дел, связанных с долгим дневным переходом.

Неподалеку от Института замер БТР-80.

– Размещаемся, – скомандовал Ран. – Я поведу, Воронова за танковый пулемет, Заммер, на тебе ПКТ. Остальные по желанию – или в десантный отсек, или на броню. Хотя рекомендую потесниться и всем упаковаться внутри машины.

– А это зачем? – поинтересовался Богдан.

– Что зачем? – не понял Ран.

– Бронетранспортер.

– В Зону на нем поедем, – участливо, словно дебилу, пояснил спецназовец.

– Ты серьезно? – удивился Богдан. – Может, пожалеешь машину и людей? Ей-то по-любому кранты. Просто жаль будет, если группа в ней тоже сварится, как в консервной банке.

– Вот что, умник, – набычился Ран. – Твое дело дорогу показывать, которую мы и так по карте изучили вдоль и поперек. Поэтому лезь-ка ты лучше куда сказали и не отсвечивай. Вопросы?

– Никак нет, товарищ майор, – хмыкнул Богдан. – Только разрешите я лучше на броне.

– Разрешаю, – с каменным лицом проговорил Ран. И пошел бдить за тем, как группа размещается в БТРе и не забыли ли чего. Предосторожность не излишняя, ибо военные ученые научного барахла набрали с собой гору, плюс оружие, боеприпасы, продовольствие…

В общем, наконец группа загрузилась, и БТР, рявкнув двигателем, тронулся в путь, оставив позади мрачное здание Института аномальных зон.

Ехать пришлось недолго. Минут через десять бронетранспортер подрулил к воротам контрольно-пропускного пункта «Дитятки». Ран сунул под нос часовому какие-то бумаги, тот козырнул, бросив сочувствующий взгляд на майора, махнул рукой – и ворота разъехались в стороны.

– Ну здравствуй, Зона, – тихонько прошептал Богдан, когда тяжелая машина миновала границу кордона. – Я вернулся.

* * *

Медпункт «военного городка» находился на самом краю села Ораное, в большой избе, состоящей из трех комнат. Одна из них была изолированной, без окон и с массивной дубовой дверью, которую чудом не спёрли местные. Может, потому, что после аварии здесь разместился пункт первой помощи пострадавшим, а позже крепкое строение облюбовали военные, используя его по тому же назначению, что и до печально известной даты. Только что название сменили на ПМП, что с казенного языка переводится как «пункт медицинской помощи».

В ту изолированную комнату и определили странного человека, вышедшего из Зоны. И караул приставили к двери в виде крепкого солдата-срочника, с автоматом и строжайшим приказом никакого любопытного придурка к карантину не подпускать. Ну и самого задержанного стеречь как следует, не открывая дверь ни под каким видом.

В двери имелось обитое железом открывающееся окошко, куда подавались миски с едой. Ведро для отходов и оправления естественной надобности принималось через нижнее окно, оформленное столь же надежно, как и верхнее. Карантин есть карантин, у военных не забалуешь. Универсальное помещение, в период отсутствия зараженных использующееся и как палата для больных, и как гауптвахта для провинившихся.

Во второй комнате находилась перевязочная, она же процедурная. В третьей сидел фельдшер-санинструктор с тремя лычками на погонах, большой стол которого был вечно завален газетами с кроссвордами. А чего еще делать, если военные болеют редко, а местные, которых уставом исцелять не возбранялось, лечатся собранными травами и самогоном собственного производства? Ну вот разве что теперь еще одна развлекуха появилась – подкалывать караульного, когда он в фильтрующей маске и перчатках за задержанным посуду моет или ведро с дерьмом выносит. Тем более что фамилия у парня была подходящая и менять его на посту никто не собирался – спал парень прямо в процедурной.

– Слышь, Нестреляй, а ты реально стрелять не умеешь? – поинтересовался фельдшер, гоняя прутиком по кроссворду жирного таракана. – Как же тебя с такой фамилией в армию взяли?

– А поновее ничего нет? – так же лениво отозвался автоматчик, который сидел на стуле рядом с дверью. Тупые шутки по поводу своей фамилии он знал наизусть и уже давно не бесился на тех, кто пытался его подколоть, воспринимая их как неизбежное зло.

ПМП среди солдат считалось «приколом». Ни строевой тебе, ни офицерской «шкалы». Утром придет капитан медслужбы, зыркнет начальственным глазом, всё ли в порядке, – и нет его. Только скучно. Вот и веселились служивые как могли в ожидании того капитана. Единственное неудобство, что вставать приходилось рано, а то может поймать сонными на боевом посту, тогда не поздоровится. Характер у него крутой, можно и «прикола» лишиться.

Рассветное солнце мазнуло хилым лучом по оконному стеклу, которое отразило его прямо в глаз Нестреляю. Сонный солдат, тихо ругнувшись, заморгал, стер выступившую слезу, и за шуршанием рукава по лицу не сразу понял, что творится слева от него. А когда дошло, то вскочил, вскинул автомат, щелкнул переводчиком огня и направил ствол на дверь изолятора, от неожиданности забыв дослать патрон в патронник.

Понимая, что помещение будет использоваться по-разному, военные постарались, оформляя его как следует. В том числе укрепили косяки стальными уголками, чтоб в случае чего раму не так-то просто было выбить изнутри. Но сейчас эти косяки трещали, и мерзко визжали шурупы, выдираемые из деревянной стены. Потому что изнутри на дверь давили. И очень сильно, будто там заперли не еле живого, истощенного человека, вышедшего из Зоны, а здоровенного бугая весом кило в сто двадцать, не меньше.

– Слышь, ты, не балуй! – крикнул караульный. – Я ж стрелять буду!

На крик сослуживца прибежал сержант-фельдшер – и тоже тупо уставился на дверь, выламываемую изнутри.

– И чо делать-то теперь? – вырвалось у него. – Стрелять будешь?

– Не знаю, – растерянным голосом проговорил Нестреляй. – Инструкций не было. Просто поставили сюда, сказали «стереги».

– Так, может, того, через дверь его пристрелить, пока он ее не выломал?

– А потом чего? Под трибунал?

Фельдшер с тоской посмотрел на выход из ПМП. Капитан задерживался, и потому дополнительные указания получить было не у кого. Поэтому оставалось только генерить идеи.

– Так если он ее выломает, это ж побег?

– Ну да, – кивнул Нестреляй.

– А при побеге имеешь право открыть огонь.

– Наверно, – дрогнувшим голосом проговорил караульный.

Стрелять ему за время службы приходилось трижды – два раза из «калаша» на полигоне и один раз с вышки из пулемета, короткой очередью по старому, изрешеченному пулями пню, торчащему в пятидесяти метрах от кордона. Это называлось «пристрелкой на местности». И сейчас при мысли, что, возможно, придется убить человека, у рядового неслабо так затряслись руки.

– Мужик, заканчивай дурить! – заорал Нестреляй, глуша страх собственным воплем. – Застрелю ж нахрен!

Но его крик заглушил жуткий треск. Дверь вывалилась наружу из проема вместе с косяком… и солдаты увидели того, кто ее выломал.

Выходец из Зоны стоял, глядя на них пустыми, совершенно белыми глазами. А изо рта у него торчал распустившийся цветок – мясистый, багровый, словно вырезанный искусным поваром из только что разделанной говяжьей туши. Венчик цветка был направлен в лицо Нестреляя, которому показалось, что не человек смотрит на него своими ужасными глазами, а именно этот цветок, лепестки которого шевелились, словно живые.

Это было слишком ужасно, чтобы быть правдой, и тогда солдат нажал на спусковой крючок, желая лишь одного – чтобы это страшное наваждение исчезло из его жизни.

Но оружие молчало. При всем своем совершенстве автомат Калашникова не стреляет, если в патроннике нет патрона.

Поняв, что убить кошмарную тварь не получится, Нестреляй заорал и попытался ткнуть стволом в цветок, который, казалось, внимательно изучает его, невидимыми щупальцами проникнув в голову и пытаясь добраться до мозга.

Но цветок среагировал быстрее.

Лепестки сжались на мгновение в некое подобие кулака – и резко разошлись в стороны, выплюнув из своего основания десяток острых шипов, которые вонзились в лицо солдата.

Резкая боль заставила Нестреляя выронить автомат. Его руки взметнулись к лицу – и наткнулись на шипы. Один он даже успел выдернуть, прежде чем понял, что по его щекам течет не только кровь, но и содержимое глазных яблок, пробитых насквозь.

Солдат застонал и рухнул на колени. Понимание произошедшего молнией пронзило мозг. У него больше нет глаз… Как теперь жить? Да и зачем?

– Убей меня, – прохрипел он. – Пожалуйста.

И не понять было, к кому адресована просьба – к фельдшеру, который в оцепенении переводил взгляд с монстра на окровавленное лицо товарища и обратно, или же к чудовищу, которое медленно, неуверенно перешагнуло порог изолятора – и остановилось, словно в задумчивости.

Вокруг него была незнакомая, непривычная обстановка, и сейчас оно, отразив агрессию со стороны одного существа, пыталось понять, насколько для него опасно второе. Шипы оно создало из зубов носителя, которых осталось немного, и это пока что единственное оружие следовало беречь.

Внезапно оно увидело еще одно существо, которое решительной походкой вошло в здание. От него веяло силой и уверенностью, которые в совокупности всегда представляют опасность. Поэтому лучше было потратить последние четыре шипа, чем рисковать…

Капитан Северов вошел в ПМП – и на мгновение замер.

Фельдшер с выпученными глазами прижался спиной к стене, сам белый как стенка от ужаса.

Караульный же стоял на коленях, а его окровавленное лицо было утыкано какими-то странными гвоздями без шляпок.

Рядом с несчастным маячила жуткая фигура с белыми гляделками и мерзкой пакостью на морде. Причем и лысому чернобыльскому ежу было ясно, что изуродованное лицо солдата – это ее рук дело.

Прежде чем попасть в батальон охраны кордона, Северов побывал в нескольких неофициальных и одной официальной горячей точке, где выжил лишь потому, что с реакцией у него был полный порядок. И с чуйкой – тоже. А также со скоростью приведения оружия в боевое положение. Поэтому тварь еще только собрала свои лепестки в кулак, чтобы плюнуть шипами в офицера, а у нее в голове уже сидели три пули из восьми, находящиеся в магазине офицерского «макарова».

Чудовище отбросило к стене, по которой оно сползло вниз, пачкая мозгами и кровью свежую побелку. Но мясной цветок еще был жив и даже пытался прицелиться в Северова для решающего плевка.

Его капитан разнес четвертой пулей. После чего проверил все три комнаты ПМП, держа пистолет наготове. И лишь убедившись, что другие чудовища там не прячутся, спрятал оружие в кобуру и повернулся к фельдшеру.

– Сержант, что это за нахрен?

Но из фельдшера сейчас был плохой собеседник. Он хлопал глазами и мямлил что-то невразумительное.

– Ясно, – сказал Северов. – Понаберут сопляков в армию, мать их…

И, подойдя к караульному, остановился в двух шагах от него.

Нестреляй был мертв. Он скорчился на полу в нелепой позе, подогнув под себя ноги и уставившись в стену пустыми глазницами. Семь коротких палочек торчали из его лица, и на их концах медленно набухали маленькие кровавые цветы.

– Ишь ты, размножилась, паскуда, – задумчиво проговорил капитан. – Так, слышь, сержант. Хорош бледнеть лицом, как кисейная барышня. Давай мухой к моей машине и тащи сюда канистру с бензином. Пусть институтские меня сожрут живьем, но лучше сжечь нахрен один дом, чем потом отстреливать эти цветочки на телах жителей всей планеты.

* * *

Бронетранспортер отъехал от ворот КПП «Дитятки» не более полукилометра – и заглох. Причем так, будто у него сроду двигателя не было. Раз – и всё, умерла машина, хотя никаких видимых причин для этого не было.

– Что за бред? – с недоумением в голосе произнес Ран, с четверть часа прокопавшись в двигателе и так и не поняв причину его преждевременной смерти. – Никаких повреждений. Проверяли ж БТР перед выездом, всё работало как часы.

– Это вы его на Большой земле проверяли, – хмыкнул Богдан. – А тут – Зона. Как говорится, почувствуйте разницу.

– Ладно, – скрипнул зубами майор. – Значит, придется топать пешком. Давайте-ка, товарищи ученые, выгружайте ваш научный хлам, грузите его друг на дружку, и двигаем дальше, к великой цели.

– То есть как двигаем? – не понял Перен. – У нас одного оборудования на полтонны, не считая оружия, припасов…

– Значит, берем самое необходимое, – перебил его майор. – Вы военный человек и должны понимать, что если есть правительственное задание, его надо выполнять любой ценой. Вопросы?

Перен хотел что-то ответить, но внезапно с одной из вышек, которые были еще довольно хорошо видны, раздался голос, усиленный мегафоном:

– Произошло чрезвычайное происшествие. Группе ученых приказано немедленно вернуться обратно за линию кордона. Повторяю. Произошло чрезвычайное происшествие…

– Что за черт? – вызверился Ран, и без того раздраженный поломкой бронетранспортера. – Какое там у них происшествие? Самогон закончился или комбат спьяну башкой об унитаз хренакнулся?

Он схватился за рацию, висящую у него на плече.

– Первый, первый, я второй. Какого лешего у вас там происходит? Прием.

Однако в рации кроме отчаянного треска помех больше ничего слышно не было.

– Нормальная тема, – произнес Богдан. – Где ж это видано, чтоб в Зоне обычные армейские рации работали? Тут только спецсвязь более-менее тащит, и то от случая к случаю.

– А раньше нельзя было сказать? – вызверился на него майор.

– Так ты ж сам сказал не путаться под ногами, – пожал плечами сталкер.

Однако Ран не желал так просто признавать свое поражение и, багрово покраснев лицом, продолжал вновь вызывать «первого»…

…А в это время в караульном помещении командир роты охраны разговаривал с кем-то по черному карболитовому телефону без диска для набора номера. Причем беседуя, офицер почему-то стоял по стойке «смирно». Он только что доложил о происшествии в ПМП со слов капитана Северова и теперь отвечал на звучащие из трубки вопросы голосом провинившегося третьеклассника, вызванного к директору школы.

– Так точно, уничтожен, сожжен дотла. После сожжения активности не обнаружено. Есть прожечь еще раз и закопать всё, что останется. Так точно, ученые уже выехали. Как далеко? Секунду, пожалуйста… Иванов, как далеко БТР отъехал от кордона? С полкилометра? Докладывают, что с полкилометра, товарищ генерал. Да где-то минут пятнадцать-двадцать как. Застряли, машину чинят. Да БТР, похоже, заглох, и связь с ними пропала, но группа в зоне видимости. Я дал приказ их вернуть… Простите, что? Как же так… Есть выполнять!

Комроты медленно положил трубку на рычаги и повернулся к командирам взводов, находящихся в караулке и замершим в ожидании результатов разговора.

– В связи с проникновением зараженного на Большую землю мной получен от высшего командования прямой приказ уничтожить группу ученых, – деревянным голосом проговорил командир роты. – Наверху считают, что они уже могли подхватить заразу в Зоне, и не хотят рисковать.

– Эх ты, а ведь правда, – протянул один из взводных. – Вернутся – и всё, трындец человечеству. Я Северова знаю, он брехать не будет.

– Может, с комбатом связаться, – предложил второй. – А то как-то не доложив, через его голову…

– Отставить разговоры, – резко бросил комроты. – Это прямое распоряжение генерала Прокопенко. Выполнять! И пошли все вон отсюда к чертовой матери!

Когда взводные вышли, офицер подошел к личному сейфу, стоящему в углу караульного помещения, отпер его, достал оттуда бутылку водки и граненый стакан, который наполнил до краев. Взгляд командира роты уперся в стену, словно он мог через нее видеть тех, кого только что приказал расстрелять.

– Простите, ребята, – прошептал он. – Это приказ.

И опрокинул в себя обжигающее содержимое стакана.