Текст книги "Полдень сегодняшней ночи"

Сражение за Москву-2. Успех у ваганьковского моста

18 июня, раннее утро накануне беспокоя

…глазами птицы, парящей над Москвой, например, орла или немного меньше

Второй раунд сражения за российскую столицу принес обеим сторонам некоторое удовлетворение. Бойков и Февда стремились решить разные задачи. Первый собирался выбить как можно больше нечистой силы со вверенной ему территории. Второй искренней желал прорваться сквозь заслон дружинников к заветной книжице. К полудню оба могли похвалить себя: поставленные задачи были почти решены.

У Зеленого Колокольчика оставалось еще немало бойцов. Во взводе Мохнача – 11 боеединиц, считая командира, да 47 бесей с Мортяном во главе. «Ударники» израсходовались все, тут уж ничего не поделаешь. Повариха и Песья Глотка отправке в расход не подлежали, кроме, разумеется, последней крайности. Их Пятидесятый держал при своей особе, оставив эльфийку в адъютантской должности, а Песью Глотку возведя в начальники штаба – благо, командовать тому было уже нечем.

У Бойкова остались в строю все витязи и семнадцать дружинников. Правда, прихварывала Машенька. Зато он сам полностью восстановился.

Еще вчера беси жгли костерки у южной окраины Москвы, никем уже, впрочем, не охраняемой. Воевода отвел дружину к Новодевичьему монастырю и там расположился на ночлег. Ночью его неприятель вступил на территорию российской столицы и встал совсем недалеко – у станции метро «Юго-Западная». Наутро Бойков принял заградительную стратегию. Птица, с непонятными намерениями парящая над городком МГУ, новым цирком и строениями Новодевичья монастыря, заметила бы с высоты, как расходятся четыре группки дружинников. Петрович и четыре бойца отправились на двух машинах в сторону Крылатского моста. Весь Божий день до самого вечера курсировала они по Рублевскому шоссе от излучины Москвы-реки до Кольцевой автодороги. Драться этой группе так и не пришлось. Зато с высоты птичьего полета она была бы видна очень хорошо: две крыши и два капота двух новеньких штатных «Жигулей». Вторая группа – Машенька и еще четыре дружинника – патрулировала маршрут от Метромоста до станции метро Кунцевская. Птица удивилась бы их необыкновенной прыти: группа ухитрялась не попадать в пробки, нарушая все мыслимые правила дорожного движения. Воевода понимал, что такие оживленные места, как Ленинский проспект, Фрунзенская набережная и центр ему контролировать не удастся. Силенок маловато. Поэтому группа Мечникова (он сам и еще четверо) перекрыла участок от станции метро «Баррикадная» до Шелепихинского моста. Если Февда все-таки двинется через центр, они будут знать и поспеют вовремя.

Бойков прикрыл западные районы Москвы, исходя из простейшей логики. Во-первых, ему не хватало людей, чтобы перегородить подвижными постами весь город. Во-вторых, если выбирать, с какой стороны Февда двинется обходить Кремль – с запада или с востока, – то опаснее запад, поскольку барбосы Пятидесятого устроили себе временную базу именно там.

Однако птица прекрасно видела, как последняя, четвертая группа – пять человек с самим воеводой – поехала к трем вокзалам. Из этого даже самая нехитрая птица, несомненно, сделала бы вывод: кое-кто все-таки отправился «держать» восточную часть столицы. Если неприятель вознамерится пройти там, презрев прежнюю свою логику и пустившись на хитрости, будет кому преградить ему путь и продержаться до подхода всех остальных.

Итак, восемь автомобилей с дружинниками и витязями караулили бесячью попытку прорыва, рассыпавшись по городу.

Нечто исключительно важное для тактики предстоящих боев было начисто скрыто от птичьего взора. В каждой из машин по рукам ходил маленький экранчик. Все дозорные поочередно глазели на него минут по 10–15, пока не устанут глаза. На экранчике высвечивалась плоть московских жилых массивов, перечеркнутая шрамами железных дорог. Боевые подразделения нечистой силы должны были проявиться на экранчике сыпью из светящихся звездочек.

Если Бойков испытывал недостаток в живой силе вообще, то Зеленый колокольчик остро нуждался в опытных младших командирах. И как ни крути, в его распоряжении был всего один такой. Мортян. Не считать же опытным младшим командиром службиста, а прежде пошлого бандита Песью Глотку… Поэтому как раз в тот момент, когда наша замечательная птичка летала над Новодевичьим монастырем, другая замечательная птичка из рода бескорыстных наблюдателей, паря над улицей 26-ти бакинских комиссаров, могла бы заметить две престранные фигуры. Некий сумасшедший в зеленом трико приобнимал за плечо другого душевнобольного – плечистого коротышку с огромным париком и валенками на ногах. Это в июне-то месяце! Впрочем, Москва покровительствует сумасшедшим всех сортов. Им тут живется вольготно. Так вот, престраннейшие типы вышагивали по улице взад-вперед, зеленый оживленно растолковывал нечто своему собеседнику, а тот больше кивал, соглашаясь, видимо, с речами знакомого, или кто он там.

Если бы наблюдательная птица, как бы летавшая над проспектом Вернадского и улицей 26-ти бакинских комиссаров, умела прислушиваться, она бы услышала немало военно-стратегических секретов. Вот хотя бы этот отрывок:

– …хоть ты, милейший… как это по-французски? облажался два раза подряд. Но если сегодня выполнишь задачу как следует, сержант, все прежние промахи будут забыты. Помилуй бесе! Простейшая задача. Всего-навсего отвлечь их на себя, занять их внимание…

Коротышка тряс головой с полным пониманием, хмурил брови с полной готовностью к действию, кивал с очевидным желанием немедля приступить к исполнению. Спутник отчего-то не доверял ему вполне…

Чуть погодя зеленый вывел откуда-то из подвала десятка полтора страшилищ самого уродственного вида. Их как будто специально вырастили для использования в тренингах по воспитанию ксенофобии. Особенно выделялись в их славной кампании человеко-медведь ослепительно-белого окраса с огромным кистенем в лапах, а также человеко-пес, чело которого украшала свежеотобранная фуражка с милицейской кокардой.

Тут бы нашей пичуге, не таясь, выбрать наблюдательным пунктом проезжающий мимо рейсовый автобус. Вышел бы прекрасный наблюдательный пункт. Допустим, она так и сделала. Так вот, нормальный рейсовый автобус при типичнейшей гармошке посередине, а также некой круглой конструкции, лишенной народного названия, но очень примечательной: именно из-за нее у автобусного хвоста «занос – 1 метр». Как это и свойственно нормальным рейсовым автобусам, наблюдаемый экземпляр пришвартовался у очередной гавани, сыпанул пассажирским грузом наружу и принял на борт очередную порцию разумного мяса. На остановке его уже ожидали страшилища, нимало не стеснявшиеся своего брутального вида.

Птице-наблюдателю, буде она там, а не где-нибудь еще, представилась бы странная картина: пассажиры и пассажирки поочередно вылетали из автобуса, не умея преодолеть необыкновенное ускорение, приданное им откуда-то из автобусного чрева. Несколько задержался водитель. Надо полагать, у него возникли серьезные аргументы против перспективы быть ускоренным. Выслушав позицию противной стороны, гости Москвы отправили водителя в полет прямо через крепчайший экран ветрового стекла. Милая птичка, а также толпа несколько удивленных пассажиров имели шанс на протяжении десятка секунд наслаждаться визгом и хихиканьем озорных ускорителей. Потом автобус, по обыкновению, фукнул, свел створки дверей, выбрал якорь и показал остановке корму… Пассажиры немедленно принялись обсуждать, кто из них и как именно наподдал молодым мерзавцам.

Теперь нашей птичке самое время вспорхнуть и полетать над одним двором по соседству. Там выстроилось с полсотни откровенных бесей. Местные жители, оказавшиеся в сей час не в школе и не на работе, а дома, позакрывали-позашторивали окна, чтобы не видеть откровенных бесей (белая горячка?) и не слышать их бесшабашного гвалта. Коротышка появился перед строем и обратился ко всем прочим на диковинном эсперанто. Наша, московская птица, во всяком случае, таким языкам не обучена. Если бы она знала диковинный эсперанто коротышки, речь его предстала бы перед нею во всем наивном очаровании первобытной силы:

– Отбросы! – в ласковом, почти миролюбивом тоне обратился коротышка к строю сотоварищей. – Сегодня отдыхаем. Работенка – фуфло… Другое дело, этот херувим подколодный, эта крыса штабная следит за нами в оба. Если хоть один безмозглый упырь будет волынить сегодня, влетит кому? А, военные? Не слышу? Правильно, влетит мне, кособрюхие твари. Мне, лично мне, сержанту Мортяну влетит из-за какого-нибудь мелкого шкодника! Как это вам, а, военные? Да я ночей спать не буду, но найду, как ему, шкоднику мелкому, задницу вывернуть наизнанку побольнее. Вы знаете меня, упырье семя! Поберегите задницы.

Сержант Мортян и наблюдательная птаха в одно и то же мгновение заметили, как в первом ряду щербатый бес Душман заухмылялся самым наглым образом. Младший командир не стал чикаться, подошел вплотную к Душману и вмиг объяснил ему промеж рогов всю глубокую неуместность наглого ухмыляния. Мы в армии или кто, а, военные? Боевая мы чистая сила или какого беса?

Повинуясь ругательски ругательным командам сержанта, небольшой отрядец бесей, бойцов с дюжину или около того, покинул общий строй, разобрал в подвале оружие и отправился к Метромосту в кузове армейского грузовика. Поколебавшись, кого назначить старшим над этой дюжиной, Мортян ткнул когтем в тощего Питера. Во-первых, командира должно бояться больше, чем врага, а этого херувима подколодного будут бояться все его мелкие кособрюхи. В бою на дубинках он три раза выходил первым во всем боевом квадрате. Во-вторых, командир должен выделяться из общей кучи бойцов. Питер выделялся. Даже очень. На башке его бесенячьей красовалась бандана с дырками для рогов, а поверх банданы – тюбетейка. Вместо парика. Чем не командир!

Прочим же сержант сообщил программу действий на ближайшее время:

– Ну, отбросы, разобрали барахло, живо, и за мной. Бегом!

Вот бы пернатой твари, обозревающей все эти военные приготовления, глаза особого устройства: чтобы можно было заглядывать под череп наблюдаемым персонам и угадывать тамошние мысли. Птичка бы моментально осознала всю искренность мортяновых речей (да, еще бы ее следовало обучать позднепреисподнему бесенячьему говору). Сержант, коренной житель провинции Гнилопят в семнадцатом поколении, как и все средние гнилопятцы, отличался деревенским здравомыслием. А здравомыслие подсказывало ему: когда неприятностей больше одной, надо занять в пространстве точку, которая была бы максимально удалена ото всех наличествующих неприятностей. Он, конечно, не думал такими длинными периодами и в такой прямой последовательности. Искомую точку в пространстве сержант чувствовал как ничто другое. Какой-то потаенный инстинкт совершенно точно выводил его на искомую позицию. Сильнее, пожалуй, был только одна сторона его интуиции. А именно та, что выводила прямиком на пиво… Так вот, Мортян отнюдь не рвался подставить собственное брюхо под Лезвие конопатой девки. Да и ребят напрасно класть – не резон. Но против полковничьей команды он также идти бы не рискнул. Какая выходила ему командирская стратегия? А такая: не воюй мало, не воюй много, а воюй умеренно…

* * *

…глазами младшего витязя Павла Мечникова

– Есть! Вот они.

– Не показалось часом? Ваське на улице Розанова показалось…

«Тормози-ка и смотри сам!» – хотелось ответить Мечникову. Несколько дней назад он бы и сказал что-нибудь в этом роде. Но на Бойкова глядя, кое-чему учишься. Павел произнес другое и в другом тоне:

– Тормози и буди Василия. Живее!

Пока тот дружинник, который был за рулем, тормошил того, который дремал на заднем сидении, господин младший витязь подошел ко вторым «Жигулям».

– Разворачиваетесь к платформе «Беговая» и перекрываете ее. Перед вами будет отряд в две дюжины бесов. Ваше дело – удержать их и уцелеть при этом. Связь поддерживать постоянно. Боря, посмотри на экранчик. Видишь их?

– Так точно.

На экранчике две белые точки показывали машины дружинников – в том месте, где Хорошевское шоссе заканчивается развилкой: в одну сторону улица Беговая, а в другую Ваганьковский мост. Под мостом – целая шеренга железндорожных путей Белорусского направления, там и сям разбросаны неуютные домики путейцев, за путями – еще пара домиков и смиренномудрое Ваганьковское кладбище, а чуть в сторону – платформа «Беговая». Место для удара неожиданное и очень неудобное для нечистой силы: бесям шагать по освященной кладбищенской земле ничуть не лучше, чем по горячей сковородке… Павел потому и патрулировал здесь в последнюю очередь. А беси не стали калечить копыта, кладбище они обошли, как-то просочились мимо него. Ай да беси! Хитры, смекалисты. И теперь две дюжины красных точек обосновались в домиках за путями, а еще две уже почти добрались до «Беговой». Противник растягивал силы и без того маленькой группы Мечникова…

– Задача ясна? – два дружинника закивали, забормотали, да мол, ясна. – Тогда выполняйте!

Случилась очень крупная неприятность, которую не сумел предугадать Бойков и которой даже помечтать-то не мог Зеленый Колокольчик. Основные силы «особой экспедиционной группы» встретили перед собой не воеводу с Петровичем и полутора десятками дружинников, а дозор младшего витязя Павла Мечникова из пяти бойцов, считая его самого. Мортян со своими бесями превосходил эту группку по силе в десять раз… Стратегия Бойкова была проста: один дозор, отступая, сдерживает бесей там, где они попытаются прорвать заслон; другие дозоры должны будут поспешить на помощь. Воевода не рассчитывал на удар самыми большими силами по самой слабой группе в самом безопасном месте. И еще он не знал, что на просьбу о подкреплении ответит Мечникову: «Нет возможности. Ведем бой в районе Таганки». И, кстати, точно так же ответила Машенька: «Ведем бой у станции метро „Университет“». Петровича отделяли от точки прорыва как минимум полчаса езды…

* * *

…глазами младшего витязя Машеньки

Иногда жизнь складывается так, что шишки падают на голову неправдоподобно густо. Думаешь: ну все, за последние сутки упало уже сорок две, сорок третьей падать просто некуда – на голове ровного места не осталось… Да и несправедливо как-то! Все мне, мне и мне, ни одной мимо, каждая – прямехонько в цель. Жизнь же, вроде бы, обязывалась быть полосатой: за темной полосой должна идти светлая… Ах да, никто не проинформировал эту самую жизнь, когда именно следует закончить темную полосу – сейчас, через год или за десять минут до конца лично моей биографии. Что ж такое! Это что ж такое! Господи, за что ты меня так? Или все-таки закончилось и продолжения не будет? Бум! Сорок третья упала…

«Ход конем» назывался бар, у окна которого стояла Машенька, печально вздыхая и пытаясь откорректировать позицию стрелков. Тот, что залег на крыше нового цирка, видимо, поставлен идеально. Проспект Вернадского у него как на ладони. Пулеметчик рядом с ней – печальная необходимость: с больной рукой она не чувствовала себя уверенно. Снайпер на одном из верхних ярусов Главного здания МГУ – лучше не придумаешь. А вот парень, которого она спрятала на чердаке здания напротив, вызывал опасение. Во-первых, он слишком редко поражал цель из своей основной боевой машинки – гранатомета. Во-вторых, оттуда, сверху, он сможет поливать огнем все что угодно на маленьком приметрошном рыночке, но слева ему сужали сектор обстрела угловой дом, какие-то деревца. Она поколебалась: переместить его или нет? Казалось бы да, да, надо поставить внизу… Но госпожа младший витязь этого делать не стала. Не то чтобы ей подсказывала необыкновенную решимость интуиция. Интуиция безбожно врет в девяти случаях из десяти; худо, что помнят как правило десятый случай… Просто они могли обойти позицию дружинников слева, по дворам и через Ломоносовский проспект. Тогда крыша дома № 23 окажется единственной точкой откуда их можно как следует достать.

…Первая шишка за последние дни – отнюдь не та, когда Петрович вынул из ее постели Геракла. А вот почему она сумела грехопасть с этаким дегенератом, непонятно. Да и просто плохо. Глупо, грязно, непростительная слабость… Одним словом, первая шишка. Полбеды, что дружина покуда отступает – ничего, из окопов танки жечь сподручнее… Полбеды, что ее рука годится только в экспонаты на выставке бесполезных вещей. Полбеды, что у них с Пашкой было всего несколько часов… Господи, какое счастье, неужели я достойна такого подарка? Господи, спасибо тебе! Что он там, как он там, ему теперь обязательно следует выжить. Господи, дай ему выжить! Только-только я начала отмокать… А то ведь была как дерево. Господи, пусть его не выбьют… Ты же всемогущий, сделай это для меня! Полбеды, что не с Гераклом, ни с Пашкой она не венчана, а уже вступила… в галантное знакомство. Хотя, конечно, грех велик и замаливать придется ой как долго… И венчаться. Конечно, венчаться. Сейчас же, как только этот переполох пойдет на убыль. Так вот: истинная беда – сколько же, прах-распротрах, ждать-то окончания нынешней лабуды? Сколь еще? День? Неделю? Месяц? Опять двадцать пять: война на дворе – любовь подождет? Вот она, где беда-то! Чисто нереальный примитив, как нынче говорит рафинированная молодежь.

Га-ах! Ларек на противоположной стороне распустился дымным цветком. Га-ах! Рядышком разлетелся угол рыночной харчевни. Кого там поражал ее гранатометчик? Га-ах! В доме напротив зазвенели выбитые стекла. И сразу – тах! тах! снайпер с крыши цирка тоже ударил куда-то, бог весть куда. То место, куда лупил с чердака счастливо оставленный там гранатометчик, было закрыто от нее ларьками, торговыми рядами, выходом из метро…

Тут ее вызвал по рации Пашка. Жив, счастье мое! Что у тебя? Сколько? О! О! Свяжись с Бойковым. Извини, солнышко, прости меня, я не могу. Мы тут ведем бой у станции метро «Университет». И он ей: ладно, мол, не волнуйся, разберемся как-нибудь сами.

Как тут не волноваться!

Га-ах! С рыночка разбегались торговцы из числа самых ранних пташек.

Она посмотрела на экранчик. Проход между домом № 23 и рыночную площадь занимали раз… два… семь… тринадцать красных меток. Две добрались уже до трамвайных путей у самого Ломоносовского проспекта. Это должно простреливаться, это должно быть видно… Га-ах! При таком темпе у него скоро кончатся заряды. Машенька взяла бинокль. Точно! Прямо у самых рельсов два беса перекатываясь, подпрыгивая, всячески сбивая снайперам прицел, пытались снять того, на чердаке, из арбалетов.

Га-ах!

Она навела Лезвие. Посмотрела, что там на дальномере… Очень хорошо. Установила достаточную для выстрела интенсивность и провела короткую кривую линию. Оба стрелка мешками попадали на брусчатку. Вернее, уже не стрелки, а туловище с ногами и руками, пара ног, туловище с головой, но без ног, голова без туловища… И два арбалета, разумеется.

Метки на экране потекли назад, под защиту ларечного хаоса. Там у них один-единственный противник, гранатометчик.

Кстати, гранатометчик: га-ах! Судя по ошметкам, поднял на воздух какой-то мусорный контейнер. Впрочем, издалека не видно. Машенька велела пулеметчику попугать бесей, попрятавшихся между ларьков. Сама встала у него вторым номером. Ой-ой! До чего же довел ее руку этот мерзкий бесишка!

Страшно представить себе, что делает с картонными стенами рыночных строений огневой удар из ДШКМ’а с дистанции в несколько десятков метров. Крупный все-таки колибр. Все это месиво прошивает как папиросную бумагу. Машенька забеспокоилась, как бы не выбить кого-нибудь из гражданских, из тех, кто живет на первом этаже дома № 23 и сейчас распластался на паркете, не смея поднять головы…

Га-ах! Красные метки явственно рванули наутек.

Впоследствии милиция квалифицированно определит: разборка между мафиозными группировками. Солнцевские и Коптевские. Или Саратовские и Сергеевские. Или что-то в этом роде.

После боя они нашли всего одно беса, порванного в клочья прямым попаданием из гранатомета. Не считая, конечно, тех двух страдальцев на трамвайных путях. От рыночка осталась каша из пластика, фанеры, стекла и картона. А поразили они там только одного беса. Единственного. Обгорелые клочья и тюбетейка рядом. «Гримасы рыночной экономики» – так называлась статья об университетском инциденте в газете «Звон свободного слова».

И, кстати, снайпер на крыше цирка получил арбалетный болт в голову. На таком расстоянии… Удивительно.

Госпожа младший витязь хотела было связаться с Мечниковым. У того молчала рация. Отключил, чтобы не отвлекаться, или? Господи! Двенадцать минут она беспрерывно вызывала его. Потом он сам связался и сказал:

– Машенька! У меня…

* * *

…опять глазами младшего витязя Павла Мечникова

Хорошевское шоссе отделял от железнодорожных линий высокий забор из бетонных столбов и деревянных штакетин. Одна из них с треском раскололась перед самым носом у Мечникова. Господин младший витязь глянул в бинокль. Там, за путями, в окне железнодорожного домика курился дымок… В ту же секунду дымом окуталось второе окно – по соседству. Дружинник, стоявший рядом, вскрикнул и… подпрыгнул что ли? Нет, не подпрыгнул – просто сила, с которой пуля ударила его в грудь, была столь большой, что дружинника на мгновение оторвало от земли. Знаком Павел приказал второму: давай мол, прячься за бетонный столб. Приказал бы раньше, этот убиенный был бы еще жив. Мечников опустился на корточки рядом с телом. Нет, никакая реанимация не поможет – мертвее мертвого. Огромная рваная рана, ребра торчат наружу… мертвее мертвого, иначе не скажешь. Он рванул ворот и снял смертный медальон: на всякий случай, если тело некому будет вытащить…

Тут его обсыпало каменной крошкой. Да что за…! Средневековый колибр какой-то, пульки на слона. Посмотрел туда сторону в прицел Лезвия. А! Вот оно что! Какие-то старинные ружья в полтора человеческих роста длиной.

…У самого уха прожужжал шмель с детский кулачок размером. Мечников прицелился как следует. Далековато, далековато, может не достать… но попробовать стоит. Когда один из стрелков склонился над своей маленькой бомбардой (или пищалью?), Павел плавно нажал спуск. Оконный проем наискось прочертила маленькая молния. Оказалось, – ничего, не так уж далеко. Стрелок подпрыгнул, закрыл морду когтистыми лапами, бросил ружье или что у них там. Второй номер все пытался сбить с его головы пламя. Другую пару стрелков тамошний командир моментально убрал куда-то вглубь, назад, умный, гад, бережет своих.

На экранчике видно было какое-то беспорядочное движение красных меток. Что-то они активничали на той стороне, видно, готовилась атака. Потом замерли. Чего-то ждут. Чего?

В это время на платформе «Беговая» началась беспорядочная пальба, граждане ожидающие подняли крик, защелкали милицейские пистолеты, грохнул залп из двух гранатометов… На той стороне, где «в Москву», закрепились беси, отсюда не видно, но, по всей видимости, визжали, носились по платформе, стреляли из арбалетов. На той стороне, где «из Москвы», два дружинника орудовали гранатометами против бесей и одновременно пугали револьверными выстрелами некстати появившийся патруль… Еще живы, значит.

…А! Вот чего они ждали! Медлительное тело электрички подползало к «Беговой». На полминуты или, может быть, меньше, оно закрыло пути. Сейчас же экранчик показал быстрое движение красных меток на эту сторону. Знали, черти, не станет витязь резать состав, переполненный людьми, хотя и хватало Лезвию мощности на такую операцию… Чуть в стороне плотная кучка из девяти меток – впритык друг к другу – буквально полетела через пути. Нет, не в стороне, по мосту, по мосту!

Мечников стремглав кинулся назад, туда, где Хорошевка плавно перетекала в Ваганьковский мост. Ба-атюшки светы! От такого зрелища на какую-то долю секунды Мечников оторопел. Прямо на него летела черная «Волга», битком набитая бесями, да еще с открытыми дверцами, так что четверка бесов выглядывала из салона по самое… то самое, держалась лапами за ручки, привешенные над дверцами изнутри, а другими лапами, теми, которые оставались свободными, выделывала в воздухе лихие коленца, махала шашками, топорами и кистенями… Господи Иисусе! Смешно и страшно. Огромный ЗИЛилище от ужаса прижался к обочине и сделался тих. Мечников аккурат надвое располовинил черную «Волгу», грохнул взрыв, пламя дыхнуло ему в лицо, кусок ветрового стекла чувствительно ударил в плечо. Когда дым рассеялся, господин младший витязь увидел бесячью голову средних размеров, медленно катившуюся по асфальту прямо к его ногам… Увольте! Он отошел в сторону, пропустив живой метеорит.

Что-то там еще шевелилось, ползало, силилось кинуть в него топором… Мечников прошелся Лезвием издалека по всему движущемуся и недвижущемуся. Так погибли все девять бесей.

Между тем, внизу, под мостом, было худо. Матерый бесище развалил участок забора и принялся избивать огромной суковатой дубиной второго дружинника. Тот выронил снайперскую винтовку, распростерся на асфальте и уже не подавал признаков жизни. К бесу спешил еще с десяток помощников… И, видимо, те двое на «Беговой» тоже превратились в трупы: уже не слышно было грохота гранатометных залпов, а на экранчике две белые метки застыли неподалеку одна от другой. Красные точки текли мимо них, в подземный переход, там где метро и выход на Хорошевку. Впрочем, не все. Две из них тоже не двигались. Два-два, значит…

Павлу следовало либо очень быстро действовать, либо очень быстро бежать. В противном случае, земное его бытие могло истечь через минуту или две. Он попробовал первое. Выбрал позицию поудобнее, прицелился и разделил беса у забора на две независимые державы, прожившие хоть и совсем недолго, зато абсолютно самостоятельно. Потом принялся перерезать набежавших товарищей покойного. Те, что поглупее, бросились врассыпную и погибли. Те, что поумнее, спрятались за опорой моста. Умных оказалось то ли два, то ли три, издалека не разберешь.

Атака в лоб захлебнулась.

Десятка два бесей выскочили из подземного перехода и понеслись было в сторону Мечникова огромными скачками. Вновь заработало Лезвие… Каким-то чудовищным инстинктом, приобретенным за многие столетия и тысячелетия войны, беси моментально учуяли: добегут до цели немногие, – и вмиг попрятались по щелям, как клопы. Только что были, – и нету их. Два, правда оказались слишком неповоротливыми. Для них война закончилась.

Ссссссссс! Прямо над головой пролетел арбалетный болт. И еще. «Умники» стреляли из-за опоры. Павел припугнул их Лезвием. Тогда зашевелился отряд у подземного перехода. Припугнул и этих. Сссссссссс! Мечников метался на открытом месте, пытаясь найти укрытие. Еще пять минут, максимум десять, потом они начнут обходить его, подловят на какой-нибудь ошибочке и прикончат. Он жив, пока не устал танцевать под стрелами…

Все неожиданно кончилось.

Нападающие быстро ретировались, потеряв в спешке еще одного бойца. На помощь Павлу подъезжали машины Симонова. Тот, кто двигал черные фигуры на этой шахматной доске, не принял боя. Бесячьи метки быстро собрались в несколько кучек у кладбищенской стены (надо полагать, сели в машины) и потекли в сторону Шмитовского проезда, а потом все дальше, дальше, дальше… Дело кончено.

Никто из мечниковских дружинников не выжил. Они все были, как тот, первый, – мертвее мертвого. Из окна дома за путями свисала бесячья туша. В секунды, когда Мечников прямо вышел под выстрел, разбираясь с «Волгой» на мосту, у дружинника-снайпера, наверное, был выбор: подстрелить беса, который впоследствии добрался до него самого и убил, или подстрелить пищальника, выцеливавшего Павла… Кто знает, было ли у снайпера время на второй выстрел. Кажется, нет. Сомнительно, во всяком случае.

В общем, хороший выбор сделал мужчина…

Господин младший витязь никогда не курил. А тут попросил у кого-то из людей Петровича сигарету, бухнулся на траву, поднес огонек… ба! С фильтра прикуривает, как тот парень после боя за Вепревский мост. Болезнь что ли такая, профессиональная? Только тут он до конца осознал, что жив и цел. Сейчас же господина младшего витязя пробрало крупной дрожью.

А она там… как она? Рация… где? Да тем же самым куском ветрового стекла попортило, не работает. Занял чужую, вызвал второй отряд.

Ее голос!

– Машенька! У меня есть замечательная идея. Давай поженимся. А то ведь можем и не успеть. Кстати, ты цела?

– Я люблю тебя.

* * *

…опять глазами наблюдательной птички

…уже третье здание. Дом на Таганской площади с магазином «Нумизмат» на первом этаже превратился в каменный смерч и обрушился грохочущей лавиной. Весь Гончарный проезд до самой набережной лежал в руинах. Там и сям валялись перевернутые машины – как жуки лапками к верху. Между кирпично-арматурными кряжами стояла тонкая зеленоватая мгла…

Любознательная птаха не успела к началу представления. Бой продолжался вот уже час. Впрочем, пока без потерь. Бойков уступил Февде Большой Краснохолмский мост, жалея ни в чем не повинных москвичей. Там что ни выстрел – все по гражданским. С тремя дружинниками он укрепился на Гончарной улице. Щит воеводы исправно оберегал его самого со всеми подчиненными от каменных смерчей, живого огня, железных птиц, едкого тумана и прочих забав полковника. Дружинники тревожили неприятеля пальбой, противник постреливал из развалин.

С высоты птичьего полета было очень хорошо видно: отряд Зеленого Колокольчика попал в сложное положение. Сама местность не благоприятствовала атакующим. Даже самая неначитанная птица знает, что у нечистой силы любая церковь шагов за сто вызывает рвотные позывы, а за пятьдесят может и жизни лишить кое-кого. Между тем, позицию дружинников сзади поддерживал Успенский храм. Попытайся Февда проскочить мимо них и продвинуться к северу по Радищевской улице, ему загородил бы путь Никольский храм. Большую Коммунистическую улицу надежно перекрывал храм Святого Мартина. А Марксистская, Таганская, Земляной вал и Большой Дровяной переулок вчистую заперла колоссальная пробка. Тут разве что на вертолете… Зеленый Колокольчик мог идти в обход либо по Воронцовской улице, либо по Большим Каменщикам. Причем во втором случае – только до Новоспасского монастыря и церкви Сорока мучеников; отсюда все равно пришлось бы поворачивать к Воронцовской. И так и этак Бойков оказывался у него за спиной. Очень плохо. И разумеется, очень хорошо для воеводы.

Или пробиться к станции метро «Таганская» и оставить дружинников с носом? Оно, конечно, хорошо бы, да только выйдет форменный конфуз, когда подземное начальство остановит состав ровнехонько между двумя станциями «до выяснения». Дружинники запрут оба выхода из огромной бутылки и… Так было в 1977-м, 1979-м и 1990-м. Наверное, хватит.